Тёмные улицы

Сайра Вервольф

Какие секреты таят в себе закоулки и маленькие улочки, сокрытые в тенях больших домов? Какие странные люди и не совсем люди живут там? Как складываются судьбы тех, кто живёт не по правилам звериной стаи, а по совести? Что будет, если в одном городе сойдутся пути представителей крылатых – мечтателей и романтиков, нелюдей, которые жили тут ещё в те времена, когда люди только с деревьев слезли, и людей, которые не могут спокойно смотреть на тот беспредел что происходит вокруг?

Змей

Змей.

Ты помнишь как сложно бывает порой

шагнуть за порог и крылья раскрыть?

Как трудно мечтать, пряча дикую боль?

И сложно друзей погибших забыть?

Ты помнишь как нас за грехи убивали,

клеймили безумцами, вешали, жгли?

Как от безнадёжности ночами орали?

И крылья сломав, по грязи всё ж ползли?

Ты помнишь как мы поднимались с колен

и взяв в руки меч, шли и дрались за честь?

Как ловили руками удары вдоль вен

и прочь отвергали мысли про месть?

Ты помнишь как наших родных убивали?

Детей как сжигали у нас на глазах?

Как мы от бессилия с тобою орали.

И ярость ломала зажимы в пазах.

Ты помнишь как на спине пробивались

от ярости крылья и ввысь нас несли?

И как палачи до безумия боялись

той боли, что мстители им принесли.

Крылья новые дала нам ярость.

Брат мой пламенный, чёрный дракон,

нам с тобою не ведома жалость

к тем, кому не указ и закон.

Но однажды наступит прощенье.

Сбросив плоть и свою чешую,

воспарим вновь на белых мы перьях

и споём миру песню свою⁴.

Змея никто не любит. Разве что его племя, змеиный народ, чьим царём его объявили полсотни лет назад, преклоняется перед ним как перед Богом. Умный, справедливый и… жестокий по отношению к тем, кто нарушает древние и человеческие законы.

В городах он предпочитает передвигаться в людском обличье: красивый, зрелый мужчина спортивного телосложения. Длинные каштановые волосы спадают по плечам на спину. Небрежно накинутая рубашка оголяет гладкую, без единого признака волосатости, рельефную грудь. Мускулистые руки с многочисленными шрамами выглядывают из под завёрнутых рукавов. Конфетка, а не мужчина. А какой от него исходит аромат. Самец, самец всем своим существом. Горячий, необъезженный. И голос под стать: волнующий кровь шёпот, бархатные нотки, навевающие порочные фантазии.

В таком ракурсе на глаза мало кто обращает внимания. Подумаешь, причуда. Ну нравятся мужчине змеиные линзы. Так даже лучше, загадочнее, опаснее.

Массивные перстни, браслеты на руках и ногах, переплетающиеся цепи на шее не прихоть красивого представителя сыновей Адама и Евы. Они призваны сдерживать рвущуюся наружу звериную натуру и природную силу, которые давали о себе знать в присутствии очаровательной особи женского пола и во время голода. Нет, нет, не физического.

Особенно тяжко становилось в «змеиные ночи», как их прозвали в народе. Ночи, когда змеи и наги устраивали брачные игры, выползая из клеток серого города на залитые молочным светом Луны поляны и леса. Ночи, когда нет запретов и всё позволено.

Она резким контрастом выделялась на фоне обычных девушек. Обычных — значит из мира людей.

— Она не пара тебе, Змеиный Царь… — шептали змеи, взывая к разуму своего повелителя. — Она погубит тебя…

— Молчать…

И они умолкли. На время.

Судьба ли так распорядилась или Боги так зло пошутили, но девушка узнала о нём всю правду. Узнала и приняла его мир. В их первую змеиную ночь человеческая дочь наотрез отказалась видеть Змея в людской личине.

— Я хочу увидеть тебя настоящего. Для этого и созданы эти волшебные ночи. Разве я не права?

Права. Тысячу раз права. И Змей не смог отказать той, которой подарил раненое сердце. И он впервые за время своей жизни в городах сам, по доброй воле, снял постылый металл и предстал во всей змеиной красоте: торс мужчины и хвост змеи. Изумрудная чешуя переливалась насыщенными оттенками в свете ночного светила и создавала вокруг нага сияющий ореол. Царские регалии — толстые обручи браслетов с огромными драгоценными камнями красного и зелёного цвета (рубины и изумруды) на хвосте и великолепное золотое ожерелье, покоящееся на груди — поражали своей красотой воображение.

Она не испугалась, не отвернулась. Лишь поморщилась когда тяжесть его тела придавила к влажной траве и мужское копьё, до этого скрытое складками кожи, вошло во влажные глубины пульсирующего лона, наполняя, заполняя матку до предела. Большой и сильный. Первый и последний.

Стройные ноги обвились вокруг мужских бёдер, плавно переходящих в трёхметровый чешуйчатый хвост.

— Глупышка… Почему ты не сказала… что невинна?

— Я думала, ты знаешь. — Лёгкий румянец коснулся щёк девушки.

— Не знал… Я бы не был… так груб… — бархатный шёпот потонул в сладком поцелуе.

— Ты не был грубым, мой Змей.

Это её он найдёт спустя время в грязной подворотне, изнасилованную и с перерезанным горлом. Найдёт случайно, возвращаясь со взрослыми сыновьями от первой жены из гостей, по запаху крови и затихающему пульсу того, кого она носила под сердцем. Она была на седьмом месяце беременности.

Как во сне Змей разрезал острым ножом кожу на животе девушки и вытащил наружу яйцо с прозрачной скорлупой, сквозь которую был виден зародыш ребёнка-нага. Старший из отпрысков снял с плеч плащ и закутал в него будущего брата или сестру. Змею — сыну не нужно было говорить, что делать дальше. Кивнув отцу, он быстрым шагом покинул подворотню, унося яйцо в безопасное, а главное тёплое место.

Младший остался со Змеем ждать приезда полиции.

Память услужливо подлила масла в огонь бушующих чувств змеиного царя: предыдущая жена, змея по крови, тоже умерла. Но умерла, давая жизнь их второму сыну, который сейчас сидел рядом и обнимал отца за плечи.

Правду о Змее не знал никто. Разве что Грай. И то только потому, что совал свой нос куда не следует. Пусть лучше считают его, нелюдя последней тварью и мразью да и вообще скользким типом.

Когда Грая обрядили в смирительную рубашку и запрятали в каменные стены больницы Змей не на шутку испугался. Не за себя, но за своих детей и свой народ. И поступившись своими принципами первый и последний раз пришёл к нему.

— Если ты расскажешь хоть одной душе… умрёшь… Мучительно… и долго.

Змеиные глаза вспыхнули в свете тусклых ламп. Грай понял и запомнил угрозу нага.

***

Амулет на шее Гадеса помнил те времена, когда города как такового ещё не существовало и на месте каменного гиганта простирались топи да болота со всевозможными тварями и гадами ползучими и летающими. Местность от вторжения посторонних с трёх сторон защищал древний могучий лес, чьи ветви-лапы тянулись до небес, защищая живущих в нём от солнечного света. Змеи без страха грелись на поросших мхом камнях, подставляя под горячие лучи холодные спины и бока. Запахи гниющей воды и травы их нисколько не беспокоили. Со временем ко всему привыкаешь.

Да, привыкнуть можно ко всему. Но не к людям. Когда человеческие руки начали разжигать по ночам костры, змеи не паниковали. Мало ли на свете глупцов, желающих раньше времени расстаться с жизнью? Топям и болотам без разницы, чьё тело затягивать в свои мокрые вязкие объятия. Тварям, прячущимся в трясинах, всё одно, будь это тушка животного или заблудившегося путника. Мясо остаётся мясом и под одеждой, и под толстой шкурой. Воды затянут, воды обнимут и даруют покой.

Змеи не волновались и тогда, когда люди брали в руки топоры и пилы и освобождали место для своих непрочных домиков. Негостеприимная земля, тлетворные запахи, комары и прочая мошкара сделают свою неблагодарную работу и прогонят незваных гостей восвояси. Там, где обитают змеи, людям не место. Каждому Создатель отвёл свою зону обитания. Не нужно претендовать на чужое.

Если Царя змей спросят о том, когда же город отвоевал у болот землю для существования, он не сможет ответить. Когда он появился на свет тёмной ночью во время бушевавшей над миром грозы, каменные бездушные клетки-квартиры уже давно сменили деревянные хижины. Город рос не по дням, а по часам. Люди в комбинезонах и масках на лице выжигали землю, высушивали болота, травили ядохимикатами мошкару, не задумываясь над тем, что травят и саму почву, на которой им потом выращивать фрукты и овощи, и воздух, которым они и их дети будут дышать.

Амулет некроманта пережил все эти непростые времена и в день совершеннолетия перекочевал на шею Змея с материнским благословением и отцовским напутствием на дальнейшею жизнь. Они были стары и мудры, его родители. И они уходили в другие земли, в места упокоения, где каждый змей, не способный больше к продолжению рода, проживал остатки подаренных Создателем дней в тишине, подальше от молодняка. Старые уходят, их место занимают более молодые и сильные. Так было всегда и так будет и после них. Колесо жизни крутится неумолимо.

Никто теперь не скажет, какие тайны прятали древние наги, создавая своё творение и надевая его на шею возлюбленным женщинам-змеям. Когда жёны умирали, ожерелье уходило вместе с хозяйками в небытие, сопровождая их в загробной жизни и оберегая от опасностей. И горе тому змею, кто, прельщённый жаждой наживы, оставлял ожерелье себе. Не обретя покой, золотые переплетённые в танце змеи навлекали на владельца всевозможные горести, выпивали Душу его до дна, пока он сам не начинал просить смерти. А если владелец оказывался сильнее, то магия амулета постепенно, по кусочку за раз, превращала его в бездушного монстра. Что, соответственно, и происходило сейчас с Гадесом.

Секрет создания амулета передавался из поколения в поколение, в глухих лесах при свете мертвенно-бледной Луны. Женщины умирали во время родов или после них; попав под колёса проезжающего автомобиля или оказавшись случайной жертвой нападения в городе. Женщины умирали и нуждались в охране в мире мёртвых. И плавилось золото, чтобы в сильных руках мастера явить на свет очередной амулет.

Та, что выдавала себя за Прозерпину, не могла и не хотела знать правду про ожерелье. Какая это скука, копаться в истории безделушки, хоть и золотой. Кому нужно, пусть сами идут в змеиные логова и вынюхивают, выясняют, договариваются. Хладнокровные твари не признают никаких правил кроме тех, что написал их Царь. Что ценно в глазах волков или пауков, то считается пылью и мусором у них.

На это и рассчитывала мадам Легран, вручая в руки фальшивой королеве подземного мира амулет, доставшийся ей с кровью. Воры, нанятые Паучихой, случайно убили жену Повелителя нагов. Девушка ни в какую не желала расставаться с вещью, подаренной возлюбленным Змеем, за что и поплатилась. А вот мадам Легран пережила пару неприятных, наполненных нервотрёпками и страхом, недель. А уж когда Змей переступил порог её салона, Паучиха приготовилась распрощаться с жизнью, решив, что не до конца замела следы и что пронырливый гадёныш пронюхал что к чему. И как же она радовалась, как же смеялась она над судьбой, подарившей ей шанс убить одним выстрелом не одного, а сразу двух врагов: некроманта и Царя. Первого сожрёт изнутри магия ожерелья. Второй свалится под грузом душевной боли, потеряв любимую и ребёнка. Красота, нарисованная алыми красками.

О том, что ребёнок выживет и до определённого времени будет спрятан от всего живого, не будет знать никто, кроме сыновей и родителей Змея, к которым и принесут яйцо, вырезанное из живота умирающей на руках Царя жены. Чем меньше окружающие знают, тем лучше и безопаснее для ребёнка. Интуиция твердила, что так нужно, так правильнее для всех. Ребёнок, пусть даже находясь в чреве матери, сохраняет память о её последних днях и месяцах жизни. А это давало неопровержимые доказательства против преступника, если он, конечно, отыщется. Только бы младенец выжил. Это и стало главной задачей для Змея.

***

В последнее время Змея часто мучили сны. Тяжёлые, вязкие, они засасывали в пучины, где нет света и надежды. Было ли это последствием пережитых кошмаров или отголосками прошлых жизней? К сожалению, ответить на данные вопросы он не имел возможности. События закручивались с пугающей даже его быстротой и не хватало времени, чтобы всё как следует обдумать. А вспоминать о времени, когда он летал, глупо и опасно. Стая сочтёт, что Царь тронулся умом от слишком тесного общения с крылатыми и выберет нового Повелителя. Молодого, глупого и поддающегося чужому влиянию. Тогда развалится всё, что Змей создавал долгие годы. Сплотить молодых и старых, научить взаимодоверию и взаимопомощи, на собственном примере показать, что можно и нужно дружить не только с себе подобными, но и остальными творениями Бога. А главное, не убивать слабых, чтобы освободить их место. Позволить им уйти на покой вслед за стариками и доживать оставшиеся годы так, как хочется им.

А сны подкрадывались, настигали, наступали на пятки. Ломило лопатки и спину от боли несуществующих крыльев. Чёрные, кожистые, кому принадлежали они? И сам же себе ответишь: дракону. Ледяной пот проложит дорожку вдоль позвоночника.

— Точно спятил.

Скребётся и воет глубоко внутри непонятное чувство потери. Не так, совсем не так болело после смерти жён. Сейчас — больнее, жёстче, без наркоза и передышки. Вцепилось и не отпускает. Тянет на дно, трясёт за шкирку и молча требует: «Вспомни!».

Косится в его сторону бабка Абигайль. Безликий при редких встречах сверлит пронизывающим взглядом. Они ждут. Змей нервно одёргивает себя при таких мыслях и затягивается сигаретой. Иногда можно позволить себе слабость и подчиниться табачному змию, отдаться в его плен по собственной воле.

Может и спятил. Но в палату к Граю не тянет попасть. Да и не посоветуешься ни с кем, кому можно довериться и изложить проблему. Так и так, мол. Приходит во снах незнакомец, превращает в огромного дракона и забирает в небо. И воспоминания о той, чужой жизни, что с ними делать? Найти гада, что сломал чёрные крылья, и свернуть ему шею в знак мести? Но не слишком ли дико звучит фраза: «Это тебе за мою прошлую жизнь»?

Сводит с ума, перечёркивает жирным росчерком настоящее и будущее. Терзают обещания, что давал парню из сна. Пугают картины сгорающих в домах людей и детей, распростёртых по земле трупов женщин и стариков. И этот проклятый запах. Запах горелой плоти. Его, Змея, плоти!

Нужно поговорить с Абигайль. А лучше с Безликим. Только бы встретить его. И плевать что скажут остальные. Стая не узнает, а крылатые не разглашают тайн. Засмеять — могут. Но к насмешкам он готов.

***

Мадам Легран. Рисунок неизвестного поклонника на стене сожжённого особняка.

В салоне мадам Легран никогда не зажигали электрический свет и строго следили чтобы солнечные лучи не проникали в помещение через тяжёлые бархатные шторы цвета глубокой чёрной ночи, не знавшей звёзд и не помнившей Луны. Хозяйка, прозванная за глаза Паучихой, не признавала ничего, кроме свечей в канделябрах.

— Здесь главное — атмосфера. Ты только послушай… Свечи… Звучит намного романтичнее всяких там светильников и лампочек вместе взятых.

— Завязывай с романтикой и отвечай на поставленный вопрос.

Змей презрительно скривил губы и отмахнулся от плавающих в полутёмной комнате клубов дыма. Чего он терпеть не мог, так это недосказанности и непонятных намёков. «Иди туда, не зная куда. Принеси то, не зная что». Сказочки для богатых «кошельков», не наделённых умом. Да и зачем ум, когда всё можно купить за звенящую монетку или зелёные хрустящие бумажки? В этом мире можно купить всё, что душе угодно, было бы желание. А средства найдутся или отнимутся у доверчивых простаков.

— Какие мы холодные и злые. Тебя скорпион в хвост укусил или кошка чёрная дорогу перебежала?

Паучиха затянулась сигаретой и лениво откинулась на спинку мягкого кресла, ничем не выдавая удивления от появления Царя нагов в её скромном логове, служившем одновременно местом работы и отдохновения от суеты города. Где жила мадам не знал никто. Тайна эта хранилась столь тщательно, что любого, пытавшегося проникнуть в её глубины, ждало наказание в лице иронично улыбающихся стражей правопорядка, уводящих слишком любопытных экземпляров в «обезьянники» на пару недель. Да ещё и штраф с большим количеством нулей в конце квитанции отбивал всякую охоту к игре в детективов.

— Зачем быть таким серьёзным, Царь?

— Походи с моим проклятием и посмотрим, как у тебя будут обстоять дела с весельем и шутками.

— Не имею ничего против, мой хороший. — Тонкие бледные пальцы с чёрными волосками на костяшках скользнули по красной скатерти стола и схватили руку Змея цепкой хваткой. — Да не дёргайся ты так, — Паучиха сложила губы в подобии улыбки при виде того, как дёрнулся наг от её прикосновения. — Должна же я видеть с чем мне придётся работать?

— Когда-нибудь я тебя убью.

— Мне расценивать это как комплимент или обещание?

— И то и другое. Работай, тварь.

Мадам театрально вздохнула, но предпочла не озвучивать в слух потаённые мысли в отношения Змея. Ещё не время раскрывать карты и бросать их в лицо противника. Игра началась и сейчас очередь мадам выходить на сцену и разыгрывать заранее выученную роль. А мысли? Так читай их сколько пожелаешь. Мадам давно научилась делить их пополам. Сокровенное — спрячь. Неважное — на виду. Спасибо бывшему любовнику, научил на свою голову. Мир его праху.

«Я ещё заставлю тебя поплакать, Царь. Много горьких слёз ты прольёшь, прежде чем догадаешься в чём дело. Но меня ты уже достать не сможешь».

Нить, протянувшаяся от мужчины, поражала воображение. Это сколько ненависти нужно копить в сердце, чтобы так проклясть? Тугая, натянутая до предела, звенящая гитарной струной от прикосновений, сотканная из боли, слёз и душевных страданий. Кого же ты так сильно обидел, Змей? Отвергнутая любовь или рогаты муж?

Ай, какая красота! Аж дух перехватывает от мастерства сотворившего такое. Жаль, не отследить хозяина проклятия. Как бы не бычилась мадам Легран, а силёнок то у неё раз два и обчёлся. Атмосфера, вот что главное. Дай людям красивое имя, покажи пару трюков и они твои с потрохами. Дифирамбы в твою честь, лобызания рук и ног, битьё в грудь: «Она самая сильная!». Что ещё для счастья надо?

Атмосфера. Тысячи раз атмосфера. Когда-нибудь он поймёт. Но не сейчас, не сейчас.

Брошенный украдкой взгляд в сторону Змея подтвердил надежды мадам: купился, купился, гадёныш! Поверил разыгранному спектаклю.

— Чем ты готов расплатиться со мной, Царь?

Надежда, неприкрытая и такая… безумная, отчаянная. Злая и мрачная, острая как осколки битого стекла. Прикоснись и поранишься, истечёшь кровью. Отдашь то, что попросит. И не спросишь зачем, во имя чего? А стоит ли? Наверное, стоит. И нужно и важно.

Призраки прошлого тенями отразились на красивом лице мужчины и застыли в глубине глаз. Паучиха довольно улыбнулась. Вот и всё. Попался в паутину и не выкарабкаешься. Не захочешь выбираться на волю, на свет. Навеки останешься в сетях безвольной жертвой любви.

— И долго мы будем молчать? Моё время — золото.

— Ты… Ты знаешь как помочь? — Не голос. Хрип смертельно раненого зверя. Ну что за восхитительная, будоражащая красота сердечных мук?

— На неправильно поставленные вопросы я не отвечаю.

— Отвечай!

Бледная рука тенью мелькнула в воздухе. Змей не успел шелохнуться как цепкие пальцы сжали горло. Глаза человека, нет, не правильно, глаза паука, фасеточные, чёрные оказались напротив глаз мужчины.

— Не смей повышать на меня голос на моей территории, ящерица безногая, — Гнев, ледяной как сама смерть, разливался в маленькой комнатке. Кто бы мог подумать что Паучиха способна на проявление человеческих чувств? — Мне плевать кто ты там. Здесь ты — такой же, как тысячи других жалких и никчёмных людишек, шныряющих по улицам в поисках надежды. Никто не помешает лишить тебя последних её крупиц. Ты меня понял?

— Да… Прости. — чуть слышно прошептал Змей.

Мадам не поверила в раскаяние нага, но предпочла вернуться на своё место.

— Твоя цена?

— Жизнь за жизнь, Царь. Жизнь за жизнь.

— А по другому…?

— А по другому никак. — Сигаретные клубы дыма зазмеились по комнате, размывая очертания тела Паучихи. — А теперь убирайся и приходи, когда будешь готов платить.

Он ушёл. Хотелось свернуть Паучихе шею, но нельзя. Пока нельзя. Они ещё поговорят по душам и расставят все точки над «и». В данный момент тварь нужна. А что будет в будущем знает один лишь Создатель. Но он молчит. Опять или снова?

Как же больно. Больно и противно до омерзения от собственной слабости. Что с тобой, мадам Легран? Струсила? Пожалела? Вспомнила о былом? Так получай по заслугам. Скули, вой, живи. Но помни. Навеки помни, пока жива.

Не прогнала, не отказала. Помогать тому кого поклялась погубить? Верх мазохизма. Да что Змей о себе возомнил? Почему он смотрит на неё как на ничтожество? Кто дал ему право ТАК смотреть? Что сделала она, чем заслужила такой взгляд? Тем, что родилась нелюдем? А сам то он кто? Ангелочек с белоснежным крыльями? Такая же тварь, только опаснее.

Он, он один во всём виноват. Ненавистный Змей. Из-за него мадам стала такой какая она есть сейчас. Злобная, ненавидящая, презирающая.

— Ты заплатишь. Ты за всё мне заплатишь, высокомерная сволочь… Ублюдок… Ненавижу!

Смех сквозь слёзы. Ненависть вперемешку с безумием. Любовь как желание обладать. Любовь как желание владеть, безраздельно владеть душой и телом. Наслаждаться властью над другим. Сломать и слепить из сломанного послушную куклу. Что может быть лучше такой любви? Повиноваться хозяину, ловить его восхищённые взгляды, слушать каждое слово и поддакивать. Это — настоящая любовь. Как они этого не понимают? Как смеют осуждать?

— Ненавижу!

Кто-то любил тебя, Паучиха? Кто-то мечтал о тебе? По-настоящему, по-человечески? Кто-то открывал навстречу тебе сердце и дарил свои мечты? Нет. Тысячу раз нет. Так почему сейчас вы вините мадам в бессердечии?

Когда весь мир против тебя — ты тоже против мира. Но как же хочется любви и ласки. Почему? За что? Чем она хуже? Идеальное человеческое тело, пробуждающее порочные мысли. Глубокие завораживающие глаза. Да, пришлось приспособиться к гнилому человеческому миру и облачить себя в человеческую личину. Но это стоило того! Все потраченные усилия, ночи без сна дали головокружительный результат.

И всё зря. Любви как не было так и нет. Есть похоть, желание. Но не любовь и даже не нежность. А значит в груди снова будет взрываться новая волна ненависти.

— Ты в ответе за тех кого приручил, Змей. Ты в ответе.

Пробирающий до костей хохот. Жуткий и отвратительный, как и сама мадам Легран. Сколько угодно читай мысли и сверли звериными глазами. Ничего у тебя не выйдет.

— Ты создал чудовище, Змей. Ты его создал.

Примечания

4

Евгений Волконский, стихотворение «Брату»,

https://vk.com/old_time_pages