Хранитель бездны. Фантастическая повесть

Руслан Бедов

Бездна – энергетический портал, находящийся на Земле. Его природа неизвестна. Единственное применение этому явлению – использование выделяемой энергии для своих нужд и войны. Бездна – причина того, что аннаки, борейцы и другие расы облюбовали планету. Некто, познавший в полной мере секрет Бездны, создал ключ – человека, способного управлять порталом. Этот человек – основа замкнутого кольца событий, которое не первое тысячелетие пытаются разорвать колонизаторы Земли…

Глава первая

(Наше время)

Михаил Владимирович сидел в своей обычной позе со скрещенными ногами на холодном полу школьного спортзала. Я неслышно вошел и присел на колченогую скамью у стены, с интересом наблюдая за учителем.

Я посещал его занятия по йоге чуть более года, но только сейчас почему-то вдруг заметил, как он стар. Никто из его весьма немногочисленных учеников точно не знал, сколько ему лет, да и меня это как-то не особенно интересовало. Все, что я знал о Михаиле Владимировиче наверняка, так это то, что он первоклассный учитель йоги, мастер каратэ и специалист по ведической культуре. Все остальное как-то ускользало из поля моей заинтересованности.

Михаил Владимирович всегда был одет в неизменно белоснежное кимоно, перехваченное черным поясом. Наверное, это покажется странным, но я никогда не видел учителя в другой одежде — вероятно, совпадение. На груди у мастера красовался диковенный амулет в виде китайкого дракона. Михаил Владимирович всегда в шутку говорил, что этот дракон достанется самому лучшему его ученику. Во время групповых занятий каждый из нас благоговейно поглядывал на амулет. Ведь по слухам, за сорок с лишним лет, он ни разу не сменил хозяина. Неужели за все время так никто и не удостоился звания лучшего ученика? Что это: чрезмерная строгость учителя или или что-то еще? Я склонялся к другому варианту. Когда однажды спросил Михаила Владимировича об этом, он внимательно взглянул на меня, улыбнулся в седую бороду, ничего не ответив.

Так как время индивидуального занятия уже началось, а учитель продолжал медитировать, я стал делать упражнения для разминки, как обычно.

— В чем смысл твоих тренировок? — неожиданно раздался голос Михаила Владимировича.

От неожиданности я остановился и вопросительно посмотрел на учителя.

— Ты услышал мой вопрос, — сказал он.

Может быть дело было в том, что в пустом спортзале голос был гулким и отдавал эхом, но мне показалось, что Михаил Владимирович говорил непривычно сурово и даже торжественно.

Я хорошо помнил, что заставило меня сорвать листик с телефоном на доске объявлений годом раньше. Жизнь напоминала бег таракана по раскаленной сковороде. Мы разошлись с Мариной, не отметив даже трехлетнего юбилея после того, как она потеряла ребенка, — потом все начало рушиться…

Я метался от одного края жизненной сковороды к другому в надежде достигнуть чего-то, но в итоге обнаруживал себя бегущим босиком по раскаленным углям в очередную неизвестность со все слабеющей надеждой добраться до цели, о которой не имел представления.

Тогда-то я и познакомился с Михаилом Владимировичем, учителем йоги с амулетом на шее. Теперь я понимаю, что причина некоторых улучшений в моем восприятии крылась совсем не в йоге, как мне тогда казалось. Она была лишь неким инструментом в руках умелого мастера.

Но настоящее понимание пришло намного позже. Тогда, во время последнего занятия, я пребывал в тумане щадящей неосознанности и, услышав неожиданный вопрос, подумал только о благотворном влиянии медитаций на мой организм…

— Ты ошибаешься, если думаешь, что я занимаюсь с людьми только для того, чтобы у них улучшилось пищеварение, — тихо произнес Михаил Владимирович.

В тот момент появилось отчетливое ощущение, что он читает мои мысли, и они ему не нравятся.

— Тебе необходимо научиться отличать главное от второстепенного, — продолжал учитель, — а также иметь мужество отказаться от второго в пользу первого. В противном случае твои занятия не стоят ничего. Иди и подумай об этом.

— А как же… — я хотел было возразить, но Михаил Владимирович посмотрел на меня так, что слова застряли в горле.

Я вышел из спортзала в раздевалку со смешанными чувствами. С одной стороны я понимал всю серьезность слышанного во время самого короткого за год занятия, и соглашался, что необходимо еще многое осознать. С другой стороны, Михаил Владимирович мог бы найти более благовидный способ отменить занятие. Кроме того, это был первый раз, когда встреча отменялась без предварительной договоренности. Происходящее должно было встревожить, но я списал все на старческие причуды.

Обычно сплю крепко и без снов. Но в тот вечер уснуть почему-то не получалось. Несколько раз я вставал, выходил на балкон, глотал свежий ночной воздух, и снова возвращался под одеяло. Даже порывался набрать номер Марины (в последнее время мы по очереди звонили друг другу по всяким мелочам), но было уже поздно и не хотелось вдруг услышать в трубке голос ее нового хахаля.

Что-то меня беспокоило, но я не мог понять, в чем именно дело.

Одолевало чувство, обычно появляющееся в преддверии больших перемен или перед бедой. Как это со мной бывает в таких случаях, я снова и снова перебирал события ушедшего дня, просчитывал все возможные и даже невозможные последствия того, что произошло. Несколько раз возвращался к странному поведению Михаила Владимировича на тренировке, но ничего придумать так и не смог. Мучимый странными предчувствиями, около двух часов ночи я все-таки заснул.

Казалось, что прошло несколько секунд, как меня разбудил звонок мобильного телефона.

Я схватил трубку. Звонили с незнакомого номера.

— Вы Михаил Сафронов? — услышал я в трубке равнодушный официальный голос.

— Ну… — недовольно буркнул я.

— Вы знакомы с Гариным Михаилом Владимировичем? — спросили с того конца.

У меня ёкнуло в груди. Вся прошлая встреча с учителем в одно мгновение прошла перед глазами во всех подробностях.

— Что случилось? — напряженно спросил я.

— На Михаила Владимировича сегодня ночью было совершено нападение, — также равнодушно продолжал вещать в ухо мой мобильник, — сейчас он в реанимации.

— Что с ним?

— Состояние критическое. Только несколько минут назад пришел в себя и настоятельно просил вас приехать к нему. Постоянно твердит о каком-то неотложном деле.

— Насколько все серьезно? — упавшим голосом продолжал спрашивать я.

— Вероятность летального исхода высока, — спокойно констатировали из реанимации, — сильные повреждения внутренних органов, потеря крови, ожоги…

— Еду.

Часы на стене в кухне показывали половину пятого. Поспал немного и хватит, — сказал я сам себе, натягивая джинсы в полутьме прихожей…

Он лежал настолько бледный, что его почти не было видно на фоне белоснежной постели. На растрепанной седой бороде багровые пятна и подпалины. Обычно круглое лицо, всегда излучающее не по возрасту неизменное здоровье, теперь вытянулось, глаза сидели глубоко под нависшими седыми бровями.

Михаил Владимирович лежал неподвижно, увешанный капельницами и проводами. Только воинственный блеск в глазах свидетельствовал о том, что владелец этого искалеченного тела еще жив и в сознании. Я подошел к кровати и сел на предложенный стул.

— Что случилось? — хриплым срывающимся голосом спросил я, — на вас напали бандиты?

— Случилось то, что рано или поздно должно было случиться, — неожиданно бодрым голосом ответил учитель и повернул голову в мою сторону. Только побелевшие губы свидетельствовали о том, с каким трудом Михаилу Владимировичу давался этот разговор. Я мысленно выругал его за неуместную упертость и нежелание подождать с разговорами хотя бы до завтра.

— Моя жизнь им была ни к чему, — продолжил Михаил Владимирович. С каждой произнесенной фразой его голос слабел все сильнее, — мой энергетический код известен уже давно. Они меня пытали, потому что им нужен был ключ…

— Какой ключ? — не понял я.

— Талисман…

— Талисман? Они его забрали? — спросил я, — как это произошло?

Учитель поднял кисть руки с одеяла, приказывая мне замолчать. Казалось, каждое произнесенное мною слово его раздражает. Он спешил сказать что-то важное, но чувствовал, что у него мало осталось времени. Я тогда был сильно взволнован, чтобы спокойно и внимательно дослушать до конца.

— Естественно, они его не получили, потому что…, — Михаил Владимирович стал говорить быстрее. Наверное для того, чтобы не дать мне возможность ежеминутно вставлять в разговор свои пять копеек, — потому что ключ много веков вне их досягаемости в ожидании пока придет его время. Но беда в том, что они раньше, чем я рассчитывал обнаружили хранителя. Твоя задача не допустить того, чтобы…

— Кто они такие? Охотники за раритетами? — спросил я, но мой вопрос проигнорировали.

–…иначе мир, в каким ты его знаешь перестанет существовать. Я хочу, чтобы ты знал, — ты имеешь на это право, потому что этот ключ…

Это были последние слова учителя. Когда по моему зову в палату прибыла реанимационная бригада, Михаил Владимирович уже умер. Смысл последней фразы едва ли дошел до меня. Я не обратил на нее внимания, ведь на моих глазах умер человек…

Я не помню, как оказался в полутемном больничном коридоре. Там горела только одна лампа над обитой металлом дверью рентгеновского кабинета, отбрасывая тусклый синеватый свет на стоявшие у стены стеллажи. Тени от них ложились темными зловещими стрелами прямо под ноги.

Кто-то вывел меня из палаты, где лежало тело учителя и провел, объяснив, что здесь выход.

Мне показалось странным, что в коридоре никого не было. Наверное находясь под прессом пережитого, я попросту никого не замечал.

Горло скреб тошнотворный больничных запах. С каждым вздохом кислорода становилось все меньше, и я задыхался, почувствовав облегчение только когда вырвался на шумную многолюдную улицу.

Трясущимися пальцами, наверное с третьей попытки, я вытащил сигарету из пачки и нервно втянул горьковатый дым своих когда-то любимых сигарет. Со времени встречи с учителем я почти не курил. Это было первая сигарета за год. Вид у меня в тот момент, вероятно, был совсем неважный, потому что продавщица табачного киоска, отложив свои кроссворды, с сочувствием долго смотрела на меня. Я отошел за угол, чтобы хоть как-то успокоиться и прийти в себя.

— Сафронов Михаил, если не ошибаюсь, — вежливый почти вкрадчивый голос прозвучал над самым ухом. Я вздрогнул и выронил сигарету. Повернув голову, уткнулся носом в грудь атлетически сложенного человека, который был почти на две головы выше меня. Довольно часто приходилось встречать особенно высоких людей, но этот парень, помнится, произвел на меня тогда особенное впечатление.

— Кто вы такой? — весьма неприветливо спросил я, невольно отступив на шаг, чтобы видеть лицо собеседника. Раздражение вызвал не сколько незнакомец, сколько я сам, точнее моя неуместная демонстрация нервозности.

Незнакомец, впрочем, ничуть не смутившись моей неучтивостью, привычным движением достал из бокового кармана потертой кожанки служебное удостоверение.

— Майор Синченко, — коротко представился он, пристально глядя в глаза, от чего мне сразу сделалось не по себе, — следователь по делу о нападении на Гарина Михаила Владимировича.

— Чем могу помочь? — холодно спросил я.

— Вы последний, насколько мне известно, кто встречался с Гариным перед нападением и единственный, кого он захотел видеть перед смертью. У меня к вам будет несколько вопросов, не уделите пару минут?

Я глубоко вздохнул и опустился я стоявшую в двух шагах скамейку:

— Что вы хотите знать?

Выбравшись наружу из пустого метро, я столкнулся у выхода со своей соседкой по лестничной клетке. Увидев меня, она сделала круглые глаза, схватила за рукав и потащила обратно в переход.

— Что случилось, Марья Иванна? — стараясь быть вежливым, спросил я.

Прижав меня к стене и упрямо не отпуская мой рукав, она стала полушепотом тараторить, постоянно с опаской оглядываясь по сторонам.

— Выхожу я, значит, сегодня из квартиры, — на базар собиралась овощей прикупить. Глядь, а дверь то в твою квартиру полуоткрыта и кто-то внутри в пол голоса разговаривает басом. Я сперва подумала, что ты дома. Но смотрю: два высоченных лба в черных как смоль костюмах выходят. И я ж тут. Глазеют на меня, а я на них. А у самой сердце-то колотится как та куропатка в клетке. Спрашиваю, кто вы, мол, такие и что вам надо? Отвечают что из полиции, хозяина квартиры ищем. А удостоверение то и не предъявили. Смотрят только на меня обое так пристально. Глаза у них черные такие, под стать костюмам. У меня аж мурашки по спине так и забегали. Чувствовала себя как кролик перед двумя удавами этими. Говорю, не знаю, где хозяин, сама из квартиры вышла только.

— И где они теперь? — спросил я. Во мне начала закипать злость. Даже если меня в чем-то подозревают, это не повод вот так сразу врываться в мою квартиру с обыском, да еще без моего ведома!

— Не знаю, внучек, не знаю, не видела я — скороговоркой ответила соседка, — знаешь, у меня аж кишки навыворот были, сроду таких страшных то полицейских не встречала…

Дверь отделения полиции открывалась с трудом. Дежурный лейтенант долго и усердно что-то писал, пока не обратил на меня внимание.

— Могу ли я встретиться с майором Синченко, — спросил я, стараясь сдерживать раздражение.

Дежурный посмотрел в свои бумаги, потом на меня:

— С каким майором? — переспросил он.

Я по слогам произнес фамилию злополучного майора.

— Нет у нас такого, — последовал ответ.

— Хорошо, — сказал я, изо всех сил пытаясь быть терпеливым, — мне надо увидеть следователя, который занимается нападением на Гирина Михаила Владимировича…

В следующие минут сорок я побывал в четырех кабинетах на разных этажах прежде, чем попал к нужному человеку. То, что я от него услышал заставило меня беспокоиться еще больше. Следователь внимательно, не перебивая выслушал мой рассказ, устало потер морщинистый лоб и произнес:

— Значит так. Такого майора Синченко у нас нет и никогда не было. Конечно, у нас есть к вам вопросы, поскольку вы последний встречались с потерпевшим перед нападением на него, но причин обыскивать вашу квартиру у следствия пока нет. По факту взлома мы разберемся, — возможно, в городе орудует какая-то банда. Проверьте, что пропало, сделайте опись и оставайтесь на связи…

По дороге домой я думал о последнем разговоре с учителем. Он утверждал, что кто-то на меня начал охоту, но кто именно?

В своей квартире я был морально готов увидеть любой беспорядок после взлома, кроме того, что увидел. Квартира была в таком же виде, в каком я оставил ее сегодня утром, убегая в больницу к Михаилу Владимировичу. Деньги, драгоценности моей бывшей, которые она еще не успела забрать, техника, — все оказалось на месте нетронутым. Замок не был взломан. Когда я пришел, дверь была закрыта. Оперативники, прибывшие часом позже также не нашли ничего подозрительного. Составили протокол со слов соседки и убрались восвояси.

Если бы не предостережение учителя, я счел бы рассказ Марьи Ивановны плодом ее воображения. Но воображение соседки не объясняет странного майора Синченко…

Оказавшись в одиночестве в собственной квартире я начал осознавать, что влип в какую-то историю, по неволе стал участником чужой игры, с правилами которой меня не успели ознакомить.

Было ужасно жарко. Пот заливал глаза, ручьями лился по спине. В нос бил запах гари и серы, легкие обжигало раскаленным воздухом. Я стоял на каменном скользком уступе шириной чуть больше моих ступней, прижавшись спиной к нагретому камню отвесной скалы. Где-то там внизу клокотал вулкан. Я его не видел, потому что боялся даже пошевелиться, не то чтобы опустить голову и посмотреть вниз. Затылок намертво был прикован страхом к скале. Напротив меня возвышалась такая же отвесная каменная стена, какая была позади. Время от времени, с каждой минутой все чаще, ярко красным фейерверком из жерла вулкана взлетали частицы раскаленной лавы. Жалкие поросли кустарника, каким-то чудом прижившегося на камне воспламенялись один за другим, исчезая в горячем мареве…

— Этот вулкан долго спал. Местные жители только из полузабытых легенд слышали, что когда-то эта невзрачная гора извергала из своего чрева раскаленную смерть. В свое время вулкан унес много жизней. Прах жителей окрестных поселений до сих покоится у подножия горы. Там, где сейчас стоят дома, возле тенистых прудов в парках играют дети, люди живут своей обыденной жизнью, лежали руины и множество обугленных тел. Смерть и запустение были единственными спутниками этой проклятой горы долгое время прежде, чем сюда вернулась жизнь. Теперь вулкан снова проснулся.

Знакомый вкрадчивый голос заставил меня оторвать взгляд от воспламеняющихся кустов и повернуть голову. В нескольких метрах от места, где я стоял, отвесная скала отступала от края обрыва, образуя небольшую террасу. Посередине, на низком табурете сидел майор Синченко. Одетый в ту же потертую кожанку, в которой я видел его в последний раз, он с интересом, без малейших признаков страха, смотрел на бурлящую внизу лаву.

— Дайте мне руку, — прокричал я, — здесь скользко, я сейчас упаду!

Но майор даже не пошевелился. Как ни в чем не бывало, словно не замечая меня, он продолжал:

— Вы стоите здесь уже достаточно долго. Намного дольше, чем можете себе представить. Вся ваша жизнь — это балансирование на краю бездны. И тут, увидев меня, вы вдруг запаниковали…

— Прекратите болтать, помогите!

— Вы уже решили, что это я виноват в том, что вы сейчас стоите на пороге смерти, поскольку находясь, как вам кажется, в более выгодном положении, не бросаюсь вам на помощь.

— У нас с вами, вероятно, разное представление о морали, — задыхаясь то ли от гнева, то ли от наполненного пеплом воздуха прошептал я.

— Нет. У нас с вами просто разная перспектива. Вы видите только языки пламени на фоне серой скалы напротив вас и смертельно боитесь того, что у вас под ногами. Настолько сильно боитесь, что не можете заставить себя туда взглянуть. Вы просто отказываете себе в возможности встретиться с вашим врагом лицом к лицу. Но что хуже всего, вы не воспринимаете то, что у вас под ногами и угрожает вам как врага. Оно для вас рок, судьба, которой вы можете либо покориться либо избежать на время.

— Вы здесь для того, чтобы читать мне нотации? — осознав, что разговор с майором отвлекает меня от моего положения и способность рационально мыслить вновь освобождается из цепких объятий страха. Всего несколько шагов над бездной, и я в безопасности…

— Зря вы думаете, что здесь безопаснее, чем там, где вы сейчас стоите. Если начнется извержение, нас обоих ждет смерть.

— Как же мы сюда попали? — двигая ступни к спасительной террасе.

Майор усмехнулся и встал с колченогого табурета:

— А вот это хороший вопрос, — своим обычным загадочным тоном сказал он, — у вас есть время подумать над ним. Надеюсь, вы будете успешнее ваших предшественников.

— Откуда вы знаете, сколько времени осталось до извержения? — не отрывая спины от скалы миллиметр за миллиметром я двигался к цели.

— Потому что я создатель этой бездны, — ответил майор.

И тут впервые за все время вы встретились с ним взглядами.

На мгновение мне вдруг показалось, что я увидел в его глазах всю свою жизнь с момента рождения и до самой смерти как бы с высоты птичьего полета. Всю сразу. Увидел и забыл.

Не успел я очнуться от странного видения, как майор Синченко шагнул в скалу и исчез…

Я проснулся от того, что простынь, насквозь пропитанная моим потом неприятно липла к телу.

Выходные я провел как в бредовом ночном кошмаре. Каждый стук, каждый шорох в прихожей настораживал и будил во мне бурю страха. Звук мотора или автомобильного сигнала на улице срывал меня с дивана к окну. Возле постели, которую я не застелил наверное впервые за последние несколько месяцев стояла бейсбольная бита, когда-то подаренная друзьями ради прикола. На журнальном столике вместо любимого печенья и чая лежал большой кухонный нож.

Звонила Марина, обещала вечером прийти приготовить на неделе обед:

— Ты там на синтетической вермишели вообще желудок посадишь… — говорила она, но я ее почти не слышал. Уже давно с каким-то замиранием в сердце я при каждом разговоре улавливал в интонациях ее голоса некие нотки-намеки на примирение. Убеждал себя в том, что был дико зол на Марину, а свои ощущения объяснял исключительно плодом воображения одинокого холостяка, однако где-то на подсознании перспектива нашего воссоединения меня вдохновляла, хотя мужская гордость наотрез отказывалась воспринимать этот факт.

Но тогда, в запертой на все замки квартире с битой на перевес, мне на самом деле было не до вопросов сердечных. Услышав на лестничной клетке чьи-то шаги, я швырнул мобильник на кровать и схватился за нож…

Ворочаясь под одеялом, я представлял себе, как меня схватят неизвестные мордовороты, не успею я выйти из подъезда, отвезут за город в лес и будут методично выдирать плоскогубцами ногти до тех пор, пока не убедятся, что у меня на самом деле ничего нет, и я ничего не знаю. А потом убьют и закопают…

Понедельник, как назло, встретил меня солнечным погожим днем. Наскоро перекусив, я вышел из квартиры и успешно миновал подъезд. Затем полу бегом добрался до маршрутки и благополучно, без разных сюжетов из криминального чтива, попал на работу.

Попасть в офис компании, где я работал постороннему человеку не так просто, поэтому, сидя за столом в рабочем кабинете, я мог немного расслабиться. Впрочем после обеда начались неожиданности, — меня вызвал начальник.

Там я увидел очень высокого худого человека с неестественно большими зелеными глазами и болезненно-желтоватым лицом.

«Корочка» государственной службы безопасности была безупречна. Во всяком случае мне так показалось.

— Геннадий Викторович хочет задать вам несколько вопросов, — тихим голосом, не здороваясь произнес мой начальник, не успел я переступить порог его кабинета, и вышел за двери.

Сотрудник службы безопасности неприлично долго и неприятно пристально смотрел на меня жутким немигающим взглядом прежде, чем сказал первое слово.

— Нам известно, что вы последний, кто разговаривал с Михаилом Владимировичем перед его смертью, — глуховатым каким-то замогильным голосом заговорил сотрудник, не мигая, глядя на меня.

— Я…

— О чем вы говорили?

— Он сказал, что его ограбили неизвестные, — ответил я, — собственно, я уже во всех подробностях описывал…

— Вы должны сейчас мне воспроизвести ваш диалог с потерпевшим, — настойчиво повторил Геннадий Викторович, — это очень важно.

— Он сказал, что у него украли его… семейную реликвию. И попросил помочь найти ее…

— Что именно у него украли?

Я пожал плечами:

— Медальон в виде китайского дракона. Он всегда носил его на тренировках…

— Что еще он сказал вам?

— Да… ничего он не сказал. Не успел.

В кабинете повисла могильная тишина. Даже кондиционер почему-то не работал.

— Вы лжете, — наконец произнес сотрудник службы безопасности.

— С чего вы взяли? — я пытался смотреть ему в глаза, но у меня не получалось.

— Вы пытаетесь скрыть всю правду о вашем разговоре с потерпевшим, поэтому я вынужден вас задержать до выяснения обстоятельств.

Я потерял дар речи. На моих запястьях звонко щелкнув, замкнулись кольца наручников. Меня быстро провели через коридор черного хода наружу, где стояла большая черная «Тойота» с тонированными стеклами. Несколько я раз я порывался возразить, протестовать, что-то объяснить, но каждый раз, как только я открывал рот, в горле возникал ком, становилось трудно дышать, и я словно рыба глотал воздух, не в силах что-либо произнести. Мощная чуждая сила сковывала мои волю, тело и даже душу, — ощущение апатии, страха и собственного бессилия превратили меня в беспомощный пассивный овощ.

Машина, пропетляв по городским улицам, выехала за город на заброшенную трассу. То ли от того что машину трясло от многочисленных ям в асфальте, то ли потому, что внешнее влияние ослабло, я пришел в себя.

Никогда не интересовался, где именно в нашем городе находится управление государственной безопасности, но в чем был уверен на все сто, что не возле заброшенной городской свалки, к которой мы приближались. Хоть я мало что мог увидеть через плотно зашторенные стекла, мерзкий запах гниющих годами отходов не позволил ошибиться. Мои стражи ехали молча, не произнеся за все время ни единого слова. Я попытался протестовать, но на меня попросту не обратили внимания.

Неожиданно авто сбавило ход. Наклонив голову на бок, я увидел через лобовое стекло патрульную машину, обогнавшую нас. Из переднего окна полицейский жестом потребовал остановиться. Сотрудники службы безопасности молча переглянулись, но водитель притормозил на обочине прямо напротив свалки. Смрад стоял невообразимый. Я заметил, что сидевший возле меня вытащил из внутреннего кармана пиджака какой-то, похожий на толстую шариковую ручку предмет, и передал его сидевшему на переднем сиденье. Патрульный, тем временем, не спеша, вразвалочку подошел к нашей машине. В тот момент, когда сидящий за рулем потянулся к переданному ему предмету, вдруг произошло нечто, что заставило меня пережить шок от удара мощного заряда электрического тока. Я увидел, как сетка из сине-белых молний в долю секунды наполнила салон, хищно извиваясь вокруг сотрудников безопасности. Они корчились от боли, издавали странные пронзительные нечеловеческие звуки и обмякали, то ли теряя сознание, то ли погибая. Меня трясло от мощных и частых электрических разрядов пока сознание не угасало. Прямо над моим ухом кто-то громким хриплым голосом что-то крикнул на незнакомом языке…