Лишь одна Звезда. Том II

Роман Суржиков, 2017

Первая часть второго романа о мире Полари. Грядут большие перемены. Опираясь на силу Предметов, император устанавливает диктатуру. Несколько земель поднимают восстание против тирании. Мятеж возглавляет герцог Эрвин – умный, но неопытный и полный сомнений. Мира заживо похоронена в пещерном монастыре с призрачною надеждой на спасение. Джоакин поставил слишком высокую цель и пытается сорвать Звезду с неба. А Ворон Короны расследует заурядное убийство, которое грозит оглушительными последствиями…

Искра

Начало ноября 1774 г. от Сошествия

Уэймар

Здравствуй, милая южанка. Знаю, что ты не прочтешь эти строки, и все же пишу. Мне мучительно надоело говорить с собой, а больше — не с кем.

Вообще-то, замок полон людей. Гарнизон — примерно две сотни: по роте лучников и пехотинцев; сорок северян, что прибыли с Ионой; две дюжины рыцарей графа; парни лорда Мартина (они зовут себя егерями, но больше напоминают разбойников); отряд Эфа, кастелян с семьей, графские гости, старый Нортвуд с секретарем, еще с полсотни слуг да десяток графских поверенных по финансовым делам. Общим счетом набирается почти четыреста человек. Однако до разговора со мною, более содержательного, чем «Да, ваше высочество, нет, ваше высочество», снисходят трое.

Граф Виттор Шейланд охотно беседует со мной. Он всегда мил и всегда лжет. Иногда играет в откровенность и говорит нечто, почти неотличимое от правды. Его лицо при этом очень серьезное и искреннее, бывает, даже голос подрагивает, словно от волнения. Хорошо отточенный прием. Полагаю, на многих действует.

Инжи Прайс — низкородный асассин на службе графа. Да, горжусь собой: я расширила круг знакомств, теперь в него входит настоящий наемный убийца. Инжи болтает без умолку: либо врет о своей прошлой жизни, либо дает мне советы.

Наконец, Иона. Она не лжет никогда. Странным образом это лишает ее остатков человечности. Ложь, мол, замарает ее светлый облик и осквернит дивные уста. Ну, еще бы!.. Иона говорит со мною лишь на одну тему: о военных успехах своего прекрасного, чудесного, благородного братца. Меня мутит от нее. Едва хватает самообладания, чтобы слушать. Сидя за завтраком напротив Ионы, я фантазирую о голубе из Фаунтерры — с вестью о поражении Эрвина. Хочу увидеть лицо Ионы, когда прочтет… Впрочем, о ней — позже.

Четвертою, кто говорил со мной, была Линдси — моя горничная. Она пропала без следа неделю назад. О ней и речь.

По правде, мне повезло. Один раз удача улыбнулась и позволила кое-что узнать.

Граф Виттор отбыл куда-то по делам вместе с братом. Любое свое перемещение в пространстве он любит обставлять с шумом и блеском, чтобы горожане видели: уезжает сам граф-землеправитель, а не какой-нибудь невесть кто. Рыцари замка и Эф с отрядом, и Иона со своими волками — все подались провожать Виттора. Сложилась процессия сродни параду. Вылилась из ворот и уползла вниз по улице — потрясать город своим сиянием. А в замке тем временем остались лишь слуги да воины гарнизона. И я, конечно.

Мои передвижения ограничены крепостной стеной — путь за нее заказан. Однако в пределах замка я могу ходить куда угодно. Желание воспользоваться этой сомнительной свободой возникает редко: когда покидаю свою комнату, около меня непременно вьется Инжи или Эф, или кто-то из их братии, и я слишком отчетливо чувствую ошейник на горле. Но в тот день Инжи с Эфом убрались вместе с графской свитой, а я получила глоток воздуха и отправилась бродить.

Уэймар, милая, больше всего напоминает руины. Он цел и боеспособен, но выглядит печальной древней развалиной с полотен о Багряной Смуте. Замок сложен из округлого серого камня, будто источенного временем. Все стены, кроме внешней, поросли плющом, а в воздухе вечно висит туман. Все это вместе создает чувство унылой древности. Никогда бы не подумала, что буду скучать по яркому солнцу!

И вот, я бродила дворами и галереями опустевшего замка. Пыталась себя убедить, что высматриваю пути к бегству, полезные особенности архитектуры, тайные лазейки… Но по правде, не замечала ничего, отчаянно жалела себя и если о чем и думала, так о выпивке. Инжи говорит: «Поживешь в Уэймаре — сопьешься». Тут он не врет.

Я забрела вглубь, в сетку узких проходов между арсеналом, казармой и складами, и вдруг увидела ступени. Прежде не замечала этой лестницы: дверь, такая же серая, как стена казармы, маскировала ее. Теперь же дверь не была заперта, лишь притворена, оставив щель. Ступени вели на крышу казармы, и я поднялась туда. На крыше располагалась стрелковая площадка, весьма хорошо защищенная. Зубцы ограждали ее от обстрела со двора, а навес — от стрел сверху, со стены, если враг прорвется туда. В укромном закутке под навесом, привалившись спинами к зубцам, сидели четверо солдат. Занимались они именно тем, о чем мечтала и я: наполняли кружки жидкостью из бутыли, оплетенной лозой. Ты вольна назвать меня кем хочешь, но… я взяла и подошла к этим солдатам. Один поднял глаза, я его узнала: лейтенант Брок, он командовал ротой после того, как Крейг Нортвуд отправил капитана в лазарет. Лейтенант посмотрел на меня как-то этак… пока пыталась понять, как именно, он неуклюже поднялся и промямлил:

— Ваше высочество…

Тогда сообразила: Брок смущен и растерян, будто пойман на горячем. Может, в том дело, что этим четверым сейчас полагалось нести вахту, а может, в том, что лейтенанту не к лицу пить с солдатами. Ситуация была до крайности неловкой, так что я вежливо поклонилась и сказала:

— Здравия вам, лейтенант. И приятного аппетита.

— Вашему высочеству не стоит быть здесь…

— Отчего же? Место кажется мне укромным, а компания — теплой.

— Но лучше вам вернуться в свои покои, — сказал Брок, обретая твердость голоса. Я ответила:

— Конечно, я могу вернуться в покои… Но в моей памяти останется зрелище четверых вахтенных стражей с бутылкой вина.

— Ваше высочество, мы не на вахте, — ответил лейтенант голосом, а румянцем на щеках просигналил обратное.

— Значит, сир кастелян ни капли не расстроится, узнав о вашем поведении. И хорошо, ведь я так не люблю расстраивать людей.

Повисла неловкая пауза. Подчиненные Брока лишь теперь вспомнили о приличиях и один за другим поднялись на ноги. Я сказала:

— Впрочем, я могу выбросить все из памяти, если вы исполните две крохотные просьбы.

— Какие?

— Вторую еще не придумала… А первая — налейте мне вина.

Один солдат — темный и бровастый — сказал:

— Это не вино, ваше высочество, а косуха.

— Что, простите?..

— Ну, косуха… Настойка такая… Хлебнешь — с ног скосит.

— Звучит заманчиво. Я согласна.

Чернобровый взял кружку, поглядел на нее, на меня, нахмурился — видимо, кружка была недостаточно чиста для моего высочества. Воин вдохнул поглубже и громко подул внутрь кружки. На том с гигиеной было покончено, и он налил мне мутной желтоватой жидкости. От одного ее смрада на глаза навернулись слезы, но отступать было поздно. «Я — внучка Янмэй!» — сказала себе и выпила.

Есть такой способ казни фальшивомонетчиков: в рот заливают расплавленный свинец. Скажу по опыту: весьма жестокая выдумка. Наши законы очень далеки от милосердия… Когда пришла в себя, я сидела на земле и дышала, высунув язык, как пес после охоты. Лейтенант обмахивал меня чем-то и бормотал:

— Ваше высочество, выпейте водички…

А чернобровый сказал, протягивая кружку:

— Первая всегда плохо идет. Дерните вторую, ваше высочество. Полегчает.

Критическое восприятие — очень полезная штука. Не стоит слепо принимать на веру чужие слова… Во второй раз я очнулась под крики лейтенанта Брока:

— Ты чертов идиот, Хей! Я тебе руки переломаю за такие шутки!

— Да не волнуйся, лейтенант, — отвечал чернобровый. — Здоровы ее высочество.

— Угу, — выдавила я, — здорова.

Если не считать опухшего языка, мокрой от слез физиономии и сплошного ожога вместо глотки…

— Понравилось? — спросил Хей.

— Еще бы!

Внезапно я поняла, что на душе действительно стало легче. Тоска и одиночество выветрились, сделалось жарко и светло. Даже мысли стали ясными, прозрачными. Дышалось с трудом, но думалось отлично.

— Я вспомнила вторую просьбу. Расскажите мне о Линдси.

— О ком?.. — удивились солдаты.

— Моя прошлая служанка. Хорошая девушка, очень мне нравилась. А неделю назад исчезла без следа…

Лейтенант только пожал плечами:

— Не знаю такую… И рад бы помочь, да не ведаю.

Кажется, он не лгал. А вот Хей — по его лицу пробежала тень.

— А вы знаете Линдси?

— Ваше высочество правы — хороша девица. Бойкая, веселая… Я, было, за ней… Но потом…

— Что потом?

— Да… эээ… не сложилось. Нравом не сошлись.

Солдаты хохотнули:

— Так и скажи: отшила тебя девка! Развернула носом к лесу!

Но я заметила: нечто здесь другое. Не обида отвергнутого ухажера, а чувство посерьезнее… страх, что ли?

— Расскажите мне, Хей. Мне очень нужно, я действительно волнуюсь за Линдси. Клянусь: никто не узнает того, что вы скажете.

— Да нечего рассказывать, ваше высочество… Отшила, и все тут.

Он врал. О боги, есть ли кто-нибудь в Уэймаре, кто не лжет?..

— Господа, — сказала я, — ходят слухи, граф Виттор уехал на три недели. Надо полагать, в его отсутствие замком управляет ее милость леди Иона София.

— Верно.

— И вот я думаю: что скажет леди Иона — дочка Ориджинов, внучка кайров — о четверых часовых, что распивают косуху на вахте, да еще в компании девушки, которую им надлежит охранять?

— Ваше высочество, мы… эээ…

— Не трудитесь, это был риторический вопрос. Благодарю за угощение, господа.

Я не без труда поднялась. Лейтенант Брок мрачно рыкнул на Хея:

— Расскажи, что знаешь.

Тот потер затылок.

— По правде, ваше высочество… Когда я узнал, с кем Линдси крутит, то откатил назад. С таким человеком соперничать себе дороже…

— Речь ведь не о Дейве-плотнике, верно?

— Какой тут Дейв… Птица поважнее.

— А как вы узнали? Они держали в тайне свой роман.

Хей глянул на Брока, тот твердо кивнул — говори, мол. Лейтенанта можно понять: за пьянство в карауле пострадает он, а за лишнюю болтливость — только сам Хей.

— Иногда меня ставят стражем при входе в темницу. Вот пару раз видел такое. Приходит он под вечер, входит в подземелье, а нам говорит: «Попозже явится девица — ее тоже пропустите». Минут десять погодя является Линдси — и тоже в темницу, следом за ним.

В голове у меня уложилось не сразу.

— То есть, Линдси встречалась с тем мужчиной… в подземелье?

— Да, ваше высочество. Выходит, что так.

— Кем был этот мужчина?

— Ваше высочество, не надо, — попросил Хей. — Он ведь меня в лицо знает…

— Кто-то из кайров? — предположила я, внимательно глядя ему в глаза.

— Не допытывайтесь, ваше высочество.

— Сир кастелян? Лорд Мартин Шейланд? Эф?..

Хей промолчал, глядя в землю.

— Ваше высочество, — вмешался лейтенант, — Хей сказал, что мог. Слишком длинные языки, бывает, укорачивают. Сами понимаете.

— Может, еще косухи?.. — с надеждой предложил чернобровый.

— Угу, — сказала я.

* * *

Дорогая, прости мне многословие. Бессонница оставила свободными ночные часы, а голову заполнила роением мыслей. Если бы ты знала, какой хаос творится внутри меня… Необходимо излить все это на бумагу, лишь так удастся навести порядок и выстроить цепочку. Приятно воображать, будто ты меня слышишь и можешь ответить, словно ты рядом, я слышу твой веселый голос, вижу блеск в глазах. В Линдси было что-то, отдаленно напомнившее тебя: эта яркая, звонкая, свободная жизнь, что бьет через край. Я не могу помочь тебе, к огромной, неописуемой моей жалости… но, быть может, удастся сделать что-нибудь для Линдси.

По порядку. Боги, только по порядку, иначе я не расплету этот клубок.

Три человека в Уэймаре говорят со мною — я упоминала о них выше. Три человека питают ко мне интерес. После графини Сибил Нортвуд люди, интересующиеся мною, вызывают сильную тревогу. Я не могу не сделать их предметом пристального, тщательного рассмотрения.

Северная Принцесса завтракает и обедает за моим столом. Или я — за ее. Или мы обе — за столом графа. Занятные оттенки смысла… Обыкновенно трапезу делят с нами немало людей: граф Виттор и его пучеглазый брат, кастелян Гарольд, лорд Элиас Нортвуд, старшие рыцари графа, кайры. Однако тем утром, о котором пишу, за столом нас было только четверо: я, леди Иона, ее компаньонка Джейн, а также кайр Сеймур Стил. Они трое расположились по одну сторону, меня же усадили по другую, и я почувствовала себя кем-то вроде менестреля, призванного развлекать благородных во время трапезы. Всегда сочувствовала этим актерам: бедняги, наверное, захлебываются слюною…

Итак, они пожирали меня глазами, а я пила кофе. Аппетит исчезает, когда тебя рассматривают с этаким любопытством. Да и вчерашняя косуха еще сказывалась, меня мутило при мысли о еде.

— Кофе вместо завтрака — это так изящно!.. — сказала Иона. — Грубая пища с утра отягощает тело, приносит вялость и сонливость. Пожалуй, я перейму вашу привычку, леди Минерва.

Я ответила какой-то любезностью, а сама все силилась понять: с чего они так пристально глядят на меня? Дело не во внешности: я полчаса провела у зеркала, пока не убедилась, что стерла малейшие признаки вчерашнего пьянства. Быть может, им доложили, в каком состоянии я приползла вечером в свою комнату?.. Тогда я читала бы насмешки в их глазах, а не любопытство.

Наконец, Иона произнесла:

— Леди Минерва, мне нравится традиция обмениваться новостями за завтраком. Приятно начать день с разговора об интересных событиях, выслушать мнение умного собеседника. Вы не находите?

Я находила, что Северная Принцесса вся лучилась радостью и даже кайр Сеймур позволил себе довольную улыбку.

— Имеются новости с войны, миледи? — предположила я.

— Еще какие! Мой брат Эрвин взял Лабелин!

— Ожидаемо, — сказала я, поскольку действительно ожидала этого и не видела смысла врать.

— Неожиданно то, миледи, как именно он это сделал, — Иона не могла скрыть гордости. Да и не особо старалась. — Еще до битвы Эрвин предпринял маневр, который поставил войско путевцев в заведомо проигрышное положение. Пехота Лабелина оказалась под угрозой полного уничтожения. Тогда Эрвин выехал перед армией с шестью бойцами и предложил путевским рыцарям битву чести. Как в славные древние времена! Лучшие рыцари двух армий встречаются в поединке и решают исход всего сражения! Путевцы не согласились бы на это, но не имели другого выхода: Эрвин загнал их в тупик. Начнись полноценный бой — и тысячи путевцев умрут в первую же минуту. Так что рыцари-поединщики сшиблись на виду обоих армий, и Эрвин победил! Лабелин выставил против каждого нашего рыцаря троих своих, но Эрвин одолел их всех! Тогда пехота Южного Пути сложила оружие, а кавалерия отступила. В поединках погиб лишь один северянин и четверо путевцев. Вы можете представить себе, леди Минерва: мой брат одержал великую победу ценою всего пяти жизней! Уже несколько столетий не случалось подобного!

Теперь-то я понимала, чему обязана любопытным взглядам: они хотели видеть, как восприму новость. Их позабавило бы зрелище моих попыток совладать с эмоциями. Я — ждали они — с кислой миной пролепечу нечто светское и скорее убегу к себе зализывать раны. Так что я широко улыбнулась, встала и подняла чашечку кофе вместо кубка:

— От всей души поздравляю вас, леди Иона. Ваша новость принесла мне море радости!

— Благодарю, — озадаченно ответила Иона. — К слову сказать, брат кайра Сеймура — Брант Стил — входил в шестерку поединщиков. Он был среди тех героев, что принесли нам победу.

Я отвесила поклон кайру Сеймуру и подарила лучезарную улыбку. Это было несложно: вспомнила нашу с тобой конную прогулку, и губы растянулись сами собой.

— Поздравляю и вас, славный воин. Надеюсь, герцог Эрвин отметит доблесть вашего брата.

— Еще бы! — Сеймур просиял. — Братец уже получил чин капитана. Благодарю вас, миледи!

Я продолжала вспоминать тебя и бал, и Адриана с Вечным Эфесом, и огни на вечернем Ханае. Уселась на место, с видом полного блаженства допила свой кофе.

Сеймур сиял, не подозревая подвоха. Джейн выглядела разочарованной. На личике Ионы сплетались штук шесть эмоций, самой заметной из которых был интерес — пронзительный, горячий настолько, насколько что-то может быть горячим в этой снежной кукле.

— Простите, леди Минерва, мою бестактность. Я ожидала, что новость опечалит вас… отчего же вышло иначе?

— Вы рассчитывали меня опечалить, потому с улыбкой сообщили новость. Как мило!..

Иона пожала плечами:

— Я чувствую счастье, потому выражаю счастье. Я с вами честна, потому рассказываю все. Ответная искренность очень порадовала бы меня.

— Почту за честь доставить вам удовольствие, миледи. Я рада, что битва вышла бескровной. Особенно рада за выживших путевцев, ведь пехота Лабелина — это простые крестьяне. Представляю, как им было бы страшно умирать от кайровских мечей. Признаю за вашим братом долю храбрости и милосердия, что тоже не может не радовать.

Иона приподняла тонкие брови и протянула:

— Однако?.. О чем вы умалчиваете?

Вот в ту минуту я поняла, что за интерес она питает ко мне. Это было неожиданно, даже ошарашило. Вместо ответа я спросила:

— Скажите честно, леди Иона: вы действительно считаете меня умной?

— Конечно. Не питаю ни малейших сомнений.

— И вам непонятно, отчего же умная, рассудительная девушка сочувствует такому тирану, как владыка Адриан? По вашей с братом логике, Адриан заслуживает смерти, как последний мерзавец. Всякому разумному человеку это должно быть ясно. Однако я умна, и я считаю иначе. Я, вроде как, живое опровержение вашей логики. Это вызывает ваш интерес?

Иона усмехнулась:

— Есть очевидное объяснение: вы влюблены в Адриана, потому и сочувствуете. Предмет моего любопытства в другом. Согласно вашим мечтам, император подавляет мятеж и берет вас в жены. Ведь вы — Минерва Стагфорт, это ваше имя он назвал на летних играх Но прежде, как вы помните, первой невестою императора была леди Аланис Альмера. И вот вопрос, что не дает покоя: вас не смущает роль невесты человека, который сжег заживо свою прошлую невесту? Совершенно не смущает, ни капельки?..

А вот в эту минуту мне тоже стало интересно: как рассуждает Иона? Какою логикой пользуется? Каким путем идет к своей цели?.. До сих пор мне представлялось, что дом сумасшедший дом — наилучшее место для блаженной Ионы. Но сейчас сверкнула в ней пресловутая агатовская проницательность. Это, по правде, было куда хуже.

— Отчего вы стараетесь меня понять? — спросила я.

— Вы умны, — ответила Иона, — и совершенно непохожи на меня. Интересно было бы понять вас. К тому же…

Она осеклась, но я угадала продолжение. К тому же, я мыслю так, как Адриан. Понять меня — значит, понять его.

— Не питайте надежд, леди Иона: мне очень далеко до владыки. На его месте, я бы послала армию в помощь Лабелину, ведь это так логично.

— А как поступит Адриан?.. — спросил кайр Сеймур. Я улыбнулась в ответ.

— Император нанесет удар в день, когда герцог Эрвин не будет этого ждать. Не раньше, но и не позже.

Улыбки слетели с их лиц.

Я говорила тебе, что мысли у меня скачут? Иона, Джейн и Сеймур молчали. Несколько секунд я радовалась их замешательству. Потом грызла себя: до чего же ты тщеславна, Минерва! Просто неисправима! Тебя на три года в подземный монастырь, а не на три месяца — и то было бы мало! Потом думала: подземелье… свидания в подземелье… что за странный выбор места? Как только пришла такая идея Линдси и ее кавалеру?!

А потом голос Ионы ворвался в дебри моих мыслей:

— Пожалуй, ваша преданность Адриану будет кстати. Мы с Джейн хотели предложить вам одно забавное развлечение.

Она хихикнула и добавила:

— Девичье, с позволения сказать.

— Девичье?.. — удивилась я. — Примерка платьев и критика результатов оной?.. Чтение вслух любовного романа?..

— Я умею гадать! — воскликнула Джейн.

— Гадать?!

— Завтра ночь близкой Луны. Луна окажется ровно на полпути между Звездой и Землей. Это лучшее время для гадания!

Я уточнила:

— Гадать — в смысле, предсказывать будущее на основании мелких и случайных явлений, никак на будущее не влияющих?..

Джейн свела брови. Кажется, она не поняла вопроса. Иона кивнула:

— Именно так. Присоединяйтесь, будет увлекательно! Разве не хотите узнать, чем окончится война?

Хм. Прежде мне думалось, что на гадания собираются закадычные подруженьки. Сплетничают о знакомых парнях, жгут свечи, раскладывают карты, пророчат друг другу скорое замужество со старыми уродами, а после кидаются подушками. В чем из этого я бы поучаствовала с Северной Принцессой?.. Пожалуй, идея с подушками неплоха…

— С удовольствием присоединюсь, миледи.

— Вот и прекрасно! Завтра за полчаса до полуночи в игровой комнате.

Пока длился миг чего-то вроде перемирия между нами, я сказала:

— Позвольте одну просьбу, леди Иона. Могу ли я побывать в темнице замка Уэймар?

— Не вижу препятствий, но зачем?

— Ах, леди Иона, при любом исходе войны велика вероятность того, что я кончу свои дни в темнице. Хочу иметь представление о своём будущем. Знаете, для меня это вроде гадания…

Иона просияла.

— О, конечно! Мне близка ваша мысль! В юности я обращалась к отцу с такою же просьбой!

Выше я писала, что заметила в Ионе проблеск здравого рассудка. Видимо, то был мираж.

* * *

Ты бывала в подземельях? Полагаю, да. У тебя есть родовой замок, а во всяком достойном замке имеется темница. Но в Стагфорте ее нет. Если отцу доводилось наказывать кого-нибудь, он всегда присуждал розги. Привселюдно объявлял, кто и за что наказан, и велел тут же исполнить приговор, чтобы скорее покончить с неприятным. Отец очень не любил наказывать. Полагаю, будь у нас темница, он все равно никого не сажал бы туда.

Так что мое знакомство с подземельями состоялось в монастыре Ульяны. Первую неделю было так скверно, что я не сомневалась в скорой смерти. А во вторую неделю поняла: все гораздо хуже — я не умерла и теперь обречена жить в гробу. Меж тем сейчас, вспоминая монастырь, чувствую двойственность. Была тяжесть обреченности, мучительная несвобода, темень, голод и холод… однако была и благость молитв, и успокаивающий методичный труд, и отточенная меткость редких слов… и даже красота, как ни странно. Темница Уэймара лишена всего светлого. Это — могила. Холодная тьма.

Иона дала в провожатые моего знакомца — похоронного мастера Сайруса. Выяснилось, он же числится смотрителем подземелья. «Ведь подземелье, барышня, суть пристанище смерти. А кто заведует всеми проявлениями смерти в Уэймаре? Я и заведую, хе-хе. Кто же еще!»

Мы постучались в малоприметную дверцу у основания центральной башни, нам отпер часовой и без лишней болтовни пропустил вниз. Я представила, как Линдси спускалась этими крутыми, скользкими от сырости ступенями, задевала плечами холодные камни стен, лампадка чадила в ее руке… Нужно очень любить человека, чтобы ради него пойти в такое местечко. Или очень бояться.

Подземелье состоит из двух кругов. Верхний круг — каменный лабиринт, проложенный прямо в фундаменте замка. Коридоры узки и темны, камеры крохотны, а камни жутко массивны. Кажется, они сдавливают тебя, расплющивают. Хочется сжаться, уменьшиться, стать мышью — иначе не проскользнешь в щель меж камней, и они раскрошат твои кости. Единственное сравнительно большое помещение — караулка у входа. Она имеет шагов пять в ширину, это много по здешним меркам. Двое часовых рубились в кости при свете масляной лампы. Говорили они громко, эхо разносилось по всем закоулкам. Я могла их понять. Я бы даже поняла, закричи они во весь голос.

Мастер Сайрус, как ни в чем не бывало, принялся за рассказ.

— Верхний круг, барышня, предназначен для первородных пленников. Если его милости графу достался кто-нибудь важный, за кого сообразно будет испросить оплату, такого пленника, значит, помещают прямо сюда. И верхний круг темницы, изволите видеть, наилучшим образом подходит для данной цели. Камни здесь крепкие — не проломаешь и не пророешь. Холод и сырость вполне умеренные, что уменьшает опасность легочной хвори среди узников. Ведь согласитесь, барышня, было бы весьма конфузно получить выкуп за пленника, отпереть его камеру со словами: «Пожалуйте на свободу, будьте добры!», — глянуть внутрь и увидеть мертвеца. И деньги тогда придется вернуть, и на похорон потратиться вне плана. А погребение первородного стоит недешево, как я вам в прошлую встречу рассказывал.

Стараюсь передать дословно его дурное, неуместное красноречие. Меня коробило от него. В темнице должна стоять тишь. Люди страдали и умирали здесь. Болтовня — кощунство. Мастер Сайрус, однако, продолжал тараторить, отпирая передо мною одну камеру за другой.

— Видите, барышня, комнатки здесь уютные, аккуратненькие. Пленник, будучи помещен сюда, не останется в обиде. Вот, извольте войти и испытать на себе. Не стесняйтесь, заходите.

Уютная камера была не больше моей кельи. Макушкой я задевала потолок. Лежанка представляла собой выступ каменной стены, отхожее место — канавку в земляном полу. Источников света не было. Я не увидела даже восковых капель.

— Им позволено выходить?.. — спросила я.

— Зачем? — удивился смотритель. — Узник потому и зовется узником, что заперт на замок и не шастает своевольно. Ведь если бы он ходил где хотел, то стерлась бы всякая граница между пленником и свободным человеком. Скверно получилось бы. Непорядочек, хе-хе.

В такой камере можно делать лишь два дела. Первое: сидеть. Второе: лежать. Месяцами. Годами. Янмэй Милосердная!..

— Должен сообщить, барышня, что в настоящее время на верхнем круге подземелья никто не обитает. Его милость граф давно не имел военных стычек, вот и пленники не образовывались.

Я услышала минорный оттенок в его голосе. Спросила, не сдержав злости:

— Вас это сильно печалит, мастер?

— Ну, барышня… Коли сооружено помещение, кто-то же должен его занимать. Иначе труд мастерового люда выходит истраченным напрасно. Да и не по порядочку.

Порою я жалею, что не имею власти. Будь замок моим, я нашла бы применение уютной камере. Закрыла бы мастера Сайруса на месяцок. Согласно порядочку, хе-хе. Чтобы труд строителей не пропадал.

— А здесь, обратите внимание, тоже занятное помещеньице.

Он скрипнул дверью. Я ждала увидеть пыточную с дыбой, цепями и жаровней. Но обнаружила странно просторную комнату, посреди которой стоял стол, по периметру — лавки, накрытые овчиной, в углу — очаг. На потолке висела люстра с огарками свечей, на столе имелся канделябр. Удивительная роскошь. И, что самое невероятное, в комнате было довольно тепло.

— Это у нас, барышня, вторая караулка. Если подземелье густо населено пленниками, то необходимо двойное количество часовых, таков порядочек. Вторая группа стражников размещается здесь. Тут раздолье: и свет имеется, и обогрев. А еще предусмотрена одна строительная выдумка. Вы встаньте на скамью и потрогайте потолок. Встаньте, барышня, встаньте!

Я так и поступила. Потолок оказался теплым.

— Прямо над нами находится большой камин графской трапезной. Когда там разводят огонь, плиты пола постепенно прогреваются, а тамошний пол здесь выступает потолком. Вот так оно и происходит.

Тут я сообразила: а ведь именно эта комната мне и нужна! Единственное помещение в темнице, где не стоит запах смерти. Здесь Линдси миловалась со своим кавалером. Больше просто негде!

Светя лампадкой, я обошла комнату, тщательно осмотрела. В очаге зола — сложно понять, свежая ли. Но слишком старой она быть не может: согласно порядочку, очаг иногда должны чистить. Канделябр сдвинут к краю стола — освободить столешницу для… хм… какого-нибудь занятия. Ближняя к очагу скамья задвинута под стол, у стены возле огня имеется пространство. А овчина на лавках лежит криво — похоже, ее сбрасывали на пол, а потом кое-как спешно швырнули обратно на сиденья. Я потрогала шерсть, зарылась пальцами… Теплая, уютная, мягкая. Приятно лежать на ней голым телом… Уверена: будь со мною пес-ищейка, он учуял бы запах Линдси.

— Вижу, барышня, вам приглянулось местечко. И не мудрено, хе-хе! Хорошо здесь. Недаром именно тут дежурят вторые часовые… Также здесь принимают пищу палачи с нижнего круга, когда имеют необходимость отдохнуть от трудов. Присядьте, коли хотите.

Я закрыла глаза и попыталась представить себя на месте Линдси. Быть с мужчиной… Быть с мужчиной вдвоем… Заниматься любовью… Я ничего не знаю об этом. Но кое-что знаю о жизни в подземельях. Мою первую напарницу звали Нора. Она была глупее козы и плаксива, как младенец, но я чувствовала ее почти своей роднею. В темени и холоде хочется стать ближе друг другу, ощутить человеческое тепло… Вероятно, это мрачное место усиливало страсть Линдси и ее мужчины. Они зажигали огонь, обнимались, целовались, делали все остальное. Иногда на столе, иногда на полу у очага, на овечьих шкурах. Лежали, утомленные страстью, заключив друг друга в объятия, и шептали слова любви… Так в романах пишут. Не знаю, что полагается шептать на самом деле. И неважно. Несущественно, чем они занимались. Главный вопрос — кто был с нею? Есть ли здесь какой-то намек на личность кавалера?

Будь со мной пес-ищейка, он взял бы след ухажера и привел меня прямо к нему. А что могу я? Только краснеть и представлять обнаженных людей, стонущих от удовольствия? Почему я думаю о служанке?.. Почему я думаю о голой служанке с голым мужчиной?! И почему я задыхаюсь, да еще морщусь, как от отвращения?! Черт возьми, Минерва, ты — ханжа. Ханжа-девственница. Прелестно. Сосредоточься и подумай! Выброси из головы любовников!

— Барышня, вы это, в порядочке? Вы будто увидели что-то неприличное.

— Я увидела вот что, — сказала я, подхватив с пола клочок бумаги. Махнула им перед носом Сайруса. — Не следите за чистотою в темнице. Мусор на полу.

— Виноват, барышня… — нахмурился мастер. — Надеру уши мальчишкам за такое упущение.

Как можно небрежнее я бросила взгляд на свою находку. То был листок белой, новой бумаги. На нем нарисован циферблат часов. Стрелки указывали восемь. Никаких надписей.

— Давайте-ка мы с вами пройдем на нижний круг, — предложил Сайрус. — Здесь мы все увидели, а там еще остались любопытные местечки.

Я согласилась. Мы покинули караулку и двинулись вниз по новым ступеням. Листок с часами я несла в руке, но очень скоро забыла о нем.

Нижний круг темницы был сплетением земляных нор. Каменные стены здесь встречались редко. В основном — спрессованная глина, кое-где укрепленная бревнами. Камни отражали свет лампадок, но темная глина глотала его, и за шаг от нас уже царила темень. Проходы стали еще уже, хотя это казалось невозможным. Земля под ногами была настолько влажной, что я чувствовала сырость сквозь подошвы.

Я не из тех, кто боится холода. Мне доводилось и бегать по снегу босиком, и купаться в проруби. Однако сейчас охватывал озноб, я вся дрожала, и вовсе не сырость была тому причиной.

— В нижнем круге, — говорил Сайрус, — содержатся безличности. Это, барышня, самые отъявленные преступники и грешники, коих его милость граф даже не ссылает на каторгу, а держит при себе, ибо желает точно увериться в дате их кончины. Отчего, спросите, их не казнят? А потому, барышня, что умереть сразу было бы для них слишком просто и весело. Этакие злодеи не заслуживают милости.

— Хотите сказать… — голос сел, — здесь, внизу, есть люди?

Он не успел ответить. Из темноты сбоку раздался сдавленный, пульсирующий рык. Я отпрыгнула, влипла спиной в глину. Выбросила вперед руку с лампадкой, чтобы закрыться от чудища. Передо мною была стена, а в ней — черное квадратное отверстие в ладонь шириной. Свет проник в него. Там, за стеной, во мраке что-то шевелилось.

Звук повторился, и я поняла: не рык, а кашель. Кто-то кашлял с надрывным хрипом, раздирая легкие.

— Кхыррр… кхыррр-кхыррр…

В темноте дыры вновь увиделось движение. Бурый лохматый ком приблизился к отверстию. Я смотрела, завороженная. Ком замер, заслонив собой дыру. Перед ним возникла желто-серая лапа с когтями, коснулась шерсти.

Я отдернула свет прежде, чем узник убрал волосы с лица. Я не могла этого увидеть. Назови меня трусихой, но не могла. И больше всего на свете боялась услышать то, что он скажет. Пусть даже одно слово — я никогда в жизни его не забуду. Не смогу забыть этого голоса.

Но узник только кашлял мне вслед:

— Кхыррр… кхыррр… кхыррр…

Монотонно. Как скрип механизма.

— Ульяна Печальная, сестрица смерти, пошли избавление… — прошептала я.

А мастер Сайрус сообщил:

— На нижнем круге дверей нет. Вход в камеру закладывается наглухо, но оставляется оконце, каковое вы изволили видеть. Через него подается вода и пища, покуда узник не перестанет в них нуждаться. Тогда окошко просто замуровывается и замазывается. Вот как здесь.

Он показал пятно светлой глины на стене чуть поодаль. Ниже пятна стена была прозрачной, как стекло. С той стороны к ней прижимался скрюченный, иссохший труп. Сидел на земле, запрокинув череп. Челюсть отпала, белели зубы. Черная рука тянулась к пятну кладки на месте оконца.

Я взмокла от холодного пота прежде, чем поняла, что вижу свое воображение. Стена глуха — темные камни в глине. Тот, кто за нею, недоступен взгляду.

— Кхыррр… кхыррр… — донеслось сзади.

— Он… давно здесь?..

— Этот кашлюн?.. Пожалуй, что четыре года. А вон там, в левом отроге, есть один, что уже семь лет протянул. А за углом от него — старуха девятый год коротает. Так что кашлюн не старожил. И, если судить по голоску, недолго ему осталось.

— В чем он виноват?

— Я не судья, барышня, и не писарь. Не моя должность помнить обстоятельства дела. На каждую задачу свой человек имеется.

— Мастер Сайрус… отведите меня наверх. Не хочу больше здесь оставаться.

— Отчего же? Мы еще не все увидели, много любопытного осталось. Вон там, к примеру, имеется пыточное отделение, а если пойти в эту сторону…

— Довольно. Я уже удовлетворила…

«…свое любопытство» — хотела сказать я, но осеклась. Нет, тьма меня сожри, любопытство все же сильнее страха. По крайней мере, когда оно вспыхивает с полной силой.

— Что это? — я подняла лампадку и осветила странную картину. — Здесь, как будто, выломана стена одной из камер?

— В точности так, барышня.

— Значит, этого пленника освободили?

— Он сам, — сказал мастер Сайрус и сделал долгую паузу. — Давно это было. Еще при старом графе, отце его милости Виттора, поместили сюда сию безличность. И пробыл тут злодей ровным счетом десять лет. Потом, уже при графе Витторе, он вырвался на свободу.

— Как?!

— Тому есть лишь одно объяснение: заключил сделку с Темным Идо. Отдал Темному свою душу, а тот взамен послал нечеловеческую силу. Узник голыми руками выломал стену и вышел из камеры. В те времена на нижнем круге работали два тюремщика — носили пищу узникам. Идов слуга убил их обоих. Одному вырвал глотку, а второму пробил грудь ударом кулака и достал до сердца. Я сам видел тела, ибо тогда уже заведовал похоронным делом. Первый бедняга сидел вот здесь, где вы стоите, а второй лежал вон там, в тупичке.

— А часовых он тоже убил?

— Нет. Часовым повезло — Идов слуга не пошел мимо них. Темный открыл ему колдовскую дверь прямо тут, в подземелье. Через нее бывший узник перенесся вдаль, и больше мы его не видели. Где бы он ни был сейчас, он творит страшные дела. Коли вы в ладах с Ульяной Печальной, попросите ее забрать этого нелюдя.

В колдовские двери и слуг Темного Идо я верю не больше, чем в гадания. По мне, из рассказа мастера Сайруса вытекало следующее: узник нашел другой путь из темницы, не тот, которым вошли мы. Это крайне важно. Если второй выход есть, мне нужно о нем знать.

Я встала спиной к разрушенной стене, прищурилась. Сложно представить себя любовницей… А узником, вышедшим из камеры? О, это легче. Правда, мои три месяца в подземелье — не десять лет… Но все же, могу попробовать. Положим, вот я справилась со стеной. Темному Идо плевать на меня. Но десяти лет хватило, чтобы ногтями проскрести швы между камней… Стирала ногти до мяса, ждала, пока вырастут вновь… Времени было вдосталь. Наконец, я вырвалась в коридор. Попался охранник, и я тут же убила его. Мои пальцы стали жесткими, как когти коршуна… Взяла лампаду у мертвеца. Обожгла зрачки светом, огляделась. Попыталась понять: куда бежать, где выход? Увидела главный коридор — но он ведет к караулке с часовыми. Что еще?..

Дверь. Поразительно! Как я раньше ее не заметила! Настоящая железная дверь! Быть может, единственная на всем нижнем круге!

— Куда она ведет?

— Да никуда, — мастер Сайрус пожал плечами. — Она сейчас открыта, а когда закрывается, перегораживает главный проход. Вот и все ее назначение. Смотрите, барышня.

Он закрыл дверь, а потом открыл вновь. И правда, будучи запертой, дверь блокировала коридор, а в открытом положении прилегала к стене. Очень странно. Спустя десять шагов, коридор кончался тупичком — тем, где Сайрус нашел труп второго охранника. Стало быть, дверь отделяла от остального подземелья слепой отросток, тупик, в котором ничего не было, кроме разрушенной камеры. Зачем?

Я сама взялась за ручку и затворила дверь. Сайрус остался снаружи, а я — внутри, в тупичке. И увидела еще более странное: с моей стороны двери имелся засов! Вырвавшись из камеры в коридор, узник мог отгородиться дверью ото всей остальной темницы! Зачем так сделано?! Что за чушь?!

Не уважаю людей, которые сперва делают, а потом думают. Так что я не гордилась собой, когда взяла и задвинула засов, запершись в тупике.

— Решили почувствовать себя на месте безличности?.. — глухо спросил Сайрус сквозь железо. — Лучше не надо, барышня. С Темным Идо шутки плохи…

Я бросилась в конец коридора, к глухой стене. Здесь узник убил второго тюремщика. Зачем?.. В смысле, зачем он вообще пошел сюда? От камеры видно: здесь — тупик. За десять лет глаза привыкли ко мраку; лампадка — что Звезда! Однако узник пошел сюда, и тюремщик пошел. Что ни оба забыли в тупике? И зачем дверь отделяет пустой коридор?!

Стены коридора — каменная кладка, вымазанная глиной. На нижнем кругу мало камней, но здесь есть. Укрепляли стены против идовых слуг… Хм. Или против обвалов. Или…

Я пошла медленно, поползла вдоль стены, держа лампаду впритирку к камням. Огонек торчал вверх в неподвижном воздухе.

— Барышня, я не шучу… Лучше вам не задерживаться в таком месте!.. — бормотал через дверь похоронщик.

Я шла шаг за шагом… Признаться, это было сложно. Черт возьми, очень трудно двигаться медленно в жутком месте. Хочется или бежать во весь опор, или замереть, как покойник. Но я плелась вдоль стены и еле дышала, и не отводила глаз от огонька.

Он дрогнул.

Около щели меж камней, как я и ждала. И с другого края того же камня дрогнул снова.

Осталось найти механизм. Верхний край?.. Нижний?.. Боковой?.. Рычажок?.. Веревка?.. Педаль?.. Где он, тьма бы его?!

— Мастер Сайрус, не беспокойтесь, со мной все хорошо. Но я сейчас умолкну на десять минут — хочу ощутить тишину!

— Барышня, не нужно этого!..

Я ударила плечом в камень, навалилась всем телом. Кажется, он пошевелился. Я отшатнулась — и врезалась в стену, сколько было сил. Кусок кладки сдвинулся и пополз вглубь, открывая щель тайного хода.

Граф Виттор Шейланд — второй человек, питающий ко мне опасный интерес. Мой сюзерен. Если вдуматься, это скверно: сюзерену привычно считать жизнь вассала своим имуществом. Успешный банкир. Что тоже плохо: расчетливый, умелый делец, всему и всем знает цену. Осторожен, предусмотрителен. Вот он точно не сунулся бы в незнакомый подземный ход. Хотя кто-кто, а граф наверняка знает все тайные ходы Уэймарского замка. В особенности те из них, что ведут в его собственные покои!

Ступени были узкими и крутыми. Какими же еще, если лестница устроена в толще стены!.. Когда они кончились, путь преградила деревянная панель. Я попробовала нажать, дернуть, сдвинуть. Наконец, панель вышла из крепления и съехала вбок, открыв взгляду комнату.

То оказался кабинет. Громадный рабочий стол на медных ногах, карта расстелена на зеленом сукне, белеет фарфоровая чернильница, лохматятся перья. За столом — кресло, перед столом — еще одно, поскромнее. Камин. Секретер — муравейник из ящичков. Резной потолок, стены в дубовых панелях, тяжелые золоченые гардины на окне с прекрасными большими стеклами. Темные цвета, громоздкая мебель — видимо, кабинет мужчины. Роскошь, богатство — кабинет вельможи. Сир кастелян, правда, тоже не бедный человек… На стене против стола два портрета. Один изображает старого графа, на втором — снежное личико леди Ионы. И это не оставляет сомнений: я в кабинете Виттора Шейланда.

Подбежала к столу, глянула на карту: северо-восток Империи, наступление мятежника отмечено стрелками. Подергала ящики. Верхний, самый большой, открыт. В нем книги с числами — кажется, учетные. Что еще?..

Я кричала себе: какого черта ты делаешь? Убирайся отсюда немедленно! Ты узнала главное: есть ход из темницы в покои графа! Возвращайся!

И продолжала рыться, дергать ящички стола и секретера. Большинство были заперты, но некоторые поддавались. Письма, гербовые печати… почта Фаунтерры… Алеридан… Клык Медведя… снова Фаунтерра… незнакомый герб, еще один незнакомый…

Минерва, остановись! Что ты надеешься найти, кроме неприятностей?!

Новый ящик — сперва не поддался, но вдруг вылетел на всю длину, посыпались бумаги. Я поползла на четвереньках, собирая их. Векселя, чеки… «Швейная мастерская Тома Тейлора»… «Бакалея Зеленого Холма»… фрахтовка судна… покупка судна… морская шхуна «Канитель»… получены средства от купца Хармона…

Минерва, ты тщеславная ханжа-девственница, а еще — мерзкая плутовка! Уходи отсюда, или никогда больше не сможешь себя уважать. Вообще никогда!

Я принялась запихивать бумаги в ящик… вспомнила овчину, криво брошенную на скамьи… стала складывать аккуратно, вексель к векселю, попутно просматривая их.

Давай, Минерва, давай, найди среди чеков непогашенный! Унеси с собой! Стань еще и воровкой для полного комплекта!

Сунула ящик на место, схватила со стола пресс-папье. К нему лепился лист промокательной бумаги с пятнами чернил. Я сорвала его и лишь тогда вылетела из кабинета.

Когда отперла железную дверь, по ту ее сторону грудились мастер Сайрус и оба часовых. В свете лампадок сложно сказать наверняка, но мне показалось, что все трое дрожат от страха.

— Ваше высочество!.. Вы живы?.. — три огонька разом взлетели к моему лицу. — Здоровы?.. Целы?..

Ваше высочество?.. Значит, часовые уже просветили Сайруса на счет личности «барышни».

— Я же говорила: не беспокойтесь, я в порядке.

— В порядке она!.. — сердито буркнул смотритель. — Здесь бродил приспешник Темного Идо, а она, видите ли, в порядке!.. Вашему высочеству в моем подземелье нельзя ни пропадать, ни умирать. Никак нельзя, запрещаю!

— Отчего так? Не умеете хоронить наследниц трона? Недоработан ваш порядочек, досадное упущение!..

— Коли вы преставитесь в подотчетной мне темнице, граф с меня голову снимет. Такой порядочек! — Он утер со лба холодный пот и крепко взял меня под локоть. — Мы сейчас пойдем наверх, а там пряменько к ее милости. Пускай ее милость своими глазами увидит, что ваше высочество вышли из темницы живехоньки.

* * *

О моей экспедиции в подземелье следующим днем узнал весь замок. Надо полагать, часовые поделились с сослуживцами волнующей историей о том, как ее высочество чуть не сцапал Темный Идо. И вдруг я обнаружила, что приобрела известность. Ловила на себе взгляды, слышала шепотки. Кажется, всякий имел что сказать обо мне.

Начнем с Инжи Прайса. Графский наемник, лукавый бандит со странным прозвищем Парочка. Надзор за мною поручен ему и Эфу. Солдатам гарнизона просто не велено выпускать меня за ворота, Инжи с Эфом имеют задачу поинтереснее: оповещать графа о том, что я делаю, о чем думаю, с кем говорю, кому пишу. В отличие от Эфа, который не переносит меня на дух и держит дистанцию, Парочка наслаждается работой. Он не делает из слежки никакой тайны, использует всякий повод, чтобы потереться около и поболтать со мною. Однажды сказал напрямик:

— Ты же сама понимаешь, кроха: граф велел мне за тобой присматривать. От этого никуда не денешься. Вот и давай общаться как добрые друзья. Тебе будет приятно и мне тоже.

Он делает мне приятно тем, что постоянно фамильярничает, называет крохой, малюткой и деточкой. Это как раз и есть показатель доброй дружбы. Парочка обожает давать советы на все случаи жизни: чем лечить простуженное горло, как говорить с мужчинами, когда остановиться при игре в карты на деньги, сколько вина можно выпить за вечер, как приготовить кролика. Все это обязательно пригодится мне, я еще вспомню добрым словом старину Инжи. Любые мои поступки он неизменно снабжает своей оценкой: правильно поступила деточка или дала маху? Где же мне самой разобраться…

Утром после косухи Парочка сказал:

— Вот недаром я тебя люблю, как родную! Потому что умница же, хоть и дворянка. Сколько тебя узнаю, все больше понимаю: ты нигде не пропадешь. Обычная благородная девица что делает, когда тоска? Вздыхает вот это в платочек, прижимает ладошки к груди, блестит овечьими глазками и блеет: «Ах, сударь, пустое… Не стоит беспокойства…». Еще может слезливые стишки почитать — словом, ерунда сплошная. А что сделала ты? Взяла и накатила чарку без лишних соплей! Так и надо. Если сама себя не порадуешь, то кто же еще!

Также он вручил мне чашку жидкости и потребовал:

— Выпей сейчас же. Полегчает.

Жидкость смердела подвалом и кислыми огурцами, но я была слишком плоха, чтобы оказать сопротивление. Выпила. На диво, действительно полегчало.

— Парочка ерунды не посоветует. Вот я до своих лет дожил — и ты доживешь здоровая да счастливая. Главное, слушай мои советы и запоминай.

Забавно слышать такое от наемного убийцы, который однажды уже царапал мне шею кинжалом…

А вот утром после подземелья я заметила его шепчущимся с Эфом и лордом Мартином — братом графа. Все трое поглядывали на меня, только Инжи делал это незаметно, Эф — отрывисто и зло, а Мартин — тяжело и пристально. Глаза Мартина — большие, навыкате — таковы, что всякий взгляд кажется тяжелым и пристальным. Неприятно, когда он смотрит. Аж мороз по коже.

Потом Инжи поймал меня и пожурил:

— Люди говорят, ты вчера наведывалась в нижний круг темницы. Так я тебе вот что скажу, кроха: лучше брось это дело. Держись подальше от подземелья. Жуткое место. Что там делать хорошей девочке?

— Меня не пугают жуткие места.

— Это я знаю, — кивнул Инжи. — Ты — девица храбрая, давно заметил. Вот и тем более: спустилась разок в идово лежбище, доказала свою смелость — и хватит. Зачем еще? И так уже все впечатлились, только о тебе и говорят.

— Да я больше туда и не собиралась…

— Вот и умница!

— Однако любопытно: отчего вы так меня отговариваете? Какая опасность в этом подземелье? Неужто верите в идовых слуг и колдовские двери?

— Деточка, поживешь с мое — поймешь: иной раз не грех и поверить ради перестраховки. От лишней веры тебя не убудет, а вот если не поверишь да не остережешься — выйдет беда.

Я поблагодарила за совет, но не удовлетворила Инжи. Он добавил:

— К тому же, Идо не Идо, а двое тюремщиков-то на Звезду отправились, и явно не самым приятным способом. Могу поспорить: не имели они в планах помереть так паскудно, да еще и в такой заднице. Об этом подумай, кроха.

— Подумаю, сударь, — пообещала я. — А что вам говорил лорд Мартин, если не секрет?

— Да об охоте. Он, видишь ли, знатный охотник. Собирается с парнями в леса на недельку: на кабанов да лис. Вот и рассказывал, что и как.

— На охоту?.. Мне думалось, он вчера уехал вместе с братом.

— Ну… они поехали было, но в дороге поговорили и решили, чтобы Мартин вернулся в замок. Знаешь, как оно у лордов: тут одно решили, а через день — другое…

Остался, значит. Не сказать, что очень рада его видеть. Но хорошо, что скоро уедет охотиться.

— Лорд Мартин что-то говорил обо мне.

— О тебе, кроха, он говорил то же, что и все: ты, мол, умница и красавица. Жалко будет, если с тобой беда случится. Потому передай, Инжи, своей крохе, пусть она больше в темницу не ходит. Нельзя, чтобы такая чудная девушка померла молодой.

Я подумала: быть может, Мартин знал о тайном ходе? А может, к тому же, знал и о связи Линдси с графом Виттором? Вот и послал Инжи запугать меня, чтобы не совала нос. Если так, то он сделал ошибку: лучше бы напугал сам. Вышло бы куда эффективнее.

За обедом Мартин Шейланд снова буравил меня взглядом. Я пыталась не смотреть в его сторону, но не могла. Мартин всегда одет кричаще, как южная птица: то в алое, то в лимонное, сегодня — в черный костюм с громадными серебряными звездами и белую шляпу с длиннющим пером. Попробуй не взгляни на такое! А взглянешь — наткнешься на выпученные темные неподвижные глаза. Он даже на еду не смотрел, только на меня.

Неожиданно на помощь пришла Иона. Отследила мою с Мартином переглядку и сказала строго, как непослушному ребенку:

— Мартин, прекратите смущать гостью.

Он стушевался.

— Иона, я это, я не…

— Леди Иона, — поправила Северная Принцесса. — Желаете есть за нашим столом — соблюдайте приличия.

Он уткнулся в тарелку и больше не докучал мне. Я понимала, что Иона поступила неэтично: делать замечание брату графа в его собственном доме!.. Однако было приятно. Я улыбнулась ей:

— Благодарю вас.

— Пустое, — она подмигнула мне. — Очень жду вас вечером!

Это было искренне. Странно…

До вечера случился еще один разговор. И снова — о темнице. Эф, мой второй надзиратель, поймал меня в коридоре и сказал:

— Нужно поговорить наедине.

Наверное, впору поверить в силу близкой Луны. Сегодня все ведут себя чудно: Мартин пучит глаза сильней обычного, Иона добреет, Эф жаждет общения. Я уже писала: Эф терпеть меня не может, и имеет на то целых две причины. Первая: он в принципе не любит никого, кроме себя и графа. Вторая: как-то я угостила его искровым ударом в ягодицу. С тех пор Эф сводит контакты со мною к презрительным взглядам и неохотным кивкам. Однако теперь он отвел меня в пустой охотничий зал, запер дверь и холодно спросил:

— Что вы разнюхали?

— Простите?.. — я скривилась.

— Не притворяйтесь. Вы только и делаете, что разнюхиваете, выискиваете, суете нос в каждую щель!

Сибил Нортвуд в подобном случае рассмеялась бы. Но я не умею притворно хохотать. Подумала: что, если уступить для начала и посмотреть, как много он понял?

— Сир Френсис, ваши подозрения пусты, я и не думаю о побеге.

— Конечно! Это у вас не выйдет! Вторично вы нас не обманете. Но я и не говорил, что вы ищете пути к бегству. Вас интересует что-то другое. Что?

— Ах, полноте…

— Что, я вас спрашиваю?! Отвечайте!

Он был зол, глаза сверкали. Казалось, готов схватить меня за горло. Я сдала еще одну позицию:

— Да ничего, сир Френсис!.. Просто ищу свою служанку, Линдси. Это и не тайна — я обращалась к самому графу, но он не смог помочь…

— И что вы узнали о Линдси?.. — прошипел Эф.

— Она уехала к себе в деревню, так все говорят… Ничего более…

— Зачем вы ходили в темницу? О чем говорили с часовыми? Что они сказали вам?!

— О боги, Френсис, вы пугаете меня! Не будьте так сердиты!

— Я прикажу — и вас больше никогда не выпустят из комнаты! Никогда, вы это понимаете?! Отвечайте честно!

Я закричала:

— Да ничего я не знаю! Святая Праматерь! Что на вас нашло!..

— Поклянитесь, что не знаете!

— Клянусь родом Янмэй.

Какая-то черточка расслабилась в его лице. Кажется, он поверил… Самое время для удара.

— Клянусь родом Янмэй, что не знаю ни о чем, кроме второй караулки. Там Линдси встречалась со своим кавалером. Она была неграмотна, так что он назначал ей встречи с помощью рисунков: присылал записки с часами, Линдси умела читать время по стрелкам.

Френсис вздрогнул, брови полезли на лоб. Я продолжала:

— Слуги и солдаты боятся того человека, что встречался с нею. А он, в свою очередь, тоже боится кого-то — иначе вызывал бы Линдси не в темницу, а прямо к себе в спальню. И я думала: граф Виттор достаточно опасен, чтобы внушить страх часовым. Граф Виттор имеет причины таить связь с горничной: леди Иона и ее сорок северных волков — довольно причин. Я думала: Линдси расстроила графа тем, что помогла мне — его пленнице, и он избавился от нее. Все логично, только одна деталь смущала: зачем графу ходить в подземелье через главную дверь, на глазах у стражников, если есть второй, скрытый путь?..

Лицо Эфа пошло красно-белыми пятнами. Я не дала ему времени опомниться.

— И тут явились вы с вашим праведным гневом. Когда люди так сильно стараются напугать, обычно это значит, что они сами боятся. Я вспомнила: Линдси злилась на вас, Френсис. Довольно смеялась, когда говорила о вашей ране; копировала мою прическу, зная, что вы меня ненавидите. А позже Бернадет говорила: Линдси была в ссоре со своим кавалером. Одно с другим сочетается, правда? Затем. На деле, это вам Линдси задала мороки, когда помогла мне с книгой. Это вам, не графу, пришлось просидеть ночь, ломая голову над моей шифровкой. Прибавим еще одно: бедняга часовой не назвал ваше имя, но опустил глаза и промолчал, когда я его назвала. Бесхитростный парень. Умнее было бы соврать и спихнуть на какого-нибудь кайра… И последнее. Почему вас так взволновал мой визит в темницу? Вы с Мартином Шейландом сегодня глаз с меня не сводите. Но для Мартина это обычное дело, а вот вы…

— Это гнусные выдумки! — выдавил Эф. — Не смейте подозревать такое!..

— Неужели?

— Я ничего не знаю о Линдси!

— Сир Френсис, вы повторяете мой маневр, и это глупо. Я же не попадусь в ту яму, в которую только что грохнулись вы. Где Линдси? Если она жива, хочу ее увидеть. Если вы убили ее, желаю знать за что и как. Не успокоюсь, пока не выясню.

Он замотал головой:

— Нет! Это полная чушь! Дурная выдумка!..

— Понимаете, Эф, в чем штука. Мне ведь не нужно убеждать вас — вы и сами знаете, что я права. Мне достаточно убедить леди Иону. К вашему несчастью, Северная Принцесса не любит убийства. Звучит странно, но это факт. Иону расстраивает даже гибель солдат на поле боя, даже гибель чужих солдат! Как на счет убийства юной невинной девушки? Поинтересуемся мнением миледи?

Эф шумно втянул воздух, шмыгнул носом — точь-в-точь как мальчишка. Он, в сущности, и был мальчишкой, а сейчас вся напускная важность слетела прочь.

— Я не убивал Линдси.

— Сознайтесь, и я, возможно, помилую вас. Продолжайте упираться, и кайры Ионы завтра же изрубят вас на части.

— Я действительно ее не убивал! Слово рыцаря! Тьма вас сожри, поверьте! Да, правда, это я водил ее в караулку. Тайком — не хотел сплетен… Рыцарь и служанка — сами понимаете. А когда приехал граф, я вовсе перестал с нею видеться — стыдно было перед милордом. Потому Линдси и обиделась, и постриглась, чтобы мне досадить. Но я не знаю, куда она исчезла! Не видел ее в последний день!

— Почему я должна поверить?

— Говорите, Линдси исчезла в темнице?

— Там я нашла записку с часами, которую Линдси получила в тот день. Часы показывают восемь. Значит, Линдси пришла в темницу к восьми вечера. И никто не видел ее после этого времени.

Он взмахнул руками:

— Вот видите! Сами подумайте: если бы я хотел ее убить, разве сделал бы это на обычном месте встречи?! Я же не полный идиот! И куда бы спрятал тело? Вынес мимо часовых? Или тем другим путем, о котором знаете вы и граф? Чтобы граф или стражники увидели, как несу труп?! Хороша картинка!

Я подумала.

— Тело вы могли спрятать в самой темнице. Просто сунуть в одну из камер — есть много пустых. Но ваш первый аргумент звучит весомо. Полагаю, вы, действительно, не полный идиот. По крайней мере, разгадали мой шифр.

— Благодарю.

— Но зачем накинулись на меня с допросом? Если не вы преступник, то откуда столько волнения?

— Черт возьми, так ведь Линдси пропала! Я ничего не знаю о ее судьбе, полная темень! Надеялся, может, хоть вы раскопали. Милорд говорил, вы умеете расплетать интриги. Ведь это вы похоронили Айдена Альмера…

Ага. И месяц пила отравленный кофе. Безропотная овечка на закланье. Впрочем, показное самоуничижение — это только для близких друзей. Эф не заслужил.

— Стало быть, цепочка такая. Подмастерье Дейв бегает за Линдси, ведь она хорошенькая и служит у графа. Линдси бегает за вами: шутка ли — благородный рыцарь! Рыцари на дороге не валяются… А вы воротите нос, прячетесь. Стыдно с простолюдинкой-то. Любиться на шкурах не стыдно, а вот чтобы милорд узнал — это позор, прямо несмываемое пятно. Даже не стесняетесь запугивать людей, чтобы никто никому ни слова… Эф, я очень не люблю историй о дворянских сынках и простых девушках. Слыхала такие в монастыре: они всегда кончаются грустно.

Он скривился и фыркнул:

— Вы что же, священник, чтобы совестить?

— Я — послушница Святой Ульяны. И феодал. И наследница трона. И девушка. Из какой роли ни посмотрю, мне не нравится то, что вы сделали.

— И как поступите, миледи? Найдете настоящего злодея или накажете меня, поскольку я вам не нравлюсь? О, это будет очень по-женски! Покарать мужчину за то, что он недостаточно любит девушку!

Я не разбираюсь в любовных делах, мне сложно судить. Видимо, на одной чаше — страсть, нежность, упоение, радость; а на другой — горечь невзаимных чувств, унижение неравенства. Что весомей, ценнее? Окупает ли одно другое?.. Если бы Адриан предложил мне встречаться тайком — что бы я сделала, что чувствовала?.. Не знаю, и думать страшно. Подкашиваются колени.

— Ладно, Френсис… Положим, я вам верю. Не вы похитили Линдси. Если узнаю, кто, скажу вам. Но взамен поставлю три условия.

— Какие?

— Первое: вы забудете свою увечную ягодицу и вспомните о вежливости. Второе: если в поисках Линдси мне понадобится помощь, вы ее предоставите. Третье: если найдем Линдси живой, вы поведете себя по совести.

Он помедлил, поиграл желваками, пожевал губы. Протянул мне руку:

— Слово рыцаря, миледи.

* * *

Центр игровой комнаты — круглый стол с темной крышкой. Окна занавешены кроме одного — того, в которое видны Луна со Звездою. Горят шесть свечей, никакой искры. Играет музыкальная машина: вращается диск за стеклом, атональная мелодия подрагивает в воздухе.

Мы сидим круг стола. Леди Иона в серебристом платье и белой шали, Джейн в изумрудно-зеленом, руки в золотых браслетах. Лица у них такие загадочные, таинственные, глаза отблескивают свечными огоньками. И я: уставшая за день, полусонная, хочу вина и в постель, и ничего не изображать. Отодвигаю свет подальше, чтобы скепсис на моем лице был менее заметен.

Джейн тасует колоду: перебирает карты, трогает каждую, будто ощупывает. Иона говорит, обводя нас заговорщицким взглядом:

— Пришло время нам узнать секреты грядущего, открыть окно сквозь время и заглянуть в него. Мы готовы увидеть то, что может предстать нашему взору?

— Я готова ко всему! — торжественно отвечает Джейн.

Соглашаюсь:

— Я, вроде, тоже.

— И даже если ответы будут страшны, мы все равно рискнем задать вопросы?

— Рискнем! — с чувством восклицает Джейн.

— А я могу вскочить и убежать. Я — такая трусиха.

Иона хихикает.

— Кстати, о страшном. Я в восторге от вашего рейда в темницу! Вы всполошили весь замок. Уже четверо докладывали мне, что случилось нечто жуткое, но никто не смог сказать, что именно.

— Мы с мастером Сайрусом и часовыми сыграли в прятки. Кажется, я выиграла.

Иона смеется. Она в прекрасном настроении, даже какая-то теплота во взгляде. Джейн строго смотрит на нас и призывает к порядку:

— Дамы, будьте серьезны! Ваши смешки могут оскорбить богов!

— Да, конечно. Я — серьезность.

Иона делает безупречную осанку и прижимает локти к бокам, как школьница на уроке. Джейн глубоко вдыхает и говорит торжественным шепотом:

— Пусть будут боги Луны и Звезды, видящие сквозь время, милостивы к нам. Начнем же.

Она берет мелок и прямо на столешнице рисует крест. На каждом из его концов выводит кружок, приговаривая:

— В это кольцо помещаю силы, что содействуют, а в это кольцо — силы, что мешают. В это кольцо помещаю исток, а в это — завершение дела.

В центральном перекрестии рисует еще один круг.

— А это кольцо обозначит того, кто идет по пути.

И спрашивает:

— О чьей судьбе испросим первой?

Иона подмигивает мне, и я качаю головой:

— Нет-нет, я боюсь. Хочу сперва посмотреть.

Может, по ходу дела обо мне забудут…

— Ну, что же, — Иона пожимает плечами, — тогда начну я.

Сняв с пальца алмазный перстень, кладет его в центральный круг и спрашивает:

— Я, Иона София Джессика, хочу знать: доведется ли мне встретить весну в Фаунтерре?

Хм. Какой милый вопросик!.. Джейн тасует колоду, потом кладет ладонь на перстень Ионы, а второй рукой сдвигает карты. Потом закрывает глаза и одну за другою на ощупь вытаскивает четыре карты, кладет в вершины креста. Силой, что помогает, оказывается шестерка пик; вредоносной силой — дама треф; исток — бубновый валет, а развязка — туз (со своего места не вижу, какой). Джейн озадаченно глядит на карты, она понятия не имеет, что значит сие сочетание. Иона терпеливо ждет, предвкушая пророчество.

— Шестерка пик, — нетвердо говорит гадалка, — означает… эээ… военную силу лорда Эрвина. Она поможет Ионе выполнить желаемое и попасть в столицу… вот только почему шестерка, а не десятка?.. Такая мелкая карта…

— Все верно, верно! — восклицает Иона. — Пики — черные, как плащи кайров! А сила Эрвина мала в сравнении с силой его врага, потому только шестерка!

— Ага, — кивает Джейн, — именно. Теперь, исток событий обозначен бубновым валетом. Карты говорят о благородном муже Ионы — графе Витторе… правда, странно, что не выпал король…

Иона прижимает руки к груди и ахает:

— Я догадалась! Можно, можно сказать? Бубновый валет — это не Виттор, а механик Луис. Тот мелкий, подлый звереныш, что ранил Эрвина в походе! Именно с него все началось.

— Да, пожалуй, — с важным видом соглашается Джейн. — Развязка дела — пиковый туз. Ну, с ним все просто… Иону пригласит в столицу могущественный человек военного сословия… Вероятно, им будет…

— Эрвин! — восклицает Иона. — Ну, конечно, Эрвин! Ведь черный — цвет кайров!

Я деликатно молчу о том, что пика с тем же успехом может означать искровое копье, и, значит, сам император «пригласит» Иону в столицу — на скамью подсудимых.

— Наконец, мешающая сила, дама треф…

Джейн хмурится, не в силах связать эту карту с вопросом хоть какой-нибудь логической цепочкой. Да, непростая задача. Иона пытается помочь гадалке, но тоже не может ничего придумать.

— О! — Джейн торжествующе вскидывает палец. — Дело в том, что Иона еще не знакома с этой дамой! Некая женщина вмешается в историю и может нанести большой вред! Иона должна сторониться темноволосых дам, пока не окажется в Фаунтерре. Вот о чем предостерегают карты!

Северная Принцесса благодарит богов и поворачивается ко мне:

— Правда, интересно?

— О, да, захватывающе.

— У вас появился вопрос?

Прежде я думала: если в этом фарсе будет хоть капля разума, то спрошу о Линдси. Но рассудком здесь даже не пахнет.

— Лучше я посмотрю — это так любопытно!

— О, как только надумаете спросить, не стесняйтесь, говорите сразу же!

— Конечно…

Иона снимает с шеи кулон, греет ладонями, говорит со светлой улыбкой:

— Эту вещь подарил мне Эрвин София Джессика, она несет след его души. Хочу спросить богов Луны и Звезды о судьбе Эрвина: как он встретит весну? Будет ли сопутствовать ему успех?

Она кладет кулон в центральный круг, а Джейн принимается за карты. Вскрывает четыре «знака судьбы». Девушки в полном восторге: в этот раз карты имеют какую-то видимость смысла! Дама червей в верхнем кольце — конечно, Светлая Агата, она помогает Эрвину. Валет треф внизу — это император: валет потому, что его моральный облик не заслуживает короля, а трефа потому, что сердце Адриана черно, как земля. Он пытается помешать Эрвину, но ничего не выходит, и мятежник вступает в столицу с девяткой пик — стало быть, преумножив свою силу в полтора раза, по сравнению с былой шестеркой. Благодарный народ, освобожденный от Адрианова гнета, примкнул к Эрвину…

Я веселюсь от души. При достаточной гибкости ума любая карта может означать что угодно — главное, подобрать приятную тебе трактовку. Например, дама червей может легко означать и Сибил Нортвуд с ее провальной интригой, черный валет — какого-нибудь предателя в войске Эрвина, а девятка пик — суд над мятежником, ведь как раз девять верховных судей выносят приговор дворянам. Но, конечно, я не мешаю девушкам: они так искренне радуются своим догадкам. Иона сияет, улыбается мне, хватает за руку, восклицая:

— Видите! Видите, как все ясно! Просто чудо!

Джейн спрашивает карты о своей будущей любви. Развязкой выпадает пятерка — конечно, это пятеро детей, и все очень любят мамочку, поскольку масть — черва. Помогает Джейн трефовая дама, а мешает — червовый король. Девушки недолго думают, как бы это понять, и решают: нужно поменять карты местами! Конечно, красный король будет отцом детей Джейн, а черная дама-завистница попытается помешает, да только ничего у нее не выйдет!

Любопытно, какая карта должна выпасть, чтобы девушки поверили в несчастливый конец? Наверное, такого варианта нет. Самоубеждение — огромная сила.

Гадают о графе Витторе. Джейн озорно спрашивает, не найдет ли граф себе альтессу и не полюбит ли ее сильнее, чем жену. Картой развязки выпадает двойка червей. Джейн торжественно сообщает: Иона с Виттором будут крепкой парой любящих сердец! А я-то, глупая, думала, что двойка червей — это две альтессы-блондиночки…

Но вот полночь далеко позади, свечи начинают меркнуть. Сумрак сгущается, и веселье гаснет. Иона меняет диск в музыкальной машине, мелодия становится отрывистой и тревожной.

— Я хочу спросить о судьбе Эрвина Софии Джессики, чье дыханье помнит на себе мой кулон. Каким образом он одолеет своего противника, Адриана? Что за силы помогут Эрвину? И какие препятствия встанут на пути?

Джейн начинает свой фарс… и я понимаю, что устала сидеть молча.

— Мне кажется, на этот вопрос нужно гадать иначе. Ведь речь идет о поединке двух полководцев. Нужно положить в центр по вещи каждого из них.

Гадалка морщится:

— Никогда не слышала, чтобы так делали…

Однако Иона загорается интересом:

— Тьма, а вы правы! Нужно гадать по справедливости, иначе ответ выйдет ложным. Вот только… не найдется ли у вас вещи императора? Быть может, он дарил вам что-нибудь, как своей племяннице?..

— Он знал меня как Глорию Нортвуд и ничего не дарил. К сожалению…

Иона вспоминает:

— Я получила от него диадему в подарок ко свадьбе. Вот только ее вручил посол, а заказал какой-нибудь секретарь… Вряд ли Адриан хоть раз брал ее в руки. Не будет отпечатка его души…

И я говорю:

— А зачем нам подарки? Вещи — всего лишь вещи. Во мне — кровь Янмэй, в вас — кровь Агаты.

Глаза Ионы вспыхивают неподдельным восторгом.

— Святые Праматери!.. Да!

Она ставит чашу в центральный круг. Пару минут мы ждем, пока полусонная горничная принесет нож.

— Хотите быть первой?

Я прокалываю кончик пальца и выдавливаю в чашу несколько капель. Моя кровь стекает по серебру на донце. Туча глотает Луну. Мрак в комнате дрожит от конвульсии свечей. Вот теперь — да — я чувствую близость тайны. Карты, кулончики, перстеньки — все забавки… Но кровь Янмэй — это нечто совсем иное.

Иона проводит лезвием по ладони, оставив темную черту. Роняет капли в кубок, сжимает кулак.

— Я кладу в круг капли своей крови, что также есть кровь Светлой Агаты и Эрвина Софии Джессики, моего брата, и с тем повторяю свой вопрос. Каков будет исход сражения?

— А я помещаю в круг капли крови Минервы Джеммы Алессандры, что носит черты души Янмэй Милосердной и Адриана Ингрид Элизабет, главного врага Эрвина Софии, и присоединяюсь к вопросу.

Джейн очень долго тасует карты. Теперь уже никому не до шуток. Она берется за кубок и сдвигает колоду.

— Я тоже, — говорит Иона. Тонкими пальцами гладит карты, аккуратно снимает половину колоды.

— И я.

Держась за кубок, сдвигаю карты. Они кажутся горячими, а кубок — ледяным. На нем полоска Иониной крови.

Джейн вынимает первую карту с такой бережностью, словно это вексель на десять тысяч. Вторую. Третью. Ловлю себя на том, что уже не сижу, а стою, нависаю над меловым рисунком. Четвертая карта ложится в кольцо, и Джейн открывает все четыре.

Завязка — туз пик. Помощь — валет треф. Помеха — дама червей. Развязка — бубновая четверка.

Прежде, чем Иона и Джейн открывают рты, я говорю:

— Вы давеча хотели понять, как я мыслю. Позвольте, леди Иона, я покажу вам.

— Прошу.

— Туз пик, миледи, — это Эрвин София. Черный — цвет кайров, а туз — та самоуверенность, с которой ваш брат пошел против сильнейшего врага. Валет треф — это лорд Крейг Нортвуд, коего вы обратили в союзника. Эрвин уповает на его помощь, но она будет слаба: валет — не король, согласитесь. Карта помехи — дама червей — конечно, это Светлая Агата. Вы не ожидали увидеть ее на этой позиции? Именно в неожиданности и состоит значение. Адриан атакует Эрвина внезапно. Какова бы ни была агатовская прозорливость, Эрвин не сможет предсказать удар. Наконец, развязка дела — четверка. Бубны изображены на карте квадратом, и это означает окружение со всех четырех сторон. Эрвин будет окружен искровиками Короны, одетыми в мундиры цвета бубновой масти, и силами Альмеры — Красной Земли.

Наступает тишина. Джейн меняется в лице, но она мне безразлична. Северная Принцесса, как ты среагируешь? Любишь игры в откровенность, как твой муж? А что скажешь об откровенности без игр?

Иона говорит:

— Красота честности. Благодарю вас, миледи.

И протягивает мне кубок.

— Только я хочу, чтобы гадание было справедливым. Мы спросили о судьбе Эрвина — узнаем же и судьбу Адриана.

— С удовольствием, — говорю я и добавляю в чашу новые капли. То же самое делает Иона.

— Боги Луны и Звезды, силой крови Янмэй Милосердной вопрошаю вас: чем кончится война для Адриана Ингрид Элизабет?

— Силой крови Светлой Агаты присоединяюсь к вопросу.

Джейн берется за карты. Кажется, ее пальцы дрожат. Мы с Ионой следим за нею, склонившись над столом, голова к голове. Мелькает мысль: мне стоит благодарить Праматерей за Иону. Счастье, что именно она — мой враг. Все могло быть куда хуже.

Поочередно мы сдвигаем колоду, и Джейн раскладывает карты на позиции. Начало — бубновый туз, помощь — трефовый король, помеха — двойка червей. На место развязки ложится джокер. Впервые за вечер он показался на глаза.

— Вы позволите, леди Минерва?

— Конечно, леди Иона.

— Все начинается с бубнового туза: это император на троне, столь же самоуверенный, как мой брат. Он пытается установить надо всем миром власть: не королевскую, ограниченную законами, а тузовую — абсолютную. Ему содействует король треф: это и сила Короны, уже принадлежащая ему, и мощь Святого Вильгельма — первого короля Полариса и носителя Перстов. Сильнейшая помощь, ничего могущественней нет в подлунном мире. А помеха — всего лишь двойка. Такова, на самом деле, сила Эрвина в сравнении с могуществом Адриана. Вы ошибаетесь, если думаете, что я этого не понимаю. Но двойка червей — не двойка пик. Речь не о силе мечей. Если бы дело решалось только оружием, Эрвин был бы обречен. Но иногда ход истории меняют не клинки, а сердца. Благородство, храбрость, вера. Отчаянный удар крохотными силами. Выигрыш одним шансом против сотни. Адриан не сможет предусмотреть этого: ему просто не хватит наивности.

Иона снизила голос и окончила почти шепотом:

— Ну, а джокер… шут… Все знают, кто таков шут в традициях Династии Янмэй: человек, потерявший все.