Борт 147. Дневник мизантропа

Роман Грачев

Хотите лучше узнать людей – поработайте в такси. Очень скоро вы поймете, как сложно следовать заповеди «возлюби ближнего своего»…Известный шоумен Виктор Кириллов в поисках выхода из душевного кризиса решает заняться частным извозом. За рулем он отдыхает, чувствует себя более свободным. Он был бы абсолютно счастлив, кабы не одна проблема – пассажиры. Каждого третьего Виктор готов выбросить из машины.Однажды ему представляется такой случай. Сумеет ли он им воспользоваться без риска для жизни? Книга содержит нецензурную брань.

Оксана

Это было довольно давно, но кажется, что на прошлой неделе. Некоторые вещи откладываются в сознании, чтобы однажды всплыть в свежем блеске.

Оксана была прекрасна в своем практически незаметном купальнике с тонкой вертикальной ниточкой на попе и тремя лоскутками полупрозрачной ткани спереди. Точнее, прекрасны были мои представления о ней, потому что о человеческих качествах данной особы я еще ничего не знал. Она вела себя скромно, была молчалива, трогательна, а минималистский купальный костюм выполнял всю остальную работу. Мы, кстати, как раз и познакомились на пляже. Это случилось много лет назад, еще до моей встречи с Катей.

Солнце к тому моменту опустилось за верхушки деревьев, оставляя городской пляж в тени. Пустые шезлонги беспорядочно стояли на песке, старый шашлычник азиатской наружности загружал последнюю партию углей в мангал, славянская сосисочница закрывала трейлер. Но полтора десятка человек еще резвились в воде и столько же топтались вокруг разложенных покрывал. Я позволил незнакомой девушке позвонить домой, протянув свой телефон. Сам я при этом остался стоять рядом на случай, если миловидная девчушка окажется воровкой. Я украдкой разглядывал ее потрясающие формы и слушал невинный монолог:

— Мам, я не одна… ну что опять?… сколько можно, я уже не маленькая (на вид девушке, кстати, едва ли минуло двадцать)… я с подружкой, ты ее знаешь… с Иркой из соседнего дома… нет, никаких парней нет (девушка мельком взглянула на меня)… мы еще посидим, обсохнем и я поеду… что?.. поймаем такси, в конце концов, ничего страшного, тут их много стоит на парковке… такси, мама, ТАК-СИ! Это такая машина, у нее на крыше шашечки желтенькие… да, конечно, там работают сексуальные маньяки… (голос девушки звучал крайне устало, было понятно, что она давно и безуспешно ведет с матерью войну за независимость)… мам, перестань, ты же понимаешь прекрасно, что я шучу… всё, хватит меня накручивать, я звоню с чужого телефона и его хозяин стоит рядом и все слышит… мне неудобно, в конце концов (тут я сделал шаг в сторону и отвернулся, хотя с таким же успехом мог написать у себя на лбу, что слышал каждое слово)… Всё, не могу больше говорить, буду через час-полтора… ложись спать… Что?… ложись спать, говорю, всё, пока!…

Она протянула телефон, прикрыв рукой грудь, словно только что вспомнила о своей вызывающей наготе.

— Извините…

— Ерунда.

— Сколько с меня?

— Я вас умоляю, девушка…

— Спасибо. — Она смущалась.

Дальше случилось странное. Ни она, ни я почему-то не предпринимали попыток расстаться, хотя обычно отношения хозяина телефона и случайного прохожего, попросившего им воспользоваться, в этом месте заканчиваются. Я делал вид, что никак не могу заблокировать клавиатуру, а девушка левой рукой поглаживала правое плечо и смотрела на меня снизу вверх.

— Вот такие у нас мамы… — наконец произнесла она.

— Понимаю, — сказал я и дальше начал безбожно врать. — У меня было примерно то же самое, только не с матерью, а с отцом. Несколько лет потратил, чтобы доказать свою самостоятельность.

Она улыбнулась.

— Удачно?

— Как видите, я до позднего вечера задерживаюсь на пляже в полном одиночестве.

Она опустила взгляд. Я мысленно умолял ее: «Опусти руку, сладенькая, дай поглядеть на твои мячики!»

— А я маме наврала.

— В смысле?

— Подружка уехала десять минут назад.

— Вы остались одна?

— Ага. — Тут девушка, видимо, вспомнила, что беседует с незнакомцем, облаченным лишь в купальные плавки, и ничто в его облике и поведении, даже в любезном разрешении позвонить, не отменяло потенциальной опасности. Все маньяки милы и обходительны.

— Я пойду, — сказала она, — спасибо еще раз.

Она сделал пару неуверенных движений, собираясь повернуться ко мне спиной, но, кажется, сочла, что лишь подольет масла в огонь, если подставит моему взору обнаженные ягодицы. Чтобы не смущать ее, я пошел с ней рядом к пляжу (мы беседовали на краю автопарковки, в стороне от песчаной линии).

— Я тоже собираюсь домой, — как можно более небрежно говорил я. — Могу подбросить. Лимузин не обещаю, но «шестерка» на ходу и почти не гремит.

— Ой… не знаю…

Девушка сопротивлялась недолго. Выяснилось, что денег на такси у нее не хватит, с Иркой они поссорились, и та бросила подругу одну на пляже почти без копейки. Транспорт в этой части города ждать приходилось долго, в машину ее посадят разве что за минет. Словом, альтернативы у Оксаны не было.

Я отвез ее домой на другой конец города, высадил у подъезда. Мы обменялись телефонами (в обычной жизни я человек стеснительный, вы помните, но в тот вечер проявил неожиданную для себя прыть), но встречались потом всего трижды. И ни разу не занимались любовью! Мы разговаривали, гуляли по городу и ели мороженое. Несколько месяцев переписывались по электронной почте. Я пару раз спасал ее от плохого настроения и разделял с ней радость редких удач. Потом она куда-то пропала, а я не стал ее искать, потому что к тому моменту встретил Катю.

До сих пор задаю себе вопрос: что это было? Любовь? Дружба? Увлечение?

«То ли девушка, то ли виденье» — это про Оксану. В какой-то потайной части моего сердца она жила до сих пор, о ее существовании не знал никто, в том числе моя нынешняя гражданская жена. В человеческом сердце может много чего поместиться, и ты не всегда знаешь, зачем оно там и как долго пролежит. Оно просто есть.

И вот — свадьба…

…Я понимаю, что не могу выдавить ни слова. На меня устремлены десятки глаз, в зале висит тишина, все ждут, что я буду говорить молодым нечто удивительно трогательное. Но я молчу. Бокал с шампанским дрожит в руке.

Нет, конечно, это не Оксана, боже упаси! Я знаю, что жизнь не перешутишь, что она гораздо изощреннее и веселее любого литературного сюжета, но такая шутка была бы довольно пошловатой. Мне почудилось. И линия губ другая, и глаза, и подбородок, да и сама невеста вела себя как человек, который видит меня впервые в жизни… однако даже мимолетное сходство с Оксаной, «девушкой из сердца», выбило меня из колеи.

Именно эти секунды замешательства практически поставили крест на моей карьере продажного клоуна.

— Э, тамада, блин, начинай уже! — крикнул кто-то с мест, находящихся у меня за спиной. Это стало последней каплей.

Я, конечно, не развалился, как студент института культуры, но и бразды правления из моих вспотевших рук ускользнули. Первый тост звучал убого — что-то об общем пути, взаимопонимании и «самом важном дне в вашей жизни» («бээээ!» — сказал бы мой недавний интеллигентный пассажир). А хотите знать, как мог бы звучать тост, не приключись со мной эта метаморфоза?

Вот примерный текст оригинала:

«Добрый день, дорогие! Наконец-то… наконец-то все самое тяжелое позади — подбор платьев и ресторана, утверждение меню, выпуск тиража пригласительных билетов, изнурительные переговоры с ведущим (тут гости вместе с молодоженами обычно ухмыляются). И вот осталось всего ничего — высидеть до конца этого вечера, съесть все салаты и выпить шампанское, чтобы потом исчезнуть, остаться наедине в темной комнате при свечах и попытаться ответить себе и друг другу на незаданный вопрос: что же такое мы сотворили? И зачем?

А однозначного ответа нет. Ответов — множество. Кто-то вступает в брак затем, чтобы в старости было кому стакан воды подать, пусть даже и пить не захочется; кто-то старательно создает «ячейку общества», в которой будет комфортно расти и взрослеть маленьким гражданам великой страны; кому-то замужество кажется единственным логичным продолжением любовной истории. Но лично мне больше всего нравится такая трактовка: «Нам нужен свидетель нашей жизни».

Ваши жизни пересеклись. Вы теперь друг для друга и свидетели, и соучастники. И у вас все только начинается. Счастья вам!»

С небольшими изменениями текст этот кочевал с церемонии на церемонию. Я, разумеется, читал его наизусть, проникновенно, чувственно, используя все подвижные мышцы лица, и не было случая, чтобы вослед не раздавались аплодисменты.

Но в тот вечер меня переклинило. Не берусь дословно привести прозвучавший тост. Точно скажу, что такие сентенции в изобилии можно услышать в плохих мелодрамах или поздравлениях близких родственников молодоженов: «Уступайте друг другу (бэээ!), любите друг друга вечно (дважды бэээ!), и пусть земля будет вам ковром из одуванчиков (бурное и продолжительное бэээ!)»

Звукорежиссер Саша, с которым я постоянно работал, смотрел на меня раскрыв рот и даже не пытался комментировать, настолько был ошарашен.

— Не смотри так, — буркнул я, прежде чем присосаться к третьему бокалу шампанского, — что-то у меня глюкануло сегодня.

— Соберешься? — спросил Саша с робкой надеждой.

— Попытаюсь. Иначе придется валить прямо сейчас и без гонорара.

— Я возражаю, ваша честь.

— Сам не хочу, что ты…

Но я так и не собрался. Виной тому и шампанское, и мое удрученное состояние. Я смотрел на невесту и вспоминал Оксану, которая вполне могла «стать моей судьбой». Хорошая была девушка, милая, симпатичная, за те недолгие месяцы так и не успевшая ничем отвратить от себя. Постепенно Оксана из моих воспоминаний заняла место во главе стола рядом с женихом, я перенес живший в сердце образ на эту малознакомую мне дамочку и начал злиться. Мне казалось, что все женщины, которые мне интересны и симпатичны, должны восторгаться лишь мной и вожделеть лишь меня, у них не может быть ни друзей, ни ухажеров, ни тем более мужей! Как она смеет выходить замуж, почему она смотрит с такой любовью на эту гориллу с волосами на груди, когда я, такой талантливый и симпатичный сукин сын, стою здесь, прямо перед ней?! Овца тупорылая!

Эмоции бурлили во мне, как суп на плите, клокотали и требовали немедленного выхода. И шоу не клеилось.

Я наскоро провел пару каких-то убогих конкурсов, потея словно в сауне и ловя себя на мысли, что каждые несколько минут жадно всматриваюсь в циферблат часов. Я подгонял стрелку, я умолял ее бежать так быстро, как она бежала во время моего первого секса с Катюхой. Но фальшивые «Омега» словно умерли. Полчаса, час, полтора часа… я сходил с ума, и чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, беспрестанно хлебал шампанское, купленное на собственные деньги в баре.

Немудрено, что к середине вечера я нахлестался, как денщик его превосходительства, и «наказы жениху и невесте» уже читал так, будто переводил с русского на китайский:

— Молодым прочтем чичас… ик!… буде ас мас наставлять… (твою мать! хотелось крикнуть в рифму)… жемих, жему люби…

Ну и так далее.

Во время одной из танцевальных пауз я быстро выскочил на улицу, спрятался за углом. Попытался делать дыхательную гимнастику, несколько раз присел, держась одной рукой за грязную кирпичную стену с похабными надписями. Разумеется, ничего не помогало. Если перефразировать Гоголя, шампанское в больших количествах — вещь нестерпимая.

В зал ресторана я возвращался под тяжелыми взглядами куривших гостей, как провинившийся солдат под шпицрутенами. Даже в таком состоянии я понимал, что надолго меня не хватит и вечер можно считать провальным.

Так и вышло. Следующие полчаса прошли как в тумане. Я видел свет, образы, слышал звуки и голоса, чувствовал, как губы мои шевелятся, выплевывая в толпу постмодернистские лозунги. Я отчетливо видел стоявшую на колонке бутылку то ли виски, то ли горилки, чувствовал, что время от времени прикладываюсь к ней, переливая содержимое в маленькую пузатую стопку, кем-то заботливо приставленную к бутылке. Потом смутно припоминал свадебный торт, попытки его разрезать и распродать по частям. Кажется, на меня ближе к концу программы уже мало кто обращал внимание — «болтается тут какой-то козел… тамада, мать его», — но хотя бы не били, за что им большое спасибо. Помню немые взгляды звукорежиссера Сашки, помню падение в туалете и струю блевотины, украсившую кафельную плитку в коридоре; помню букет невесты, летящий в никуда под пошлую песенку Ирины Аллегровой. Вся вечерняя дискотека проскочила по моим ушам безумной лирической какофонией: от «Свадьба пела и плясала», через «Два кольца» и до «Мы желаем счастья вам!» — весь этот коктейль неоправданных надежд и немотивированного счастья смешался в моей утробе с горилкой и салатом и снова выплеснулся на кафель туалета. Кажется, после этого кто-то держал меня за шиворот, пытался трясти и говорить обидные вещи…

Проснулся я утром за заднем сиденье Мульки. Машина стояла там же, где я ее и припарковал накануне, у гаражей позади ресторана. Солнце слепило глаза, птички радостно пели над ухом, где-то шумел трамваями воскресный город. В общем, жизнь продолжалась.

Но мне хотелось умереть.

Беглый осмотр содержимого карманов и сумки показал: либо мне не заплатили, либо ограбили, пока я спал. Второй вариант выглядел предпочтительнее, потому что отказ платить за работу означал мое полное и безоговорочное фиаско. Если мне не заплатили, значит я ухитрился испортить милым людям «самый светлый день в их жизни, который никогда не повторится». Черный яд цинизма тогда еще не проник в глубины моей души, и молодых людей мне действительно было жаль. Я надеялся, что они все-таки скоро разведутся и забудут «праздник» как страшный сон.

А может, меня все-таки обчистили?

Увы, я ошибался.

Я позвонил Сашке. Выслушал подробности окончания вечера: как он собирал весь мой реквизит, пока я сидел с опущенной головой на колченогом стуле возле колонки, как потом грузил в машину, пытаясь отвезти домой, как я упирался и вынудил, наконец, оставить его в покое и бросить в собственной тачке под присмотром охранников ресторана. Не без иронии раскрыв мне глаза на мою стремительную деградацию, Саша хладнокровно добил:

— Они отказались с тобой рассчитываться.

— Тебе-то отдали пятерку?

— Да, все в порядке. Старик, мне жаль.

— Угу.

Саша не стал меня лечить. Если он сказал, что ему жаль, значит, так оно и было. Но мне от его жалости не стало легче.

Слухи о моем «триумфе» пошли уже на следующий день. Во вторник у меня слетели два заказа. Как узнали заказчики, я не имел ни малейшего понятия, но они поспешили найти мне замену. Оставшийся один заказ я снял сам. Я понял, что не смогу больше выйти к публике. Даже на площадь в День города.

В тяжелом молчании я катался вечерами по улицам, пытаясь понять, что со мной произошло. Я заливал полный бак бензина и катался, катался, катался — по ночному городу, по окраинам, по загородной трассе. Рокот двигателя и шорох шин постепенно успокаивали меня.

Вариантов ответа оказалось не так много: я переутомился; я вступил в полосу творческого кризиса, которая поджидает всех, кто работает не руками… либо я просто придурок, который никогда не любил людей.

Третий вариант ввергал меня в еще большее уныние.

Жене я сказал, что работаю с партнерами. Катюха у меня девочка хорошая и совсем не дура, как могло бы показаться на первый взгляд, и она знала, что никаких партнеров, с которыми я способен пропадать целыми днями, у меня отродясь не бывало. К счастью, она не стала комментировать и даже не ругалась, если я за полночь падал на диван в гостиной и храпел до звона хрусталя. Но я понимал, что ее ангельского терпения может не хватить.

Скоро я осознал, что для автомобильно-богемной жизни у меня не хватает средств. Деньги, заработанные на корпоративах, юбилеях и дискотеках, стремительно таяли, а я не знал, что мне делать дальше. От физического труда я отвык, к девятичасовому рабочему дню так и не приучился. Вместо того чтобы обзванивать друзей и «партнеров» на предмет совместных коммерческих проектов, не связанных с шоу-бизнесом, я продолжал жечь бензин в топке уязвленного самолюбия.

Когда паника ледяными щупальцами уже подбиралась к горлу, мне случилось подвезти пассажира. Точнее, пассажирку. На дороге голосовала девушка, симпатичная, миниатюрная, не внушающая опасений. Она пообещала мне двести рублей. Я любезно разрешил присесть на заднее сиденье, повез по указанному адресу. А по дороге рассматривал ее глаза, потому что только они и попадали в зеркало обзора.

Глаза незнакомки… Глубокие, внимательные… И ресницы — хлоп, хлоп. Ты не слышишь голоса, не знаешь характера и повадок, не представляешь, какова эта девушка в постели. Только видишь глаза. Они очаровывают тебя и провоцируют аварию.

Я привез безмолвную девушку по адресу. Она молча протянула мне двести рублей, слегка коснувшись рукой плеча. Я онемел. Клянусь, в тот момент я сам готов был заплатить ей, чтобы она прокатилась со мной еще куда-нибудь. Ее глаза, которые я видел в маленьком прямоугольнике зеркала, — как сама Любовь…

В тот же день мне попался на дороге еще один голосующий. Мужчина лет сорока с большой сумкой попросил добросить до автовокзала.

На автовокзале я посадил в машину бабушку с внуком. По дороге взял стоящего на обочине юношу бледного с папкой для бумаг.

К концу дня в нише под магнитолой лежало девятьсот рублей. Деньги появились из воздуха. Чтобы их заработать, мне не требовалось ни улыбаться через силу, ни заставлять прыгать в мешках, ни убеждать людей в возможности вечной любви. Я просто крутил руль и нажимал на педали, что делал почти автоматически много лет, разгружая мозги.

Я понял: это именно то, что мне сейчас нужно…