Перезагрузка

Роберт Юрьевич Сперанский, 2021

Как и в чем проявит себя научный поиск в наше непростое время? Чем он ответит на новый вызов человечеству. И обратят ли сильные мира сего научные достижения на благо, а не во вред…

Глава 1.Научный поиск как категория вне корысти

Луч заходящего за московские многоэтажки солнца преломился в стоящей на лабораторном столе бутылке коньяку, подсветив остатки напитка изнутри и насытив коричневую жидкость золотым оттенком.

— Ты понимаешь, Серега, — Хватов щелкнул зажигалкой, прикурил свою «мальборину» и пустил дымную струю к потолку, — обидно ведь то, что изначально они сами настаивали на скорейшем завершении исследований, а когда результат готов в плане теоретическом и остался стандартный комплекс практической проверки, они просто закрывают финансирование и объявляют тему исчерпанной ввиду неперспективности данного пути борьбы с заразой! Целый год работы под хвост этому бюрократическому псу! Damnare est! (черт побери — лат. Прим.авт.)

— Как-будто ты первый раз сталкиваешься с идиотической близорукостью чинуш от медицины, — Горский тоже закурил и, выждав паузу, необходимую заядлому курильщику для первой полноценной затяжки после выпитых нескольких рюмок крепкого алкоголя, продолжал, — пора бы тебе уже привыкнуть, тему-то совсем закрыли?

— А-а, оставили минимум зарплатный! — Хватов досадливо махнул рукой с дымящейся сигаретой, — Дело в том, что сейчас я уже вышел на уровень исследования действия прибора на добровольцах, которые просят за свои риски немалые деньги, а кроме того, не мне тебе объяснять специфику проверки оборудования на живых людях в плане получения центнера разрешающих бумаг.

— Вот как? То есть задача у тебя уже на выходе. — Горский вновь наполнил рюмки, — Слушай, я совсем отстал от жизни, командуя этой «красной зоной» в своем чертовом институте, а за сферой научной не слежу с момента начала этого пандемийного бардака. Ты поясни, в каком плане ты занимаешься проблемой вируса? Ты ведь всегда был медицинским технарем, далеким от иммунобиологии.

— Был, но, видишь ли, — Хватов поморщился от кислины лимонного кружка, которым закусил очередную выпитую рюмку, — в самом начале этих исследований я стал рассматривать ковидно-вирусную проблематику, так сказать, объемно, без стереотипов вирусологии, которая зациклилась на приспособлении своих вакцин к видам мутирующего патогена. Изначально тематика лаборатории была направлена на разработку детекторов обнаружения вируса на манер металлоискателей, кроме того, параллельно мы работали над спектром убийственного для вирусной структуры излучения, но это так, как ты понимаешь, больше для вида, ибо сей сегмент антивирусной борьбы давно уже понят, как не имеющий смысла, поскольку вреден больше для вирусоносителя. Так вот, размышляя над проблематикой отображения в детекторе секундной химической реакции реагирования на патоген, я перешел к раздумьям о том, почему представители мира животного не чувствительны к новой заразе, там паче, что первые ее носители после конструирования в Уханьской лаборатории были именно ими. И где-то с месячишко тому назад (кстати, в тот день я проснулся с жуткого бодуна, так как накануне отмечали защиту Юрковского, ты-то должен его помнить) я жутко позавидовал своему коту Обаме (он у меня черный как и его тезка), а именно тому, что он как представитель того же класса млекопитающих абсолютно не подвержен похмельному синдрому в отличие от своего более продвинутого собрата, то есть твоего покорного слуги. Сии размышления под несколько поправляющих здоровье рюмок привели меня к выводу о различности не только типов нашего мозга и мозга животных, но и разности их электромагнитного излучения. Ведь мозг будь он мозгом животного или человека с банальной технической точки зрения — всего лишь большой электромагнит, излучающий в определенном спектре, который для каждого различен, хотя иногда частоты и спектры могут совпадать, отчего появляются ясновидящие, пророки и прочие субъекты, кичащиеся своей непохожестью на других, объявляя физическую интерференцию волн каким-то своим божественным Даром. Собственно, далее уже я вычленил животную фазу и волновой спектр, перешел к человеческому и вот потом загорелся идеей обнаружения в излучениях гомо сапиенс современного каких-либо следов излучения реликтового, каковое изначально было ему присуще…

Хватов закашлялся и досадливо раздавил окурок в чашке Петри.

— Ну, ну, — живо переспросил его Горский, выуживая из своего кейса вторую коньячную бутылку, предусмотрительно взятую им для полноты встречи с однокашником.

— Вот…Кхе, кхе, — Хватов махнул рукой на появление продолжения банкета в виде дополнительной емкости с напитком солнца, обещавшую проявление негатива для его мозгового излучения уже с наступлением утра следующего дня, — Дальше, пользуясь тем, что мне достался новейший спектрометр, презентованный нашей конторе япошками, когда на мою тему бросали все лучшее, я вычленил практические неуловимые спектры этого излучения путем сравнения фазовых отпечатков наших институтских макак и парочки подчиненных лаборантов, которые после употребления спирта в качестве анастезии, позволяли мне «покопаться» в спектральных отпечатках того, что они считают у себя мозгами. В общем, нащупал я сию волновую фазу изначального реликта и, перепрограммировав детектор, могу теперь понудить серое вещество произвести перезагрузку на исходные установки.

— Черт! Забавно! И что теперь?

— Что теперь? — переспросил Хватов, — Теперь нужно произвести перезагрузку в башке какого-нибудь гомо сапиенс вульгарис, в смысле человека обыкновенного, дабы убедиться, что он, возвратившись мозгами к своему животному природному состоянию, перестанет реагировать в отличие от современных своих собратьев на патоген. А этого, как ты понимаешь, я сделать теперь не могу. Макаки и прочий наш институтский зоопарк выдержали перезагрузку без последствий, да и это вкладывается в мою теорию, ибо спектр их после перезагрузки остается тем же, они хоть и шли параллельно с нами по жизни, но эволюционно мозг у них остался тот же. Экспериментировать на себе — слуга покорный! Благодарные потомки и Отечество вряд ли оценят мою жертву, если по какой-либо случайности я обнулюсь до интеллекта гидроцефала и проведу остаток дней своих, гадя под себя. Ну, а криминалить не хочу, я люблю науку, но не настолько…

Горский, откинувшись на спинку стула, задумчиво повертел в пальцах рюмку, потом спросил:

— Артем, а прибор твой… Он по габаритам очень громоздок?

— Что? Да нет, в разобранном состоянии поместится в твой кейс, да еще и место останется, компактность была обязательным условием исследований.., — Хватов осекся и опасливо глядя на запертую дверь лаборатории, перешел на шепот — Ты что, Серый? Серьезно, что ли?

Конец ознакомительного фрагмента.