Остров Сокровищ. Перевод Алексея Козлова

Роберт Льюис Стивенсон

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова бессмертной книги Роберта Луиса Стивенсона «Остров Сокровищ», сочинение 1882 года.

Часть Вторая. МОРСКОЙ КОК

Глава 7

Я еду в Бристоль

Однако все наши планы подготовки к морскому путешествию потребовали гораздо большего времени, чем предполагал сквайр. К тому же ни один из наших первоначальных планов не мог быть выполнен, как предполагалось изначально. Доктору Ливси пришлось ехать в Лондон, чтобы найти другого врача, способного взять на себя ответственность за его врачебную практику. Сквайр тяжело работал в Бристоле. Я жил в зале под присмотром старого егеря Редрута, почти в заключении, но полный волшебных мечтаний о чудесных островах и приключениях. Часами я просиживал над картой, и надо сказать, в конце концов вызубрил её наизусть. Когда я сидел у очага в комнате управляющего, моя фантазия уносила меня к этому острову разными путями. Я исследовал в своём воображении каждый клочок его поверхности, я тысячу раз поднимался на высокий холм, который они называли «Подзорной Трубой», и с вершины наслаждался самыми причудливыми и часто меняющимися видами таинственного острова. Порой остров был захвачен дикарями, с которыми мы постоянно сражались, иногда населён дикими животными, которые охотились на нас, но все мои феерические фантазии в конце концов поблекли, когда странные и трагические стали воплощаться в жизнь.

Недели проходили за неделями, и в один прекрасный день пришло письмо, адресованное доктору Ливси, с припиской на конверте:

«В случае отсутствия доктора Ливси открыть Тому Редруту или молодому Хокинсу».

Повинуясь этому приказу, мы мы открыли конверт и прочли, или, точнее, я прочёл — (егерь едва мог прочитать текст на печати) о следующих важных новостях:

«Таверна «Старый Якорь», Бристоль, 1 марта, 17 —

Дорогой Ливси. Поскольку я не знаю, находитесь ли вы в зале или еще в Лондоне, я отправляю два письма в места, где вы можете находиться.

Корабль куплен и оснащён. Он стоит на якоре, готовый к морскому плаванию. Вам никогда не вообразить шхуну лучше этой — любой ребенок мог бы шутя управлять ей — водоизмещение её — двести тонн, имя «Эспаньола».

Я добыл её благодаря моему другу Бландли, который показал себя на протяжении всего дела ловким предпринимателем. Он восхитительный парень, трудившийся на благо нашего дела, как галерный раб. В дополнение я могу сказать, что все в Бристоле, кто был извещён о местах куда мы направляемся, не отказывали мне в поддержке…»

— Редрут, — сказал я, прерывая чтение письма, — Что-то подсказывает мне — это не понравится доктору Ливси. Сквайр оказался болтуном!

— Ну, а кто более прав? — прорычал егерь, — Кто сказал, что сквайр должен слушаться мнения какого-то доктора Ливси?.

При этом я отказался от комментариев и прочитал дальше:

«Блэндли сам нашел Эспаньолу, и самым удивительным образом забрал ее за сущие гроши. В Бристоле есть класс людей, чудовищно настроенных против Бландли. Они продолжают распространять сплетни, что этот честнейший из смертных способен на что угодно ради денег, что ему принадлежала Эспаньола, и что он продал её мне по абсурдно завышенной цене — это грязная клевета. Однако никто из них не осмеливается отрицать достоинств корабля. До сих пор ни в чём не было заминки. Рабочие, сказать правду, были изрядные лентяи, и поэтому оснастка корабля шла медленно; но скоро, слава богу, всё закончилось. Меня беспокоила команда. Я хотел, чтобы нанять две дюжины настоящих мужчин — для отпора туземцам, пиратам или французикам — и я был в великом беспокойстве, потому что удалось найти всего шесть человек. Но Кажется сама Фортуна побеспокоилась о нашем деле — я встретил человека, который всё сам устроил. Совершенно случайно столкнулся с ним в порту, и мы очень хорошо поговорили. Он оказался старым морским волком, знающим морское дело до мельчайших деталей. Он давно поселился на берегу, держит трактир в Бристоле, и знаком с большинством здешних моряков. Теперь, в зрелом возрасте, растеряв на берегу здоровье, он ищет возможность снова вернуться в море в качестве судового кока. Это было так трогательно — он сказал мне, что в то утро вышел в порт только для того, чтобы ощутить запах морской соли.

Я был чудовищно тронут, вы бы тоже не устояли, и, из чистой жалости, я нанял его на месте корабельным поваром на наш корабль. Дылда Джон Сильвер, как он назвался, когда-то потерял ногу; но я рассматривал это как лучшую рекомендацию, поскольку он потерял ее на службе нашей стране под предводительством бессмертного адмирала Хоука. И у него нет пенсии, Ливси! Представьте, в какие отвратительные времена мы живем! Ну, сэр, я только успел обрадоваться, что нашел повара, а оказывается — неожиданно обзавёлся целой командой. Вместе с Сильвером мы собрали всего за несколько дней компанию самых тёртых морских волков, какие только можно сыскать — у них суровые, не очень красивые лица, но ребята, это люди самого неукротимого духа! Я заявляю, что с такой командой мы можем сражаться хоть с целым фрегатом! Долговязый Джон даже помог мне избавился от двух из шести или семи, которых я уже нанял к тому времени. Он мгновенно доказал мне, что это — жалкие пресноводные пескари, от которых мало пользы в серьёзном походе и надо поскорее избавиться. Я нахожусь в самом великолепном расположении духа, и на здоровье не жалуюсь, ем как бык, сплю, как дуб, но я не буду до конца счастлив, пока я не услышу, как мои старые морские волки не забегают вокруг корабельного ворота, и первый раз не заскрипят упругие корабельные снасти, когда корабль не покажет гавани корму! К чертям сокровища!! Морской ветер, хо! Море, славное море, а не сокровища, сносят мою голову! Ливси! Если в вас есть хоть капля уважения ко мне, скорее бросайте свои делишки и приезжайте скорей! Пусть юный Хокинс без промедления попрощается с матерью, приставьте к нему с Редрута для охраны; и затем оба на всех скоростях пусть дуют до Бристоля. Жду Вас с нетерпением! Джон Трелони.

P.S. Я не сказал вам, что Блэндли, который, кстати, должен отправить супругу за нами, если мы не появимся дома к концу августа, нашел замечательного парня на должность капитана — жесткого человека, который как я полагаю, во всех остальных отношениях есть настоящее сокровище. Дылда Джон Сильвер обнаружил очень компетентного человека для помощника капитана по имени Эрро. А у меня, Ливси, теперь есть свой боцман, который заправски трубит на трубе; на борту нашей великолепной «Эспаньоле» все должно быть по-человечески. Я забыл сказать вам, что Сильвер — человек не бедный. Я знаю, что знаю, что у него есть счет в банке, который только увеличивается. Он оставляет жену управлять гостиницей; и, поскольку она женщина в цвету, пару старых холостяков, таких как вы и я, могут быть извиниться за то, что угадали, что это жена, в той же степени, что и здоровье, отправляет его обратно в путешествие.

P.P.S. — Хокинс может остаться на ночь с матерью. Д. TЁ».

Вы можете представить себе волнение, которое я испытал при чтении этого письма. Я был вне себя от ликования, и если когда-либо я презирал кого-то, то это точно был старый Том Редрут, который не был способен ни на что иное, кроме бесконечного нытья и скулежа. Любой из помощников егеря с радостью поменялся бы с ним местом. Но таково было решение сквайра, а решение сквайра, равно как и наслаждение сквайра было похоже на закон для всех. Никто, кроме старого Редрута, не посмел бы даже ворчать! На следующее утро мы с ним отправились пешком к «Адмиралу Бенбоу», и там я нашел свою мать в добром здравии и хорошем расположении духа. Капитан, который так долго был причиной такого сильного дискомфорта, провалился туда, где обретаются все нечестивые. Сквайр за свой счёт позаботился о приведении нашего дома в порядок, отремонтировал гостиную и перекрасил фасад, У нас даже появилась кое-какая новая мебель — прежде всего — в баре — красивое кресло для матери. Он нашел ей помощника, чтобы она легче справлялась с делами, пока меня не было. Когда я увидел этого мальчика, я впервые понял, что мне предстоит. До сих пор только видения предстоящих приключений стояли передо мной, а не родной дом, который я должен был покинуть; и теперь, увидев этого неуклюжего незнакомца, который шустрил на моем месте рядом с моей матерью, у меня полились слёзы из глаз. Боюсь, что я обращался с ним как с собакой, потому что он был новичком в деле, у меня было тысячи способов осадить его или сбить с толку, чем я безбожно пользовался.

Минула ночь, и на следующий день, после обеда, мы с Редрутом снова вышли на дорогу. Я попрощался с матушкой, бросил последний взгляд на бухту, где жил с самого рождения, раскланялся с дорогим моему сердцу старым «Адмиралом Бенбоу». Он, хотя и обновлённый, перекрашенный, был мне уже не так мил, как прежде. Одна из моих последних мыслей была мысль о капитане, который так часто гулял по пляжу в своей треуголке, со щекой, раненой чьей-то саблей, и его старой латунной подзорной трубой. Через мгновение мы повернули за угол, и мой дом скрылся из виду.

Уже в сумерках у трактира «Королевский Джордж» мы погрузились в почтовый дилижанс.. Меня вклинило между Редрутом и старым толстым джентльменом, и, несмотря на стремительное движение и холодный ночной воздух, я, должно быть, сразу задремал, а потом спал всё время, пока дилижанс то опускался вниз в долину, то поднимался на возвышенность, и таким образом проспал все остановки. Я проснулся от сильного тычка в бок, и я открыв глаза, обнаружил, что мы стоим перед большим зданием на городской улице и что этот день уже давно на исходе.

— Где мы? — спросил я.

— В Бристоле! — сказал Том, — Слезай!

Резиденция мистера Трелони располагалась в гостинице, подальше от доков, чтобы можно было следить за работой на шхуне. Теперь нам предстояло было идти, и наш путь, к моему великому восторгу, лежал вдоль причалов и рядом с огромным множеством кораблей всех размеров, цветов и конфигураций. Водном из них матросы распевали песни, в другом лазили толпой по шкантам так высоко над моей головой, что казались ползающими по сети паучками. Хотя я всю жизнь жил на берегу моря, я понимал, что по-настоящему никогда не видел моря. Запах смолы и соли теперь был чем-то новым для меня. Я видел на носах самые замечательных фигуры, избороздившие океан вдоль и поперёк. Передо мной было много старых моряков, с кольцами в ушах, с усами и косичками на голове, разгуливавшими вокруг вразвалку, завораживающей, неуклюжей походкой, и если бы я вдруг увидел ещё больше королей или архиепископов, я не был бы более в восторге, чем сейчас.

Мне самому предстояло отправиться в море на настоящей шхуне, с боцманом, который будет трубить в трубу, с матросами, горланящими громкие песни, быть в море, прочерчивать маршруты к неизвестному острову и искать на нём и раскапывать клад с несметными сокровищами в нём!

Пока я пребывал в этом восхитительном сне, мы внезапно предстали перед большой гостиницей и столкнулись с Сквайром Трелони, одетым, как морской офицер, в толстом синего цвета кителе, выходящим из двери с улыбкой на лице и ловкой имитацией косолапой матросской походки.

— Вот вы где! — воскликнул он, — Ещё вчера вечером доктор прибыл из Лондона! Браво! Судно готово!

— О, сэр! — воскликнул я, — Когда мы отплываем?

— Когда мы отходим? — засмеялся он, — Завтра!

Глава 8

«Подзорная Труба»

Во время завтрака сквайр подал мне записку, адресованную Джону Сильверу, в трактир «Подзорная Труба», и сказал, что я легко найду это место, следуя вдоль доков и высматривая маленькую таверну с большим латунным телескопом на вывеске. Я с радостью отправился в путь, чтобы ещё и ещё раз видеть корабли и моряков. Мой путь лежал среди огромной толпы людей, телег и тюков, док теперь был самым оживленным портом в округе, и я наслаждался дорогой, пока я не нашел таверну, о которой уже говорил.

Это было вполне уютное место для развлечений. Знак был недавно покрашен; в окнах висели аккуратные красные шторы, пол был тщательно отшлифован и покрыт лаком. Её фасад выходил на две соседние улицы, и на обеих сторонах дверь была открыта настежь. Сквозь двери была видна довольно большая и очень светлая комната, несмотря на клубы дыма, наполнявшие её.

Клиенты были в основном моряками, и они вопили внутри так громко, что я завис у двери, не решаясь войти внутрь.

Пока я мялся в ожидании, из боковой комнаты вышел человек, и с первого взгляда я был уверен, что он и есть Дылда Джон. Его левая нога была обрезана по самое бедро, он опирался на костыль под левым плечом, и с этим костылём он справлялся с невероятной ловкостью, прыгая на нем, как птица. Он был очень высок и по виду необычайно силён, с лицом, размером с окорок, плоским и бледным, но при этом умным и улыбающимся. В самом деле, когда он, насвистывая, шёл от стола к столу, с веселым словом или похлопыванием по плечу, вероятно, его добрых друзей, от него исходил жизнерадостный и лёгкий дух. Теперь скажу вам истинную правду — с самого первого упоминания Дылды Джона в письме Сквайра Трелони я думал, что он может оказаться ещё одним одноногим чудовищем, какого мне пришлось наблюдать в лице старика Бенбоу. Но одного взгляда на этого человека мне было достаточно, чтобы развеять все мои самые худшие подозрения. Я видел капитана и видел Черного Пса, видел слепца Пью, и я полагал, что прекрасно теперь знаю, как выглядит пират — это были совсем другие персонажи, чем этот чистый и вполне доброжелательный хозяин.

Я набрался мужества, переступил порог и подошел прямо к этому человеку, Когда он вёл беседу с клиентом, опёршись на свой костыль.

— Мистер. Сильвер, сэр? — спросил я, протягивая ему записку.

— Да, мой мальчик, — сказал он уверенно, — Таково мое имя! А вы кто, если не секрет?

Однако увидев письмо сквайра, он, как мне показалось, казалось, вздрогнул.

— О! — сказал он довольно громко и протянул руку, — Я вижу! Ты наш новый юнга, рад, что могу тебя лицезреть!

И он с силой сжал мою руку в своём огромном твердом кулаке. В тот момент один из посетителей в дальнем конце зала внезапно поднялся и стремительно направился к выходу. Дверь была рядом с ним, и он мгновенно выскочил на улицу. Но его поспешность не могла не привлечь мое внимание, и я тотчас узнал его. Это был тот беспалый с сальным лицом, который первым приковылял к «Адмиралу Бенбоу».

— О! — крикнул я, — остановить его! Это Черная Пёс!

— Мне все равно, кто он, — воскликнул Сильвер, — Но он не заплатил по счету! Гарри, беги и поймай его!

Один из тех, кто был ближе к двери, вскочил и помчался следом за беглецом. — Будь бы он хоть адмиралом Хоуком, он должен платить по счёту!», — воскликнул Сильвер, и затем, отбросив мою руку, спросил:

— Ты сказал, как его зовут? — Чёрный что?

— Пёс, сэр! — ответил я, — Мистер Трелони разве не рассказал вам о пиратах? Этот был одним из них.

— Да? — воскликнул Сильвер, — В моем доме! Бен, беги и помоги Гарри! Одна из этих крыс, не так ли? Это ты пил с ним, Морган? Иди сюда!

Человек, которого он назвал Морганом — старый, седовласый матрос — смущенно вылез из-за стола, выплюнув изо рта жвачку.

— Теперь, Морган, — строго сказал Длинный Джон, — ты никогда раньше не видел в глаза этого Черного Пса, не так ли?

— Не я, сэр! — сказал Морган, приветливо улыбаясь.

— Ты не знали его имени, не так ли?

— Нет, сэр!

— Твоё счастье, Том Морган, тебе страшно повезло! — воскликнул хозяин, — Если бы ты был замешан в этом деле, ноги твоей не было бы в моём доме, заруби себе это на носу! И что он сказал тебе?

— Я не помню, сэр, — ответил Морган.

— И ты рискуешь называть то, что у тебя на плечах, головой? Или это у тебя там мертвый глаз? — воскликнул Лонг-Джон, — Не знаю, не помню! Может быть, ты и сейчас не в курсе, с кем разговариваешь? Открывай челюсть, рассказывай всё! Труба вверх! Что это было?

— Мы разговаривали о протягивании под килем. — ответил Морган.

— Протягивании под килем, не так ли? Ну и разговорчики вы там затеяли! Иди на своё место, дуралей Том!

И затем, когда Морган вернулся на свое место, Сильвер добавил мне конфиденциальный шепотом, для меня очень лестным, как я думал: «Он довольно честный человек, этот Том Морган, но дурачок. И теперь, — продолжал он снова, вслух, — вспомним-вспомним… Черный Пёс? Нет, я не слышал такого имени, не слышал! Но я думаю, что я… да, я кажется видел эту крысу. Он, кажется, приходил сюда с каким-то слепым нищим,…

— Наверняка так оно и было! — вскричал я, — Я тоже знал этого слепого. Его звали Пью!

— Да, вспомнил! Это было! — воскликнул Сильвер, как будто бы волнуясь, — Пью! Точно! У него было такое имя! Да, у него была морда, как у акулы, он это был! Если мы схватим этого Черного Псину, у нас будут хорошие новости для капитана Трелони! Бен — хороший бегун! Не много моряков бегают лучше, чем Бен. Он должен свалить его с ног, взять силой! Так он говорил о казни — протягивании через киль, не так ли? Я этого пса протяну!

Все то время, пока он разглагольствовал и разбрасывал вкруг себя эти фразы, он громко топал вверх и вниз по таверне на костылях, бил ладонями по столам и был так артистично возбуждён, что убедил бы даже самый пристрастный суд в Олд-Бейли, не говоря уже о доверчивых лондонских полицейских. Мои подозрения были сразу пробуждены появлением Чёрного Пса в «Подзорной Трубе», и я внимательно наблюдал за поваром. Но он был слишком скрытен, слишком опытен и слишком умён для меня, и к тому времени, когда двое мужчин, задохнувшись от бега, сообщили, что потеряли Чёрного Пса в толпе, за что были жестоко изруганы, как последние воры, я бы дал любой залог за абсолютную невиновность Долговязого Джона Сильвера.

— Смотри сюда, Хокинс, — жутко жестикулируя, сказал он, — вот незадача для такого человека, как я, не так ли? Что подумает обо мне капитан Трелони? Здесь у меня столовался этот проклятый голландец, нагло рассиживал в моем доме, лакал мой сладкий ром! Потом вы приходите и рассказываете мне об этом; и здесь я позволил ему благополучно слинять прямо под моим носом, вах-вах-вах, ну как я мог так лохануться? Какой я простофиля, однако! Теперь, Хокинс, не подводи меня перед капитаном! Ты ведь парень молодой, но совсем не дурак, как я вижу! Ты очень смышлёный мальчик! Я это понял, только ты сюда нос засунул! Теперь вот что….прошу тебя — скажи капитану… ну что я мог сделать, с этой старой колодой на ноге, я едва на ней держусь, сообрази сам, разве я могу бегать на ней, как заяц за псом? Эх, молодость! Да будь я молоденьким матросом, а я был классный матрос, я бы только руку протянул и тут же сцапал бы этого мерзавца, схомутал бы на раз-два, я бы его на вертел насадил… А сейчас…

Конец ознакомительного фрагмента.