Весы Великого Змея

Ричард А. Кнаак, 2007

От начала времен небесное ангельское воинство и орды демонов из глубин Преисподней ведут нескончаемое сражение за будущее всего сущего. Ныне это сражение развернулось и в Санктуарии – мире людей. Преисполненные решимости склонить человечество на свою сторону, силы добра и зла ведут тайную войну за души смертных. Это история Войны Греха – конфликта, который навсегда изменит судьбу рода людского. Задавшийся целью уничтожить секту сторонников зла, Церковь Трех, Ульдиссиан не подозревает, что в том ему исподволь помогает Инарий, таинственный пророк из Собора Света. Одержимый стремлением возродить былое великолепие Санктуария, Инарий подталкивает Ульдиссиана к дерзкой попытке низвержения двух величайших религиозных культов, однако в расклад за судьбу мира украдкой вмешивается еще один игрок. Некогда – возлюбленная Инария, демонесса Лилит замышляет, пользуясь Ульдиссианом, точно собственной пешкой, превратить род людской в воинство нефалемов – богоподобных созданий, превосходящих могуществом любого ангела либо демона, способных перевернуть вверх дном все мироздание, а саму Лилит возвести к положению высшего существа.

Глава шестая

Демоном Астрога был весьма и весьма амбициозным. Сидя близ когтистой длани самого Диабло, величайшего из Великих Воплощений Зла, он не терял времени зря и многому научился. Необходимость во всем угождать Люциону раздражала его до глубины души, однако Люцион — как-никак сын Мефисто, а стало быть, Астроге с ним не тягаться.

Вот только в последнее время Люцион вел себя как-то странно. Исполняя роль Примаса, архидемон никогда не отступал от им же заведенных порядков, но после возвращения из той таинственной вылазки его словно подменили. Не знай Астрога, что почем — мог бы поклясться: на троне Примаса сидит кто угодно, только не сын Мефисто. Но такого, конечно же, быть не могло, ибо кому на свете по силам притвориться самим Люционом?

Демон заерзал, всколыхнув паутину, ныне укрытую во мраке под сводами одной из высоких башен главного храма Церкви Трех. Под новое обиталище Астрога, естественно, выбрал ту, что посвящена Диалону — духу, соответствовавшему его господину, Диабло. Вокруг погруженного в невеселые размышления демона кишели его «детишки», зловещего вида черные пауки самой разной величины — порой размером с человечью голову.

Обличий да воплощений у Астроги имелось множество. Сейчас он пребывал в облике отчасти паучьем, отчасти же человеческом, являя собою жуткую помесь тех и других. Восемь нижних конечностей, куда толще, мощнее лап любого из пауков, могли служить как руками, так и ногами, смотря какая возникнет нужда. Каждая заканчивалась когтистыми пальцами, превосходно рвущими нежную плоть, дабы пища лучше, удобнее помещалась в пасть, уснащенную не только клыками, но и частоколом острых зубов. Туловище Астроги в общих чертах напоминало торс человека, только необычайно округлый и широкий в плечах. Впрочем, если придется под настроение, он мог устроить и наоборот.

Голову его венчали еще восемь небольших, с ладонями как у людей конечностей. Такими весьма удобно подтаскивать жертву поближе к пасти, а еще выбирать из черного меха на теле крохотных паразитов, если вдруг пожелаешь между делом перекусить.

Множество близко посаженных малиново-алых глаз, начисто лишенных зрачков, позволяли Астроге смотреть разом едва ли не во все стороны, созерцать то, что сокрыто от взоров большинства смертных и даже демонов. Правду сказать, благодаря им он мог заглянуть даже в саму Преисподнюю, где ему время от времени следовало докладывать хозяину и повелителю о ходе дел.

С очередным докладом Астрога безнадежно запаздывал. Не по забывчивости — из опасений навлечь на себя гнев владыки Диабло: ведь дотянуться сюда и раздавить Астрогу, точно букашку, великому демону было проще простого.

Медлил арахнид оттого, что все еще не знал, как понимать перемены в поведении Люциона. Если Люцион для главенства более не годится, то кто-то, само собой, должен вмешаться и заменить его… однако, с учетом роли во всем этом Мефисто, без осложнений дело не обойдется. Покушений на власть своего отпрыска один из Великих Воплощений Зла отнюдь не одобрит… ну, разве что замена сумеет показать результаты уж очень многообещающие.

Вот потому-то Астрога и размышлял, как ему теперь быть. Для Преисподней человек по имени Ульдиссиан представлял собой невероятную ценность, но и нешуточную опасность. Люди вполне могли стать тем самым оружием, что принесет демонам долгожданную победу над святошами-ангелами, однако природная склонность к добру может подвигнуть людишек на союз с Небесами… до тех пор, пока от благочестия и косности крылатых воинов их не начнет воротить в той же степени, что и демонов.

Поднеся к пасти обмякшую руку, к которой время от времени прикладывался, Астрога высосал из нее остатки крови. Детишки тем временем алчно кишели над остальным — над чахлым телом юного храмового послушника из тех, кого наверняка никто не хватится. В подвернувшихся под руку простофилях Люцион никогда ему не отказывал: ведь без пропитания, знаете ли, даже демону не обойтись.

Но, стоило только высосать все до капли, Астрогу охватил страх — внезапный страх неодолимой силы. Демон отшвырнул руку прочь, детишки поспешили забиться подальше в угол… вот только от того, кто породил этот ужас, ни им, ни ему не спрятаться ни в каком сумраке.

Под сводами башни зашелестели едва различимые голоса, звучавшие столь исступленно, что на чудовищном теле Астроги поднялась дыбом колючая шерсть. В каждом из них явственно слышалась отчаянная, безнадежная мольба. Муки их обладателей до глубины души потрясли даже его, демона, творившего зло многие сотни лет.

Миг — и перед глазами, позволявшими заглянуть за пределы Санктуария, возник огромный силуэт, будто бы летящий из мира в мир. Поначалу он несся к Астроге сплошной черной тенью, но, приглядевшись, демон сумел различить в нем лица — лица людей вперемешку с лицами демонов. Разинув рты в пронзительном вопле, лица эти непрестанно, не успев обрести четкости черт, сменялись одно другим, и каждое словно явилось прямиком из кошмарного сна.

Вскоре ужасающий призрак приблизился настолько, что Астрога сумел различить его огненно-красное тело, огромные кулаки с черными когтями, жуткий лик наподобие черепа, едва прикрытого полуистлевшей плотью, и пламенеющие глаза, не мигая взиравшие прямо в глаза арахнида. Лобастую, покрытую чешуей голову венчали чудовищные витые рога вроде рогов дикого барана. Но в следующий миг этот образ исчез, уступив место скелетообразному существу в проржавевших доспехах, с пучком гниющих, кишащих личинками мух потрохов в руках. На смену второму ужасу столь же внезапно явился ящероподобный зверь с пастью огромной жабы и языком не о двух — о четырех концах. Казалось, пасть эта так огромна, что без труда проглотит целиком человека… а то и арахнида, даже такого большого, как…

Образ рептилии промелькнул перед глазами и тоже скрылся, смешавшись с сонмом орущих лиц. И вот, наконец, до ушей демона донесся голос — голос невероятной силы. Каждое слово звучало, точно хруст сочного паучьего мяса на острых зубах:

— Астрога… Астрога… я жду известий, жалкий червяк…

Мягкость гнева хозяина внушала надежду, и демон в паучьих тенетах воспрянул духом.

— Прости меня… прости мое опоздание, о повелитель мой, Диабло…

Темный силуэт окутался мраком, стал едва различим. Оно и к лучшему: узреть господина во всем его великолепии отнюдь не горел желанием даже Астрога. Кое-кто из демонов после подобных аудиенций повредился умом. Конечно, Астрога был покрепче прочих, но и его, однажды — и то всего на пару секунд — сподобившегося узреть владыку Диабло, каков он есть, трясло после не один год.

— Что там с этим комком грязи, который ты зовешь Санктуарием? — без предисловий спросил Диабло. Голос его не щадил ни единого нерва в паучьем теле, каждый слог причинял целую тысячу мук. — Долго мне еще ждать, пока племянник хоть чего-то добьется?

Вот он, тот шанс, который Астроге и требовался!

— О великий и славный Диабло, одно имя коего ввергает ангелов в ужас! Как бы ни обернулись события, оный блюдет твою волю со всем возможным усердием! Сколько раз оный пытался помочь благородному Люциону советом… но он не слушает! Разумеется, у сына Мефисто столько хлопот! Как тяжело ему управлять всем и вся, постоянно строить планы в одиночку…

Ответом Астроге был грубый, скрежещущий хохот, заставивший всей душой пожалеть об отсутствии ушей — ведь тому, у кого нет ушей, и зажать-то в случае надобности нечего. Впрочем, сколько уши ни зажимай, от хохота, подобного землетрясению, все равно не убережешься…

— Вот как? Выходит, ты, козявка, знаешь, как склонить на нашу сторону населяющих этот комок грязи червей? Однако племянник мой слушать тебя не желает?

— Да… мысли мои так и остались невысказанными. Ведь мне… ведь мне, ничтожному, да и любому другому, нелегко постичь замыслы благородного Люциона и что-либо ему присоветовать. А между тем его планы становятся все непредсказуемее. Вначале он завлекает вожака этих смертных в ловушку, затем оставляет меня и Гулага — от коего ныне осталась только зловонная лужа — обороняться от совокупной мощи ангелов и демонов в одиночку…

— Вот, значит, как он могущественен…

Тон Диабло не оставлял ни малейших сомнений: владыка весьма и весьма заинтригован. Гибель прислужника братца, Баала, не огорчила его ни в коей мере — лишь подтвердила, что в солдаты люди вполне годны.

— Оный продолжил бы бой — Астрога страшится лишь своего господина, но Люцион отослал меня прочь и скрыл от моего взора столкновение с Ульдиссианом!

— И после этого смертный еще не наш?

— Нет, в том-то и дело! И не далее, как прошлой — по времени Санктуария — ночью разорил еще один храм! Но мало того, что Люциону это словно бы безразлично — в последнее время оный его даже не видит… вторая загадочная отлучка! Наши смертные слуги оставлены без пригляда — а ничего хорошего из этого наверняка не выйдет, однако оный должен сидеть и ждать, сидеть и ждать, тогда как сейчас столькое, столькое можно сделать!

Умолкнув, арахнид принялся ждать от Диабло ответа, однако ответом ему было лишь молчание. Молчание тянулось, тянулось, и чем дальше оно тянулось, тем тревожнее становилось у Астроги на сердце.

И вот, наконец…

— У тебя есть что-либо на уме, козявка?

— Да, о повелитель мой, о Диабло… если мне, ничтожному, будет позволено действовать по собственному разумению… и, может быть, выйти за рамки того, что придется по нраву благородному Люциону…

Снова молчание.

— Говори же, таящийся в сумраке, рассказывай, мой Астрога…

И арахнид с едва скрываемым торжеством начал рассказ.

* * *

В пути сквозь джунгли Мендельн держался необычайно молчаливо даже для себя самого — настолько, что Ульдиссиан не мог этого не заметить. Взглянув на брата, приметил он и еще одну странность: смотрел Мендельн прямо вперед, как будто боялся, устремив взгляд в сторону, увидеть что-нибудь нежеланное.

К несчастью, целиком сосредоточиться на Мендельне Ульдиссиан не мог: слишком уж многое тревожило его разум, причем опасности, ждавшие путников впереди, являли собой лишь одну из тревог. Кроме этого, ему не давал покоя случай с Серентией.

Серентия явно дала понять, что открыта для его ухаживаний, и Ульдиссиану чем дальше, тем сильнее хотелось этим воспользоваться, но ведь, поступив так, он втопчет в грязь память о лучшем друге…

Досадливо крякнув, Ульдиссиан — в который уж раз — велел себе выкинуть сей предмет размышлений из головы. В джунглях опасность подстерегает за каждым кустом, да еще против них Церковь Трех, так что отвлекаться на посторонние мысли не время. Помня об этом, Ульдиссиан постоянно прощупывал путь впереди: не угрожает ли что-либо рядом идущим? Уже не раз отгонял он прочь крупных хищников, а полудюжине змей и удаву невероятной величины велел ползти своей дорогой. Заниматься всем этим приходилось постоянно: джунгли таили в себе столько возможных угроз, что просто не верилось.

Время от времени вокруг становилось темно, словно ночью. Идти становилось трудно даже Ульдиссиану, лучше других чувствовавшему осыпи под ногами. Несмотря на собственные силы, пришлось ему положиться на помощь двоих тораджан, Сарона и Томо. Друг другу они доводились двоюродными братьями, причем Сарон был пятью годами старше Томо, и братья углублялись в эти края много дальше любого другого из спутников. В здешних лесах оба охотились почти так же мастерски, как Ахилий в лесах Серама, и потому верховодили среди тех, кто добывал пропитание для остальных.

— Бойся зазубренных листьев с кустов тирокола, мастер Ульдиссиан, — сказал ему Сарон, указывая на пышные, красноватого цвета заросли по левую руку. — Порежешься о такие — сильный яд в кровь попадет.

Дабы подчеркнуть сей факт, старший из братьев поднял копьем нижние ветви куста. Под кустом обнаружился полуистлевший трупик какого-то мохнатого зверька. Крохотные малиново-алые ящерки, пировавшие на его останках, бросились врассыпную, спеша укрыться в подлеске.

— Катака, — пояснил Томо. — На них яд не действует, но скапливается в их шкурке. Могут питаться теми, кто пал жертвой тирокола, но сами поэтому для всех остальных ядовиты.

Опасность Ульдиссиан чуял, но, обнаружив, что исходит она не от зверя, а от растения, поклялся удвоить старания. Сам он, скорее всего, с ядом этих кустарников справится, но как же спутники, еще не вошедшие в силу?

— О тираколе оповестите всех, — велел он Рому и еще нескольким.

Подобный приказ Ульдиссиан отдавал далеко не впервые и знал, что этот — далеко не последний. Казалось, каким-нибудь тайным — и зачастую опасным — свойством здесь, в джунглях, может похвастать любая былинка.

Целью похода по-прежнему оставался небольшой город под названием Хашир. По пути эдиремы особо приглядывались, не отыщется ли поблизости следов служителей Церкви Трех. Ульдиссиан был уверен: те трое, что покушались на его жизнь — не последние. Правду сказать, он чувствовал, что поведение Мендельна как-то связано с Церковью Трех, но верил: если в том возникнет нужда, брат наверняка расскажет правду.

Наверняка…

— Ты так глубоко задумался.

Изумленный внезапным появлением рядом Серентии, Ульдиссиан скосил взгляд в ее сторону. Приближения ее он не заметил, и это многое говорило о том, что творится в его голове.

Конец ознакомительного фрагмента.