Незнакомец. Суровый батя для двойняшек

Регина Янтарная

— И лица у детей до боли знакомые. Настолько, что в груди снова что—то колет. И внутри меня что—то ломается, будто кто мой стальной стержень только что переломил. — Нет! — рычу так громко, что гости вскидываются и поворачивают головы в мою сторону. А та самая, которую хотел забыть столько лет, отделяется от гостей и спешит ко мне. — Вам плохо? — спрашивает и смотрит пустым взглядом. — Неужели я настолько изменился, что ты меня не узнаешь? Машенька… Маша в ужасе округляет глаза, а затем начинает грубо выталкивать меня из зала. — Убирайся. Уходи. Тебе здесь не место. — Они мои? Только скажи… двойняшки — мои? — Нет. Мои и моего мужа.

Глава 5

Седой

Я — маньяк своего дела, но Угрюмый сумел вывести из равновесия даже меня.

Вхожу в кабинет хозяина и бросаю на него недобрый взгляд.

— Как тебе Мария? — задает мне очень странный ответ. Не знаю, что отвечать, потому что не понимаю цели вопроса.

К тому же вижу, как внимательно отец рассматривает дочь на мониторе (по всему дому, начиная от ворот понаставлены камеры).

Молчу.

С Угрюмым это так работает, пока он отрабатывает в своей бедовой голове разные варианты развития событий, лучше заткнуться и молчать в тряпочка. Иначе будет туго. Возьмет он случайно твою мысль, она не выгорит, а тебе башку снесут.

Проходили. Видели и не такие зверства.

— Думаю, из нее выйдет наш человек! — выдает босс. И я едва справляюсь, чтобы не воскликнуть что-то типа: — Ау! Она всего лишь девчонка!

— Хорошенькая, да, — перепрыгивает на другую мысль.

— Симпатичная, — отвечаю честно.

— Серьезно? — вспыхивает отец в оскорбленных чувствах.

— Красавица! Ты бы ее мать в молодые годы видел! Поэтому я ее и выбрал, чтобы наследника красивого родила. Здорового. С великолепными генами.

Твою мать!

Всё у Угрюмого не так как у людей. Он даже бабу выбирал по породистости, как лошадь скаковую.

— Ты не любил еще. Не знаешь, как с ними бабами сложно! — выговаривает мне.

— Это точно, — поддакиваю, прищуривая глаза. Не хочу, чтобы босс рассмотрел на дне моих зрачков боль, которую я испытываю вдали от своей девушки.

— Я однолюб, — выдает спокойно Угрюмый. И я цыкаю тихо. С трудом верится, что этот человек решил со мной поговорить о жизни.

Ну да. Ну да. Любишь всю жизнь одного себя!

— Седой! — голос мужчины оживляется. — А ты — однолюб? Сможешь одну женщину любить до самой смерти. Заботиться о ней? Не изменять. Не предавать. Холить. Лелеять. Заботиться о ваших детях.

В принципе, я так и собирался!

Нервно сглатываю ком, застрявший в горле.

Мозги плывут, набекрень встают. Пытаюсь понять, зачем он затеял со мной этот непростой душевный разговор?

— Я не допущу, чтобы моя дочь вышла замуж за кого попало. Выдам ее только за своего. За самого лучшего! — рассуждает отец Марии.

Ага!

Ты еще конкурс объяви среди царевичей. Кто победит Змея Горыныча в лице твоего врага, за того дочь и отдашь!

Осмеливаюсь открыть рот:

— Маша уверена, что ты болен. Неизлечимо.

Угрюмый громко хохочет, затем выдает:

— Выбора не было. Горин узнал о Маше, охоту объявил на нее! А кто защитит родную дочь, как не отец… и муж, если отца вдруг не станет.

— Вот как… — стараюсь выглядеть безэмоциональным. — Горин открытую войну объявил нам?

— Похоже на то. Слишком много проблем вокруг нашего бизнеса в последнее время. Не заметил?

— Ну да. Ясное дело крот у нас, — отвечаю спокойно.

— Вот и я о том.

— Дочери скажешь всю правду?..

— Па-па… — в открытую дверь входит Мария. — Скажи мне правду!

— Какого черта! — вспыхивает хозяин. Но быстро берет себя в руки, вспоминает, что жутко болен и начинает кашлять.

Сквозь кашель бубнит:

— Доченька, милая. Подойди, встань здесь, — показывает на противоположный угол гостиной. Я полюбуюсь на тебя.

— Папа! — Маша не слушает отца, подбегает и берет его за руку. — Папа, я так скучала.

— Милая, я тоже, — врет без зазрения совести Угрюмый.

Что за человек. Ему не жалко даже чувства родной дочери.

Похоже, он еще страшнее, чем я думал.

— Машенька, — отец смотрит на Марию с любовью.

А я пытаюсь считать по его лицу, на самом деле он любит дочь или притворяется?

— Мне так жаль, что пришлось отрывать тебя от учебы, выдергивать из твоей жизни, — Угрюмый разводит виновато руками.

А я смотрю на его хорошо продуманную игру и думаю об одном — по нему плачет большая сцена!

— Па-па! Не говори так. Я твоя единственная дочка и должна быть рядом с тобой! Заботиться о тебе. — В голосе Маши так много боли, что моих нервов будто оголенные провода касаются, когда слышу ее.

Смотрю на босса и его темно-синие глаза немного теплеют.

Или мне кажется?

Хочется верить, что сердце монстра может растопить девчонка одной с ним крови.

— Присаживайся. Лучше туда, — показывает рукой напротив себя. — Я полюбуюсь тобою.

— Конечно, — Машенька занимает место на краешке кресла в трех метрах от отца.

— Расскажи, милая, как ты жила все эти годы вдали от меня, — просит отец и покашливает для антуража.

— Папа я учусь на социального работника. Занимаюсь дайвингом. Мой парень — дайвер.

— Уже есть парень? — в голосе Угрюмого появляются нотки неприкрытой угрозы.

Ужас ударяет кувалдой в солнечное сплетение. Надеюсь, он не возьмет у дочери телефончик парнишки и не заставит парня исчезнуть. Вся вина дайвера заключается лишь в том, что он познакомился не с той девушкой.

Как говорят, оказался не в то время, не в том месте.

— Папа, он хороший парень. Мы с ним всего два месяца знакомы, но я уверена в нем, — лепет Мария, не понимая злости в голосе родителя.

Маши защищает неизвестного мне мужчину, а я злюсь не меньше, чем Угрюмый.

Горячая волна дрожи прокатывается по моему телу, когда смотрю на губы Марии. Она говорит, а я представляю себе, глядя на ее рот, как бы она кричала, захлебываясь в эмоциях. Когда я стянул бы с нее платье, подхватил за бедра и усадил на себя, притянув за шею, поставил бы засос…

Твою мать!

Совсем крыша поехала от воздержания.

Мотаю головой, сбрасывая морок. И снова невольно цепляюсь взглядом за розовый рот девушки. На этот раз ограничиваюсь в фантазиях лишь глубоким французским поцелуем.

— Ничего, — выдыхает босс. — У нас в России много своих парней. Все сильные, крепкие, храбрые. Взгляни на Седого! — тычет в меня пальцем. — Не жених, а загляденье для любой девчонки.

Маша вскидывается с ужасом осматривает меня. О том, что я ей не нравлюсь кричит не только ее испуганный взгляд, но и вся ее поза.

— Не нравится? — правая бровь Угрюмого ползет на лоб. — Ничего страшного. Седой научится нырять. Станет дайвером. Всё ради тебя, дорогая.

Нырять? Стать дайвером ради девчонки?

Ненавижу холодную воду!

Я не подписывался на заморозку фаберже! Кричу мысленно.