Черное Солнце

Ребекка Роанхорс, 2020

Alex Awards. Ignyte Awards. Shaded Choice Awards. Финалист премий Hugo, Nebula, Locus, Dragon, Lambda, Goodreads. В священном городе Това ждут праздника зимнего солнцестояния. В этот раз он должен сопровождаться затмением – редким явлением, нарушающим равновесие мира. Пользуясь этим, угнетенный клан Черных Ворон, пострадавший от жестокости жрецов, решает свершить месть. Черные Вороны ждут своего возрожденного Бога-Ворона, обещанного пророчеством, а в небесной башне жрецов зреет переворот. На корабле же, ведомом сквозь шторм женщиной-тиком, чья Песнь успокаивает море и пленяет разум, плывет в Тову единственный пассажир – слепой юноша, покрытый ритуальными шрамами. «Блестящий мир, который показывает все великолепие человеческого милосердия и порочности. Эпический глас нашего континента и нашего времени». – Кен Лю «Захватывающе!» – Ребекка Куанг «Абсолютно потрясающе». – Шеннон Чакраборти «Прекрасно продуманный сеттинг со сложной динамикой персонажей и многоуровневыми политическими интригами. Совершенство!» – Kirkus Review «Это был Мартин, это была Джемисин, а теперь – Роанхорс». – Стивен Грэм Джойс «История о приключениях, пророчестве, политике и магии… Захватывает с первой страницы». – Cosmopolitan «Мастрид для фэнов Джемисин и Мартина, которые хотят более экзотического мира». – Booklist «Автор, перевернувшая американскую научную фантастику, фэнтези и хоррор». – The New York Times

Глава 5

Город Това

325 год Солнца

(20 дней до Конвергенции)

«Ищи шаблон во всем».

Наставление Жреца Солнца

Дальнейшее шествие по городу прошло как в тумане. Празднования в Титиди были размеренными, а горожане носили синие одеяния, да и в Тсае все было таким же, только золотым и связанным с беркутами, а не насекомыми. Наранпе это все было безразлично. Предполагалось, что нынешний день станет днем почитания жрецов, подтверждением их значения и силы. Ее силы! А еще он должен был стать началом возвращения Жреца Солнца на видное место. Но сейчас Наранпа чувствовала, как бешено бьется сердце, каждый шорох заставлял ее подпрыгивать, а глаза все выискивали в толпе возможного убийцу.

Иктан остался на Солнечной Скале вместе с адептом тцийо, чтоб осмотреть место нападения. Другой тцийо надел вместо него красную маску и продолжил его путь.

— Разумно ли это? — спросил Хайсан, едва только Иктан предложил это. — Традиции требуют от нас…

— Не быть убитыми в собственном городе? — насмешливо поинтересовался он.

Это заставило ученого замолчать, но Наранпа все равно отвела друга в сторону, чтоб поговорить наедине.

— Что ты думаешь об этом? — спросила она его.

— Думаю, тебе надо быть осторожней и воздержаться от суждений.

Она нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, кроме того, что я сказал. Позволь мне и моим людям делать свою работу, и я приду к тебе в комнату до восхода полной луны и расскажу, что мне удалось узнать.

— Иктан… — Она колебалась, чувствовала себя ошеломленной, словно потеряла равновесие. Наранпа знала, что ее реформы были непопулярны среди традиционалистов, а Черные Вороны не любили небесную башню, но убийство? Она как-то даже не задумывалась об этом.

Наранпа заставила себя глубоко вздохнуть. Она не будет бояться, она просто будет осторожной.

— Ты думаешь, если я продолжу шествие, все будет в порядке?

Иктан склонил набок голову, меряя ее взглядом. Темные глаза впились в нее, а взгляд стал настолько собственническим, что она смутилась.

— Да.

Она расправила плечи:

— Хорошо. Тогда я продолжу.

И она выполнила обещание. Но когда на горизонте показался последний мост, мост, сверкающий на закате, а не на рассвете, мост, ведущий домой, в Отсу, ей хотелось плакать. Она была благодарна своей маске, даже счастлива, что та скрывала ее лицо, а заодно и прятала проступившее на нем выражение испуга.

Традиции требовали, чтобы, когда начиналось Закрытие, двери в небесную башню были символически заперты на закате, — и это было подтверждение тому, что жрецы остаются изолированными до самого солнцестояния. Наранпа же никогда не была так рада услышать грохот закрывающихся тяжелых деревянных дверей. На целых двадцать дней они будут отрезаны от внешнего мира, и ее предполагаемые убийцы останутся снаружи.

— Это был насыщенный день! — провозгласил Хайсан за ее спиной, и она так сильно вздрогнула, что чуть не упала. О небеса, ей надо успокоиться! — Мы ведь соберемся на Конклав, чтобы обсудить протокол Закрытия, когда луна будет в зените?

Она оглядела рассыпавшуюся по первому этажу толпу:

— Разумеется. А пока я предлагаю всем отдохнуть, чтобы мы могли с новыми силами явиться на Конклав.

Хайсан закивал, бормоча:

— Да, да. — И оставшиеся люди постепенно начали расходиться, разбредаясь по своим комнатам или собираясь вкусить последний ужин на террассе, прежде чем начнется пост Закрытия. Наранпа заставила их всех поклясться, что никто не обмолвится о том, что произошло на Солнечной Скале, но при этом не сомневалась, что сплетни все-таки расползутся.

Она остановила проходившую мимо прислугу и приказала принести ей в комнату столь любимого крепкого темного чая. Конечно, пока была такая возможность, нужно было еще и перекусить, но у нее не было аппетита.

Когда прислуга ушла, Наранпа поднялась на четвертый этаж в свою комнату. Ей и в голову не пришло приказать, чтобы перед тем, как она войдет, спальню проверили на предмет незваных гостей, и внезапно она поняла, что не хочет заходить внутрь. Здравомыслие, конечно, подсказывало ей, что никто не посмеет нарушить границы небесной башни, а потому она здесь в безопасности.

И все же…

Нет, она не будет трусить! Она распахнула дверь, смело вошла в комнату и чуть не упала в обморок.

Иктан расслабленно, как кошка, сидел на лавке у ее кровати.

— Эффектно! — пробормотал он.

— О Небеса! — Она прижала руку к груди. — Небеса! — повторила она снова. — У меня чуть сердце не разорвалось от страха, Иктан! Не делай так больше!

Он пожал плечами, явно не раскаиваясь.

— Ты молода и вполне здорова. Думаю, твое сердце способно выдержать это.

— Ты не знаешь, на что способно мое сердце, — съязвила она, раздраженная его пренебрежительным отношением. И тут же пожалела об этом.

Иктан заломил бровь:

— Я не это имел в виду, — вздохнул он, — но, увы, это правда.

Еще будучи адептами, они стали любовниками, что было совсем не редкостью среди жрецов, — многие попадали в башню, пребывая в муках полового созревания. Но их роман был романом двух неуклюжих подростков, исследующих тела друг друга и понятия не имеющих, что делать. Когда Иктана возвели в сан жреца Клинков, Наранпа по собственной инициативе оборвала эту связь. Иктан легко воспринял ее отказ, запросто подчинившись ее желаниям, и никогда не показывал, что он чувствовал. И, что удивительно, они остались друзьями. Она испытывала нежность к нему раньше, будет и впредь, но при этом она вполне осознавала, что он всегда будет убийцей с соответствующими эмоциональными склонностями, и это ее беспокоило.

— Расскажи, что ты обнаружил?

Иктан только открыл рот, когда в дверь постучали.

Он соскользнул с лавки, в руке мгновенно, так что даже глазом не уследишь, блеснул нож.

— Нет, подожди! — Она вскинула руку. — Я попросила чаю. Это просто прислуга.

— Разве до этого не прислуга пыталась тебя убить?

Она, расширив глаза, запнулась.

— Но то была не настоящая прислуга, — запротестовала она. Все это время ей казалось, что враг смог проникнуть к ним во время шествия по Одо. Ей и в голову не приходило, что, возможно, убийца все это время скрывался в башне. — Думаешь, он все это время был среди нас?

Снова вежливый стук, и Иктан открыл дверь, плавно спрятав нож в рукаве. В комнату вошла, поставив поднос на стол, уже знакомая Наранпе девушка. Запах яупона^[5] поплыл по воздуху.

— Спасибо, Дия, — обронила Наранпа, и та вежливо поклонилась ей перед уходом, не подозревая, что Иктан был готов в любой момент вонзить клинок ей в горло.

Наранпа потерла лоб, чувствуя, сколь тяжел сегодняшний день. Иктан же наполнил чашу чаем и, протянув руку, предложил ей, столь же быстро и плавно, как до этого обнажил нож.

Это было так похоже на него: столь удивительный акт заботы сразу после смертельной опасности, так что она могла только принять это и быть благодарной за его присутствие.

Иктан вернулся на скамью.

— Слуга на скале не был одним из наших, — сообщил он, как будто его никогда и не прерывали. — И он определенно казался Черной Вороной…

— Я слышу в твоем голосе сомнение. — Она отхлебнула чаю. — Кто еще может столь сильно желать смерти Жреца Солнца, кроме Ворон? Может, другие кланы? Или, может, прогрессисты, которые предпочитают ослабленного Жреца Солнца, или традиционалисты, которые считают меня популистским благодетелем, а может, кто-то другой, кого я не принимаю во внимание? Чужой город, раздраженный авторитетом Наблюдателей? Скажи мне, кто мои враги, Иктан, чтобы я, по крайней мере, знала, кто вонзит нож мне в спину. — Она сказала это небрежно, но, когда Наранпа поставила чашку, руки ее дрожали.

— Может, у тебя много врагов, Нара. Может, всего один. Я еще не знаю.

Он был прав. А она забегала вперед.

— Что тебе удалось узнать?

— Хааханы на груди убийцы были свежими. Черные Вороны режут их в подростковом возрасте или чуть позже. Да и режут их повсюду. Руки, спина…

— Я знаю. — Она вспомнила замысловатые узоры, которые видела сегодня на коже Ятлизы. — Они делают это в знак скорби по погибшим в Ночь Ножей, в знак того, что никогда это не забудут. — Это раздражало ее, раздражало Наблюдателей вообще и тцийо в частности, но что они могли с этим поделать? После зверств, что творили жрецы, наименьшее, что они могли теперь делать, это терпеть скорбь Ворон.

— Этому человеку было около двадцати пяти, плюс или минус, а хааханы были вырезаны всего несколько месяцев назад. И он был всего один.

— То есть он — новообращенный в веру Бога-Ворона, пришедший откуда-то еще?

— Возможно.

— Значит, слухи правдивы. Культисты вновь поднимают голову.

Жрецы знали, что в очагах фанатизма продолжает существовать культ древнего бога Черных Ворон, но большинство считало, что культисты ждали возрождения своего бога, и пока это еще не наступило, они скорее раздражали, чем несли какую-то опасность.

Иктан хмыкнул:

— Я следил за культистами. И они лишь встречаются, молятся мертвому богу и иногда подкармливают голодающих сирот. Они не представляют угрозы.

— Ты говоришь это, когда на твоих рукавах все еще кровь убийцы?

Он поднял руку. Манжета красной мантии окрасилась в более темные тона и стала колом. Он пожал плечами, совершенно не впечатлившись увиденным.

— Я все еще думаю, что он может быть послан кем-то, кто хочет убедить нас, что он был из Черных Ворон. Если бы задуманное удалось, шума было бы достаточно для того, чтобы никто не поверил, что культисты невиновны.

Наранпа закрыла глаза. Если Иктан думает, что это может быть уловкой, над этим стоит поразмыслить. Не то что она была наивна… Хотя, возможно, и наивна. В отличие от Иктана, она не была настолько долго во главе ордена, чтобы достичь вершин его цинизма.

— Кьютуэ, конечно, оставил дела в беспорядке, — пробормотала она. Жрец Солнца ослаблен, культисты поднимают голову, ордены спорят меж собой. Но он не мог предвидеть этого.

— Нара…

— Да? — откликнулась она, по-прежнему не открывая глаз и склонив голову на грудь.

— Были и другие. — Это было тихое признание, но и оно вывело ее из равновесия. Широко распахнув глаза, она вскинула голову, а пульс участился так, словно опасность уже поджидала ее в комнате.

— Во всяком случае, еще один. Я позаботился о нем.

— Ты… — Она скрестила руки на груди, чувствуя, как внутри закипает гнев. — И ты не сказал мне?

— И надеялся, мне не придется это делать.

— Иктан. — Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но нервы уже сдавали. — Черная Ворона?

Тишина.

— И ты, зная это, позволил мне пройти по Одо?

— Если бы я думал, что это опасно, я бы…

— Но это опасно! — Она заставила себя сделать глубокий вздох.

— Я так не думал.

— А сейчас?

Иктан пожал плечами, едва заметно приподняв одно плечо, но это было самое сильное проявление эмоций, которое она только у него видела. Возможно, Иктан и не признался бы ей, но сегодняшняя попытка убийства потрясла его.

Когда Наранпа заговорила — спокойно, неторопливо, в голосе ее звучало недовольство:

— Я понимаю, другие думают, что я должна быть просто подставным лицом, но я не полагала, что ты думаешь так же. Я не дитя, от которого можно иметь секреты. И мне особенно нужно, чтобы ты, тцийо, верил в меня.

Он ничего не ответил, и его лицо, его проклятое любимое лицо осталось бесстрастным.

— Уходи, — утомленно шепнула она.

— Ты нуждаешься во мне.

— Разумеется, — вздохнула она, раздраженная и тем, что он заставил ее признать это вслух, и прежде всего тем, что это была правда. — Но сейчас мне нужно подумать. И поспать. Я не спала тридцать шесть часов, а в полнолуние состоится Конклав. Как я смогу убедить Наблюдателей воспринимать меня всерьез, если я должна убеждать еще и тебя?

Иктан встал со скамьи и направился к двери. Остановился, положив руку на раму:

— Позволь мне позаботиться и об этом, Наранпа. Это вопрос не убеждения, а долга. Моего, а не твоего.

Она хотела согласиться, но не могла. Он всегда помогал ей чувствовать себя в безопасности, но всегда есть тонкая грань между защитой и опекой, а то, что от нее что-то скрывали, заставляло ее чувствовать себя слабой. И была еще одна вещь, которую ей надо было знать.

— Ты не сказал мне потому, что мы… мы раньше… ты не веришь в мои способности?

Он в замешательстве склонил голову набок: на лбу появились крошечные морщинки.

— Ты не сделала ничего такого, что заставило бы меня сомневаться в твоих способностях.

— Да, но… — Она в отчаянии прижала руку к горлу. Что ж, возможно, он и не думал о ней плохо лишь потому, что они когда-то были близки, но по той или иной причине он определенно считал ее ребенком. А может, она была к нему несправедлива, позволяя неуверенности управлять собой.

— Кто-нибудь знает о первой попытке?

— Только мои адепты.

— То есть они знали, а я нет?

— Как я уже говорил…

Она вскинула руку:

— Нет, Иктан. Когда ты скрываешь что-то от меня, это подрывает мой авторитет, а я, несмотря на то что Кьютуэ не учил меня этому, пытаюсь его утвердить, понимаешь?

— Разумеется, — буркнул он. — Что-нибудь еще? — Он говорил спокойно, но Наранпа почувствовала его раздражение.

— Нет. — Она устало провела рукой по лицу, а затем, указывая на дверь, махнула своему бывшему любовнику и нынешнему Ножу. — Только не предпринимай ничего больше, не посоветовавшись со мной. Можешь пообещать мне это? И тогда увидимся на Конклаве.

— Уж его-то я не пропущу, даже за все звезды на небе, — обронил он, и она ясно услышала в его голосе презрение. — Честно.

Примечания

5

Яупон — падуб. Используется для приготовления чаеподобного напитка.