Цветы для миссис Харрис

Пол Гэллико (1958)

Оригинальная винтажная комедия про приключения миссис Харрис, переведенная легендарной Натальей Трауберг. Миссис Харрис — уборщица из Лондона, которая искренне верит в добрых людей и разрешает себе мечтать. Так почему бы ей не намечтать себе настоящее платье от Диора? Накопить деньги и махнуть в Париж! И кто сказал, что уборщица недостойна роскошной жизни? Главное, поверить в себя и следовать за мечтой! А мир, действительно, полон добрых людей и красоты. Книга также выходила в переводе Павла Вязникова под названием «Миссис Харрис едет в Париж».

П. Г.

Paul Gallico

MRS HARRIS GOES TO PARIS

MRS HARRIS GOES TO PARIS: © Mathemata Anstalt, 1958 © Трауберг Н. Л., наследники, перевод, 2024.

© Livebook Publishing LTD, 2024

Глава первая

Маленькая худенькая женщина с яблочно-красными щеками, пегими волосами и умными до вредности глазками прижалась носом к иллюминатору самолета, летевшего из Лондона в Париж. Она волновалась, но не боялась, зная, что теперь с ней ничего не случится. Это знают всегда те, кто спешит к своей мечте.

Одета она была в потертый коричневый костюм и рукой в бурой перчатке прижимала к груди коричневую сумку из искусственной кожи. И правильно делала: там лежали не только десять фунтов, которые можно было вывозить из Британии, и не только обратный билет, но и 1400 долларов, толстая пачка, перехваченная резинкой. Поэтическая душа проявилась в одной лишь шляпе — зеленой, соломенной, с розовой розой, колебавшейся вместе с самолетом. Любая жительница Лондона сразу признала бы в ней приходящую уборщицу и, что главное, не ошиблась бы.

В списке пассажиров она значилась как Ада Харрис, Лондон, Баттерси, Уиллис-Гарденз, дом пять. Была она вдовой и прибирала у чужих людей на обочине вполне фешенебельных кварталов Итон-сквера и Белгравии.

До этого волшебного полета она жила скучно, разве что иногда ходила в кино, в паб на углу и совсем уж редко — в мюзик-холл.

Окружали ее (а было ей за пятьдесят) сор, беспорядок, запустенье. Не раз, а полдюжины раз на дню открывала она своим ключом чужие двери, чтобы снова увидеть горы грязной посуды, неприбранные постели, разбросанную одежду, мокрые полотенца на полу в ванной, пыль на столах и зеркалах, полные пепельницы — словом, все то, что эти свиньи, люди, оставляют, уходя утром из дома.

Миссис Харрис наводила порядок, этим она жила, едва сводя концы с концами. Но, как у многих уборщиц, было тут и другое — творчество, и она им гордилась. Она входила в хлев, оставляла сверкающие чистотой комнаты. Ее не волновало, что завтра там снова будет хлев. За свои три шиллинга в час она снова наведет порядок. Так жила, так работала одна из тридцати пассажирок парижского самолета.

Зеленая и коричневая карта Англии сменилась неверной синевой Ла-Манша, домики и фермы — кораблями, и миссис Харрис впервые поняла, что сейчас окажется в чужой стране, среди чужих людей, про которых известно, что они бесстыжие, наглые, едят улиток и лягушек и режут трупы. Она и сейчас не испугалась — лондонские поденщицы не ведают страха, — но насторожилась, того и гляди проведут. Без Парижа ей не обойтись, но надо держаться подальше от французов.

Настоящий английский стюард подал ей настоящий английский завтрак и не взял денег. Потом она снова прижала нос к оконцу, сумку — к груди. Стюард, проходя мимо, сказал ей:

— Эйфелева башня вон там, справа.

— Ой ты господи! — тихо сказала она, увидев иглу над мешаниной труб и крыш. — Не такая уж она большая.

Примерно через минуту самолет аккуратно опустился на асфальт французского аэродрома. Миссис Харрис торжествовала. Не оправдались пророчества подруги, миссис Баттерфилд, — они не взорвались в небе, не утонули в море. Наверное, Париж не такой уж страшный, но теперь надо быть поосторожней — и чувства эти укрепились, пока она ехала в автобусе до аэровокзала по странным улицам, окаймленным домами и лавками, на которых висели непонятные вывески.

В аэровокзале английский служащий посмотрел на шляпу, на сумку, на разношенные туфли, на пронзительные глазки и подумал: «Ну и ну, приходящая уборщица! Неужели в Лондоне нет работы?»

Он заглянул в список, коснулся фуражки и спросил:

— Не могу ли помочь, миссис Харрис?

Умные глазки не заметили в нем особого бесстыдства. Как ни странно, он выглядел совсем как англичанин. И она спросила:

— Вы тут говорите по-английски?

— Как не говорить, — отвечал он. — Я англичанин. Но здесь многие говорят, вы не потеряетесь. Вижу, вы летите с нами в двадцать три ноль-ноль. Куда вы хотите отправиться?

Миссис Харрис прикинула, сколько можно открыть чужому, и твердо ответила:

— Возьму такси. Деньги есть.

— Прекрасно, — сказал он. — Обменяйте их лучше на франки. В одном фунте их примерно тысяча.

В bureau de change^[1] несколько фунтовых бумажек превратились в кучу грязных синеватых билетов с цифрой 1000 и горсть алюминиевых стофранковых монет.

Она возмутилась:

— Да это фишки какие-то!

Служитель улыбнулся:

— Если хотите, но делает их правительство, — и повел ее сквозь толпу и посадил в такси. — Какой адрес назвать?

— К Диору, — ответила миссис Харрис спокойно и сдержанно, как герцогиня. — В модный дом «Кристиан Диор».

Служитель ушам своим не поверил.

— Простите, мэм?

— К Диору, сказано вам!

Он знал, что это сказано, но никак не мог понять, что нужно лондонской уборщице в самом элегантном доме мира.

— Что ж вы? — сурово спросила миссис Харрис. — Разве леди не может купить себе платье?

Потрясенный служитель сказал шоферу по-французски:

— Отвезите мадам к Диору, на авеню Монтень. Возьмете лишнее су — здесь стоять не будете.

Когда машина уехала, он пошел в здание, понимая, что теперь уже ничему не удивится.

Сидя в такси, миссис Харрис, ликуя, думала о Лондоне и жалела, что миссис Баттерфилд ее не видит.

Клиенты у нее были примерно одни и те же, причем она могла отказать им, они ей — нет. У одних она убирала каждый день, у других — три раза в неделю. Работала она часов по десять, с восьми до шести, а в субботу — полдня, у самых любимых. На все времени не хватит, и она ограничила свои действия Итоном и Белгравией. Приехав туда, она проворно перебегала с квартиры на квартиру.

Жил там майор Уоллес, холостяк, которого она баловала, живо интересуясь его сердечными делами.

Любила она и миссис Шрайбер, жену американского кинопредставителя, за ее сердечность и доброту. Особенно — к ней самой.

Работала она и на леди Дант, чей муж обитал в поместье. Фотографии ее вечно помещали в журналах, там, где рассказывалось о балах и благотворительных базарах, — и миссис Харрис этим гордилась.

Нравилась ей и русская графиня Вышинская, за ее божественное безумие; и младший сын лорда с женой, у которых было много красивых вещей; и миссис Ффорд (через две «ф»), большая сплетница, и даже Памела Пенроз, мелкая актриса, люто боровшаяся за жизнь в обшарпанной квартирке.

Прибирала она у них сама, но в крайности звала на помощь свою подругу, миссис Вайолет Баттерфилд, вдову, в отличие от нее склонную к пессимизму.

Отличалась миссис Баттерфилд и корпулентностью. Клиенты у нее были свои, к счастью — по соседству. Но подруги охотно помогали друг другу. Если одна сляжет, другая ухитрялась обслужить всех, чтобы никто не сердился. Миссис Харрис редко болела, но тут же звонила своим и говорила: «Вы не беспокойтесь, миссис Баттерфилд вас не оставит, а я к завтрему встану». Уборщицы были очень разные, но дружили крепко и всегда помогали одна другой. Одно слово, дружба! Миссис Харрис жила в доме пять, миссис Баттерфилд — в доме семь, и редкий день они не встречались, чтобы поделиться новостями.

Такси переехало большую реку, которую наша героиня уже видела с воздуха, но сейчас она была не синяя, а серая. На мосту шофер поругался с другим шофером. Они жутко орали, она их не понимала, но догадывалась, что они говорят, и блаженно улыбалась, вспоминая вопли Памелы Пенроз, когда та узнала об ее отъезде. Пришлось особо попросить миссис Баттерфилд, чтобы та о ней не забывала.

Как ни странно, склочную мисс Пенроз она любила больше всех.

Звали ее Салли Снайт (миссис Харрис увидела имя на конверте), была она маленькой, белокурой, с поджатыми губами и странным взором, видевшим лишь ее самое. Квартирка ее была переделана из конюшни, и царил там дикий хаос. Фигура у нее была хорошая, ножки — маленькие, и она (без особого успеха) ступала ими по трупам. Она сделала бы что угодно ради карьеры, но до сей поры провела два года среди эстрадных герлс, снялась в двух-трех маленьких ролях и несколько раз появилась в телевизоре. Отличалась она низостью, себялюбием, бессердечием, склочностью и на редкость плохими манерами.

Казалось бы, все это должно было отвращать миссис Харрис, которая, разочаровавшись в клиенте, просто бросала ключ в почтовый ящик. Как многие ее коллеги, она могла работать, если ей нравился клиент или его дом.

Но именно потому, что она видела насквозь мисс Памелу, она и привязалась к ней, понимая, как жадно и жалко хочет эта девица хоть кем-то стать. Она понимала это чувство, но сама не испытывала его, пока не отправилась в Париж. Они похожи, хотя у миссис Харрис, собственно, не совсем такая мечта. И билась она не ради себя — когда лет двадцать назад умер муж, не оставив ей ни гроша, выхода у нее не было.

На миссис Харрис не действовали ни деньги, ни связи, ни титулы, но ее трогала прелесть сцены или кино. Она не знала, что мисс Пенроз — не только плохой человек, но и плохая актриса. Она уважала ее одинокую борьбу, подбадривала ее, терпела и мирилась с тем, чего не вынесла бы ни от кого.

Такси выехало на широкую улицу, окаймленную красивыми домами, но миссис Харрис было не до архитектуры.

— Далеко еще? — крикнула она, на что шофер выпустил руль, помахал руками и покричал на нее.

Она ничего не поняла, но он улыбался из-под моржовых усов, и она не обеспокоилась. Когда они, наконец, доехали, она размышляла о странной цепи событий, приведших ее сюда.

Примечания

1

Пункт обмена (валюты) (фр.).