Иллюзия отражения

Петр Катериничев, 2007

Догадывался ли бывший аналитик разведки Олег Дронов, когда бросился к девушке на шоссе, что, повинуясь главному закону настоящего мужчины спасать и защищать, он лишь попадает в заранее приготовленную для него западню? Идет большая игра, и кто станет охотником, а кто добычей, решит лишь случай или Бог.

Глава 10

Молчал я недолго. Кивнул и произнес:

— Значит, и нужно искать то, что превращает живой мир в ничто.

— И вы знаете, что именно?

— Наркотики. Тех, кто ей девушке предложил. Того, кто говорил с ней непосредственно перед гибелью.

— Это были вы.

— Чуть раньше прозвучал телефонный звонок. После короткого разговора ее несколько странное поведение сделалось совсем отрешенным. Моя вина в том, что я этого не заметил.

— Ей звонили в номер?

— Нет. На сотовый.

— Арбаева была наркоманкой? И что же она употребляла? Героин? ЛСД? Морфий? Кокаин? Стимуляторы? Что?

— Не знаю. При мне она приняла две таблетки. Положила под язык.

— И ее поведение и речь сразу изменились?

— Я бы не сказал, что сильно. По-видимому, она уже принимала подобное накануне.

— Итак, девушка была не в себе, а вы, как истый джентльмен, сидели, угощались чаем и слушали ту галиматью, что она несла?

— Да. Только…

— Что — только?

— Она не галиматью несла. Она — душу изливала.

— Ваше объяснение выглядит по-идиотски, вы не находите?

— Нет. Скорее вполне по-русски. Нам порой просто необходимо, чтобы нас кто-то выслушал.

— Вы не обращаетесь к психоаналитикам?

— Обходимся.

— Это тяжелая работа — слушать переживания других. У нас это хорошо понимают. И хорошо за это платят. У нее был психоаналитик?

— Не знаю.

— А я полагаю, что был. Она была дочерью весьма состоятельного родителя. Вы знаете, сколько стоит аренда этого пентхауса?

— Нет. Зачем мне?

— Вы нелюбопытны?

— Нет.

— А почему остались слушать наркотические бредни Арбаевой, а не откланялись и не ушли? Кажется, у вас вчера было утомительное дежурство. И день был жарким.

— Она попросила выслушать ее. Я остался.

— Только ради разговора? Или — девушка понравилась? Вы ведь гетеросексуал и не избегаете внимания прекрасного пола, не так ли?

— Да.

— Откуда вы привезли Арбаеву в отель?

— С шоссе.

— И как попали к ней в машину?

— Сидевший за рулем чуть не сбил меня, я в ярости запустил в заднее ветровое камень, водитель с приятелем вышли разобраться.

— Разобрались?

— Слегка. Потом я заглянул в салон, увидел там девушку, заметил, что она не в себе, — понять, наркотическое это опьянение или алкогольное, я не смог, поэтому решил доставить ее в отель.

— Почему она оказалась голой?

— Шалила.

— Шалила. Шла Саша по шоссе и сосала сушку… Кажется, в русском языке есть подобная считалочка?

— Есть.

— Будем считать, что версия заказного убийства остается как запасной вариант. Вы не кажетесь мне алчным до денег и убедительно рассуждали о «подводной лодке». — Данглар замолчал, намурлыкал знаменитый мотивчик «Yellow Submarine», продолжил: — Да и слишком мудрено. А мне мило то, что просто и конструктивно.

— В спецназе не служили, господин Данглар?

— Очень давно и совсем недолго. А вы, господин Дронов?

— Очень недолго и совсем давно.

— Вот видите. А с чего вы вспомнили?

— Там предпочитают простые и конструктивные решения.

— Правильно предпочитают, ибо в них — истина. Так вот, про вас мы, в сущности, ничего не знаем. А какая версия приходит на ум прежде всего, когда красивая свободная девушка приглашает в номер такого пляжного волка, как вы? Красивая девушка решила красиво и нескучно провести время. Не так?

— Может быть. Но я исключил такой вариант.

— Почему? Вам не понравилась девушка? Мне доложили — очень хороша… была. И то, что вы неравнодушны к прекрасному полу, — мне тоже доложили.

— Я не игрушка для девушек.

— Вот-вот. Избалованная, богатая… А вы — комплексующий интеллектуал. Уж поверьте, интеллект в вас я чувствую… Да еще, как выяснилось, служили в войсках специального назначения. Итак, что выходит?

— Что же?

— Предположим, Алина Арбаева вас оскорбила. А у вас был длинный трудный день, жаркое солнце, кругом богатые, да что богатые — избалованно-богатые детки, не привыкшие получать от прислуги отказ в чем бы то ни было… Ну, что вы бровью двинули? При-слу-га. Вот кто вы для них. Я, кстати, тоже относился бы к этой категории, если бы…

— О да, барон…

— В том числе. Я не богат, но родовит. Как ни странно, эта архивная пыль в таких вот местах порою еще в цене. Так вот, усталый, подогретый стычкой со странными ребятишками, «шалостями» Арбаевой, вы, получив нежданное и болезненное оскорбление, на миг — на мгновение — потеряли не рассудок даже — самоконтроль и одним движением швырнули девушку… от себя. Нет, не с крыши пентхауса — просто от себя подальше!

Помутнение прошло, и — что? Девушки нет. Она перелетела парапет и упала на мостовую. Тридцатью пятью этажами ниже. Неосторожное убийство. Бывает. Никакой европейский суд не даст вам больше нескольких месяцев тюрьмы.

Ален Данглар снова замурлыкал какую-то мелодию, и я с вящим удивлением узнал в ней знаменитую балладу о Стеньке Разине… «И за борт ее бросает в набежавшую волну…» Откуда ее знает барон? Бывал в России? Или еще в СССР?

Нет, я точно очень устал. Крепко. И «Стеньку», и «Коробочку» ежевечерне исполняют в двух из пяти русских ресторанов Саратоны.

— Я не убивал Арбаеву.

— А кто ее убил?

— Господин префект, я сообщил вам всю информацию, которой обладал. Не соблаговолите ли вы, в силу должности и полномочий, коими наделены волей, как я полагаю, богатейших и влиятельнейших финансовых кланов, или предъявить мне обвинение, или поступить иначе, в соответствии с законом, справедливостью и долгом?

— О. Хорошо сказано. Хотя и не без иронии. Но вы же взрослый человек, господин Дронов, и должны понимать: закон, справедливость и долг порой не только не дополняют, но — исключают друг друга.

Я задумался. Ну как ему объяснить?.. Мне и без того нелегко было подобрать английский эквивалент слова, хоть отдаленно напоминающего русское «справедливость». Слова же «совесть» в английском языке нет вовсе. Лишнее.

— Почему бы вам не поверить мне и не задуматься над версией о наркотиках?

— Вы так и не убедили меня, что это был наркотик, а не безобидные лепешки для свежести дыхания.

— Алина называла это «чако».

— «Чако»? Никогда о таком не слышал. — Лицо префекта сделалось каменно-непроницаемым, холодные голубые глаза превратились в два кусочка мутного льда, сквозь который не разглядеть было уже ничего.