Кваздапил. История одной любви. Окончание

Петр Ингвин, 2017

И смех, и слезы, и любовь, и много прочего. Окончание дилогии. Дизайнер обложки: Галина Николаиди.

Интерлюдии

Осторожно, двери открываются

Чудес не бывает. И все же я верю в чудеса.

— Привет, — сказал я, распахивая дверь.

Мне никого не хотелось видеть, я никого не ждал, и кто бы ни пришел, открывать не тянуло. Из-за снов все время казалось, что происходящее со мной уже было, что любые слова повторяются, и кто бы ни пришел, встреча окажется вариацией знакомого сюжета. Я ошибся. За дверью близоруко щурилась, вглядываясь в темноту, хрупкая девушка. Лучше сказать — девочка. Если описывать одежду, то типовые блузка и джинсы ничего примечательного собой не представляли, а если ощущения…

Схваченные сзади в хвост длинные волосы были темными, но от нежной улыбки незнакомки становилось легко, тепло и светло. От девочки исходило необъяснимое обаяние, словно она — генератор положительных эмоций, что одним своим появлением дарит радость и поднимает настроение.

— Маша дома? — донесся тихий застенчивый голос.

— Нет.

— Странно, мы договаривались. Наверное, я пришла раньше. Подожду на улице.

— Стоять. — Я выскочил на лестничную площадку, как был, в халате и босиком, и перехватил за плечи собравшуюся уйти незнакомку. — Договаривались — значит, Маша скоро придет. Проходи на кухню, я созвонюсь и спрошу, где она.

В комнате взвыл знакомой мелодией мой телефон — сестренка меня опередила.

— Доброе утро, Санька, — раздался в трубке ее задорный голос. — Там Лелька Милованова должна подойти, а она такая зануда и перфекционистка, прямо как ты: если договорились на половину одиннадцатого, она и придет в половину одиннадцатого. Когда заявится, скажи ей…

— Время — десять тридцать одна, она здесь. Передать трубку?

— Нет, просто скажи, что я бегу.

Прежде чем выйти к гостье, я влез в джинсы и футболку.

— Маша сказала, что бежит, при этом забыла сказать, кто ты. — Наверное, стоило обратиться к «зануде и перфекционистке» на вы, но трудно называть ровесницу младшей сестры столь официально.

Гостья не обиделась.

— Мой папа — военный, из-за его работы мы часто переезжаем, на днях переехали в соседний с вами дом.

— Тогда давай, что ли, познакомимся. — Я набрал воздуха, чтобы представиться, но в последний момент задумался, как лучше назваться: полным именем или сокращенным.

После полного всегда следует переспрашивание, отчего приходится рассказывать историю про деда и желание родителей. Надоело, хотя дедом горжусь. Лучше эту подробность сообщать после, под настроение, когда рассказ действительно выглядит гордостью, а не скучной необходимостью. А сказать «Ксаня» или просто «Саня» — не слишком ли фамильярно? Я старше, и уменьшительное от полного имени покажется глуповатым (словно старик молодится) и, что еще хуже, со стороны может выглядеть как навязывание.

Паузу гостья приняла за ожидание и выпалила:

— Леля. А вас — Алексантий?

— Леля, если ты подруга моей сестры, а я не кажусь настолько старым или официальным, чтобы вызывать жалость или желание вытянуться по струнке и обращаться строго по имени-отчеству, то давай на ты и по имени, хорошо?

Леля робко кивнула и, пылая ушами, вытолкнула срывавшимся голоском:

— А вас… тебя зовут Кваздапилом?

— Если хочешь, зови меня как другие — Кваздик.

Леля помотала головой:

— Прозвище резкое и колючее, оно тебе не идет. Лучше по имени.

— Договорились. А Леля — это, как мне кажется, тоже сокращение. Как будет полностью?

Гостья опустила глаза.

— В то время родителям нравились песни одной певицы, и меня назвали Лолитой.

— Лолита?! Кхм.

Имечко — с хвостом смыслов, особенно для девочки в возрасте нимфетки. И с внешностью нимфетки — существа переходного возраста, застрявшего на пути из детства в зрелость, а не юной женщины, как моя Машка, у которой в ее годы есть уже и грудь, и попа, и манеры такие, что мужики облизываются. Конечно, все девочки-подростки выглядят и ощущают себя по-разному, за рубежом их даже разделили на категории: бобби-соксеры (примерно до тринадцати лет, название появилось из-за белых школьных носочков) и тинэйджеры (примерно от тринадцати до девятнадцати). Набоковская Лолита была типичным бобби-соксером, как и сегодняшняя гостья, а моя сестренка, ровесница Лели — явным тинейджером с замашками на полноценную взрослость. Взрослость зависит от внутреннего мироощущения. Некоторые до конца жизни остаются детьми. Например, я с удовольствием вернулся бы в детство. Если бы мог. А большинство тинейджеров и даже некоторые бобби-соксеры, вроде упомянутого книжного персонажа, упрямо спешат во взрослость, как они ее себе представляют. Зачастую физическое взросление обгоняет умственное, не говоря о душевном, из-за этого случается множество неприятностей. Ломаются судьбы. Между прочим, обычай, позволявший выходить замуж в двенадцать лет, в не кажущейся нецивилизованной Англии упразднили только к тридцатым годам двадцатого века, а во Франции брачный возраст девочек с одиннадцати до аж тринадцати лет подняли не так давно по мировым меркам — во второй половине просвещенного девятнадцатого века. Хорошо, что эти факты остались вне внимания Машки, иначе мое старшинство отправили бы идти лесом на все четыре стороны. А про распространенный на юго-востоке обычай выдавать девочек замуж с девяти лучше не вспоминать вовсе.

Сейчас передо мной сидела не сестренка, и я спросил:

— А твои папа с мамой читали…

— Не читали. Им потом рассказали, но они считают, что певиц люди знают лучше, чем каких-то книжных героев, и проблемы в моем имени не увидели.

Ну и родители. Не любят читать, так хотя бы кино посмотрели. Назвать девочку Лолитой в честь певицы — все равно, что назвать сына в честь предка Пушкина, не зная о Ганнибале Лекторе, а этот персонаж ныне — тоже часть современной культуры, и каннибала Ганнибала, как мне кажется, люди знают лучше, чем обеих вышеупомянутых Лолит. С другой стороны, возмутившие меня родители воспитали серьезную умную девочку, от которой окружающим светло и тепло. Это многого стоит. Моих папу с мамой я очень люблю и на других не сменяю, но легкомысленной вертихвосткой Машкой на Лелю в качестве сестры я поменялся бы прямо сейчас.

Чувствовалось, что тема имени гостье неприятна, и все же мне не терпелось узнать все до конца.

— Ты сама, как вижу, читала. Давно? Книжка Набокова — она не для маленьких.

— Пришлось.

— Не любишь читать?

— Наоборот, люблю.

Ответ порадовал. Машка читала редко, только из-под палки или когда о некой книге говорили друзья и подруги.

— Что любишь читать?

— А когда ты делаешь утреннюю зарядку, какие упражнения больше любишь — силовые или на растяжку?

— Те и другие. — Вопрос поставил в тупик: как можно выбрать между, например, зимой и понедельником? — Они все полезны. Правда, иногда это зависит от настроения…

Зарядку я всегда делал тяп-ляп, только чтобы размяться. Сколько раз говорил себе: возьмись за себя, и лишние килограммы как ветром сдует. Но каждый раз происходило то одно, то другое… То времени нет… То сил… То желания, отчего и случаются оправдания, что нет сил или времени.

Леля улыбалась, и до меня дошло: мой ответ был ответом на мой же вопрос.

— Правильно, — одобрил я. — Чтение — как занятия спортом: одно без другого вызывает перекосы в развитии. Но любимые жанры, наверное, есть?

— Фантастика и детективы. Хорошие фантастические книги развивают воображение, хорошие детективы — логику и смекалку.

— А плохие? — Я улыбнулся. — Не бывает, чтобы попадались только хорошие.

— Плохие развивают вкус.

Хорошее наблюдение. Пока не отравишься, вся еда кажется вкусной и полезной.

— А что скажешь по поводу Набоковского опуса с твоим именем на обложке? Понравилось?

Вопрос был с подвохом, я ходил по грани приличий, но не спросить не мог. Машка «Лолиту» не читала, хотя ей стоило бы. Впрочем, разве она поняла бы? Сюжет у книги омерзительный вплоть до вызывания рвоты, а самое важное сказано между строк.

— Как написано — понравилось, а о чем написано — нет.

— Я ответил бы так же.

Леля нравилась мне все больше и больше. Вот такие подруги нужны Машке, а не Даши с Наташами.

Я оглядел Лелю еще раз, с позиции не столько мужской, сколько отеческой.

Мелкая, худенькая, в отличие от Машки только собравшаяся распуститься, и не в плохом смысле этого слова, а в самом лучшем: как чудесный цветок, который будет нести людям радость. И опять же, поправка для морально хворых: визуально, а не физиологически.

— Можно задать отвлеченный вопрос? — Я подождал, пока Леля кивнет, и продолжил: — Меня интересует, какие у Маши подруги. Скажи, как ты относишься к курению… и, сразу уж, для кучи, к алкоголю?

Понимаю, что соврать легко, но почему-то казалось, что Леля обманывать не станет.

— Все это мне неприятно, а вообще каждый решает для себя.

Очень взрослый подход. Я вбил в тему «пить-курить-гулять» последний гвоздь:

— У тебя есть мальчик? Прости. Парень.

Леля вновь улыбнулась так, что в декабре расцвели бы подснежники.

— Всему свое время. Мне кажется, сейчас мне нужно думать о другом.

— Расцеловал бы за такие слова, да закон не позволяет. Подождешь три годика?

Леля опустила глаза:

— Я о тебе слышала много, и мне кажется, ты очень интересный человек. Подожду.

До меня вдруг дошло, что я сморозил. Я же как бы намекнул, что однажды могу…

А мне ответили, что, возможно, это невозможное будет возможно.

Я сделал голос строгим:

— Братья есть?

— Нет. Две младшие сестры.

— Если кто-то обидит — знаешь, где меня найти. Без старшего брата трудно. Можешь считать, что теперь я и твой старший брат.

— Всегда мечтала о брате.

В коридоре хлопнула дверь, в квартиру ворвалось скрывавшееся под личиной моей сестры стихийное бедствие.

— Лелька, привет. Мой зануда еще не достал тебя нравоучениями?

Ну вот, оказывается, я тоже зануда. Рыбак рыбака…

Подхватив гостью, Машка утащила ее в свою комнату. Я остался на кухне. В воздухе витало ощущение странного счастья, тихого и безоблачного, не имевшего причины и не требовавшего продолжения. Мне просто было хорошо.

Через пять минут Маша вышла проводить Лелю. Я встал и остановился в дверях кухни — вроде как тоже провожал.

Леля обернулась ко мне:

— Пока.

От ее улыбки мир заискрился солнечными зайчиками.

— Пока. Захочется поговорить о литературе — я есть в соцсетях.

Машка удивленно перевела взгляд с подруги на меня и обратно.

— Заигрываешь с моим братом?

— Нет. — Леля обулась и открыла входную дверь. — Это он со мной заигрывал, а я дала понять, что, возможно, однажды буду не против.

Машка наморщила лоб:

— А я что сказала?

Леля ушла, Машка тоже — не вместе с Лелей, а по собственным делам, которых у нее всегда находилось больше, чем времени.

Я рухнул на кровать и уставился в потолок.

Бывают же такие люди — светящиеся, обаятельно-уютные, сиявшие внутренним солнцем. Люди-трансформаторы, одним присутствием перерабатывавшие любой негатив в чистый незамутненный позитив. Может быть, действительно, подождать несколько лет, и…

Дел на это время у меня найдется не меньше, чем у Машки. Когда душа болит, лучшее средство — работа. Вот и займусь.

Я перевел взгляд в окно. Мир бурлил, пел и чирикал, он звал на встречу с прекрасным и уверял, что все будет хорошо.

Я закрыл глаза. Все будет хорошо?

Почему нет? Пусть не сейчас, но когда-нибудь.

А разве я тороплюсь?

Говорят, когда перед человеком закрывается одна дверь, всегда открывается другая. Нужно только увидеть.