Цастроцци. Перевод Александра Волкова

Перси Биши Шелли

Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации и техническом содействии Союза российских писателей

Глава III

Цастроцци и Уго направились вдоль пустоши, на окраине которой стоял домик. Верецци склонился перед окном, и его слуха достиг низкий голос, раздававшийся среди неясных шорохов вечерней тишины. Он внимательно прислушался. Вглядевшись в темноту, он различил исполинскую фигуру Цастроцци и Уго, чью неуклюжую разбойничью походку нельзя было не узнать. Он не мог расслышать их разговора, кроме отдельных слов, долетавших до его слуха. Казалось, что говорившие обмениваются гневными угрозами; затем голоса зазвучали, словно бы возникшей между собеседниками спор разрешился; наконец звуки речей затихли вдалеке.

Бернардо вышел из комнаты. Вошла Бьянка; но Верецци отчетливо слышал, что Бернардо остался у дверей.

Старушка сидела в углу комнаты. Настало время ужина; Верецци попросил старушку принести его. Она повиновалась и принесла горсть сушеного изюма на блюде. Он с удивлением заметил, что она принесла и нож; подобное везение он приписал оплошности старушки. Одна мысль завладела его разумом — о том, что теперь самое время для побега.

Он схватил нож, выразительно взглянул на старушку — та задрожала. Он переместился от окна к двери, кликнул Бернардо — Бернардо вошел, и Верецци, высоко подняв руку, направил нож прямо в сердце злодею. Бернардо подался в сторону, и нож крепко вонзился в дверной косяк. Верецци попытался одним усилием вырвать его обратно. Усилие оказалось тщетным. Бьянка сколь возможно быстро нетвердой поступью бросилась в противоположную дверь, громко призывая Цастроцци.

Верецци ринулся было в растворенную дверь, но Бернардо загородил ее собою. Последовала долгая и яростная борьба, и Бернардо, обладавший превосходством в силе, едва не одолел Верецци, но тот ловким ударом спустил его вниз по крутой и узкой лестнице.

Не задерживаясь, чтобы взглянуть на исход своей победы, Верецци ринулся в противоположную дверь и, не встретив сопротивления, быстро побежал вдоль пустоши.

Луна, недвижная и величавая, высоко висела в небе и освещала безмерное пространство раскинувшейся перед ним равнины. Он продолжал свой стремительный бег, и вскоре домик скрылся из виду. В каждом порыве ветра ему слышался голос Цастроцци. Он оглянулся, и ему померещилось, будто глаза Цастроцци сверкнули у него за плечом. Но даже если бы Бьянка избрала верную дорогу и нашла Цастроцци, быстрота Верецци обрекла бы всякое преследование на неудачу.

Он пробежал несколько миль, и по-прежнему перед ним простиралась мрачная пустошь: не было видно хоть какой-нибудь лачуги, где он мог бы найти укрытие. Лунные отсветы играли на поверхности земли, и он пугался собственной тени; в повеявшем с запада ветре ему чудились голоса. Вновь собравшись с духом, он продолжил путь через равнину.

Луна вошла в зенит, и только тогда Верецци сделал новую передышку. Две огромные сосны росли на небольшом бугорке; он взобрался на одну из них и нашел удобное укрытие в ее густой кроне.

Утомленный, он погрузился в сон.

Два часа он пробыл в забытьи, пока его не пробудил какой-то шум. Это всего лишь крик ночной птицы, подумал он.

День еще не наступил, но бледные полоски на востоке предвещали приближение утра. Верецци услышал топот копыт. Каков же был его ужас, когда он увидел Цастроцци, Бернардо и Уго, скакавших верхом! Обуянный ужасом, он вцепился в заскорузлую ветку. Его преследователи остановились под тем самым деревом, где он находился.

— Да будет навеки проклят Верецци! — воскликнул Цастроцци. — Клянусь никогда не знать покоя, доколе не отыщу его, и тогда я довершу мой сокровенный замысел! Ну же, Бернардо, Уго, продолжим путь!

— Синьор, — промолвил Уго, — давайте немного задержимся здесь и дадим отдых себе и лошадям. Вы, верно, не изберете эту сосну своим ложем, но я взберусь на нее — подозреваю, что там, наверху, для меня найдется прекрасная постель.

— Нет! Нет! — отвечал Цастроцци. — Разве я не решился никогда не знать покоя, доколе не отыщу Верецци? Садись верхом, мерзавец, или умри!

Уго неохотно повиновался. Они ускакали прочь и вскоре скрылись из виду.

Верецци возблагодарил Небеса за свое избавление; ему представилось, будто взгляд Уго встретился с его, когда злодей указал на ветку, за которую он держался.

Настало утро. Верецци оглядел пустошь, и ему показалось, будто вдали он различает какие-то строения. Если бы он добрался до селения или города, то мог бы бросить вызов могуществу Цастроцци.

Он спустился с сосны и со сколь возможно быстро направился к отдаленным строениям. За полчаса он пересек пустошь и понял, что наконец достиг ее края.

Местность приобрела новый вид, и множество домиков и вилл навели его на мысль, что он находится в окрестностях какого-то города. Большая дорога, на которую он вступил, подтвердила его догадку. Он увидел двух крестьян и спросил у них, куда ведет дорога.

— В Пассау, — был ответ.

Было еще совсем рано, когда он вышел на главную улицу Пассау. Он чувствовал себя непомерно ослабевшим от недавних и непривычных для него усилий; в изнеможении он опустился на высокие каменные ступени, ведущие к великолепному особняку, и, положив руку под голову, вскоре погрузился в сон.

Он проспал около часа, когда его разбудила какая-то старушка. В руке у нее была корзинка с цветами, которые она по обыкновению приносила в Пассау во всякий базарный день. Едва сознавая, где находится, на вопросы старушки он отвечал рассеянно и невпопад. Однако постепенно они познакомились более тесно; а поскольку Верецци не имел ни денег, ни средств к их добыче, он принял предложение Клодины (так звали старушку) поработать на нее и разделить с ней домик, который вместе с маленьким садиком составлял все, что она могла назвать своим. Клодина быстро распродала цветы и вскоре в сопровождении Верецци возвратилась в маленький домик близ Пассау. Он располагался в местности приятной и ухоженной; у подножия небольшой возвышенности, где он располагался, протекал величественный Дунай, а на противоположном берегу находился лес, принадлежавший барону фон Швепперу, чьим вассалом была Клодина.

Домик содержался в чрезвычайной опрятности и по милости барона не был обделен маленькими удобствами, потребными в старости.

Верецци рассудил, что в столь уединенном месте он сможет по крайней мере спокойно провести время и укрыться от Цастроцци.

— Что заставило вас, — обратился он к Клодине, когда вечером они сидели у порога домика, — что заставило вас сделать мне нынче утром такое предложение?

— Ах! — ответила старушка. — Не минуло и недели, как я лишилась моего дорогого сына; он был для меня всем. Он умер от лихорадки, которую подхватил из-за того, что слишком усердно изыскивал средства к моему существованию; вчера я пришла на рынок впервые после смерти моего сына в надежде отыскать какого-нибудь крестьянина, который бы занял его место, и тут случай послал мне навстречу вас. Я надеялась, что он переживет меня — ведь я стремительно приближаюсь к могиле и встречи с ней ожидаю, словно посещения друга, несущего мне избавление от забот, которые, увы, лишь приумножаются с годами.

Сердце Верецци тронулось сочувствием к несчастливому состоянию Клодины. Он с нежностью сказал ей, что не оставит ее; а если представится возможность поправить ее состояние, она не будет более прозябать в нищете.