Глава 4. Сказки на ночь
Она сидела на покореженном каменном троне и водила палкой у ног, двигая мелкие камушки, что собрала по дороге сюда. Подгоняемые концом палки они слагались в узор, затем узор плыл и появлялся новый: листок сменила бабочка, бабочку сменила змея, змею сменил неясный образ дракона.
Урсула посмотрела на дальний утес и улыбнулась.
”Все проходит, — подумала она”
Встав, она положила правую руку на округлившийся живот и, ощутив шевеление, прошептала: — Пора домой!
Только тут она заметила живой куст, приближающийся по крутой тропинке к ней.
— А вот и папа, — уже громче сказала она, и ощутила шевеление с новой силой.
Куст остановился невдалеке, отрастил руки, скинул маску и медленно приблизился к Урсуле. Даже здесь возле водопада, он пах лесом. Она притянула его руку к своему животу и закрыла глаза.
— Чувствуешь? — спросила она улыбаясь.
Счастливая и красивая. Диалькин взял ее свободную руку и поцеловал, а затем осторожно обнял жену.
— Ну что, мои хорошие, пора домой?
— Да, милый, уже поздновато, — ответила Урсула и поцеловала мужа в щеку.
— А я сегодня планирую всю ночь вам сказки рассказывать, — сказал он и слегка отстранился. — Вы не против?
— И кто главный герой твоих сказок?
— Конечно я.
Урсула озадаченно глянула на мужа и, подобрав свой посох, стала спускаться по тропинке.
— Вы как всегда загадочны сеньор Лоренте, — произнесла она, слегка повернув голову. — И о чем будут эти сказки?
— В основном о моем прошлом, — отвечал Диалькин, идя следом за женой.
Узкая тропа не позволяла идти рядом и поддержать ее в случае чего. Но он привык, что Урсула осторожна, не терпит излишней заботы и самое главное она знает на этом пути каждую неровность, выбоину, трещину.
* * *
Зимними вечерами, после ужина, Урсула обычно разжигала камин, брала книгу, усаживалась на диван, и первые минуты: смотрела на огонь, слушала песни ветра в дымоходе и потрескивание дров. Диалькин приносил чай, крекеры, мед или варенье, затем брал с полки книгу для себя и усаживался на другом конце дивана. Они недолго смотрели друг на друга, словно обменивались мыслями, и лишь после уходили в мир литературных грез. Ближе к лету ритуал остался прежним, разве что камин теперь не разжигали.
Урсула читала “Тень ветра”[5]. Зажав указательный палец между страниц, Диалькин держал томик Станислава Лема. Он смотрел на жену и думал, о том, что иногда желания исполняются, но чем сбывшаяся мечта может обернуться, никто не задумывается.
— Ты помнишь нашу поездку в Перу? — произнес он.
Урсула заложила страницы щепочкой и опустила книгу на колени. Она шаловливо посмотрела на него и, улыбаясь, спросила:
— Какую пикантную подробность тебе напомнить, мой страстный дон?
— Самолет, — ответил он.
Улыбка сошла с ее лица, она поджала губы и делано нахмурилась.
— И чем же ты занимался в самолете, пока я спала?
— Тобой милая, только тобой…
— Ты смущаешь меня, — произнесла она и положила книгу на столик.
— Так, что ты помнишь о самолете? — взгляд его стал серьезным, что вмиг отбило у нее желание вести шутливые беседы.
— Я спала, все спали, — ответила Урсула. — Постой, ты же грозился сегодня нас развлекать сказками.
— Вот я и пытаюсь начать.
— Неуклюжее начало, я бы даже сказала, неоднозначное.
— Почему? — не понял Диалькин.
— Все сказки, которые начинаются с ”… ты помнишь дорогая прошлым летом, когда ты…” заканчиваются, как минимум, мольбами мужа впустить его в дом или кинуть в окно теплые вещи.
Диалькин улыбнулся. Урсула всегда его смешила забавными поворотами в разговорах.
— Нет, милая, эта сказка о другом. Ты помнишь, что утром многие в самолете говорили о странном похожем сне, о ярком свечении? У многих болела голова.
— Если честно, я больше запомнила то, что самолет потерял один двигатель и, как нас трясло, а при посадке возникли осложнения и мы делали круг над аэропортом, — ответила Урсула.
— Интересный был полет, — усмехнулся Диалькин. — Тебе не кажется?
— Обычный полет. В двигатель залетела птица, при посадке возникли проблемы с гидравликой, так, кажется, сказал капитан. А головная боль и прочие странности, объяснили проблемами в системе вентиляции.
— Все верно. Только, редкая птица поднимается выше десяти тысяч метров.
Урсула покачала головой, вздохнула, подсела ближе к мужу и коснулась его руки. Не зная, злиться ли ей или обижаться. Недосказанность всегда делали ее нетерпеливой, а наводящие вопросы, просто бесили, потому что создавали ощущение, будто собеседник пытается в чем-то обмануть или просто дурачит.
— Если ты начинаешь издалека, так и скажи, чтобы я приготовилась слушать, а не волноваться или злиться, — сказала Урсула, и коснулась своего живота. — Мне это вредно, нам это вредно.
— Я хотел… — нерешительно начал он.
— Если ты хочешь мне сказать, что-то важное просто скажи, — перебила она мужа и взяла книгу со стола, делая вид, что собирается снова читать.
— Я Бэтмен, — хмыкнул Диалькин, глядя на жену, слегка склонив голову и приподняв брови.
Мальчишеский огонек в его глазах, заставил Урсулу улыбнуться. Она привстала, шутя замахнулась книгой и сказала:
— Ах ты!
Но, тут же почувствовала странное онемение в руке и неспособность пошевелить пальцами. В глазах появилось удивление, а затем страх. Она медленно опустилась на диван, не понимая, что происходит — рука не слушалась ее. Лицо Диалькина снова стало серьезным. Он молча взял книгу из руки жены и вернул на стол, а затем, коснулся ее руки, которая так и осталась поднятой.
— Сейчас все пройдет, — произнес он.
— Что со мной? — спросила она, испуганно глядя на мужа. — Господи, что происходит?
— Я показал один из моих талантов.
— Ты говоришь загадками и пугаешь меня, — произнесла она, чувствуя, как тепло разливается по руке и пальцы приобретают привычную чувствительность.
— Если коротко, я не совсем человек, в привычном твоем понимании. Я родился и вырос не в этом мире. Четырнадцать лет назад в ходе неприятного инцидента меня забросило сюда. Портал оказался односторонним. Вот я и застрял здесь. Зато, нашел тебя.
Он виновато улыбнулся, понимая, что для обычного человека, произнесенная тирада звучит, как бред, а последняя фраза отдает пафосом. Урсула отодвинулась от мужа, опасливо глядя в его сторону, не понимая, что происходит. Да, она замечала за ним некоторые странности, но никогда, до этого момента, он не подавал признаков умалишенного или склонности к излишней театральности.
— О чем ты говоришь? — произнесла Урсула, мотая головой. — Что произошло с моей рукой?
— Ты хотела, чтобы я был краток, я был максимально краток, — сказал он. — С твоей рукой все в порядке. Я просто показал, что я могу делать используя свои способности. Например, блокировать нервные импульсы, останавливать кровь и много чего еще.
— Значит, это ты, заставил мою руку онеметь?
— Все верно,
— Ты не только меня напугал, — сказала она, поглаживая живот и глубоко дыша. — Ты ребенка напугал!
— С ребенком все будет хорошо, — ответил он уверенно, словно знал будущее, и продолжил. — Очень часто, правда столь невероятна, что выглядит, как лож или сказка.
— Так ты не ученый?
— Ученый, самый настоящий и исследования веду вполне серьезные.
— Так, значит, у тебя отозвали грант на исследования? — произнесла Урсула, продолжая глубоко дышать. — И ты, дурацкой шуткой, решил разрядить обстановку, подготовить меня к неприятностям.
— Все в порядке, гранд никто не отзывал, — ответил он, и с нежностью перевел взгляд на округлый живот жены. — У меня все еще есть работа, у нас есть деньги, и крыша над головой, и холодильник полный, и кладовая. Я люблю тебя, но, я не из этого мира!
— Ой ты, Господи, а я то подумала, может, чего случилось, — выдохнула она. — А можно мне вина? Тяпну бокальчик, и ты продолжишь свою сказку.
— Вина нельзя, но я могу сделать кое-что другое, — ответил Диалькин.
Тут же Урсула ощутила, как ребенок успокоился, и тепло из копчика заструилось вверх по позвоночнику к шее, разлилось по плечам и дало ощущение легкости в голове.
— Так лучше? — уточнил он.
— Рассказывай, — ответила она, откинувшись на спинку дивана.
— И так, родом я не отсюда, и обладаю талантом лечить живых существ, а иногда обращать вспять фатальные процессы в организме.
— Значит, можешь воскрешать мертвых?
— Формально, смерть процесс длительный.
— Значит, Иисус был из ваших? — спросила она и прищурилась.
— Не знаю, — произнес он и нахмурился. — Ты нарочно пытаешься меня сбить?
— Нет, это нервное, — ответила Урсула и снова погладила свой живот. — Мы все еще слегка волнуемся…
— Можно продолжать? — спросил Диалькин, подсел ближе к жене и тоже погладил ее округлый живот.
— Ну, так ведь уже начал… еще и с демонстрацией… как говорится, добивай.
— Хорошо, — произнес он, собрался с мыслями и продолжил. — И так, процесс исцеления, а тем более воскрешения, дает волновой эффект в живе и привлекает хаялетов[6], а это уже плохо. Та странная птица, что залетела в двигатель и загадочная поломка гидравлики были легкими отголосками возможного контакта с этой мерзостью[7]. Это была реакция на применение моего таланта.
— А то свечение?
— Если я применяю палу[8] в полную силу, то это видно издалека.
— Палу? — не поняла Урсула.
— Да, внутреннюю силу организма, свой собственный небольшой запас энергии и сил, — объяснил Диалькин. — В некоторых мирах это называют палой, в других жаром, где-то смагой.
— Так значит?.. — не закончила Урсула и посмотрела на свой живот.
— Я излечил тебя. Та поездка была лишь предлог, я хотел помочь в осуществлении твоей мечты, — ответил он. — Я не знал, смогу ли обойтись своими силами. Если нет, то след в живе привлек бы всю мерзость в округе.
— Мерзость?
— Кто-то называет подобных существ одержимыми, кто-то демонами, кто-то уморью. У разных народов, разные названия для этой нежити. Суть их остается неизменной — нести смерть.
— И эти, твои фокусы… — сказала Урсула, посмотрела на живот, кашлянула и продолжила: — Чудеса исцеления. Они привлекают нежить?
— Да, вместо помощи, я мог погубить нас обоих. Мои силы небезграничны и приходится подзаряжаться от живы. Лучший способ не привлекать внимание мерзости — все время двигаться. След в живе, как бы размазывается.
— Что такое жива[9]? — спросила Урсула, будто все остальное казалось простым и понятным.
— Индусы называют это праной, дыханием жизни. Некоторые здешние ученые — мировое информационное поле. В моем мире говорят поток или жива — то, что связывает все сущее во всех мирах. Энергия жизни, если кратко.
— Знаю, смотрела, — обрадовано произнесла Урсула.
— Ты о чем?
— Идем со мной, Люк, я научу тебя пользоваться силой… — ответила Урсула, имитируя густой бас и тяжелое дыхание Дарта Вейдера[10].
Диалькин пискнул, подавив смех, откашлялся и строго глянул на жену, которая долго смотрела в ответ, не понимая как реагировать. Наконец она подобрала под себя ноги, накинула на плечи легкое одеяло, хотя не замерзла и, кивнув своим мыслям, произнесла:
— Любимый приготовь нам еще чаю и расскажи все по порядку. Мне кажется, ночь будет долгой.
Когда часы на стене пробили двенадцать, Диалькин расставил на столике перед диваном кружки, заварочный чайник, хрустальную розетку с медом и маленький молочник. Он налил чай и глянул на жену, которая кивком указала на мед. Две ложечки золотого эликсира растворились в темном взваре. Он передал ей кружку, и она откинулась на подлокотник дивана в ожидании рассказа.
— Так, с чего бы начать? — пробормотал он, долил себе молока, взял кружку со стола и поднес ее к губам.
— Как и всегда, в таких случаях, с самого начала, — ответила Урсула, сделав первый глоток.
— Да… — произнес Диалькин и поставил свою кружку обратно не отхлебнув и капли. — Тогда слушай…
Так Урсула узнала, о том, кто ее муж и откуда. Про то, что мир не просто велик, а бесконечно велик и больше похож не на одинокий безграничный пузырь, а на многомерную мыльную пену. О том, что такое “жива” и о том, что способность управлять “палой” есть не у всех, и передается по наследству, но лишь на пару поколений. Диалькин рассказал и про опасность, для всех кто применяет свой талант и о том, что так было не всегда.
Он внимательно следил за тем, как меняется выражение лица супруги: сначала страх, затем растерянность, удивление и сомнение. Чувства сменяли друг друга в бурном круговороте. Если раньше он тонко ощущал, что происходит с Урсулой, то теперь маленькое чудо, что росло в ней, вносило серьезный шум в чувственный эфир. С таким эффектом он не сталкивался.
Раннее утро застало их в тишине. Диалькин, казалось, закончил свой рассказ и вопросительно смотрел на жену. В окнах тьма нехотя уступала свои права свету, природа просыпалась, рождая новые звуки, которые проникали в дом сквозь приоткрытые окна.
— Рассказывать небылицы всю ночь, это надо обладать талантом сочинителя или твоя история вовсе не придумки, — произнесла Урсула. — С другой стороны, чтобы в ложь поверили, она должна быть запредельной.
— Значит, ты мне веришь?
— После стольких лет ожидания и отчаяния, я вдруг жду ребенка. И мой теперешний муж утверждает, что это он причина такого счастья, как ни странно, — усмехнулась Урсула.
Диалькин закатил глаза, склонил голову и развел руки в стороны, словно артист, принимающий поздравления после удачного спектакля.
— Конечно, я верю тебе. Но, большая часть меня подозревает, что эта ночная сказка плод твоей бурной фантазии ученого и любителя фантастических романов.
Она качнула головой в сторону полки с книгами Шекли, Азимова, Кинга, Лема и других мастеров магии пера, которых так любил Диалькин. Немного погодя, она встала и подошла к окну, ощущая, как утренняя свежесть струится в дом сквозь приоткрытую створку. Урсула запахнула одеяло и обернулась. Диалькин стоял возле столика в нерешительности.
— И наш ребенок… — не закончила она, вопросительно глядя на мужа.
— Такой же вулх[11], как и я, — ответил Диалькин. — И скорее всего, очень талантливый.
— Значит, он сможет исцелять людей и делать все, что умеешь ты?
— Она, милая, у нас будет девочка.
— Ты и пол уже знаешь?
Он виновато улыбнулся и подошел к жене. Она отвернулась к окну. Он обнял ее, положил руки на округлый живот супруги и прошептал:
— Она будет самой красивой, доброй, умной и талантливой.
— Может, ты, и имя уже придумал? — спросила Урсула обиженным голосом, хотя он ощущал в ее сердце только радость.
— Санарита.
— Что оно означает?
— Непокорная.
За окном свет окончательно вытеснил остатки ночи за горизонт. Начинался новый день. Урсула и Диалькин еще долго стояли обнявшись. Каждый думал о своем, но их чувства объединял ребенок и его будущее.
Через месяц после этой ночи родилась девочка, которую назвали Санарита Мария Лоренте Куэста, хотя все ее стали звать Санара.
