Краски

Павел Ковезин

Троим беглецам – психу, сбежавшему из клиники, девушке, ушедшей из дома, и проститутке, скрывающей своё прошлое, предстоит встретиться на улицах Берлина, пережить кучу проблем и попытаться помочь друг другу начать новую жизнь. Но сделать это оказывается не так просто, потому что с каждым днём всё становится только хуже и безумие уже захватывает всех троих с головой, подталкивая к кровавой развязке Книга содержит нецензурную брань.

© Павел Ковезин, 2021

ISBN 978-5-0055-1742-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1.

ШАНС НАЧАТЬ СНАЧАЛА

1

КРАСКИ

Психиатрическая клиника Герлингер, Берлин, Германия

12 мая, 12:37

Когда выключается свет?

Можно ли назвать это помутнением рассудка? Или это просто мигают лампочки на потолке? Белые стены давят со всех сторон двадцать четыре часа в сутки.

Я не помню, как сюда попал. Но фельдшер, травящий меня пилюлями, утверждает, что я здесь, потому что в моей голове произошли сбои. Он боится меня, хотя моё тело и ослаблено из-за бесконечных лекарств. Вокруг, еле передвигаясь, ходят такие же люди, видящие мир несколько иначе, чем полагается. Когда их чаша ненависти и презрения к окружающему миру переполнилась, когда тараканы выползли наружу, они совершили нечто ужасное. Как и я. Если верить истории болезни.

Когда выключается свет?

Каждый день мне приходится глотать по несколько серых таблеток, которыми пичкают нас местные парни в белых халатах. Отказ не принимается. Агрессивные пациенты иногда вступают в перепалки с санитарами, после чего исчезают в «Пыточной». Так её назвал Вук. Усохший, низкорослый парень, постоянно смотрящий исподлобья пронзительно голубыми глазами. Он здесь давно. Большую часть времени совершенно спокоен, но иногда у него случаются жуткие приступы, во время которых он воет и кричит не своим голосом. В такие моменты его запирают и связывают, чтобы не перегрыз себе вены. Однажды приступ случился средь бела дня, прямо во время полуденного чтения книг. Бедняжка Молли осталась без пальца на левой руке. Когда два санитара тащили тощего Вука под руки на процедуру, он плакал, но, выйдя из «Пыточной», стал совсем другим человеком. Человеком ли вообще? Его тело пробивала мелкая дрожь, глаза совсем потухли, и, скажем честно, он стал больше похож на овощ, который теперь вряд ли сможет подняться с кровати. А ведь у него тоже был собственный микромир, который никто и никогда уже не сможет понять. Прямо как мои провалы в памяти или вкусовые и зрительные галлюцинации.

Я задумчиво тру вены левой руки, скрючившись на общем диване, когда подходит доктор Ойле. Высокий и статный мужчина, вызывающий страх и уважение.

— Йохан, как ты сегодня себя чувствуешь?

Оборачиваюсь на врача и часто моргаю, пытаясь сфокусироваться.

Его фигура размыта и переливается всеми цветами радуги.

— Всё… всё хорошо.

Он трясет пробирку с разноцветной жидкостью, и, вылив содержимое в стакан, отдает мне. Я пытаюсь его взять, но он троится у меня в глазах. Выпиваю залпом и пытаюсь поставить стакан на светло-фиолетовый стол, который в последний момент отодвигается, словно играя со мной. Стакан с оглушительным звоном падает на пол.

— Йохан, точно всё в порядке? — оборачивается ко мне доктор.

Его рыжие усы и круглые очки на переносице добавляют строгости внешнему виду.

— Из-звините, я случайно, — сказал я, словно оправдываясь за уехавший стол.

— Случайно «что»? — недоумевающе смотрит Ойле мне прямо в глаза.

Обнаруживаю стакан в своей руке и рывком ставлю его на стол, который уже успел принять прежнее положение. Виновато прячу глаза.

Вот он. Мой мир. Кто-то подумает, что я псих, и, скорее всего, он будет прав. Хотя я и сам в этом не уверен. Вещи, которые окружают меня ежедневно, часто меняют окраску, становятся отличными от реальности. Их цвет — словно что-то живое и пугливое. Оно медленно ползает по ним, переливаясь разными оттенками и цветами. Иногда окружающие превращаются в какую-то жуткую субстанцию, меняющую состояния из твердого в жидкое. Эти существа всегда грозятся вот-вот расплавиться на месте, превратиться в цветное пятно на полу. Ни плоти, ни костей, ни души.

А в остальном — я обычный молодой человек, ещё недавно ходил на работу в офис, не злоупотреблял алкоголем и кормил кошку, за которой просила присматривать соседка с милыми ямочками на щеках, уезжая в отпуск. Можно сказать, образцово показательный сосед и друг.

Стоило вспомнить о друзьях, как в голову невольно начали закрадываться воспоминания о той, прошлой жизни. В конце концов, когда твоя реальность ограничена четырьмя стенами, из которых нет выхода, только и остаётся, что тонуть в памяти. В счастливых воспоминаниях о той жизни, когда ещё не слетел с катушек.

Настоящих друзей у меня никогда не было. Однако, Сиджи сразу заслужил моё доверие и стал почти братом. Верным и единственным другом. Хотя, признаюсь, он самый большой раздолбай, которого только можно представить. Если бы прямо сейчас он вошел в комнату отдыха, то обязательно бы распахнул дверь ногой. В рваных джинсах, огромных кроссовках и расстегнутой рубашке поверх белой футболки он похож на подростка. «В двадцать пять жизнь только начинается!», — упрямо твердит Сиджи, заливая в себя очередной энергетик. Он всего на два года старше меня, но по сравнению с ним я чувствую себя дряхлым стариком.

С Сиджи я познакомился пару лет назад, когда, стоя на оживлённой улице, «завис», наблюдая за человеком, который плавился у меня на глазах. Голову пронзила резкая боль, дыхание перехватило, руки и ноги онемели. Мешанина из гудков, звонков, отголосков каких-то разговоров — всё это слилось в один невыносимо громкий шум. Пальцы были в чём-то мягком и влажном. Несколько секунд я смотрел на собственные ладони, пока не понял, что только что касался собственных волос, которые тоже превратились лишь в сгусток разноцветной краски.

Нет. Нет. Нет. Я схватился за голову и закричал, но из горла вышел лишь тихий стон, который никто не услышал. Попытался закричать снова. Выплюнуть из себя этот ненужный хлам, эти звуки, картинки, запахи. С третьего раза что-то получилось. Несколько прохожих обернулись в мою сторону, но даже не замедлили шага. Ещё крик, больше похожий на хрип. Пара человек спросило, в порядке ли я. Нет, я не был в порядке. Как минимум потому, что видел подходящих людей, как цветные силуэты, готовые расплавиться в любой момент.

И тогда среди этих пятен я различил настоящего человека. Точнее, сначала услышал лишь его голос, раздавшийся откуда-то сверху. Словно сам бог увидел меня и решил помочь. Его тёплая рука легла мне на плечо.

— Эй, чел, с тобой всё нормально?

Я поднял голову. Бог оказался темнокожим парнем. Он смотрел на меня по-дружески карими глазами, его тёмные волосы торчали в разные стороны, верхняя губа была разбита, будто он пришёл сюда сразу после какой-нибудь драки. На нём была поношенная рубашка, которая была действительно рубашкой, а не цветным подобием, как у остальных.

— Пойдем отсюда, пока ты не стал звездой YouTube.

И мы свалили от любопытных глаз, направляясь в сторону одного из самых неблагополучных районов Берлина. Я шёл, сгорбившись и держась за голову обеими руками. Парень держал руку у меня на спине, словно я был его ребёнком, которого сейчас стошнит. Через пару минут боль отпустила, мир снова принял прежнее положение, пусть я и знал, что это ненадолго.

— Ну как ты, в порядке? — спросил темнокожий парень. — Я уж думал копыта двинешь.

— Со мной такое бывает, — ответил я, опустив голову и виновато улыбаясь, — спасибо тебе.

— Не за что, — он тоже улыбнулся. — Меня Сиджи зовут.

— Йохан, будем знакомы.

Я протянул руку, которую он с энтузиазмом пожал.

Так мы и познакомились. Сиджи жил на юге Берлина, в Нойкёльне. И на тот вечер, как и на все последующие, я остался у него. После аварии я всё реже стал заходить к себе домой. Там меня сжирали воспоминания. Последний мой поход домой закончился нервным срывом и разбитыми банками с краской. До Сиджи я иногда ночевал на работе или у друзей, порой — на улице. Реже гулял ночами напролёт, и никакой приходил на работу на следующее утро. Засыпал в «Subway» и прочих кафе за ноутбуком, пока не будили охранники. Моя жизнь стала похожа на жизнь бродяги — постоянные прогулки без цели, случайные знакомые, распитие алкоголя во дворах. Через несколько месяцев такой жизни меня уволили, не объяснив даже причины. Все всё понимали, но предпочитали не говорить об этом вслух. «Посмотри, в кого ты превратился, — было последним, что мне сказал коллега, — тебе бы к психологу». А ещё через несколько месяцев я познакомился с Сиджи, Лейлой и наркотиками. Сид был не против, что я ночую у него. За время бродяжничества, до того, как меня уволили, у меня накопилось столько денег, что ближайшие пару лет мы могли о них не беспокоиться.

В Нойкёльн без оружия заходить было просто безумием, однако, Сид имел здесь авторитет. Дворы заполняли серые дома, фасады которых были изрисованы граффити. В большинстве своём в них жили мигранты и люди, которым больше некуда податься, такие же, как мы. Днём улицы кишели сиротами-попрошайками и бомжами, а с наступлением ночи к ним присоединялись дилеры и проститутки. За прибыльные точки велись настоящие войны. Кровь, крики и выстрелы — обычный коктейль этого богом забытого места. Уровень криминала здесь превышал любые мыслимые нормы, несмотря на регулярные патрули полиции.

Авторитет Сиджи удалось заработать благодаря буйному характеру. Не сказал бы, что его уважали, но боялись многие. Атлетичностью он не отличался, но дикий взгляд и буйная кровь делали свое дело. Если что-то его не устраивало, он заводился с полтычка и лез в драку. Поэтому ссадины и синяки нередко украшали его скуластое лицо. Покалечив пару барыг, Сиджи удалось добиться того, что он мог без проблем толкать здесь дурь. Этим и зарабатывал на жизнь. Настоящие дилеры, которых знали в лицо, не видели в нём конкуренции.

Это место было полной противоположностью моему восприятию мира. Здесь всё было тусклым, окрашенным в серые тона. Раньше мне не приходило в голову, что кто-то живёт, совсем не видя ярких красок.

Впрочем, теперь мой мир ограничивался лишь белыми стенами, строгими врачами, серыми пилюлями и психами, лечение которых не давало плодов.

Раз в неделю, по средам, мне приходилось проходить обследование у психиатра, который при первой нашей встрече задавал какие-то банальные вопросы и интересовался моим состоянием. Календарь в зале говорил о том, что сегодня как раз среда. Первое моё посещение психиатра было более чем бесполезным — стандартный набор вопросов о самочувствии, травмах детства и причинах, что привели меня сюда. Может, вторая беседа пройдёт интереснее.

— Йохан, на обследование, — говорит Ойле, заходя в зал.

Я встаю с дивана и плетусь за доктором по узким коридорам лечебницы с подмигивающими лампочками на потолке.

Когда свет выключался в последний раз?

Направо. Налево. Ещё раз направо. Ойле, который идёт впереди жёлтым силуэтом, не вписывается в здешнюю атмосферу и кажется лишним. Мы оказываемся у двери с табличкой «Психиатр. Майер Т.». Доктор открывает её и жестом приглашает внутрь.

В центре кабинета расположен стол, справа и слева от которого стоят удобные диваны. По всей видимости, для того чтобы пациенты чувствовали себя как можно комфортнее. На одном из них сидит доктор Майер — невысокий седой мужчина в очках с небольшой залысиной.

— Спасибо, доктор Ойле, — говорит он жёлтому силуэту, после чего тот уходит. — Садитесь, Йохан, как ваше самочувствие?

— Мне намного лучше, спасибо, — вру я, улыбаясь и садясь на мягкий диван напротив психиатра.

— Сегодня я бы хотел поговорить с вами вот о чем, — начинает Майер, — как давно вы страдаете подобным расстройством?

Два года. Вот уже два года, с тех пор, как мне исполнилось двадцать один, я вижу мир в расплывающихся цветах, а людей — в плавящихся силуэтах. Но этому человеку с пристальным взглядом уже всё и так известно. Как можно спокойнее произношу:

— Два года.

Майер встаёт, подходит к автомату с водой, стоящему в углу кабинета, и наполняет два стакана.

— Будете? — спрашивает он, протягивая один.

Я не решаюсь взять стакан, боясь очередного приступа и галлюцинаций. Боюсь, если всё это произойдёт на глазах у психиатра — это шоу надолго задержит меня в больничных стенах.

— Нет, спасибо, пока не хочу.

Доктор ставит стакан на стол и садится на прежнее место.

— Вы помните, с чего это началось? При первой нашей встрече вы лишь вскользь упомянули аварию и семью. Я хотел бы выслушать эту историю целиком.

Да. Я прекрасно всё помню, вот только предпочел бы забыть.

— Йохан, не бойтесь, расскажите мне.

Я мысленно переношусь на два года назад, в тот серый осенний день, после которого свет для меня выключился. На его место пришли галлюцинации.

***

— Йохан, спускайся завтракать, — крикнула мать с кухни, из которой уже по всему дому разнесся приятный запах кофе и варёных яиц.

— Бриджит, ты слышала? Просыпайся! — продолжала мама.

Я бы не надеялся на то, что мою сестру можно разбудить одним отдаленным криком. Обычно на это уходит не менее получаса активных попыток её растормошить. Кажется, сегодня эта миссия предстоит мне. Встав с кровати, я надел первые попавшиеся шорты и майку и пошел в комнату Бриджит. По всем стенам развешаны плакаты «Rammstein» и «Oomph», на полках стоят фигурки известных актёров и музыкантов, по полу разбросаны вещи, а в углу — её гордость — гитара. Типичный набор для шестнадцати лет. В её возрасте я тоже увлекался роком и даже умел кое-что играть.

— Бриджит, вставай, — потребовал я, толкнув её в бок.

Она издала привычное утреннее «Н-у-у-у» и перевернулась на другой бок, укрывшись одеялом так, что теперь я видел лишь затылок с длинными светлыми волосами. Ещё пять минут я пытался её поднять, но, поняв, что это бесполезно, молча ушел на кухню.

Мама, надев фартук поверх своей разноцветной, и я бы даже сказал, детской пижамы, возилась у плиты. Как только я появился, она повернулась с двумя чашками горячего кофе и поставила их на стол рядом с тарелками, на которых лежали яйца и блинчики.

— Бриджит всё ещё спит? — улыбнувшись, спросила мама.

— Спит. Можешь пойти попробовать разбудить её сама. У меня не получилось, — ответил я и сел за стол.

— Как всегда, — сказала мама, вытирая руки об фартук, — пойду подниму спящую красавицу, сама же просила отвезти её в магазин с утра, — она вышла, но через пару секунд вернулась и добавила, — кстати, Йохан, ты едешь с нами. — Я?!

Не успел я отказать, как мама исчезла в дверном проёме. Чёрт. Не хватало потратить выходной на то, чтобы весь день провести в «Primark», в ожидании пока Бриджит выберет себе новые джинсы. Но мне не предоставили права выбора, так что придётся ехать с ними.

Через пару минут мама с сестрой появились на кухне. На Бриджит была длинная серая футболка, которую она тянула за подол, прикрывая бёдра. Я даже не стал спрашивать, как маме удалось её поднять.

— Бридж, надеюсь, новые джинсы ты сегодня выберешь быстрее, чем стемнеет, — съязвил я, когда она села рядом со мной, скорчив гримасу.

— Не всё же ходить в одних и тех же потных вещах, как ты.

— Поэтому ты носишь мою футболку? — улыбнулся я. — Нравится запах?

Бриджит, не выдержав, стукнула меня по плечу.

— Мне нравится принт с Böhse Onkelz на ней, юморист.

— Ешьте и собирайтесь, — влезла в диалог мама, выходя из кухни, — нам сегодня ещё кучу магазинов надо объехать.

Я лишь тяжело вздохнул и принялся есть уже остывший завтрак.

— Подождите на улице, я буквально пять минут, — крикнула мама, пробежав мимо нас с Бридж по коридору.

Я открыл дверь и тяжело вздохнул, увидев серое небо и противный снег, летящий в лицо. Я уже было развернулся и хотел пойти обратно, как почувствовал лёгкий удар кулаком в плечо.

— Не ной, Йохан, — улыбаясь, сказала Бриджит.

Мы поменялись ролями.

— Будет весело, — добавила она, натягивая на лоб красную вязаную шапку.

— Безумно, — ответил я, достал из кармана пачку сигарет и зажал одну губами.

Успел сделать только одну затяжку, как Бриджит вырвала сигарету у меня изо рта и кинула в сторону мусорки.

— Хватит курить при детях.

— Это кто тут ребёнок? Ты что ли? Я вообще сомневаюсь, что ты человек, а не исчадие ада.

В следующую секунду в меня влетел комок снега.

— Давай, кто проиграет, тот на обратном пути едет в багажнике с покупками? — поддразнила Бриджит, лепя очередной снежок.

— Надеюсь Сатана заберёт тебя в ад раньше, чем ты изведёшь меня.

Я тоже слепил снежок и кинул в Бридж, но та в последний момент увернулась. Зато её снаряд попал мне в лицо.

— Ха! — крикнула она, вскинув руки.

Решив, что не создан для зимних игр, я оставил эту затею. Как и миллион других веселых провокаций Бриджит, которые она придумывала на ходу.

— Ты скучный, — сказала она, и в этот момент на пороге появилась мама, закутанная в теплый пуховик.

Увидев, что я вытираю лицо от снега, она усмехнулась.

— Опять пытался курить при сестре, да, Йохан? Мама села на водительское сиденье джипа. Я открыл переднюю дверь, чтобы сесть рядом, но Бриджит буквально влетела в узкое пространство между мной и машиной, заняв сиденье.

— Я поеду спереди, а ты можешь садиться на место победителя.

Я плюхнулся на заднее сиденье и уставился в телефон. До ближайшего торгового центра было минут двадцать езды. Бриджит быстро стало скучно, и она начала доставать меня:

— Йохан, хватит сидеть в телефоне.

— Мелкая, может хоть на время поездки ты оставишь меня в покое? — ответил я, не поднимая глаз. Она ненавидела это прозвище.

— Ну, Йохан, давай поиграем, кто больше насчитает желтых машин за окном?

Очередная её авантюра, заранее обречённая на провал.

— Я не хочу, — с напускной серьёзностью ответил я и снова уставился в экран.

— Йо-о-о-о-хан.

— Бридж, хватит возиться, сядь нормально и пристегнись, — вмешалась в спор мама.

— У тебя же тут ремень не защёлкивается, — Бриджит подёргала его для убедительности. — И скажи ему, чтобы он прекратил вечно сидеть в своём телефоне.

Ответом было молчание. Находясь спереди, она нагнулась в мою сторону и попыталась выхватить телефон из моих рук.

— Что ты делаешь? Оставь в покое.

Бриджит продолжала смеяться, пытаясь одолеть меня в этой неравной схватке.

— Я что сказала? — крикнула мама, одёрнув Бриджит за капюшон.

— Как малые дети.

Её слова не произвели никакого эффекта.

В окно я заметил джип, что на огромной скорости обгонял нас. Ему навстречу ехала фура, и джип не смог бы завершить манёвр. Водитель фуры, пытаясь избежать столкновения, вырулил на нашу полосу. Ни мама, ни сестра не видели приближающейся опасности.

— Мама! — закричал я, испытывая настоящий, леденящий душу страх.

Фуру занесло, она повалилась на бок. Из-за гололедицы нашу машину повело, и мама вывернула руль влево, но было слишком поздно. За долю секунды, перед тем как закружиться в хаосе, я осознал, что мы на огромной скорости летим прямо в кузов. Я успел посмотреть на Бриджит и увидел её полные ужаса глаза. Дальше — лишь какой-то тупой первобытный страх и металлический звон, раздающийся отовсюду. Звон, что проникал в каждую клеточку моего тела.

Когда я очнулся, глаза застилала кровь. Десятки осколков вонзались мне в тело. Мама сидела на переднем сиденье. Я дотронулся до её плеча, и мои пальцы испачкались в чём-то липком. Её голова повалилась на бок. В зеркале я увидел, как зелёные капли краски стекали по её лицу, смешиваясь с кровью.

— Мама! — прохрипел я, одёрнув руку.

Лобовое окно было выбито, и на капоте я увидел Бриджит. Рядом с ней валялись открытые банки с краской, выпавшие из кузова. Краска медленно затекала в салон. Лицо сестры представляло собой месиво из крови и плоти, а её рука была неестественно вывернута.

— Нет, — прошептал я, — нет.

Краска превращала черно-бордовые цвета в нечто разноцветное. Было ощущение, словно смерть и яркие пятна смешались в одной маленькой машине, как в палитре. Краска скрывала изуродованное лицо Бриджит, скрывала мёртвое тело матери, скрывала колотые раны на моих ногах. Я смотрел на свои руки, свою семью, всё, что было мне дорого, стало разноцветным и совершенно мёртвым. Весь мой мир сжался до размеров одного разбившегося джипа.

Я попытался приподняться и вылезти, как заметил две пары рук. Словно сами ангелы спустились за мной и подобрали с места аварии. Схватив под плечи, руки вытащили меня из автомобиля — перепачканного в крови и краске, со слезами, подкатывающими к глазам, с полной пустотой внутри. Я плакал и почти не сопротивлялся, находясь в состоянии шока, когда крепкий санитар только что подъехавшей скорой помощи вколол мне успокоительное. Через мгновенье к джипу подоспели спасатели. Но я знал, что было уже поздно. Снег пошёл ещё сильнее, словно пытаясь накрыть белой пеленой весь этот ужас. Мужчины в форме по команде вытаскивали податливые яркие тела матери и сестры. Эта сцена надолго засела у меня в памяти. Скользкая дорога, авария, перевернутый автомобиль, тусклые цвета на горизонте, и лишь этот джип был окрашен разноцветными красками, вытекшими из банок, а люди суетились рядом: кто старался помочь, а кто просто фотографировал. Краска продолжала вытекать из грузовика, смешиваясь с лужами и кровью. Да, красной краски было больше.

Чуть позже мне сообщили, что моя мать и сестра погибли.

***

Естественно, Майеру все детали знать необязательно. Он откидывается на спинку дивана и поправляет очки, дослушав мой короткий рассказ. После неприятных воспоминаний мне захотелось пить, и я всё же беру тот стакан, что поставил мне психиатр. К счастью, в этот раз обошлось без приступов.

Я первый решаю нарушить молчание:

— Когда меня выпишут? Мне намного лучше, и галлюцинации почти прекратились.

— Вы до сих пор не вспомнили? — Удивленно смотрит доктор. — Вы здесь несколько по другой причине. По той, что произошла уже после аварии.

Меня охватило неприятное ощущение, к горлу подкатила тошнота, Майер начал превращаться в цветной силуэт.

— По какой?! — спрашиваю я.

Я разозлился. Черт возьми, да я был в ярости. Я почти кричал на синий силуэт напротив.

— Вспоминайте, Йохан, вспоминайте, — спокойно отвечает он. — Ваш мозг блокирует все плохие воспоминания. Вы не помните, что случается во время приступов, а это очень важно. Наша задача — заставить вас вспомнить. Вытащить из вас всё плохое, что случилось после аварии.

— Черт подери, что происходит в этой клинике? Почему вы меня здесь держите? — я уже слабо отдаю отчёт о происходящем и со всей силы ударяю по стакану. Тот отлетает в сторону, разбрызгивая остатки воды.

Майер поднимает руку и зовёт санитаров. Через несколько секунд в кабинет влетают два человека в белых халатах и, взяв меня под руки, выводят из кабинета.

— Объясните мне! Что тут происходит? Какие воспоминания?

Майер лишь смотрит на меня грустным взглядом и отворачивается.

В этот раз обошлось без «Пыточной». Можно считать это первым предупреждением. Мне вкалывают успокоительное, и следующие несколько часов я лежу в кровати. Когда наступает время ужина, голова ужасно раскалывается. Настроение настолько плохое, что сейчас я и сам не прочь оказаться в «Пыточной», забыться раз и навсегда. Что психиатр имел в виду? Что должен был я ему рассказать?

Воспоминания о прошлой жизни мимолетными вспышками появляются в голове, но из них никак не получается собрать полноценную мозаику. Я резко сажусь на жёсткую кровать, кровь закипает, руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Замахнувшись на стену, слышу шаги санитара. Дверь резко распахивается. Крупный розовощёкий мужчина кивает на выход, и я молча выхожу за ним. Все пациенты уже сидят в общей столовой, где нас ежедневно пичкают одной и той же едой.

Сейчас нужно было только вспомнить. Я старался напрячь память, но таблетки и участившиеся галлюцинации проделали в ней настоящую брешь.

Во время ужина вновь произошел инцидент. Один из пациентов — мужчина невысокого роста и крепкого телосложения — выскочил из-за стола и начал бегать по столовой, переворачивая свободные стулья и роняя на пол тарелки. Пробегая мимо меня, он толкнул и мою тарелку, та упала на пол и издала неприятный звук. Я уже хотел встать, чтобы крепко отделать этого ублюдка за потерю ужина, но вовремя остановился. Этот день чудом не закончился для меня одиночной камерой или даже «пыточной», поэтому не стоит напрашиваться туда самостоятельно. Я отпил воды из кружки и посмотрел на пол — туда, где лежала моя еда, которой было не суждено попасть в желудок. Тарелка была перевёрнута, кетчуп расплывался красным пятном. Красный цвет сработал словно переключатель в голове, вызвав в памяти воспоминания, которые были надежно заперты в моём подсознании.

Переход. Бродяга. Уб… убийство? Сердце забилось в разы быстрее, когда перед глазами начали мелькать картинки того рокового вечера. Но отдельные фрагменты воспоминаний никак не складывались в полноценную картину. Что произошло? Что же, чёрт подери, произошло в том переходе? Я должен был вспомнить. Должен.

2

БЕСКОНЕЧНОЕ ОДИНОЧЕСТВО

Окраины Нойкёльна, Берлин, Германия

5 июня, 17:59

Я сидела на кровати в своей комнате, уставившись в потолок. Лампочка вот-вот перегорит. Эта комната, как и моя жизнь, скоро останется без света, без капли надежды на что-то хорошее. Рядом в клетке сидел и обеспокоенно смотрел на меня Кубик. Мой ручной крысёныш и единственный настоящий друг. Иногда мне кажется, что мы с ним похожи — заперты в клетках, он в настоящей, я — условностей.

Сегодня я прогуляла занятия в школе, и наверняка вечно недовольная фрау Гелен уже сообщила об этом родителям. А значит совсем скоро последствия не заставят себя ждать. Я встала с кровати и подошла к клетке Кубика. Он подбежал ко мне, встав на задние лапки. Сколько доброты и понимания в этих маленьких глазках. Я открыла дверцу и протянула руку, по которой он быстро вскарабкался мне на плечо.

Нашу с ним идиллию нарушил громкий стук в дверь. А вот и последствия.

— Рут, открой дверь! — завопил с той стороны разъярённый отец.

Мир за пару секунд превратился во что-то зловещее. Я взяла Кубика на руки и забилась с ним в угол в наивной надежде, что это меня спасёт. Я чувствовала себя загнанным в ловушку кроликом.

— Открой эту чертову дверь! — орал отец, — я знаю, что ты опять не была в школе. Открывай!

Силы окончательно покинули меня, по щекам потекли слёзы. Я не могу даже встать, не говоря уже о том, чтобы открыть дверь. Мне страшно. Мне очень и очень страшно. Матери уже наверняка досталось, и, если я впущу папу, попадет и мне.

С громким треском дверь распахнулась, и, не успела я закричать, как увидела перед собой разъярённого отца, от которого несло алкоголем. Он влетел в комнату, рывком поднял меня на ноги и дал сильную пощёчину. Я опять упала, Кубик выскользнул из рук и убежал обратно в клетку.

— Тебя не учили слушаться старших, Рут?! — прохрипел отец с удовлетворением в голосе. Словно охотник, который наконец-то поймал добычу.

Лежа на полу и держась за щёку, которую жгло, я смотрела на отца. Я теперь словно Кубик, который недавно тоже смотрел на меня из-за прутьев клетки. Только если в его глазах читалось понимание, то в моих — страх. Страх и отвращение. Лампочка окончательно перегорела, и комната погрузилась во тьму.

— Рут, иди завтракать, — крикнула с кухни мама. Я бросила взгляд на Кубика, который ел в своей клетке и вышла из комнаты.

За столом сидела мама, она посмотрела на меня мутным взглядом. Стоило ей заметить синяки, которые появились после вчерашней стычки с отцом, как она опустила взгляд в тарелку, её руки затряслись. Сегодня на завтрак яичница. В своей я увидела несколько мелких скорлупок.

— А где папа? — спросила я, садясь за стол.

Не успела мама ответить, как в коридоре появился отец и присоединился к завтраку.

— Тебя не учили не разговаривать во время еды?

Я приняла виноватый вид и, как и мама, опустила взгляд.

— Итан, — решившись вступиться за меня, тихо сказала мама.

— Что?! — рассерженно посмотрел на неё отец. — Тебя тоже не учили? Как и стряпать, я смотрю!

— Итан, перестань, — жалобно ответила мать.

— Что «перестань», Розмари?! — отец стукнул кулаком по столу. — Ты хоть знаешь, что твоя дочь прогуливает школу? Мне звонит её учительница и жалуется. Подумать только, какой позор. Не говоря о том, что моя жена хочет меня отравить!

Он отодвинул от себя тарелку. Этот завтрак, как и большинство других до него, стал испорчен. К горлу подступил комок. Сейчас я хотела лишь вернуться в комнату и запереться там, оставшись наедине с Кубиком. Я быстро доела и, не привлекая внимания, направилась наверх.

— Рут, — одернул меня отец, — помой за собой посуду.

Я собрала её со стола и подошла к раковине. Родители ушли в комнату, из которой вскоре начали доноситься крики. Я сделала напор воды сильнее, чтобы хоть немного заглушить это. Отгородиться от всего. Под столом увидела несколько бутылок крепкого алкоголя. Мне изо всех сил хотелось разбить их, выкинуть в окно, сделать так, чтобы отец не напился в очередной раз. Но это принесет ещё больше проблем. Я всего лишь хочу сделать свою семью снова счастливой. Вернуть то время, когда нам было хорошо, когда отец не пил днями напролет, а мать была здорова. К сожалению, я не могу это сделать. Вот бы вернуться на несколько лет назад и попытаться исправить хоть что-нибудь…

Отец тогда работал на заводе, где выпускали детали к машинам, а мама дома изготавливала ручные вязаные игрушки. Я видела, как родители любят друг друга, как отец приходит с работы, и мама встречает его тёплыми объятиями. За семейным ужином папа с энтузиазмом рассказывал интересные истории с работы, мама хвасталась новыми игрушками. Сейчас большинство из них продано, лишь пара (небольшой плюшевый медвежонок и белый кролик) пылятся на полке. Она всегда была мастерицей и отличной хозяйкой. Тогда у меня было множество друзей, с которыми я целыми днями гуляла на улице. Я помню эти времена, в которые мы были по-настоящему счастливы.

Всё пошло не так в тот день, когда после ужина мама сообщила отцу, что ждёт второго ребенка. Я находилась за дверью кухни, и подслушала их разговор. Судя по тому, что через некоторое время родители вышли оттуда с улыбками на лицах, эта новость их обрадовала. На следующий день мама рассказала и мне, что скоро у нас в семье будет пополнение. В свои десять лет я не воспринимала это всерьёз, но всё же понимала, что после рождения ребенка, всё внимание будет уделено ему. Я начала ревновать, всем поведением показывая, что не хочу, чтобы он рождался. Однажды, придя домой после процедур в больнице, мама с радостью сказала, что узнала пол ребенка, и у меня будет братик. Это меня ещё больше расстроило и разозлило, чем если бы мама ждала сестренку. Я убежала к себе, на ходу со всей силы хлопая дверьми, которые попадались на пути. Оказавшись в комнате, я прыгнула на кровать и накрылась одеялом, думая, что я в своей собственной безопасной крепости, в которую никто не сможет проникнуть. Через минуту пришел отец и начал успокаивать меня. Он говорил, что нам с братом будет весело, мы обязательно подружимся и станем самыми близкими друг другу людьми на всю оставшуюся жизнь. Я не верила в это и просто хотела, чтобы этот ребенок не рождался. Отец ушел, оставив меня одну, и я заплакала, уткнувшись в подушку. Я ощущала, как мир вокруг меняется. И далеко не в лучшую сторону.

Прошло несколько недель. Мы с родителями сидели на диване, смотря очередной неинтересный фильм про любовь. Вдруг мама издала короткий вскрик и нагнулась. Она встала и начала кричать, что её живот и поясницу пронзила острая боль. Отец вызвал такси, помог маме выйти из дома, и они уехали в больницу. Из его слов позже я узнала, что у мамы случился выкидыш. Он объяснил мне, что она потеряла ребёнка. Потеряла моего не родившегося брата. То, чего я так рьяно желала на протяжении нескольких недель, сбылось. Но я и не представляла себе, что дальше всё будет ещё хуже. Мама впала в глубокую депрессию, целыми днями она лежала на кровати и плакала. Отец пытался её успокаивать, приносил в комнату воду, еду и таблетки, которые не помогали. Чуть позже он отчаялся и начал выпивать.

Я предполагала, что с рождением ребёнка про меня забудут, но про меня забыли, даже когда ребёнок не родился. На него возлагали слишком большие надежды, и потеряв, родители словно стали другими людьми. Отец пропадал в барах, вливая в себя литры алкоголя. Ночью приходил домой с несколькими бутылками пива. Они стали часто ссориться с мамой, обвиняя друг друга в смерти моего не родившегося брата. Когда отец выпивал, он поднимал руку на маму, а после и на меня. Мама отказалась бороться, либо что-то менять и ей ничего больше не оставалось, кроме как смириться. Изредка она пыталась защитить меня, но бесполезно. Со временем её взгляд потух, она перестала мастерить игрушки, зато начала пить таблетки и много спать. Наша жизнь превратилась в настоящий кошмар. Кошмар, из которого нет выхода.

Несколько месяцев назад я решила, что сил оставаться в тесной комнате одной больше нет. Настоящих друзей, как оказалось, у меня не было, а старые знакомые стали избегать из-за моей постоянной угрюмости и синяков.

Я всю жизнь мечтала о верном питомце, за которым буду ухаживать. Собаку я себе позволить не могла, да и отец взбесился бы, узнав, что по дому теперь бегает лохматый пёс. После долгих раздумий мой выбор остановился на крысе — маленькое, невинное и к тому же очень умное создание. Взяв все свои небольшие накопления, заработанные на раздаче листовок и экономии на обедах, я пошла в зоомагазин, где и купила Кубика. Он выделялся на фоне остальных грызунов, сидящих в клетке. Он был серым, за исключением большого белого пятна вокруг глаза и маленького пятна, расположенного чуть выше правой задней лапы. Пятнышко над лапой напоминало очертания маленького квадрата. Если остальные крысы мирно спали в углу, то Кубик бегал по клетке, то и дело останавливаясь и опираясь на прутья передними лапами. Когда я наклонилась, он посмотрел на меня, словно просил, чтобы я забрала его с собой. И как тут отказать? Я сказала подошедшему консультанту, что беру этого грызуна и сразу назвала его Кубиком, в честь квадратного пятна над лапой. Узнав, что я принесла домой крысу, отец взбесился и сказал, чтобы мы выметалась вместе на улицу. Но я, крепко держа Кубика в руках, умоляла отца. После долгих скандалов, он всё-таки разрешил мне его оставить с условием, что «этот мелкий гадёныш не будет бегать по всему дому, мешаясь под ногами». Поначалу Кубик жил в самодельной коробке, в которую я ставила еду и воду. Чуть позже я купила ему настоящую клетку.

Мы сразу подружились, Кубик каждый день заползал мне на плечо или в рукава кофт. Мне до сих пор кажется, что он единственный, кто понимает меня.

Утром меня разбудил противный звон будильника, который я поскорее попыталась выключить. Надо было собираться в школу, где меня ждал не меньший кошмар, чем дома. В такие моменты я прихожу к выводу, что вся моя жизнь — один сплошной мрак.

Отца не было дома и можно было спокойно позавтракать, не опасаясь за жизнь и здоровье. Я спустилась на кухню и увидела маму, которая стояла у плиты. На ней была старая выцветшая белая пижама с рисунками. За последние годы мама сильно похудела, и в этой обвисшей пижаме сейчас была больше похожа на призрака. Её волосы были собраны в неаккуратный пучок. Только сейчас я заметила, что она седеет.

— Привет, мам, — тихо поздоровалась я.

Она удивилась моему внезапному появлению на кухне и обернулась, несколько секунд смотря на меня, словно сканируя и желая понять, кто перед ней стоит.

— А… Рут, доброе утро, — сказала она, — садись, будем завтракать.

— Как настроение? — спросила я, сев за стол.

Мама поставила на стол кофе и сэндвичи с колбасой и присоединилась ко мне.

— Хорошо, — неуверенно ответила она и сделала небольшую паузу,

— Рут, это правда, что ты прогуляла школу? — её взгляд отчаянно пытался сфокусироваться на мне.

Разговор зашел в совсем неудобное русло.

— Да… — сказала я, опустив взгляд, — Гарольд опять надо мной издевался, а остальные ржали. И фрау Гелен… это невыносимо.

— Рут, — сказала мама, накрыв ладонью мою руку, — ты же знаешь, что это повлечёт ещё большие проблемы… Отец снова выйдет из себя и тогда неизвестно, что произойдёт, — она снова сделала паузу, — больше так не делай.

Всех волнуют только свои проблемы. Почему она меня не спросила о достающем меня Гарольде или о постоянных упрёках учительницы в мой адрес? Почему проигнорировала мой ответ? Я и без неё знаю, что из-за этого будут проблемы, но что остаётся? Может ли хоть кто-нибудь помочь мне, или все вокруг предпочитают лишь молчать и издеваться?

Я наспех достала из рюкзака, который лежал рядом, пластмассовый контейнер, положила сэндвичи и встала из-за стола.

— Спасибо, в школе поем.

Она находилась в десяти минутах ходьбы от дома. Путь туда лежал через дворы, в которых постоянно собирались местные хулиганы, избивая очередную жертву толпой. В обход идти было слишком долго и те, кто спешил побыстрее добраться до школы, рисковали нарваться на отморозков и вообще не прийти на уроки. Вечером хулиганов сменяли наркоманы и проститутки. Место это называлось Нойкёльн — и это был не самый благополучный район в городе.

Меня не трогали в большинстве своем только потому, что я девочка. Отчасти ещё потому, что чаще всего я была невзрачно одета и домогаться до меня было неинтересно. Я нередко ощущала себя призраком, который скитается по городу незамеченным. Планета продолжит вращаться даже если меня не будет в этом мире. Родителям было бы всё равно, фрау Гелен сначала бы была недовольна очередным прогулом, но узнав о том, что меня нет, так и вовсе бы обрадовалась. А для остальных я просто никто. Очередная невзрачная тень, на которую даже не стоит обращать внимания.

Как только я переступила порог школы, трое одноклассников, ехидно ухмыляясь, направились ко мне, словно только и ждали, чтобы попрактиковаться в остроумии.

— О-о-о, крыса пришла, — крикнул Гарольд.

Он скрестил ладони и вытянул руки, будто разминаясь перед тренировкой. На нём был чёрный свитер с высоким горлом, джинсы и вылизанные до блеска туфли. Он был из тех ребят, что вечно отпускают свои несмешные шутки с последних парт, ходят напыщенными индюками и любят поиздеваться над одноклассниками. На его стороне были и другие ребята — местная поддержка, которая постоянно ходит рядом, в надежде быть в центре внимания.

Я решила проигнорировать их издевки и молча прошла к сиденьям, чтобы переобуться.

— Крыса, расскажи нам что-нибудь интересное, — не унимался Гарольд, — по каким помойкам ты лазала сегодня? — добавил он, и его группа поддержки разразилась хохотом.

Когда я завела Кубика, то рассказала об этом своей на тот момент подруге Мет, которая после ссоры разнесла новость по всему классу. Надо мной начали смеяться, и ко мне сразу прилипло множество «остроумных» прозвищ: «Крыса», «Крысёныш», «Грызун».

— Гарольд, отвали, — буркнула я и продолжила переобуваться.

Один из ребят, кажется, его звали Фед, выхватил у меня ботинок и отошел на несколько шагов назад. Он был невысокого роста и с рыжими волосами, из-за которых порой и сам становился жертвой издевательств. Но компания Гарольда обеспечила ему безопасность от потенциальных нападок. Своим раболепным взглядом он словно хотел вызвать одобрение Гарольда за этот поступок. Фед, в отличие от Гарольда, был одет более официально. Но мой потрёпанный ботинок, который он держал в руке, никак не вписывался в его образ послушного ученика.

— Ну, — начал Фед, улыбаясь во весь рот, — что сегодня было у тебя на завтрак? Отбросы со свалки?

— Отдай! — я начинала злиться, но ничего не могла предпринять, так как понимала, что их больше и они физически сильнее.

— У-у-ух, какие мы грозные, — прокомментировал Гарольд и с улыбкой посмотрел на Феда, — а ты встань и отними.

Во мне закипал гнев, но я не собиралась вскакивать с места и набрасываться на неприятелей. Ещё один конфликт в школе, и дома мне точно не поздоровится.

Фед развернулся и хотел было убежать подальше с моим ботинком в руке, но наткнулся на Ротмана — одного из завучей школы. Герр Ротман был худощав, высокого роста и носил очки.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Я не собиралась жаловаться, понимая, что Гарольд мне это так не оставит. Но герр Ротман, кажется, и сам обо всем догадался.

— Фед, что ты собрался делать с женским ботинком? — строго сказал он и посмотрел на меня. — Отдай его Рут! Все живо поднимайтесь в класс! Через две минуты будет звонок.

Разочарованный Фед небрежно бросил ботинок в мою сторону и удалился в компании Гарольда и их общего друга, который всю эту потасовку тактично молчал. Ротман посмотрел на меня так, будто я втянула его в какую-то очередную проблему, в которой он не хотел принимать участие, и прошёл дальше.

Я зашла в класс и села на предпоследнюю парту. Как-то в начале года я выбрала это место, чтобы не привлекать лишнего внимания на передних рядах, и теперь оно закрепилось за мной. К тому же, отсюда видно весь класс, и Гарольд с компанией не смогут подстроить мне за спиной очередную пакость.

Был урок алгебры, и фрау Гелен нам рассказывала про теорию вероятности. Интересно, какова вероятность того, что я смогу дожить до завтрашнего дня? Меня, как и любого школьника в моём возрасте, не переставал волновать вопрос о том, где мне понадобятся школьные знания на практике. Почему эта фрау Гелен не учит по-настоящему важным вещам? Например, как налаживать общение с людьми, как избегать конфликтов, как выжить в Нойкёльне и как, в конце концов, выбраться из той глубокой ямы, в которой я оказалась? Вместо этого она пичкает нас случайными числами и бесполезными формулами.

— Рут Хоффман, пройди, пожалуйста, к доске, — сказала фрау Гелен, смотря на меня из-под продолговатых очков.

Только этого не хватало. Почему я? Словно она знает, что я не выучила сегодняшний материал и хочет насолить за недавний прогул. Если я выйду к доске, меня лишь поднимут на смех, результатом будет шестёрка в журнале. Если не выйду — выведу из себя учительницу, но результат будет тот же.

Я поднялась и сказала, что не готова. Взгляд учительницы выражал негодование, мою фразу она приняла как личное оскорбление.

— Что? И позволь узнать, почему ты не готова? — язвительно ответила фрау Гелен.

Сложно зубрить предмет, когда в твоем доме, на твоем столе и в твоей голове творится настоящий бардак. Я пожала плечами. Мне хотелось кричать.

Фрау Гелен встала, всем своим видом напоминая крадущуюся пантеру, которая вот-вот готова напасть на жертву из засады. Она подошла ко мне, и из-за её высоких каблуков пришлось смотреть на неё снизу вверх.

— Ты прогуливаешь школу, приходишь на занятия неподготовленной, грубишь учительнице… ты понимаешь, что с такими успехами тебя скоро выгонят из школы?

Я продолжила тактично молчать, опустив взгляд.

— Что ж, хорошо, я позабочусь о том, чтобы как можно скорее подписали приказ о твоем отчислении, — фрау Гелен развернулась и села за свой стол.

Я тоже опустилась за парту. Внутри всё перевернулось. С одной стороны, она может просто блефовать, с другой — воплотить угрозы в жизнь. И если верен второй вариант, то шансы того, что я не доживу до завтра, очень сильно возрастают.

Мне в левое плечо влетел смятый клочок бумаги. Развернув его, я увидела наспех набросанную миниатюру моей жизни — крысу, роящуюся в помойке. Я со злостью кинула бумажку обратно за парту к Гарольду и, опустив голову на стол, закрыла её руками. Мне конец. Я просто не хочу дожить до завтра. Я даже не хочу знать, что меня ждёт на следующий день.

Остальные занятия прошли относительно спокойно, и даже Гарольд со своими друзьями, переместив внимание на другую жертву, оставил меня в покое. Выйдя из школы, я не знала, куда идти. Домой — не хотела. Да, там по мне скучает Кубик, но больше ничего хорошего не ждёт. Я не могу снова видеть безразличный пустой взгляд матери, не могу смотреть на замызганный потолок, предаваясь тягостным мыслям, не могу терпеть отца, который, придя с работы, сделает из меня грушу для битья. Быть может отморозки из класса в чём-то правы, и я похожа на крысу? Что будет дальше? Как долго будет продолжаться всё это?

Я ушла с Нойкёльна и направилась в сторону железнодорожных путей. Дошла до вокзала и прошла вдоль железной дороги пару километров, чтобы быть подальше от людских глаз. С одной стороны располагался крупный парк Темпельхофер Фельд, который когда-то был огромным аэропортом, а с другой — оживленная трасса. Здесь вряд ли кто-нибудь мог заметить подростка, потерявшегося на путях. Я села на рельсы и закрыла глаза.

В темноте начали расплываться разноцветные силуэты, на которых никак не удавалось сфокусироваться. Они появлялись и через несколько секунд растворялись в пустоте. Такой же черной, как моя жизнь. Только в моей жизни нет места ничему цветному, яркому. Всё, что происходит со мной — это бесконечная травля и унижения. Я живу словно в аду. Быть может, в прошлой жизни я поступала ужасно, и поэтому в этой приходится расплачиваться за грехи? Я не знаю. Если верить в реинкарнацию, то в следующей жизни я хочу быть домашней крысой, обитающей в своей уютной клетке и не знающей проблем.

Что будет с Кубиком, если меня не станет? Он единственный будет не находить себе места, когда я вовремя не приду домой и не принесу ему еды. Отец наверняка убьёт его или выкинет на улицу. Сможет ли он выжить в этом городе, найдёт ли себе пищу, не съедят ли его дворовые кошки? Прости, Кубик. Кроме тебя вряд ли ещё кто-нибудь будет беспокоиться обо мне. Жизнь продолжит идти своим чередом. Одноклассники найдут новый объект издевательств, отец продолжит срываться на матери, пока у той не закончатся силы, а сама она через пару дней тоже забудет, что когда-то у неё была дочь, которую она любила больше всего на свете.

«Тело 16-летней девушки, Рут Хоффман, было найдено на путях в нескольких километрах от города. Поезд, следующий по маршруту Berlin-Grünau — Birkenwerder, был вынужден сделать непредвиденную остановку. По словам машиниста, на путях он увидел девушку, которая сидела на рельсах и не реагировала на сигналы электропоезда. Машинист применил экстренное торможение, но, к сожалению, было уже поздно. Родителям Рут вскоре сообщили эту ужасную новость. По их словам, они очень любили свою дочь и не представляли, что она могла делать на путях в нескольких километрах от Берлина. Траурная церемония состоится в среду на кладбище «Lilienthalstrasse Cemetery», — сообщит диктор новостей на следующее утро. После покажут череду ещё нескольких ужасных событий и перейдут к прогнозу погоды. Какая-нибудь счастливая семья, сидя на кухне перед телевизором, пропустит все эти новости мимо ушей, и переключит канал, ни на секунду не представляя, что это и вправду с кем-то случилось.

В поток мыслей ворвался оглушительный сигнал приближающегося поезда. Я открыла глаза и увидела железную смерть, несущуюся на меня со скоростью семьдесят километров в час. Через несколько секунд поезд раздавит меня, превратив в кусок безжизненного мяса, которое вскоре пойдет на корм червям. В моей голове словно щёлкнул какой-то рычаг, и то ли из-за инстинкта самосохранения, то ли из-за простого страха, я в последний момент соскочила с рельс, давая поезду проехать. Я ещё не готова. Не в этот раз. Я развернулась и пошла домой, где меня ждал Кубик.

До дома я дошла ближе к вечеру. После того, как ушла с рельс, ещё долго ходила по городу, наблюдая за людьми и течением жизни. Я останавливалась, глядела за скачущими с ветки на ветку птицами, сидела в прострации, словно в отрыве от всего остального мира. Я думала о том, что мне делать дальше. Именно в такие моменты, когда голова не забита посторонними мыслями, когда в одиночестве сидишь на лавочке на безлюдной улице, стараешься поймать каждую секунду, ты переосмысливаешь свою жизнь. Я пришла к выводу, что даже через сотни лет мир продолжит существование. На этой лавочке будет сидеть уже другой человек, размышляя о жизни и смерти. Что поменялось в моей жизни за последние несколько лет? По большому счёту ничего. И не изменится, если я ничего не буду предпринимать. Но что я могу?

Я прошла в дом и на кухне увидела разъярённого отца, который сидел за столом, держа в руке бутылку пива.

— А вот и твоя дочь пришла, полюбуйся! — крикнул он матери.

Я опустила взгляд и увидела, как на полу, забившись в угол, лежала мама. Из её носа текла кровь, которую она безуспешно пыталась вытереть. Мне стало страшно.

— Что происходит?!

— Где ты была весь день?! — игнорируя мой вопрос, зарычал отец, держа сигарету во рту.

— Гуляла, — тихо ответила я.

Отец вскочил с места, подбежал ко мне и схватил за футболку. Дым от его сигареты неприятно обволакивал лицо.

— «Гуляла»! Ты хоть знаешь, что тебя из школы отчисляют?!

— Оставь её в покое, — сказала мама, пытаясь подняться.

— Заткнись! Я не с тобой разговариваю!

Я попыталась освободиться, стуча по его руке кулаками, но у меня ничего не получилось.

— Пусти меня!

— Кем ты себя возомнила?! — он размахнулся второй рукой, в которой по-прежнему была бутылка, и разбил её об ручку двери позади меня.

Раздался оглушительный звук разлетевшегося на осколки стекла. Комната за пару секунд пропиталась запахом алкоголя.

— Мне звонит фрау Гелен и говорит, что ты хамишь учителю!

Матери удалось подняться, и она подошла к отцу, пытаясь оттащить его от меня. Он отпустил мою футболку и оттолкнул маму так, что она упала снова.

— Уймись наконец, пока я тебя не убил, Роз! — крикнул отец, потрясая розочкой от бутылки.

Пока он отвлекся на маму, я побежала в свою комнату. Отец, не на шутку разозлившись, быстрым шагом пошёл за мной. Я не успела закрыть дверь, его нога оказалась в проёме.

— Иди сюда, чёрт подери!

Двумя руками он схватился за дверь и рывком открыл её. Мне физически не удалось противостоять этому монстру. Он вошёл в комнату и с размаху ударил меня по щеке. У меня потекли слезы. Отец подошёл и, нагнувшись, посмотрел прямо в глаза.

— Слушай меня, — грозно сказал он, показав пальцем на меня, — завтра пойдешь в школу и извинишься перед фрау Гелен. Сделаешь всё, чтобы тебя не отчислили, — он презрительно смотрел на меня, я это чувствовала, хоть и закрыла глаза ладонями. Видимо, моё молчание его взбесило, он вынул сигарету изо рта и, резко схватив мою руку, потушил бычок о предплечье. Я почувствовала дикую боль и попыталась вырваться, но он не дал этого сделать.

Отец выдержал короткую паузу, а после ударил меня под дых. Я согнулась пополам.

— Ты меня поняла? — спросил он.

— Да!

Я захрипела и упала на пол. Дверь захлопнулась.

Когда я пришла в себя и услышала, что дверь в комнату отца заперлась, то вышла в коридор, пытаясь не шуметь. Заглянула на кухню, убеждаясь, что с мамой всё в порядке. Она сидела за столом и тупым взглядом сонного животного смотрела на свои руки. Она жива, и это главное. Я вернулась и легла на кровать. Из клетки на меня смотрел Кубик. Так продолжаться не может. «Пойдешь в школу и извинишься перед фрау Гелен» — крутились у меня в голове слова отца. Я ни за что в жизни не буду извиняться перед этой напыщенной сукой. Пусть делает что хочет. Если я смогла уйти с рельс, значит, найду силы выдержать и это. Но стану ли я это делать? Я вытерплю это сегодня, завтра, послезавтра… а что потом? Как долго это будет продолжаться? Пока я не умру, прервав это? Нет, никакого завтра не будет. Я сегодня же ночью заберу Кубика и сбегу из этого дома. Раз и навсегда.

Собрав немногочисленную одежду и предметы первой необходимости в рюкзак, я вышла на крыльцо дома с Кубиком во внутреннем кармане. Не оборачиваясь, быстро направилась к окраинам города, чтобы скрыться от лишних глаз. Проходя по улицам Нойкёльна, я то и дело ловила на себе голодные взгляды мужчин. Совсем некстати я надела узкие джинсы, которые подчеркивали мои стройные, доставшиеся от матери, ноги. Дура, надо было одеться во что-то менее броское! В кармане курточки я сжимала перочинный нож, которым совершенно не умела пользоваться. Сердце бешено стучало в груди.

Я вышла на освещённую улицу, где находился бордель, за панорамным стеклом которого в красном свете фонарей сидели красивые девушки. Другие с выпученными глазами стояли на улице, цокая шпильками и заманивая клиентов. Проходя мимо, я услышала смех:

— О-па! Пополнение!

— Дорогуша, дунуть хочешь?

— С такими ножками только у нас работать.

— Эй, не трогайте девчонку. Мелкая ещё, — возмущенно надула губы блондинка, чуть старше других. — Ты потерялась?

— Нет. Я иду в… — и тут я поняла, что идти-то мне некуда. У меня не было путей отхода. Становилось холодно. Я придерживала Кубика через куртку. А девушка смотрела прямо мне в глаза.

И тут я не выдержала и заплакала. Одноклассники-придурки, мерзкая фрау Гелен, мчащийся на меня поезд, разъяренный отец с сигаретой, издевательский гогот нойкёльновских шлюх — все события пережитого дня словно гора рухнули на мои плечи. И ведь день так и не закончился! Я уже представила всё, что угодно — что эти проститутки сейчас отведут к себе в подвал или где они обитают, их сутенер сделает из меня сексуальную рабыню, и хорошо ещё если здесь, в Германии, а не продаст туркам или арабам. И мой побег из дома закончится прямо здесь, на улице красных фонарей, и всю оставшуюся жизнь я буду спать за деньги с противными ублюдками. Но то, что сделала блондинка в следующую секунду, было за гранью понимания. Она молча обняла меня и провела рукой по моим рыжим волосам.

— Я — Лейла. Не бойся, тут тебя не тронут, — она погладила меня по спине, меня трясло в её руках. — Девочки, я отведу её в дом, пусть на моё место встанет Аиша. — И мы пошли куда-то, я не запоминала дорогу, мои зубы дрожали от холода.

3

ПОБЕГ

Психиатрическая клиника Герлингер, Берлин, Германия

6 июня, 20:12

Прошло около месяца прежде, чем мне удалось собрать свои воспоминания по частицам. Таблетки, которыми нас пичкали доктора, я выблёвывал и смывал в унитаз. Эти пилюли были одним из блокираторов памяти. Они медленно превращали меня в овощ. В человека, не способного не то что на побег, но даже на какие-то малейшие действия для выполнения своих целей. Поэтому пришлось научиться избавляться от серых пилюль.

Я ужаснулся от того, что вспомнил всё. Вспомнил то, о чём просил доктор. Об убийстве. Ведь именно из-за него я здесь.

Два события, произошедших одно за другим, запечатали меня в этих стенах. Первый — авария. Второй — знакомство с Сиджи. Из-за первого случая я превратился в психа, подверженного приступам и галлюцинациям. А из-за второго, из-за вечно нарывающегося на неприятности Сиджи, я создал проблемы, которые привели меня к мёртвому телу в переходе.

Теперь я всё вспомнил. В мельчайших подробностях, лишь за исключением самого убийства. Я ни за что не признаюсь Майеру или кому-либо ещё в этом. Не повторю своих ошибок. Я должен сам во всём разобраться. Но прежде, должен выбраться из клиники любой ценой.

У меня не было ни малейшего представления, как можно сбежать из психиатрической клиники. Всё моё перемещение здесь ограничивалось лишь общей гостиной, столовой, палатой и длинными коридорами до кабинета Майера и обратно. Мне нужен был хорошо проработанный план и, что самое главное, человек, который знает территорию лучше меня. За те два месяца, что я нахожусь здесь, никто не пытался сбежать. Я был наслышан о смельчаках, которым удалось покинуть эти стены, но никто не знал их дальнейшей судьбы. И как же жаль, что я не смогу взять у них интервью с расспросами о том, как выбраться из психушки.

А пока нужно было решить парочку проблем внутри клиники. И первая — с собственными воспоминаниями. Весь вечер я оживлял в памяти фрагменты жизни, которые привели меня к тому переходу и убийству человека. Ближе к ночи в голове я всё-таки восстановил те кадры. Кадры, которые подсознание затолкало глубоко внутрь, огородив сознание от жуткой правды.

Я вижу бар, в котором мы надрались с Сидом, вижу тусклый свет в переходе, пропахшего мочой бродягу. А дальше… дальше только его труп.

***

Ночь была безлунная, и улицы освещал лишь яркий свет фонарей. Будучи уже опьяневшими после нескольких коктейлей в баре, мы с Сидом зашли в подземный переход, освещённый лишь тусклыми лампами. Из-за угла вышел пьяный бродяга и, пошатываясь, направился в нашу сторону. На нём была грязная потрёпанная куртка, на голову, несмотря на тёплую погоду, была натянута шапка, а всё лицо покрывали шрамы и незажившие ссадины. Даже за несколько метров мы почувствовали вонь, исходящую от него. Когда мы подошли ближе, рука бродяги легла на плечо Сида.

— Брат, — сказал он хриплым прокуренным голосом, — мелочи не будет?

Сиджи тут же резко стряхнул с себя грязную ладонь.

— Пошёл отсюда! — он слегка толкнул бездомного в грудь. — Отброс!

Тот пошатнулся, но устоял на ногах.

Я лишь наблюдал за этой сценой, медленно попивая виски из бутылки. Но был уверен — если начнётся драка, я тут же вступлюсь за Сида. Кто знает, что эти бомжи носят в карманах курток? Ножи? Кастеты? Незнакомец после тычка выпрямился и зло посмотрел на нас.

— Ты! — крикнул он, тыча пальцем в лицо Сиджи. — Подонок! Ты подонок!

Он был словно собака, которая только и могла, что лаять.

— Подонок! — не унимался он, брызжа слюной.

Сиджи лишь как-то не по-доброму усмехнулся. А после схватил бездомного за палец и выкрутил его.

— Повтори, что ты сказал, ублюдок! — произнёс Сиджи. В его глазах горел яростный огонь, каждое слово он буквально выплёвывал в лицо бродяге.

Бомж закричал, обнажив свои грязные зубы. Несмотря на то, что этот козёл переступил черту, оно того не стоило. Я дёрнул Сиджи за рукав.

— Пусти его. Пойдём.

Сид повернулся и просверлил меня взглядом. На его лице была самодовольная улыбка.

— Ни хера!

И в следующую секунду я услышал как хрустнул палец этого бродяги.

А дальше началось то, чего я больше всего боялся. Очередной приступ. Силуэты бродяги и Сиджи смешались в один и начали переливаться множеством цветов. Белые стены перехода окрасились в чёрный, а пол ушёл у меня из-под ног. Голову пронзила острая боль, тело перестало слушаться. Перед глазами была лишь хаотичная пляска разноцветных пятен.

Через пару минут мир вернулся в прежнее состояние. Стены вновь стали белыми, боль прошла, и я чувствовал себя намного лучше. Но стоило приступу отступить, как возникла ещё более пугающая картина. Бродяга лежал на земле. Я сел на корточки и посмотрел на него. Вся его одежда была в крови, которая медленно растекалась по полу. На его лице не осталось живого места. Один глаз заплыл кровью, второго не было видно, нос был вдавлен внутрь, а его немногочисленные зубы были выбиты. На шее виднелась зияющая рана. Рядом валялись осколки бутылки, которую я только что держал. Меня начало мутить. Еле сдерживая позывы, я посмотрел на свои руки. Они были измазаны кровью. Откуда… откуда она на них?

— Сиджи… — несмело позвал я друга, глядя на тело, которое ещё стонало. Бродяга теперь был не человеком, а безжизненным куском мяса.

Неужели во время моего приступа Сиджи умудрился искалечить человека? Но откуда на моих ладонях кровь? Нет. Я выбрасывал дурные мысли из головы. Это не моя работа. Этого не может быть. Мои размышления прервал появившийся откуда-то из-за спины Сиджи.

— Да-а… чувак, не ожидал от тебя такого, — и, посмотрев на бродягу, почесал затылок.

— Что? Зачем ты это сделал, Сид? — спросил я, чувствуя, что ноги перестают слушаться.

— Я? Чел, не кати бочку. Ты совсем в говнину? Это твоих рук дело.

Я не мог вымолвить ни слова.

— Да не переживай ты так, — сказал Сиджи, — это всего лишь бомж. Одним отбросом больше, одним меньше. Всё равно. Давай сматываться отсюда, — и дружески похлопал меня по плечу, прямо как тогда, на улице.

Мы выскочили из перехода и выдохнули, только добежав до Нойкёльна. Весь остаток ночи провели на крыше, распивая ещё одну бутылку виски.

***

Всю ночь я провел в попытках выработать дальнейший план действий. Но даже если мне удастся выбраться, куда я пойду? К Сиджи? «Сиджи, извини, меня тут мучает один вопрос, на который у меня до сих пор нет ответа. Кто из нас тогда убил бродягу?» Не думаю, что он тут же выложит всё как на духу. Хотя в любом случае, выбора не остаётся. Если я хочу узнать, что случилось, для начала нужно покинуть эти стены.

На следующий день в общем зале снова собрались все пациенты. Кто-то пытался собрать паззл, кусочки которого были разбросаны по всем углам этой гостиной. Другие рисовали невнятные каракули разноцветными карандашами. Третьи просто уставились в окно, наблюдая за жизнью, которую вряд ли кто-то из них сможет увидеть вновь. У входной двери за нами пристально наблюдали санитары и новая медсестра, что только недавно пришла на смену вечно ворчливой женщине. На её бейдже было написано имя — Рокси. Она была довольно симпатичной девушкой, которой явно не место в этой больнице.

Кто из этих сумасшедших, сидевших вокруг меня и обсуждавших что-то на только им понятном языке, сможет дать ответы на мои вопросы? Кто из них вообще согласится разговаривать со мной? Я встал и прошелся по гостиной, наблюдая за пациентами. Моё внимание привлек Вук: в отличие от остальных, он изображал на бумаге вроде бы прямые линии, складывающиеся в лабиринт. Я встал позади, стараясь не мешать. На рисунке появился прямоугольник, разделенный на множество квадратов и длинных прямоугольников поменьше. Чем это могло быть? Вук начал писать в центре квадратов буквы — «F», «G», «М». И мозаика сложилась в целостную картину. «F» наверняка обозначала пыточную, «G» — гостиную, в которой мы находились сейчас, а «М» — кабинет доктора Майера. Это была карта лечебницы. Кто, как не Вук, мог знать её лучше других? Вук уже однажды пытался сбежать отсюда. Вот только станет ли он со мной разговаривать? На вид он уже пришел в норму и мог адекватно оценивать происходящее.

Я обошел стол и сел напротив. Вук не обратил на меня ни малейшего внимания, продолжая чертить карту. Рокси наблюдала за мной внимательнее обычного, но, окинув её взглядом, я заметил лёгкую улыбку на её тонких губах. Мне начинало казаться, что она не просто наблюдает, а скорее заигрывает со мной. Странное поведение для обычно строго персонала. Стараясь не придавать этому значения, я начал разговор:

— Вук, что ты делаешь?

Ответом мне было молчание. Он продолжал водить карандашом по бумаге, игнорируя меня.

— Что ты чертишь? Ты можешь помочь мне? — не унимался я.

Молчание.

— Вук, я хочу отсюда сбежать, — я попытался говорить тише, чтобы нас не услышала медсестра. — Помоги мне.

Видимо, слово «сбежать» произвело должный эффект. Свечение вокруг Вука начало переливаться салатовым. Он оживился, посмотрел на меня тёмными глазами, в которых я увидел лишь презрение, и рассмеялся во весь голос. Препараты, которыми нас пичкают каждый день, дали о себе знать.

— Пожалуйста, тише, — попытался угомонить я Вука, — просто ответь мне, как сбежать из клиники. Ты ведь уже пытался.

Он прекратил смеяться и начал обводить карандашом некоторые линии. Вук начертил вокруг двух из них неровные кружки. Насколько я понял, это были двери, ведущие к свободе. Одна из них вела к лестничной клетке и находилась недалеко от буквы «G», вторая же была входной дверью, которая давала шанс на спасение. Проблема оставалась лишь в том, что обе двери были заперты.

— Вук, это двери? Ты знаешь, где взять ключи? — спросил я.

Его взгляд стал серьёзным, не как у сумасшедшего. Вук посмотрел на меня и тихо произнес:

— Два… шесть… три.

— Что это значит?

Вук, не отводя пристального взгляда и вдавливая карандаш в бумагу, повторил:

— Два… шесть… три.

— Что это значит, Вук?

Его карандаш, вдавливаемый в стол, вот-вот готов был разломиться пополам. Но Вук всё продолжал произносить ничего не значащие для меня цифры.

Бешеный взгляд и бред Вука начали мне надоедать. Моя вежливость уже не работала, и нужно было поговорить с ним по-другому. Дождавшись, пока медсестра отвлечется на другого пациента, я наклонился над столом и схватил Вука за рубашку.

— Черт подери, ответь, что это значит?!

Игнорируя меня, он уставился в стол и снова громко засмеялся. Если не прекратить эту истерику, скоро меня скрутят санитары — тогда о побеге придётся забыть. Я разжал руки, встал из-за стола и вернулся на свое место в углу. От Вука ничего конкретного добиться не получится.

Из коридора вышел доктор Ойле. Кивнув в мою сторону, он строго сказал:

— Мориц, к тебе посетитель.

Кого там ещё принесло?.. Шёл второй месяц моего пребывания здесь, и за всё время ко мне заглядывала только Лейла. И то всего пару раз. Месяц назад её визиты прекратились. Может, это было к лучшему. Даже Сиджи почему-то не навещал меня. Я встал и направился по коридору в комнату для посещений.

За столами, среди посетителей, я увидел Лейлу. Она сидела, опустив взгляд. Её светлые волосы были аккуратно собраны в хвостик. Лейла положила руки на стол, скрестив длинные тонкие пальцы. Я молча подошел к ней и сел напротив. Она подняла взгляд и расплылась в счастливой улыбке. Должен признаться, выглядела Лейла отлично, но её визит напрягал меня, как и красное свечение вокруг неё. Она нервничала: красный переливался и мелко пульсировал.

— Привет, — тихо начала она.

— Вот уж кого не ожидал увидеть, — язвительно ответил я. — Привет.

— Как ты тут?

— Как самый счастливый человек на свете. Не клиника, а курорт.

Я ухмыльнулся и облокотился о стол:

— Пришла узнать, как я тут, спустя месяц, серьёзно?

Лейла испуганно посмотрела мне в глаза.

— Прости, замоталась. И потом, я не могу поинтересоваться состоянием моего… друга? — ответила она шепотом и потянулась к моей руке.

— Друга? Я не думал, что отношения между проституткой и клиентом называются дружбой.

Я ответил грубее, чем должен был. Мне были неприятны её прикосновения.

Два месяца моего пребывания здесь превратили меня в настоящую мразь. Если раньше я испытывал какие-то чувства к Лейле, думал, что у нас всё может получиться, то после этих двух месяцев охладел. Мне начало нравиться моё одиночество и то, что я ни к кому не привязан.

Другие посетители пытались достучаться до своих близких, но в их глазах были лишь пустота и страх. Некоторые пациенты за пару недель здесь превратились в настоящих овощей. В такие моменты мне казалось, что в этой больнице я единственный, кто смог сохранить трезвость ума. За исключением, конечно, приступов.

— Йохан… — вырвала меня из раздумий Лейла, и я заметил, что на её глазах начали проступать слезы. — Прекрати.

— Ладно, извини, — ответил я и, чуть снизив тон, добавил, — что-то случилось? Ты помогаешь следствию?

— Следствию? — прошептала она. — Нет никакого следствия, Йохан. Твое дело закрыто, — Лейла виновато опустила взгляд. — Пока единственное, что мы можем сделать — это придумать, как вытащить тебя отсюда.

«Мы?!» — захотелось выкрикнуть мне. Нет теперь никаких «мы». «Мы» были раньше, до этой истории с убийством и клиникой. То было действительно волшебное время, когда я готов был признаться самому себе, что влюбился в Лейлу. Но теперь всё изменилось. Теперь всё, что нам остаётся — вот такие мимолетные встречи, которые ни к чему хорошему не ведут.

Лейла была не виновата. Ни в чем не виновата. Но её слова, лишний раз подтвердившие, что ничего изменить уже нельзя, выбили меня из равновесия. Когда-нибудь я пожалею о своём поступке.

Сердце бешено застучало в висках. Лейла начала переливаться и двоиться перед глазами. Люди вокруг стали похожи на помехи — нас как будто накрыло куполом.

— Уходи отсюда, — я посмотрел в её глаза, готовые вот-вот разразиться потоками слёз, и крикнул: — уходи, мать твою!

Она попыталась что-то ответить. Я почувствовал, как щёку обожгло пощечиной, но контролировать себя уже не мог. Длинные ноги Лейлы и её короткая юбка скрылись из виду. Я в бешенстве стукнул по столу, чтобы разорвать шумовой купол. Ко мне тут же подбежали санитары, скрутили руки и провели по телу электрический разряд. Проходя мимо доктора Ойле, стоявшего с самого начала в дверях и наблюдавшего за происходящим, я бросил на него многозначительный взгляд.

— Больше никаких посещений, Мориц, — строго сказал он, смотря на меня из-за стёкол очков, — на ближайший месяц.

Меня втолкнули в палату, уже начавшую действовать мне на нервы. Ввести успокоительное пришла та самая медсестра. Перед тем, как содержимое шприца попало внутрь, Рокси заглянула мне в глаза. По её взгляду я понял, что она хочет что-то сказать. Что-то важное. Будто она знает, кто я такой, знает об убийстве, об аварии, знает больше, чем знаю я сам. Но вместо этого она лишь чуть разомкнула губы. Успокоительное уже поступило мне в вену. Озадаченность на лице Рокси сменилась улыбкой и даже каким-то задором. Что это, черт подери, всё значит? Она влюбилась в пациента? Если это так, то она может послужить мне ключом к свободе. Повернувшись к стене, я подумал, что судьба благосклонна ко мне. Уже два серьёзных проступка, а мне на голову ещё не нацепили провода и не превратили в овощ. Лишь прислали сексуальную медсестру, которая явно знает больше, чем кажется. Я твердо принял решение не испытывать судьбу и впредь вести себя очень и очень осторожно — я ведь хочу выбраться отсюда, сохранив здравый рассудок. Успокоительное подействовало и, как во сне, я вспомнил первую встречу с Лейлой.

***

По традиции, я изрядно выпил в баре с Сиджи. Мы попрощались возле магазинчика и разошлись в разные стороны. В не самом лучшем состоянии я проходил мимо района красных фонарей. Это была маленькая тенистая улочка неподалеку от баров и кафе. Днём здесь проводила время разношерстная молодежь, а ночью в обтягивающих платьях приходили ночные бабочки, готовые удовлетворить любого клиента. Мой взгляд привлекли несколько девушек, стоящих возле дороги в ожидании состоятельных мужчин.

— Может, хочешь не только посмотреть, красавчик? — спросила меня брюнетка в красной короткой юбке, нарочито пошло жевавшая жвачку.

Поскольку я был нетрезв, а в моём кармане завалялась пара лишних сотен евро, я решил, что продолжить вечер в компании девицы будет неплохой идеей.

— Смотря что ты можешь предложить.

— Любой каприз за твои деньги, — ответила она и, секунду подумав, добавила, — если, конечно, ты не извращенец.

— А вот это уже не важно, — я ухмыльнулся. — Только ты мне не нравишься, — под влиянием алкоголя слова неконтролируемо слетали с языка. — Как насчет вон той блондиночки в зеленом платье? — я показал пальцем на девушку, стоявшую в нескольких метрах от нас.

Брюнетка изменилась в лице: с её губ сползла улыбка, и, слегка фыркнув, она повернулась к девушке и позвала её:

— Эй, Лей, тобой тут интересуются.

Та слегка дёрнулась, словно испугавшись, но спустя секунду пришла в себя и, стуча по асфальту высокими каблуками, подошла к нам. Мне показалось, что либо она здесь впервые, либо выбрала ночную жизнь совсем недавно. Брюнетка, бросив злобный, насколько я мог судить, взгляд на девушку, молча отошла.

— Сколько стоит составить мне компанию на вечер? — спросил я девушку.

— Пятьдесят евро за час, — ответила она, — минет, массаж, ролевые игры — всё, что пожелаешь, — добавила она, словно проговаривая заученный наизусть текст.

Я молча кивнул. Она развернулась и пошла в здание с комнатами, пару раз споткнувшись на каблуках.

После самого потрясающего секса в моей жизни я кинул на тумбочку денег, добавив ещё пару банкнот сверху. Уже одевшись, я собрался выйти на улицу, чтобы покурить, как девушка схватила меня за руку и мягко притянула к себе. Она смотрела на меня счастливым и несколько влюбленным взглядом.

— Может, повторим как-нибудь? — улыбаясь, словно играя в какую-то понятную ей одной игру, спросила она.

— С радостью, — ответил я, приняв негласные правила.

Девушка подошла к тумбочке и вытащила салфетку.

— Ручки не найдется?

Пошарив по карманам куртки, я вытащил ручку и протянул ей. Какой офисный планктон не носит с собой ручку на всякий случай? Девушка небрежным почерком написала на салфетке номер телефона и имя — «Лейла». Мне даже понравился этот довольно старомодный способ обмениваться телефонами. Я взял салфетку у неё из рук и, мельком бросив на девушку последний взгляд, вышел из комнаты.

***

В пятницу меня внепланово вызвали к психиатру из-за вчерашней выходки. Идя по коридору под присмотром жёлтого силуэта доктора по фамилии Ойле, я бросил взгляд в сторону и увидел на одной из дверей номер кабинета — «263». Цифры всплыли у меня в мыслях, словно болезненные воспоминания. Именно их мне сообщил Вук. Теперь они уже не казались числом, случайно пришедшим в голову психу. Теперь я понял: первым шагом к освобождению была необходимость попасть в этот кабинет.

Доктор Майер, как обычно, добродушно подвёл итоги недели, не забыв упомянуть об инциденте в столовой (к которому я, кстати, не имел отношения) и о визите ко мне посетителя.

— Кто эта девушка, которая так на вас повлияла? — спросил он.

— Никто, просто знакомая, — равнодушно ответил я.

— Из-за «просто знакомых» так себя не ведут, — заметил Майер спокойным тоном.

— Это вышло случайно, — я откинулся на спинку дивана.

— Ну, хорошо, — по взгляду Майера было понятно, что он не поверил мне. Повторяя мои движения, он тоже откинулся на спинку и сделал в блокноте пару пометок. — А ваши приступы? Они вас ещё беспокоят?

— Нет, их уже почти нет, — соврал я, смотря на плавящийся голубой силуэт.

— Вы никогда не задумывались о том, что эти приступы — просто защитная реакция? Попытка вашего мозга заблокировать, или, я бы сказал, «закрасить» все плохие события вашей жизни?

— Даже если это так, я ведь не контролирую их. Они возникают внезапно.

— В этом и состоит моя задача. В том, чтобы вы видели не краски, а то, что за ними — то, что изначально изображено на «холсте».

Этот разговор начал порядком утомлять. Я не верил, что доктор сможет помочь. Ведь вся его задача заключается в том, чтобы выписать мне новую дозу лекарств, а не в том, чтобы любоваться картинками моей жизни. Следующие несколько минут прошли в такой же манере. Я отвечал на бессмысленные вопросы, а Майер пытался узнать главное — вспомнил ли я убийство. Но я старательно делал вид, что всё ещё не понимаю, почему меня здесь держат.

«Кто эта девушка?» — вертелся у меня в мыслях вопрос психиатра. Действительно, кто она? Просто проститутка с улицы? Моя новая любовница? Хороший друг? За последние несколько месяцев общения мы успели сблизиться, и Лейла, к моему горькому сожалению, тоже видела во мне больше, чем просто клиента.

***

Следующая встреча с Лейлой состоялась через несколько дней после первой. Время близилось к ночи, когда я достал смятую салфетку из куртки и набрал номер. Я глубоко затянулся сигаретой. Спустя пару длинных гудков в трубке раздался приятный женский голос:

— Да?

— Лейла? — прочитав с салфетки имя, спросил я.

— Да, а кто спрашивает?

— Как насчет продолжения вечера?

— Какого из них, красавчик? — ответила Лейла, поняв, чего от неё хотят.

— А ты после каждого вечера оставляешь клиентам свои номера на салфетках?

В трубке на миг повисло молчание, а потом девушка заговорила всё тем же сексуально-провокационным голосом:

— Любой каприз. Диктуй адрес.

Я продиктовал, и, судя по звукам, она спешно его записала.

Лейла пришла в квартиру Сиджи через час. Сказав, что я заказал себе девочку, Сид лишь по-доброму улыбнулся и, судя по взгляду, испытал гордость. Будто я был его повзрослевшим ребёнком. «Веселитесь» — сказал он и пропал на всю ночь.

По звонку я открыл дверь: Лейла была одета в ярко-красное платье, на руке — маленькая сумочка. Светлые завитые локоны аккуратно струились ниже плеч.

— Проходи, — сказал я и пригласил девушку жестом.

Она вошла в квартиру, окинула её взглядом и, посмотрев на меня, с улыбкой ещё раз представилась:

— Лейла, — и протянула руку.

Поняв, что толком мы не познакомились, я склонился к руке и поцеловал тыльную сторону ладони, решив изобразить джентльмена.

— Йохан.

Мы прошли в комнату. Там творился настоящий хаос: на полу валялась одежда, кровать была не убрана, одеяло спадало на пол. Бросив взгляд на стол, Лейла увидела там кучу бумаг, пустые бутылки из-под пива и открытую банку чипсов. А я был одет в свободные шорты и майку, и волосы на голове торчали в разные стороны. В общем, если я и хотел произвести приятное впечатление на гостью, мне это не удалось. К счастью, Лейлу не должен был волновать бардак в комнате.

Между нами повисло молчание. Я, вспомнив про деньги, обернулся к столу, нашел кошелек и, отсчитав несколько купюр, протянул девушке. Она их взяла и спокойным тоном сказала, что ей нужно несколько минут, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Потом спросила:

— Где у тебя ванная?

— Тут, — я указал жестом на дверь, подошел и открыл ее. Потом добавил: — Жду, сладкая, — и, шлепнув девушку по попе, вернулся в комнату.

Через несколько минут Лейла вышла из ванной. На ней были чулки и чёрное белье, идеально подчеркивающее фигуру. Пройдя в комнату, Лейла наклонилась ко мне и поцеловала в губы. Ответив на поцелуй, я притянул её к себе, усадив на колени. От неё вкусно пахло. Убрав золотистые волосы на одну сторону, я поцеловал её в шею. Торопиться было некуда: впереди была целая ночь.

Проснувшись утром, я понял, что на кровати лежу один. Лейла, по всей видимости, ушла. Странно, что я не слышал захлопывающейся двери. Но с кухни донесся звук тарелок. Не успев сообразить, что к чему, я увидел Лейлу: она принесла завтрак. Кроме моей рубашки, которая была ей сильно велика, на ней больше ничего не было. Невольно я отметил снова, насколько всё-таки красивая у неё фигура. Подойдя к кровати, она поставила на неё тарелку с бутербродом и стакан молока — всё, что нашлось в холодильнике.

— Доброе утро, — радостно сказала Лейла.

— Ты… не ушла? — спросил я, смотря на неё с некоторым подозрением.

— Нет. Надеюсь, ты не против? — улыбнувшись, ответила она.

— Что… нет, конечно, — посмотрев на завтрак, я добавил: — спасибо, — и бросил на неё как можно более искренний взгляд.

— Не за что, — она наклонилась, поцеловала меня в щёчку и растрепала мне волосы рукой.

Увидев этот детский, в меру наивный задор, теплоту и искренность в голубых глазах, потрясающую улыбку, которая смогла бы размягчить даже самоё чёрствое сердце, я проникся приятным и в то же время пугающим чувством. Лейла напомнила мне сестру, разбудив воспоминания о прошлой жизни. Мне захотелось её обнять.

***

Покидая кабинет доктора Майера, я был в хорошем настроении. Обошлось без приступов и разбитых стаканов, и беседа прошла хорошо. Идя обратно за доктором Ойле по коридору, я увидел, как Рокси, всегда дежурившая в общем зале, подходит к 263-ому кабинету и, достав ключ, открывает тяжёлую дверь. Заметив, что я это видел, она оценивающе посмотрела на меня и скрылась внутри.

В гостиной я снова слонялся весь день без дела, наблюдая за пациентами. Разговаривать с Вуком больше не хотелось, но его карта мне была по-прежнему интересна. Заметив её на столе, я незаметно взял листок и сел в кресло у окна. Карта стала подробнее: появились и другие коридоры, кабинеты, лестничная клетка и главный вход. Я понимал, что больше медлить нельзя — надо действовать сегодня.

Вечером мы под присмотром двух санитаров и Рокси, как при вожатой в лагере, толпой отправились в столовую. Когда прошли у нужного кабинета, я решил импровизировать. За этой дверью должны быть ключи, ведущие к свободе. Передо мной шли несколько пациентов и Вук: он светился фиолетовым. Я что есть силы толкнул его в спину. Он начал падать на пациента перед ним — мускулистого светловолосого парня. Тот, обернувшись и не разобравшись в ситуации, схватил Вука за халат.

— Какого хрена? — спросил он и ударил Вука в лицо.

Тот упал на пациентов сзади. Поднялась паника. Все толкались и нападали друг на друга, неразборчиво крича. Некоторые начали смеяться во весь голос. Мне казалось, что они, словно краски, смешались в палитре, образовав одно большое пятно. Всё это произошло за миг. Санитары и медсестра бросились разнимать психов. Я стоял рядом с ними, создавая видимость, что я тоже участвую в хаосе, но при этом полностью контролировал ситуацию. Когда Рокси нагнулась, чтобы поднять обезумевшую женщину, её незастегнутый халат свесился почти до пола. Нагнувшись рядом, я попытался вытащить из кармана ключ. Но она повернулась и просверлила меня взглядом. Я резко одёрнул руку, как провинившийся ребёнок. Весь план полетел к чертям. Теперь она сообщит о дебоше и попытке кражи, и мне придёт конец. Но, вопреки моим ожиданиям, Рокси вытащила из кармана связку ключей и, убедившись, что никто не смотрит, протянула её.

— Быстрее, — прошептала она.

У меня не было времени подумать, зачем она помогает мне. Взяв ключи, я подбежал к кабинету, торопливо отпер дверь и ввалился внутрь.

Кабинет представлял собой небольшую комнату с одним окном. В углу стоял стол, на котором аккуратно лежали бумаги. На стене была прибита небольшая доска с множество ключей. Сверху от них были приклеены бумажки с подписями. В моём распоряжении была пара секунд. Подбежав к доске, я нашел нужный ключ: над ним была подпись «2 этаж. Холл». Выйдя из него, я мог иметь доступ к лестничной клетке, а значит, и к главному входу. Я схватил ключ и выбежал из кабинета, не забыв его запереть. В коридоре всё ещё творился разноцветный хаос. Двое санитаров не справлялись с толпой пациентов, и к ним на помощь спешили ещё двое. Я подбежал к психам и слился с толпой. Ключи, взятые у Рокси, незаметно бросил на пол рядом с ней. Через пару минут пациентов успокоили, самых буйных под руки вывели из коридора, и мы продолжили путь в столовую. Рокси смерила меня довольным взглядом и улыбнулась. Всё ещё не понимая, с какой целью она помогает мне, я кивнул в знак благодарности.

***

— Мне пора уходить, — сказала Лейла, поднявшись с кровати. Её длинные ноги заводили меня. Я смотрел, как она собирается, сверкая аппетитными округлостями.

— Ключ на тумбочке, — я не хотел подниматься из теплой постели.

— Эй, ты что, меня не проводишь? — спросила девушка, сделав по-детски обиженное лицо.

— Проводишь? — удивился я. — Что-то не горю желанием. Зато горю другим, — и я поманил её пальцем.

— Да брось, — улыбнувшись, ответила она и залезла на кровать, словно кошечка, — вставай, пошли на улицу, прогуляемся.

— Что? Прогуляемся? Мне не платят за прогулки с тобой, зато я плачу тебе за кое-что другое… — и притянул её к себе с ухмылкой.

— Значит, ты не хочешь составить компанию приятной девушке, которая всю ночь трахалась с тобой и не бросила тебя под утро? — спросила она, уперев руки в бока и посмотрев на меня так, словно бросила мне вызов.

Она начинала играть на моей совести. Это было забавно, если не сказать абсурдно. Своим капризным поведением Лейла всё больше напоминала мне сестру. Разве что Бриджит было всего шестнадцать, а Лейла была гораздо старше. Бросив на неё серьёзный взгляд и тяжело вздохнув, я согласился:

— Только недолго. И сначала мы закончим начатое, — ответил я, набросившись на неё. Она звонко рассмеялась.

Вскоре мы начали собираться на прогулку. Со стороны мы, наверное, выглядели как молодожёны, собирающиеся за утренними покупками в супермаркет. Лейла красила губы перед зеркалом и натягивала на себя своё красное платье. Я же наспех умылся, надел потёртые джинсы и рубашку.

Мы молча вышли из квартиры.

Была хорошая погода, и мы отправились в ближайший парк. Там беззаботно прогуливались редкие проснувшиеся в такую рань прохожие. Вряд ли кто-нибудь из них, посмотрев на нас, смог бы понять, какие отношения нас связывают. А узнав, очень сильно бы удивился. Как, впрочем, и я, все ещё прокручивавший всю эту ситуацию в голове. Я решил поинтересоваться:

— И часто ты гуляешь с клиентами?

— На самом деле, ты первый.

Я не знал, что ответить Лейле.

— Я знаю, что ты обо мне думаешь, — продолжила она, и её ещё недавний детский задор сменился грустью. — Девочка по вызову, которая слишком много себе позволяет. Я ведь не всегда такой была. И ты мне просто очень понравился.

Мы остановились, и я молча обнял её, прижав к себе. Это было мимолетное желание — попытка утешить. Я не знал, что именно чувствовал в тот момент. И не понимал, почему вообще что-то чувствовал.

***

И Лейла, и Сиджи, и все ответы на мои вопросы находились по ту сторону забора. Дождавшись отбоя, я вышел из палаты и направился в туалет. За стойкой медсестры дежурила Рокси. Я был уверен, что она не обратит внимания, если я выйду в холл, но все должно было выглядеть естественно. Она лишь наблюдала за мной, ничего не делая. Оказавшись в небольшой пропахшей мочой кабинке, я включил кран, из которого толстой струей потекла вода. Сняв носок, я закрыл им слив. Вода начала скапливаться в раковине — и вскоре полилась на пол. Я вышел из туалета и медленно направился в палату. Проходя мимо медсестры, увидел, как та внимательно прислушалась и заметила на полу в конце коридора растекающуюся лужу. Бросив на меня взгляд и осознав, что происходит, она встала. Проходя мимо, положила мне руку на плечо и прошептала что-то вроде «будь осторожен». Вокруг неё клубилась странная салатовая дымка. Я посмотрел на неё с легким удивлением.

— Зачем ты… — хотел было спросить я, но Рокси уже пошла к уборной.

У меня было совсем мало времени на побег. Думаю, я ещё успею узнать о ней больше. Я открыл дверь и вышел наружу, аккуратно её закрыв за собой. И услышал шаги Рокси, пробежавшей мимо двери, наверняка к кому-нибудь из персонала.

Не создавая много шума, я спустился и оказался у поста охраны. За пультом сидел мужчина в черной форме. На его столе лежала посуда с остатками ужина, рядом — неразгаданный кроссворд. Я выглянул из-за проёма и, увидев, что охранник смотрит в другую сторону, медленно шагнул в комнату и взял со стола шариковую ручку. Рывком сделав шаг, я одной рукой взял охранника за плечо, а второй приставил ручку к шее. Сейчас это вполне могло сойти за приличное оружие. Почувствовав острый предмет, он дёрнулся, но, поняв, что происходит, тихо прохрипел:

— Ты угрожаешь мне ручкой?

— Поверь мне, одно резкое движение — и эта ручка проткнет тебе артерию, — уверенно сказал я.

По выражению его лица я понял, что это сработало. Спокойным тоном он спросил:

— Что тебе нужно?

— Открывай дверь, — ответил я.

Я боялся, что он ударит меня и выбьет ручку, заломает мне руки за спину и вернёт в палату. Я не знал, какая у него физическая подготовка. И только сейчас понял, во что вляпался. Но охранник лишь вытянул руку и нажал на кнопку.

Я резко выскочил и в несколько быстрых шагов оказался у входной двери. Мой побег на улицу сопровождался громкой сиреной. У меня были в запасе всего пара минут, пока здесь не окажутся санитары. Подбежав к ограждению, я оперся о ствол дерева, растущего впритык к нему, и зацепился за край забора. Времени, проведенного здесь, вполне хватило, чтобы я лишился какой-либо спортивной подготовки. Но один раз подтянуться всё же смог. Я спрыгнул с другой стороны и побежал, не зная, куда, пытаясь как можно скорее затеряться среди дворов и переулков. Я знал, что за мной уже гонятся, но времени подумать не осталось. Теперь я был предоставлен сам себе.

4

DRECKIGER HANS

Лейла поставила кипятиться чайник на кухне. Свет в её комнате был тусклый и рыжеватый. Я сидела на кровати и судорожно прижимала к себе Кубика.

— Раздевайся и срочно топай в душ! Или ты хочешь остаться без ног? — девушка нахмурилась, рассматривая меня. — Кто это у тебя там? Крыса? Она кусается? — и только сейчас я обратила внимание на её забавный акцент.

— Нет, это Кубик, он безобидный, — это первые слова, которые мне удалось произнести вслух за всё это время. Реакция Лей удивила меня: та быстро направилась в коридор и притащила оттуда коробку.

— Запускай своего Кубика в домик и живо в душ!

Я лишь улыбнулась ей.

— Малыш, подожди меня тут, — тихо прошептала я и посадила его в коробку. Его умные глазки сверкнули, и он убежал обследовать коробку.

Подобно Кубику, привыкавшему к своему новому жилищу, я осматривала квартиру, где жила Лейла. У неё была обставленная в каком-то своём особенном стиле комната. На стенах были развешаны картины, на прикроватных тумбочках стояли металлические фигурки, а кровать была покрыта шёлковым бельём.

Взяв вещи, которые мне дала Лейла, я впервые за два дня приняла тёплый душ. Вот только он, к сожалению, не мог смыть с меня всю грязь прошлого и все совершённые ошибки.

— Помылась? — спросила Лейла, появившись в дверном проёме. — Чай готов.

Я кивнула и прошла на кухню. Она была пропитана запахом сигарет и контрастировала с комнатой Лейлы. Она поставила на стол тарелку с бутербродами и горячий чай.

— Спасибо.

— Ну, рассказывай. Что с тобой случилось? — спросила девушка, отпив из своей кружки.

Я не знала, что ответить. Не хотелось рассказывать всей правды, а уж тем более жаловаться на жизнь.

— Я… сбежала из дома, — тихо начала я.

— И куда ты теперь пойдешь? — спросила Лейла со спокойным, понимающим взглядом. Меня удивило, что она не стала допытываться до причин и подробностей. — Да ты ешь, не стесняйся, — добавила она, кивнув на бутерброды.

— Я не знаю, — сказала я и сделала глоток чая. Есть мне не хотелось совсем.

— Ну, в таком случае, можешь пока пожить у меня. Потом мы вместе что-нибудь придумаем.

— Но…

— Никаких возражений, — перебила Лейла, — тебе всё равно некуда идти, а мне бывает скучно одной. По ночам я на работе, так что кровать делить не придётся, — и она улыбнулась.

— Спасибо.

— Не за что. Кстати, уже ночь, так что можешь идти отдыхать. А мне пора, — Лейла посмотрела на часы. — И так уже пропала на час.

Встав со стула, она подошла ко мне и, нагнувшись, погладила Кубика в коробке. Тот посмотрел на Лейлу добрыми глазками и отвернулся.

— Какой милый. Квадратик, да? — она улыбнулась.

— Кубик, — сказала я, поглаживая его.

Лейла взяла сумку и направилась к входной двери. Резко обернувшись, будто вспомнив что-то, она спросила:

— Кстати, а тебя как зовут-то?

— Рут, — улыбнувшись, ответила я.

Лейла молча кивнула, словно подтвердив, что запомнила имя, и ушла, аккуратно захлопнув дверь.

Наутро я проснулась от солнечного света. Из ванны доносился шум воды, значит, Лейла уже вернулась. Встав с кровати, я посмотрела на Кубика, бегающего по своей коробке. В ней лежала горстка крупы и кусочек яблока. Видимо, его принесла Лейла, пока я спала. Она вышла из ванной, вытирая руки полотенцем.

— Уже проснулась? — спросила она, улыбнувшись. — Это правильно, у нас сегодня много дел.

— Каких? — удивилась я.

— Попробуем устроить тебя на работу, — с лёгкостью ответила она, бросив мне полотенце, чтобы я пошла умываться. И добавила: — Не бойся, не на панель. Неподалёку есть один бар. Владельцу нужны официантки.

— Хорошо, с радостью, — и я пошла в ванную.

Казалось, что я нахожусь в сюжете какой-то сказки, где злая колдунья похищает главную героиню, даёт ей ночлег, откармливает её, а потом съедает. Вот только Лейла совсем не напоминала бабку-людоедку. Скорее она была той невинной девочкой из сказки. Той принцессой, за которую обычно сражаются рыцари. Через несколько минут мы бросили Кубику ещё пару кусочков яблока и отправились в бар.

Он назывался «Dreckiger Hans» и находился на немноголюдной улочке возле парковки и широкой автострады. Ночью буквы в названии бара светились неоновым светом. По словам Лейлы, к вечеру в заведении начиналось настоящее шоу с женским стриптизом для пьяных байкеров, заглянувших на огонёк. Днём же здесь в основном было тихо и спокойно, лишь офисные клерки заходили выпить кружку пива или пообедать. Сейчас в баре было пусто, за исключением молодой парочки, мило воркующей у окошка в углу. А в другом углу, дальнем, находилась комната владельца. К нему Лейла и направилась.

Как только мы подошли к двери, из комнаты вышел мужчина — крупный, невысокий. На нём были цветастые шорты и кислотно-жёлтая рубашка с короткими рукавами, пуговицы на которой едва ли не лопались от живота. Во рту он держал дымящуюся сигару. Для полноты картины ему не хватало какой-нибудь огромной гавайской шляпы, но вот только бар находился не на Гавайях, а в одном из районов серого Нойкёльна. Увидев нас, мужчина улыбнулся и громко сказал:

— О-о-о, Лейла, девочка моя, какими судьбами? — он развёл руки и обнял Лейлу.

— Соскучилась по тебе, Эмиль, — с улыбкой ответила она.

— Ой, да брось, — мужчина махнул рукой. — Небось опять пришла на подработку вечером? У нас сегодня будет жарко.

— Не в этот раз. Я по поводу работы, но не для меня. Тебе же нужны были официантки? Это Рут, — и Лейла указала на меня.

Эмиль словно только сейчас заметил, что Лейла пришла не одна. Оценивающим взглядом он пробежался по мне, пока я стояла, скрестив руки за спиной и смотря как можно более дружелюбно.

— Если честно, у меня уже была на примете одна кандидатура, — начал было Эмиль.

— И что, не найдётся ещё одного места? — перебила Лейла.

— Ну, посмотрим, — не отрывая от меня взгляда, ответил Эмиль, — а сама-то она умеет разговаривать?

Лейла посмотрела на меня, как мать на ребёнка, который должен извиниться перед учителем.

— Да, — ответила я, — обещаю, что не подведу вас.

— Ну, хорошо, — подытожил Эмиль, тяжело вздохнув, а после посмотрел на Лейлу. — Можно тебя на пару слов?

Лейла кивнула, и они ушли в офис, закрыв за собой дверь. Я осталась стоять в почти пустом баре в надежде, что все пройдёт гладко. Вокруг было тихо, и я невольно подслушала разговор через дверь.

— У неё есть с собой какие-нибудь документы, чтобы я устроил её? Ей вообще есть восемнадцать?

— Эмиль, послушай, — ответила Лейла, — иначе бы я к тебе не пришла. Просто устрой её официанткой. Она тебе не доставит много хлопот, ручаюсь.

— Откуда ты вообще её взяла?

— Это так важно? На улице нашла, — сказала Лейла, пытаясь звучать как можно ироничней.

— Очень смешно, Лей. Ладно, только по старой дружбе, — ответил Эмиль, — и если у меня из-за неё будут проблемы…

— Не будет никаких проблем.

— Ладно, — по силуэту Эмиля, который я наблюдала сквозь рифлёное прозрачное стекло, я догадалась, что он подошёл к шкафу и вытащил оттуда что-то. — Как её там зовут?

— Рут.

Эмиль что-то недовольно пробурчал, и через минуту дверь передо мной открылась.

— Можешь начинать хоть сейчас, — с улыбкой сказал мне Эмиль, протягивая белую форму. — Надеюсь, мы подружимся, — подмигнул он мне.

— Вот и отлично, — сказала Лейла, выходя из кабинета. — Ты тут осваивайся, а я пойду домой, мне нужно выспаться. Вечером приходи, — она слегка растрепала мне волосы и направилась к выходу. На ходу добавила: — Спасибо, Эмиль, — и в шутку отправила ему воздушный поцелуй. Тот лишь отмахнулся, сделав вид, что ему всё равно.

Я переоделась и прошла на кухню. Шумели тарелки, и повара, занятые работой, не обратили на меня ни малейшего внимания. Единственным человеком, заметившим меня, была молодая девушка. Она подошла ближе и попыталась выдавить из себя дружелюбную улыбку. Вблизи её черты лица показались мальчишескими: короткие волосы убраны в маленький хвостик, в левом ухе — пирсинг, минимум косметики на лице.

— Ты новенькая? — спросила она.

— Да, я Рут, — я протянула ей руку.

— Я Грет, — она наспех вытерла ладонь о белую форму и ответила крепким рукопожатием.

— Не покажешь мне, что здесь и как?

— Рассказывать тут особо нечего, — серьёзно сказала Грет. — Видишь вон ту парочку в углу? — нам было видно их через небольшое стеклянное окошко в двери. — Принеси это им, — Грет взяла со стола тарелку с двумя пирожными. — Они заказывали десерт.

Я молча кивнула и, взяв тарелку, вышла из кухни. Подойдя к молодым людям, даже не заметившим меня, аккуратно поставила тарелку на стол.

— Ваш десерт, — улыбнувшись, сказала я.

Парень бросил на меня беглый взгляд и удовлетворённо кивнул.

— Спасибо, — ответила светловолосая девушка и снова вернулась к разговору.

Я вернулась на кухню, минуя пустой бар. Облокотившись на барную стойку, ждал чего-то высокий парень с зачёсанными назад тёмными волосами. Он взглядом проводил меня, пока я не скрылась за дверью.

— Для начала неплохо, — подытожила Грет, всё это время наблюдавшая за мной через окошко. — Пока посетителей больше нет, можешь отдохнуть. Обычно все приходят ближе к вечеру.

Позади нас кто-то резко прокричал, следом раздался металлический звон. Один из поваров опрокинул сковородку с плиты, разлив по полу масло. Вскрикнув, он испуганно посмотрел вокруг, что заметила Грет.

— Джеррит, твою мать! — крикнула она на него, всплеснув руками. — Ты хоть один день можешь обойтись без косяков и разбитой посуды?!

И я поняла, что Грет, пусть и работает лишь официанткой, может без тени сомнения указывать поварам на их место.

— Извини, я сейчас уберу, — волнуясь, ответил Джеррит. Он выглядел молодо и, вероятно, работал здесь совсем недавно.

— Брит уберёт, — рассерженно сказала Грет. — Не хватало ещё, чтобы ты своими кривыми руками сделал всё ещё хуже.

На кухню пришла женщина, одетая, как уборщица, со шваброй и ведром.

— Что тут опять за крики? — хрипло спросила она.

— Брит, убери там, пожалуйста, — мило ответила Грет, показав рукой на Джеритта, всё ещё стоявшего у плиты с виноватым видом. От её прежней злости не осталось и следа.

Повернувшись ко мне, как актёр после спектакля — для единственного зрителя, меня, — она тяжело вздохнула и спокойно сказала:

— Так и живём, — и развела руки в стороны, — добро пожаловать.

Следующие несколько часов прошли относительно спокойно. Я бегала по залу, обслуживая клиентов, и внимательно слушала наставления Грет. «Всегда будь вежлива», «Улыбайся», «Следи за своей внешностью» — говорила она. Мне удалось быстро влиться в коллектив, если считать за него Грет и несколько поваров. Джеррит оставшуюся половину дня был тише воды, ниже травы. Почему он так боится Грет? Она же всего лишь молодая официантка, пусть и чересчур бойкая. Эмиля я не видела: он сидел в кабинете и пока ещё ни разу оттуда не вышел. Может, оно и к лучшему: не придётся лишний раз видеть его суровый, недовольный взгляд. Как только я подумала, что всё слишком хорошо, чтобы быть правдой, случилось нечто ужасное. Всё это было лишь затишьем перед бурей, разнёсшей меня в щепки, словно плохенький домик.

В мой первый рабочий день в эту небольшую забегаловку, в этот тихий и спокойный пока ещё бар вошёл Гарольд с двумя друзьями. Среди них был и Фед, осветивший своей рыжей шевелюрой всё заведение. Самодовольные, счастливые, с привычными наглыми улыбками и такими лицами, будто весь мир целиком принадлежит им, они открыли двери бара и сели за первый попавшийся столик. Я была на кухне, когда увидела их. Мой пульс участился, а голова заболела. Тогда в баре были ещё люди: у столика за окном сидел мужчина, уставившись в газету, закрывающую его лицо. За столиком справа от него сидели и оживленно что-то обсуждали два парня. И напротив них расположилась компания Гарольда. Грет, в это время возившаяся с заказом для парней и не замечавшая моего волнения, бросила взгляд на их трио и с необычной лёгкостью сказала:

— Рут, что стоишь? Иди обслужи их, не видишь, я занята?

— Грет, а можно я… — и мой голос звучал взволнованно, — можно лучше отнесу заказ парням, а ты займёшься… подростками.

Хотя вряд ли тут было уместно слово «подростки». С моих губ едва не сорвалось «уголовники».

— Рут, что за капризы? — серьёзно ответила Грет. — Нельзя. Иди, принимай заказ.

Собравшись с духом, я подошла к одноклассникам. Я старательно делала вид, что не знаю их, но понимала, что это — начало конца. Гарольд сидел ко мне спиной, но Фед и Карл (кажется, так звали этого парня) уставились на меня. И смотрели с недоумением, но через секунду злобно ухмыльнулись.

— Вы чего там, привидение увидели? — сказал Гарольд, посмотрев на друзей.

— Гарольд, глянь, кто здесь, — ответил Фед.

И Гарольд с любопытством повернулся. Улыбнувшись дьявольской улыбкой, осмотрел меня с ног да головы, словно экспонат на выставке.

— Не может бы-ы-ы-ть, — протянул он, будто в его руки попал самый редкий экземпляр. — Крысёныш, ты ли это?

Моё лицо выражало полное спокойствие. Но внутри я готова была вскипеть, как чайник на плите.

— Что будете заказывать? — спокойно спросила я.

— Крыса, а тебе идёт эта форма, — словно не расслышав, бросил Гарольд и дёрнул подол моей юбки.

Я не стала обращать внимания на эту выходку, а вот его друзья залились смехом, предвкушая дальнейшее развитие событий.

— Вы будете что-нибудь заказывать? — ещё раз спросила я.

— Ммм… да, будем, — обратился к друзьям он и, словно пытаясь припомнить, начал: — Фед, что ты там хотел? Виски? Крыса, нам три виски, — повернувшись обратно, сказал он. — И побыстрее. Покажи, как ты умеешь бегать на своих крысиных лапках.

— Простите, но мы не наливаем алкоголь несовершеннолетним, — монотонно ответила я, — к тому же, вам надо за барную стойку, а не за столик.

Гарольд бросил взгляд на бармена и осознав, что там им алкоголь не нальют, продолжил играть со мной, словно с пойманной в ловушку крысой.

— Это мы-то несовершеннолетние? — возразил он. — Да нам уже давно исполнилось восемнадцать. В отличие от тебя, — и Гарольд посмотрел мне в глаза. К слову, с его короткой стрижкой и серьёзно вытянувшимся лицом он вполне мог сойти за совершеннолетнего.

Обслуживая парней за соседним столиком, Грет изредка бросала взгляд на нас, наблюдая за разыгравшимся представлением.

— В таком случае, предъявите паспорт, — ответила я. Надо было вливаться в игру Гарольда — не вечно же быть жертвой.

— Дома забыл, — резко, словно заранее подготовив ответ, сказал он. — Ну так где наш виски?

— Ничем не можем помочь: не продаём алкоголь несовершеннолетним, — словно робот, я на автомате повторяла одни и те же фразы.

— Крысёныш, ты что, не слышишь меня? Тебе от вечного пребывания в помойке уши заложило? Принеси. Нам. Виски, — уверенно продолжил Гарольд, делая акцент на каждом слове. А потом резко схватил меня за руку, и я чуть не выронила блокнот. Крепко сжав её, он пристально посмотрел мне в глаза. — Ты поняла, Крыса?

Фед и Карл молча наблюдали за нашей шахматной партией, в которой у меня остались лишь пешки. У парней были слегка обеспокоенные лица. Возможно, они тоже поняли, что Гарольд заигрался. Не в силах больше сдерживаться, я хотела выплеснуть эмоции. Уж если я смогла бросить вызов отцу, то и этим отморозкам смогу. Собрав волю в кулак, в свободной руке я сжала ручку острым концом вперед и размахнулась, готовая воткнуть её Гарольду в глаз. Как только я подумала о том, как он закричит, как брызнет на пол кровь, как только сам Гарольд успел испугаться и отпустить меня, за моей спиной неожиданно появилась Грет и резко перехватила мою руку, спокойно оттолкнув меня назад.

— Что вам угодно, юноши? — улыбаясь, произнесла она.

На мои глаза наворачивались слезы, я чувствовала себя ребёнком, у которого отняли любимую игрушку — а теперь успокаивают невинными тихими фразочками типа «всё будет хорошо».

— Ваша официантка чуть не убила меня! — крикнул Гарольд.

— Вероятно, это было недоразумение, — сказала Грет, — что вы будете заказывать?

Гарольд бросил злобный взгляд в мою сторону и, поняв, что в этой войне он может проиграть, смирился.

— Нам три виски, — серьёзно сказал он.

— Хорошо, — ответила Грет, готовясь записать заказ, — можно ваши паспорта?

Гарольд окончательно принял поражение. Одно дело играть против одноклассницы, над которой ты издевался долгие годы, и совсем другое — идти против системы и бросать вызов незнакомцам, к тому же, настроенным решительно.

— Чёрт подери, — злобно сказал он, встав со стула и вынудив друзей сделать то же самое, — что происходит в этой помойке?! Сначала научите своих официанток себя вести, а потом уже устраивайте их на работу. — Гарольд вышел из-за стола и встал напротив нас с Грет. Она стояла чуть впереди меня, словно защищая. — А ты… — Гарольд ткнул в меня пальцем, но встретился со злобным взглядом Грет, в то время как я желала исчезнуть, раствориться. — С тобой я потом разберусь. Фед, Карстен, пойдёмте отсюда. Ноги моей здесь больше не будет, — бросил Гарольд и удалился. Вслед за ним вышли и его шавки.

«Всё-таки его звали Карстен» — пронеслось у меня в голове прежде, чем Грет повернулась ко мне и просверлила меня взглядом.

— Что это, блядь, сейчас такое было?!

— Прости, — виновато ответила я, — я не хотела.

— Ты не хотела что? Калечить его? Ты понимаешь, сколько проблем у нас могло бы быть, не появись я вовремя? — отчитывала меня Грет.

Я не знала, что ответить. Я понимала, что у этого поступка могли быть серьёзные последствия. Но в тот момент я на мгновенье почувствовала себя свободной. От родителей, от школы, от одноклассников, изводивших меня. И впервые в жизни захотела отомстить. Но Грет, стоящая на страже здравого смысла, а не наивных рассуждений о справедливости, была права.

— Ещё одна подобная выходка, — продолжила она, — и ты лишишься работы. Ты меня поняла?

Я молча кивнула, и Грет ушла обслуживать посетителей.

Весь оставшийся день мы молчали. Каждый чувствовал, что, заведи мы разговор о произошедшем, ни к чему хорошему это не приведёт. Я бегала с заказами и ловила на себе косые взгляды Грет. В конце дня я переоделась и уже собралась уходить, когда Эмиль, выйдя из кабинета, подозвал меня к себе.

Мы прошли в кабинет, и я закрыла за собой дверь.

— Садись, — сказал Эмиль, показывая на стул.

Я молча села. Эмиль достал из ящика стола сигару и миниатюрную гильотину.

— Ну, как тебе у нас? — спросил он, отрезав кончик сигары. — Нравится?

— Да, — вежливо улыбнувшись, ответила я, — всё отлично.

— Вижу, тебе удалось влиться в наш дружный коллектив, — он раскурил сигару и выдохнул облако дыма. — Не было никаких проблем сегодня?

— Нет, всё было хорошо, — ответила я. Не говорить же, что я сегодня чуть не покалечила одного из клиентов.

— Нет? А мне показалось, что вы с Грет что-то активно обсуждали у одного из столиков… — Эмиль явно знал больше, чем мне показалось.

— Грет просто рассказывала мне, что здесь и как, чтобы я быстрее втянулась в работу.

Эмиль уже собирался было что-то ответить, но в кабинет вошла Грет.

— Я тут… — начала она, но, увидев меня, удивилась и не закончила фразы.

— О, Грет, — обрадовался Эмиль, — заходи, мы тут как раз тебя обсуждаем.

— Да? Что-то конкретное?

— Ничего особенного. Мне просто интересно, не было ли сегодня никаких проблем с клиентами?

На мгновенье мне показалось, что Грет всё расскажет. Но потом что-то подсказало мне, что она этого не сделает. Грет посмотрела сначала на меня, потом на Эмиля и ответила:

— Нет, всё в порядке.

— Вот и чудесно, — улыбнулся он, — а ты что-то хотела?

— Да, забери ключи от кухни, — Грет достала из кармана связку и положила на стол.

Эмиль встал, забрал ключи и подошёл к Грет поближе.

— Хорошо, дочка, — сказал он, поцеловав её в затылок.

Грет же попыталась отвернуться.

— Спасибо, иди домой. Я немного задержусь.

Дочка? Так я получила ответы на вопросы, которыми давно уже задавалась. Теперь понятно, почему Грет кричала на Джеррита, почему все её так боятся и почему она так много себе позволяет. Кажется, и мне стоит быть с ней поосторожней, если я хочу и дальше работать здесь.

Грет вышла, и Эмиль снова уселся в кресло, сделав затяжку.

— Ну, если тебе всё нравится, и ты действительно хочешь работать здесь, то жду тебя завтра в семь. Завтра пятница, к вечеру будет много работы.

— Хорошо, — ответила я, не совсем представляя, что меня ждет, — буду к семи.

— Вот и славно, — подытожил Эмиль, выпустив дым изо рта, — можешь идти.

— Спасибо, до свидания.

Я вышла из кабинета и направилась к Лейле. Эмиль только проводил меня взглядом. Мой первый рабочий день был закончен.

Когда я вернулась к Лейле домой и собиралась ложиться спать, она только встала на работу: стояла в ванной, прихорашиваясь перед зеркалом. Её яркая красная помада идеально подходила к платью. Поправив свои золотистые кудри, спадающие на плечи, Лейла вышла из ванной, села на край кровати и спросила:

— Как твой первый рабочий день?

Я сидела на полу, играя с Кубиком, радовавшимся моему возвращению.

— Ну, всё прошло хорошо, — неуверенно сказала я, будто убеждая в этом саму себя.

— Что-то по тебе не видно. Что-то случилось?

Я понимала, что Лейле можно доверять, можно открыться, и рассказала про ситуацию с Гарольдом. Она внимательно слушала.

— М-м-м… — протянула Лейла, — не переживай. Со мной тоже такое бывает, когда что-то находит и хочется крушить всё подряд или хорошенько кому-нибудь врезать. Только недавно одному человеку удалось меня выбесить, и я не сдержалась от хорошей пощечины.

— И кто же этот человек?

— Да так, неважно, псих один, — отмахнулась Лейла.

Я не стала расспрашивать её о подробностях, понимая, что это не моё дело. Лейле, по всей видимости, эта тема была неприятна, и она постаралась вернуть разговор в прежнее русло:

— Познакомилась с кем-нибудь в баре?

— Да, с Грет, — ответила я, — официанткой.

— Грет… — протянула Лейла, словно пытаясь вспомнить имя, — а, дочка Эмиля, — она на миг удивилась, словно поняла, что сболтнула лишнего. — Ты же знаешь, что она его дочь?

— Да, узнала.

— Хорошо. Я рада, что тебе там понравилось.

— Спасибо, — сказала я, вспомнив, что так и не поблагодарила её за то, что помогла мне устроиться.

Кубик выскочил у меня из рук, забежал обратно к себе в коробку и начал доедать крошки, что у него остались.

— Кстати, насчет Кубика, — сказала Лейла, словно только сейчас вспомнив что-то важное, — хотела тебе сказать. Сегодня звонила хозяйка квартиры, обещала завтра зайти.

— Хозяйка? Так это съемная квартира?

— Конечно, я пока ещё не могу себе позволить свою, — ответила Лейла, — но это пока. Так вот, я не думаю, что она очень обрадуется, узнав, что по её квартире бегает крыса.

— И что нам делать?

— Я не вижу вариантов, кроме как попросить тебя взять Кубика на работу.

— Но если кто-нибудь узнает…

— Да, если кто-нибудь узнает, тебе может влететь, так что постарайся где-нибудь его спрятать. Хотя бы в своем шкафчике, — ответила Лейла.

— Хорошо, — решилась я, — я возьму его с собой. Надеюсь, ему понравится.

— Я тоже надеюсь, — улыбнулась Лейла, — а мне пора. Отдыхай.

— Удачи, — только и успела ответить я прежде, чем Лейла вышла из комнаты.

На следующий вечер в баре действительно было шумно. Он был наполнен громкой музыкой, неоновым светом и множеством людей. Вся барная стойка была занята: и молодыми парнями, которым бармен отказывался наливать алкоголь, и прилично одетыми дамами, ожидающими кавалера, который их угостит. Слева стоял шест, на котором танцевали стриптиз красивые девушки. Вокруг собралась толпа мужчин, прожигающих свою жизнь. Мы с Грет не успевали разносить заказы, да и к шкафчику на кухне, где я заперла Кубика, я старалась подходить как можно чаще. Из-за шума в баре его скрежет по металлическим стенкам никто не замечал, и я могла не волноваться, что его обнаружат.

— Что будете заказывать? — спросила я у мужчины в деловом костюме, сидевшего в компании симпатичной брюнетки.

— Нам, пожалуйста, бутылку Рислинга, — ответил он, переглянувшись с девушкой, мило улыбнувшейся, словно одобрившей заказ.

— Хорошо, через несколько минут принесу, — я записала заказ в блокнот.

Сквозь толпу людей, веселящихся в пьяном угаре, я прошла на кухню. В ту же секунду за мной следом вбежала Грет, крикнув поварам заказ. По её измученному лицу было ясно, что она не успевает обслужить такой большой наплыв клиентов.

— Рут, отнеси это, пожалуйста, за пятый столик, — она протянула мне тарелку с жареной рыбой и гарниром.

— Но мне надо отнести это за седьмой, — ответила я, показав бутылку.

— Справишься, — бросила Грет и, взяв другой заказ, удалилась в зал.

Я отнесла вино молодой паре и поставила заказ на пятый стол — компании студентов. Я расслышала, как один из них бросил фразу: «А симпатичные официантки здесь работают», но не стала долго думать об этом. Я вытащила из кармана корм, который по дороге на работу купила для Кубика, и подошла к шкафчику. Открыла дверцу, и Кубик посмотрел на меня понимающим и взволнованным взглядом.

Нагнувшись, я насыпала корм, который Кубик тут же принялся есть.

— Рут, что ты там делаешь? — услышала я окрик Грет. — Давай за четвертый столик, принимай заказ.

— Иду!

Я выбежала в зал.

— Что будете заказывать? — спросила я у молодого парня, сидевшего в одиночестве. Он казался взрослым, но был одет словно подросток, и выглядел так, будто не спал несколько дней. Его тёмные волосы торчали в разные стороны, взгляд был уставшим, на лице была недельная щетина.

— Красавица, можно мне пива и любую закуску, — сказал он, бросив на меня взгляд и улыбнувшись.

— Скоро будет готово, — ответила я и прошла на кухню.

Посмотрев на шкафчики, я поняла, что забыла закрыть свой. Забыв про заказ, я подбежала к нему и обнаружила, что Кубика там нет. Я только успела подумать о том, что мои дела плохи, как из зала раздался оглушительный визг, который было слышно даже сквозь музыку. Выбежав из кухни, я увидела как брюнетка, которой я приносила вино, встала, размахивая руками.

— Там крыса! Крыса! Альберт, убери её! — просила она своего ухажера.

Мне показалось, что ещё чуть-чуть, и она залезет на стол, пытаясь спастись от бедного Кубика, который наверняка боится её не меньше, чем она его.

Я бросилась туда. Сквозь множество ног посетителей я не могла увидеть Кубика. Я ходила по залу, пока не врезалась в человека.

— Извините, из… — начала было я, но как только подняла голову, увидела воплощение всех своих кошмаров. Прямо передо мной стоял отец.

— Так вот ты где, значит, — злобно сказал он. — А я тебя по всему городу искал.

Я попятилась назад, но он схватил меня за руку. Я понимала, что он может сделать со мной, что угодно — ведь в этом хаосе, который произошел из-за Кубика, все были заняты лишь поиском крысы.

— Пошли домой, — грубо сказал он, потянув меня за собой.

— Нет! — резко ответила я, начав вырываться.

Не знаю, Гарольд ли распустил слух о том, что я работаю здесь, или отец по счастливой случайности зашел сюда выпить, но я не собиралась из-за этого совпадения возвращаться домой, к прежней жизни.

— Ты… — закипал отец, успевший уже выпить, — ты что себе позволяешь?! — и он замахнулся на меня второй рукой.

Я только и успела испугаться и закрыть глаза, как получила сильную пощечину, от которой упала бы на пол, если бы отец не удерживал меня.

В следующую секунду к нему подбежал парень, которому я должна была принести пиво, и со всего размаху ударил отца в челюсть. И, хотя отец был в два раза больше его, от удара он потерял равновесие и отпустил меня. Парень тут же повалил его на пол и продолжил избивать. Некоторые посетители бросились их разнимать, я отошла назад и, увидев Кубика, схватила его и выбежала из бара. На глаза наворачивались слезы. Кажется, это был мой последний рабочий день.

5

КОМАНДА БУНТАРЕЙ

Моя жизнь с бешеной скоростью катилась в пропасть. Сбежав из клиники, я понятия не имел, куда идти и что делать. В белой больничной пижаме я привлекал к себе слишком много внимания. Я сворачивал в глухие дворы и переулки, перебежками добираясь до квартиры Сиджи. В спешке пробегая мимо секонд-хенда, я на мгновенье всерьёз задумался о том, чтобы его ограбить и взять хоть какую-то другую одежду. Терять мне всё равно уже было нечего. Но вряд ли такое грозное оружие как ручка могло сработать на продавцах. Когда я уже отчаялся, то и дело ловя на себе косые взгляды, в одном из глухих дворов я увидел следующую картину: молодой парень стоял под окнами дома и кричал что-то девушке, высунувшейся из окна последнего этажа. Та кричала на него в ответ, вдогонку бросая из окна вещи. Тяжелый чемодан, пролетев пять этажей, приземлился на ступеньки крыльца, раскрылся, и из него вывалилась куча вещей. Следом полетели рубашки, майки, какая-то статуэтка, разбившаяся об асфальт, магнитофон. Парень, явно будучи нетрезвым, подбирал всё это с земли и складывал в своей синей ауди.

— Тупая сука, — приговаривал он вслух, явно боясь крикнуть это на всю улицу.

Как только он сел в машину и громко хлопнул дверью, я постучал ему в стекло.

— Кто там ещё? — сказал он, открывая окно.

— Парень, ты сумку забыл, — ответил я, подняв в руке мужскую барсетку.

Он взглянул на меня совершенно тупым взглядом: в его глазах читалась только дикая усталость и пустота. Изо рта у него воняло перегаром. Он не сразу принял мою белую пижаму за форму психа.

— Спасибо, — сказал он, взяв барсетку.

— Не подвезёшь меня?

Тот снова бросил на меня равнодушный и тупой взгляд. А после кивнул и открыл дверь.

— Тебе куда? — спросил он, когда мы поехали.

— В Нойкёльн, — тихо ответил я.

Он ехал очень неаккуратно, грозясь вот-вот выехать на тротуар и сбить какого-нибудь пешехода. Я понял, что, если его остановит дорожная полиция, конец не только его правам, но и моей свободе. Тем не менее, другой такой возможности поймать попутку, водитель которой не отвезет меня обратно в клинику, не представилось бы.

— А конкретнее?

— Высадишь, где тебе удобно будет, — ответил я.

Тот лишь кивнул в ответ.

Мы выехали из спального района и влились в поток машин на автостраде.

— День не задался, да? — ухмыльнувшись, спросил парень, обратив внимание на мой внешний вид. Кажется, до него наконец-то начинало доходить, что он только что подобрал психа.

— Ну, что-то типа того, — ответил я.

— У меня вот тоже. Ну, ты сам всё видел, да? — спросил он. — Тупая дура. Только и могла, что выносить мне мозг. Три года вместе прожили, представляешь? Три года, — чуть громче повторил он.

Я понимающе кивнул.

— А сегодня она узнала, что я ей изменяю. Нет, ты не подумай, ничего такого не было. Сходил с подругой в кино, попили кофе после, ну и нас кто-то увидел из подруг моей девушки, вот она и закатила истерику. Выгнала меня из дома, выкинула вещи. — Он сделал паузу. — Кстати, судя по твоему внешнему виду, — он вновь посмотрел на мою рубашку, — тебе этот хлам пригодится больше. Его там слишком много, так что… в общем, можешь взять себе что-нибудь.

— Серьёзно?

— Да, бери, что хочешь.

— Слушай, а тебя ничего не смущает? — решил поинтересоваться я. — Ты ни с того ни с сего подвозишь человека в пижаме, который, судя по виду, только что сбежал их психушки, и не опасаешься за свою жизнь, так ещё и предлагаешь помощь. Просто это выглядит странно. Но за вещи спасибо, — я перевалился через сиденье и взял первую попавшуюся рубашку и джинсы.

— Да мне уже насрать на свою жизнь, понимаешь? — заплетающимся языком сказал парень. — Просто нас-рать. Меня бросила девушка, я вот-вот лишусь работы и возвращаюсь жить к родителям. Даже если ты решишь меня грохнуть, мне всё равно — только одолжение сделаешь.

— А если я опасен и убью кого-нибудь ещё?

— Ну и что? — пожал плечами парень. — Я же их не знаю. Ты же не собираешься убивать моих близких… Хотя, слушай, может, ты подружку мою грохнешь?

Я лишь исподлобья посмотрел на него, давая понять, что с таким не шутят.

— Ладно-ладно, — он отпустил руль и поднял руки в сдающейся позе, — я пошутил.

По радио в машине начали передавать новости.

«Только что из районной психиатрической больницы сбежал опасный пациент. Был одет в белый больничный халат. Рост 180 сантиметров, тёмные волосы. Если вы обладаете какой-либо информацией о его местонахождении, немедленно сообщите в полицию».

— Чёрт, похоже, ты и правда сбежал из психушки, — сказал он, — наверное, жизнь у тебя веселее, чем я думал.

— Да уж, веселее некуда.

Вскоре мы оказались в нужном районе. Я поблагодарил парня, пожал ему руку и вышел из машины.

Сиджи не оказалось дома, чёрт бы его побрал. Почему никогда в нужный момент его не бывает дома? Я не знал, что делать. Никто, кроме Сиджи и Лейлы, не знает этого адреса, так что вряд ли сюда придут с обыском, но оставаться мне здесь не хотелось. Я переоделся, взял немного денег, пачку сигарет и вышел из дома, совершенно не понимая, куда идти. Не понимая, ради чего всё ещё продолжаю держаться на плаву, стараясь не потерять рассудок. Теперь все люди и вещи, имеющие какую-либо ценность, исчезли. В этом был виноват и я. Я сам разрушил этот карточный домик. Единственное, чего я сейчас бы хотел, это поговорить с Сиджи, излить ему душу, пожаловаться на жизнь, рассказать про психушку и, наконец, спросить про бродягу. Но телефона у меня не было. Казалось, что весь мир сговорился против меня и цветным пятном расплывается у меня под ногами, засасывая в разноцветный плавящийся ад.

Я нашёл спасение в местном баре «Dreckiger Hans». Народу здесь было достаточно. Можно было затеряться среди толпы, ведь никто не станет искать меня в баре вечером среди громкой музыки, девушек на шестах и света софитов. Этот бар — некий домик над головой в детской игре в «догонялки». Здесь люди прятались от того, что творилось снаружи: от работы, от постоянной беготни, от важных дел. Перекрикивая орущую из колонок музыку, милая официантка, которая была явно слишком молода для такой работы, спросила у меня заказ. Её рыжие волосы были собраны в хвост, во взгляде читалась доброта и какая-то детская наивность.

— Красавица, можно мне пива и любую закуску, — сказал я и вежливо улыбнулся.

— Скоро будет готово, — ответила она и удалилась.

Здесь ничего не изменилось за те месяцы, на которые я выпал из жизни. Последний раз, когда я здесь был с Сиджи — всё было точно так же. Та же публика, те же стриптизёрши, тот же плейлист. Правда, этой официантки я раньше не замечал.

Я откинулся на спинку и закрыл глаза, растворившись в этом шумовом куполе и пытаясь осознать моё возвращение в прежнюю жизнь. В прежнюю разрушенную жизнь. Когда я сидел в психушке — мне ничего не приходилось решать, не приходилось бегать от полиции, не приходилось решать какие-то проблемы. На мгновенье возникла глупая мысль, что там было лучше. Но нет. Я просто устал. И теперь мне нужен был какой-никакой отдых. Нужно было раствориться в своей старой жизни, чтобы собрать себя заново по частям, восстановить все утерянные в памяти фрагменты.

Мои размышления прервал громкий отчаянный вопль. Я резко открыл глаза и, повернувшись, увидел девушку в платье, поднявшуюся со своего места. Она топталась на месте, не зная, куда деться. Ещё чуть-чуть, и она бы залезла на стол.

— Там крыса! Крыса! Альберт, убери её! — не переставала визжать она.

Крыса? Крыс в этом баре я тоже раньше не замечал. Этот мир становился всё абсурднее и интересней. В зале поднялась паника, люди повскакивали с мест, повытягивали шеи, желая собственными глазами увидеть грызуна. Кто-то из особо пугливых забрался с ногами на стул. Из кухни выбежала та рыжая официантка и в спешке принялась искать животное. Краем глаза я заметил, как она столкнулась с мужчиной. Тот схватил её за руку и начал кричать. После недолгой словесной перепалки он дал ей пощёчину. Не знаю, что мной тогда двигало — хотел ли я защитить эту девушку или просто подраться, но я встал и направился к нему. Вот он-то и ответит мне за всё плохое, что со мной случилось, вот на нём-то я и выплесну эмоции, которых слишком много накопилось во мне. Я подбежал к нему и с размаху ударил в челюсть. Он упал, а я продолжал бить его по лицу, отключившись от всего остального мира. Через несколько секунд его лицо предстало передо мной в виде разноцветной каши. Голова начала гудеть сильнее обычного, но я не прекращал бить разноцветную лужу, которая ещё недавно была человеком. Так продолжалось до тех пор, пока меня силой не оттащили. Кто-то кричал, что скоро здесь будет полиция. Я посмотрел на свои руки, переливавшиеся всеми цветами радуги. Поняв, что я привлёк к себе слишком много внимания, я выбежал из бара.

Через пару домов, в тёмном переулке я увидел эту рыжую девчонку. Стены вокруг были изрисованы граффити, тусклый свет фонаря почти ничего не освещал. Она сидела на ступеньке и прижимала к себе крысу. Я подошёл и молча встал рядом с ней, облокотившись о стену. Девушка вздрогнула, увидев меня, но тут же поняла, что не стоит бояться своего же спасителя.

— Спасибо, — тихо сказала она.

Я отмахнулся, показав, что это ерунда, достал из пачки сигареты и протянул одну ей.

— Будешь?

Она неуверенно взяла её. Я наклонился и чиркнул зажигалкой, а потом закурил сам. Девушка сделала короткую затяжку и закашлялась.

Конец ознакомительного фрагмента.