Разная. Сборник малой прозы за чашечкой кофе

Оля Гарталова

«Жизнь каждого человека состоит из множества историй, романов, боевиков или фэнтези, и каждый из нас является их уникальным автором. Мы лихо закручиваем сюжет или оставляем повесть с открытым концом, ожидая её продолжения. Добавляем ритм в те события, которые хотим пережить быстрее, или замедляем мелодию ускользающей прозы значимых дней.Вот и у меня скопилось немало историй из жизни, которым не хватило места в серьезных работах, но которыми мне бы хотелось поделиться с вами за чашечкой кофе.»

Редактор-корректор Мария Краснова

© Оля Гарталова, 2023

ISBN 978-5-4493-3007-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Савельево.

Такая разная любовь

Моё собственное одиночество

27 лет спустяДурой была, что греха таить, сама виновата…

–…А сейчас мне пятьдесят семь… Дурой была, что греха таить, сама виновата!

Одиноко порой — не скрою. Когда по посёлку иду, да если погода не задалась и пасмурно вокруг — одиноко. Редкая машина проедет, а я всё с надеждой смотрю, а вдруг он? А вдруг всё-таки он? Но нет. Его нет.

И тогда я саму себя винить начинаю за своё собственное одиночество. За то, что сумки сама себе несу, постель стелю и кушать готовлю одной себе, за то, что… да, знаешь, за всё виню саму себя!

Он со мною был в последний раз…

Он со мною был в последний раз. Я тогда даже не знала, что в последний раз его целую и обнимаю. Всё как всегда: позвонил, попросил выйти на встречу, хотел куда-то пойти, ну, знаешь, погулять или прокатиться. У нас ведь в посёлке идти-то особо некуда.

А я его уже ждала. Всё самое лучшее для него надела, накрасилась.

Машина подъехала, я сразу же села в неё, чтоб никто не видел, что за машина и кто в неё сел, — у нас в посёлке слухи, словно ручьи по весне разливаются.

Прокатил меня опять до города, по центру прокатил. Нам хорошо вместе было.

Все наши встречи были похожи одна на другую. Он сначала холоден со мной, нерешителен, словно в первый раз заговорил со мной. Я стесняюсь. За разговором он изменился, обнял меня, поцеловал, а я всё смотрю на него и взгляд отвести не могу.

Только в этот раз он руку мою взял и поцеловал в ладошку. Так непривычен этот жест для меня был. Положил себе на колено, похлопал. Завёл машину и отвёз меня домой.

Всё так же на прощанье прошептал: «Созвонимся».

Я вышла, а он уехал.

Замуж за него?

А зачем мне за него замуж?! С этим всё так сложно… Да и не одела бы я платье белое в тридцать лет! Воспитана я так.

Да он и не звал. Не видел он меня женой своей. Говорю же, там всё сложно с этим.

А вообще, замуж я мечтала, конечно. И платье хотелось. Когда мы только встречаться начали, у меня как раз все эти мечты были. Но он их как-то рассеял, или я сама рассеяла, уж не вспомню.

Да и что мужья? Только женятся — так сразу налево бегут — за интригой, острыми ощущениями. Брак — это иллюзия. За примером далеко не ходи.

Дети?

Дети? Вот только если дети…

Вон они, во дворе гуляют. Весёлые, озорные. Я им порой конфет вынесу, они со всеми остальными делятся, любят меня.

Подросли уже — не узнаешь, бывает, приедут на выходные — лицо мамки с папкой, как в детстве, но уже что-то не то в них. Блеск в глазах потух, что ли…

Я всё смотрю на них и любуюсь.

Жаль, что не мои дети-то… соседские!

Но уже ничего не поделаешь. В пятьдесят семь только за границей рожают. А в России в пятьдесят семь тебя в магазине обсчитывают.

Одна живу. Его иногда вспоминаю. О многом думаю сейчас. Жаль, что тогда не думала.

Снимок

То время, что с ним я провела, пролетело, будто час жизни прошёл. Я его лицо уже и не вспомню, пока на фотографию не посмотрю. Смешно порой — семь лет жила, как во сне, да и не сказать, что сон тот был так хорош, что и просыпаться не хотелось. Всё как в тумане сейчас вспоминаю. Сначала познакомились, потом закрутилось, а затем я вся в это погрузилась, так и осталась с тем, во что с головой ушла.

Не спорю, легко мне жилось, лишь иногда по ночам в подушку плакала от отчаяния, как будто я должна что-то понять, догадаться, но не понимаю, о чём именно?

Помню, когда я этот снимок сделала, он недоволен был — не любил фотографироваться. Я сказала, что сожгла, а сама между книг спрятала.

Не разрешал, да я особо-то и не возражала…

Я в то время в городе работала. С петухами просыпалась и ни свет ни заря уже на станции в электричку садилась. А к семи возвращалась домой.

Работала у одного частника, контора наша была из средних: не маленькая, но и не корпорация, как тогда было модно называть.

Раза два в год фирма устраивала корпоративные вечера. Только он меня на них не отпускал. Считал, что там делать мне нечего, мол, там непристойности всякие творятся.

Помню, у нас тогда девчонка работала, шустрая такая, Ольгой звали, всегда улыбалась, у неё в жизни не всегда всё гладко было, но она всегда улыбалась. Как-то раз она меня спросила:

— Если он тебе не разрешает никуда ходить, сам-то он тебя куда-нибудь водит?

Я на какое-то время даже растерялась, не знала, что ей ответить. Что-то внутри шевельнулось тревожное, и я промямлила:

— Я никогда об этом не думала… Нет, ну водит уж, конечно…

Она посмотрела на меня так внимательно и опять улыбнулась, а я поняла, что именно она имела в виду.

Он сам часто в городе бывал, приезжал ко мне в обеденный перерыв, возил в кафе обедать, но, что тут скрывать, за семь лет раз пять от силы наберётся. Да и не это было важным, а то, что он у меня какую-никакую жизнь отнимает, а сам вдыхает её всей грудью.

На работе все всё понимали по-своему, кому во что верить хотелось. Для того времени он неплохо зарабатывал. Помню, тогда напарница мне даже позавидовала. Она одна с дочкой жила, лишь родители им иногда помогали. Дочка часто болела — тяжело ей было. Я один раз попыталась ей объяснить, что мне в жизни тоже несладко приходится, но она лишь усмехнулась, мол, мужик есть, и это уже счастье!

Не всё, наверное, со мной приключится…

Ну, было и было, что ж теперь! Жизнь ведь не кончилась! Ещё вон сколько всего хорошего впереди! Но не всё, наверное, со мной приключится. Зато он всё в жизни видел. Везде успел, а я уже что-то и не увижу. Если только со стороны, да краем глаза.

Рядом с кладбищем…

Мой путь домой проходит рядом с кладбищем, всю жизнь, что я здесь хожу, вижу, как одна вдова приезжает на могилу своего мужа.

Значит, не я одна так любила. Вот и она тоже. Но и она, и я — радости от такой любви больше не испытываем, и любви как таковой уже нет, а мы всё страдаем. Хотя и не страдаем, скорее всего, просто привыкли не радоваться.

Странное имя у мужа этой вдовы — Лялька. На портрете взрослый кучерявый мужчина, а имя… Хм, хотя, может, для неё он и был лялькой…

Я своего всегда по имени называла. Только в телефоне имя изменила, но при встрече — только по имени.

* * *

Я когда его в первый раз увидела, так и замерла. Подружки вперёд бегут, а я стою как вкопанная, на него смотрю — любуюсь. А он при всём параде: гладко выбритый, белый воротник, ботинки до блеска начищены. Стоит, как я, вкопанный, и смотрит на меня, а за рукав его маленькая девочка теребит. Он на неё так нежно посмотрел и отправил к подружкам шутливым шлепком. А потом долго её взглядом провожал. Уже тогда можно было понять, как он дочь свою любит. И от такой дочери отцы не уходят. Вот и он не ушёл…

Лялька и Петруша

Мы были сумасшедшими. Это была вспышка любви, которую подарил нам Бог, но мы поставили любовь выше Бога…

2009 год

Пал Палыч позвал меня на день рождения к одной особе. На этот же день рождения собиралась прийти Верочка, в женихи которой меня давным-давно сватали Палыч и его Светлана.

Долго придумывали причину, по которой мы с Палычем могли завалиться на девичник, ведь нас туда не приглашали, и решили сделать вид, что пришли случайно.

Потупив взоры, мы стояли в прихожей, переминались с ноги на ногу и глотали слюни, смотря, как девчонки объедаются за столом. Нас пускать не хотели, но Светлана, увидев голодного Палыча, уговорила именинницу сжалиться над нами и всё-таки впустить.

Так я познакомился с Наденькой. Увидев её, мне стало ужасно стыдно, что я пришёл без подарка. Но выдался прекрасный повод это исправить: меня отправили с бидоном в соседний магазин за молоком. И я вернулся через час без молока и бидона, но с букетом цветов. Надюше было приятно, хоть она и сетовала о пропаже жестянки.

Когда все начали расходиться, мне досталась участь провожать Верочку, которая всё-таки пришла на день рождения. Доведя её до дома, я решил вернуться к имениннице, но забыл дорогу. Пришлось поймать такси и ехать сначала к Палычу со Светой, чтоб уточнить адрес Наденьки. Дверь у Надьки была открыта…

Мы очень легко и быстро сошлись. День рождения Петруши был летом, а уже осенью мы отправились с ней в Одессу.

Вспоминая наши отношения, я бы назвал их — вечные компромиссы. Да — ругались, да — спорили, да — вредничали и упрямились, но в конце концов всегда шли на уступки друг другу.

Так, например, прожив несколько месяцев, я систематически отдавал Наденьке всю свою зарплату, но через пару дней она вся заканчивалась. Поразмышляв немного, мы решили, что теперь она, Петруша, будет отдавать мне свою зарплату и тратить её под моим присмотром.

Правда, через какое-то время я стал замечать, что у неё постоянно появлялись какие-то новые вещи, о которых я даже не знал. На моё вопрошающее выражение лица она ответила, что стала немного подрабатывать, чтобы купить себе колготки. Я спросил, зачем ей колготки, когда у неё юбки-то нет?! Но спустя минуту молчания взял её за руку и повёл в магазин за юбкой. Чего ж красоту прятать, когда колготки уже есть!

Собираясь в Одессу, я предупредил, что все расходы, кроме её билета, беру на себя. Она, конечно же, взяла с собой все свои сбережения, которые только смогла сберечь, но потратила их все уже за первые два дня. Вы бы видели лицо Петруши, когда я сказал, что и мои деньги тоже закончились… Конечно же, я пошутил — хотел проучить транжиру.

Мы были уже достаточно взрослые: Наденьке было тридцать семь, а мне сорок шесть. Я и Палыч были учёными, а Петруша со Светланой — врачи.

Жили под песни «Аббы» и «Битлз», гуляли под луной, а вечера проводили с томиком Пастернака и сами порой сочиняли недурные стихи.

Петруша после встречи со мной воспарила. Всегда в хорошем настроении, готовая покорить любые вершины! Теперь она ходила, задрав нос, всем видом говоря: смотрите, я — счастлива!

И я счастлив, что встретил её. И счастлив, что полюбил. Без Петруши моя жизнь была бы незавершённой…

Однажды она подарила мне белую болонку. Принесла за пазухой чудо с ладошку, в февральские морозы, отдав за неё пятьдесят рублей — половину своей зарплаты!

Чудо подросло и стало очень походить характером на Наденьку. В одно замечательное осеннее утро, пока Петруша была на дежурстве в больнице, я повёл Жульку (чудо с ладошку) на улицу, и эта забияка, увидев лужу, тут же прыгнула в неё. Лужа была довольно глубокой, чтобы лезть в неё в кожаных ботинках. Я стал выманивать Джульетту звуками и жестами, но попытки были тщетны: только я отходил от неё, делая вид, что гуляю сам по себе, она выбегала из лужи и неслась за мной, но стоило мне податься ей навстречу, чтоб подхватить на руки и отнести домой, как она тут же ныряла обратно. Провозившись с ней минут десять, я сходил домой и переоделся в калоши — Джульетта покинула лужу!

Пока я завтракал, пятьдесят рублей сгрызли шнурки на моих ботинках, оторвали гульфик на новых брюках и отгрызли все пуговицы на пиджаке. Наденька очень удивилась, увидев меня на пороге больницы с корзиной в руках, в которой лежали ботинки, пиджак, брюки и Жуля.

В общем, жили мы дружно и весело.

Вот уже прошло больше четырех лет с первой нашей встречи. В начале осени мне пришло приглашение из Великобритании на работу в университете. Всё это время я просил Петрушу уволиться с работы и варить мне борщи, но она не слушалась.

Я принял предложение, и вот уже совсем скоро мы должны уезжать из страны.

7 ноября 1995 года я умер. Прямо на глазах у Нади. Инфаркт.

Мы ехали в трамвае на дачу. Я, как обычно, трепал Жулю за ухо. Мне стало плохо. Я отдал собачонку Наде. Когда мы вышли на улицу, я понял, что у меня нет сил передвигать ноги. Уши словно ватой заложило.

Петруша кричит:

— Скорую! Скорую! Мужу плохо! Вызовите скорую!

Больница. Я с трудом открываю глаза. Наденька рядом. Я в её больнице. Вкололи лекарства. Стало легче. Я смог вздохнуть полной грудью и сказать:

— Петруш, ты, главное, не волнуйся, всё будет хорошо.

Надя ушла за водой, а когда вернулась, горько плакала.

Второй волной меня вырвало из жизни Наденьки, моей любимой, ненаглядной Петруши.

Я не раз слышал, как она просила Бога простить нас за то, что мы любовь поставили выше всего. За то, что не замечали того, что происходит вокруг, и жили в своём мире. Мы ведь даже в гости не ходили, считали, что, как только нам надоест терпеть присутствие друг друга, так и начнём это дело.

Она до сих пор никого не нашла, да и не искала. Говорит, что лучше не найдёт, а хуже не надо.

Похоронили меня в посёлке, где я родился и рос вместе с моими братьями. На поминках у ног Петруши крутилась племянница, пыталась успокоить свою любимую тётю Надю, чтобы та больше не плакала.

Петруша наклонилась к ней и сказала:

— Лёля, теперь у тебя есть два ангела-хранителя, твой ангел и дядя Валя, он всегда будет смотреть на тебя с неба и помогать тебе.

Лёля вытерла слёзы Петруше, и они обе подняли головы ко мне, а я смотрел на них сверху.

В комнате Наденьки висит мой портрет и наши совместные фотографии. Вот уже пятнадцать лет она начинает своё утро со слов:

— Привет, Лялька! — подмигивая портрету на стене.

Потерял будущее

2009 год

Уже прошло довольно много времени, почти восемнадцать лет, а я иногда вспоминаю ту маленькую девчонку, глядя на которую я понял, что такое счастье.

Она и её семья приезжали к нам в посёлок каждое лето. По говору можно было догадаться, что эта женщина с двумя детьми была откуда-то с Урала.

Мать, сын и дочь гостили у моих соседей каждый год и проводили здесь две-три недели в летние каникулы. Мальчишка был старший, он повсюду водил сестру за собой, хотя иногда и одёргивал её, когда та лишнего путалась под ногами.

Девчонка была озорная, весёлая, ловко взбиралась на деревья и поедала сливы, сидя на толстых ветках, дразня старшего брата, таскала уличных котов в дом, а ночью её мать отпускала их обратно на улицу.

Однажды я встретил её ранним утром. На вид девчонке не было и шести, двумя руками она тащила огромное медное ведро, напевая что-то себе под нос. За ней следом едва поспевал соседский мальчишка с двумя удочками. Шли они с местного озера.

— А мы настоящего сома поймали! — сказала она мне, наклоняя ведро.

Я улыбнулся и заглянул внутрь, рыбы было много, но сома я не увидел.

Она пожала плечами и пошла дальше. Следом за ними бежал чёрный кот, с белым воротником, высоко задрав хвост, которого она время от времени подзывала к себе:

— Митька! Кыс-кыс-кыс!

«Надо же! Даже имя успела коту придумать!» — подумал я, и ещё долго смотрел этой дружной компании вслед.

Именно тогда я понял, что было бы счастьем, если бы и моя дочь, которой этим лето исполнился всего год, стала такой же игривой и жизнерадостной. Сейчас моей дочери девятнадцать, а сыну семнадцать лет. Мы с женой воспитали замечательных детей: учтивых, вежливых, образованных. Всё, что смог, я вложил в своё личное развитие и семью.

Когда родилась дочь, я был на пике счастья. Многие считают, что именно это подтолкнуло меня стать активней в жизни, и я устроил в нашем городе первый демократический митинг, который волной прокатился по всей республике.

Я вступил в партию и позже стал её лидером, а ещё через некоторое время занялся бизнесом.

Родился и вырос я в том же посёлке. Говорят, что люди из глубинок имеют больше стремления устроить свою жизнь, чем те, кто родился в городе, а тем более в столице. Вот и я добился высот немалых, а несколько лет назад баллотировался в депутаты своего района. Выборы проиграл, но руки опускать не стал, строю дальше свой путь в жизнь.

Я строю, а моя жена нет.

Она словно застряла на одном месте. Занимается только детьми, варит мне обеды, ждёт с работы, звонит иногда. Знаю! Слышал! Во многих семьях именно так. Но!

Но рядом с такой женщиной я теряю будущее. Бесспорно, мы родные друг другу люди и со временем стали единым целым. Понимаем друг друга с полуслова, с полувзгляда, с полувдоха….

Но я не могу осесть и остановиться. Я хочу продолжать идти вперёд. Пусть я уже не так молод, многие скажут, что стар, — сорок семь лет! Но во мне ещё есть силы идти дальше, и я хочу идти и строить своё будущее. Ведь будущее начинается уже завтра.

Два года назад, вернувшись домой позже обычного, когда вся семья уже спала, я сел на террасе своего большого дома, смотрел на падающий снег и думал о том, что вот она — старость, подкралась незаметно. Жена под боком, взрослые самостоятельные дети с большими планами на будущее, а у меня планов нет, а значит, нет и будущего.

Я благодарен судьбе за то, что, несмотря на все мои ошибки, она дала мне всё, что я хотел. Давала порой не к месту, с опозданием, когда я терял надежду, или работала на опережение, в то время, когда у меня был спланирован каждый шаг. Я принимал всё и был благодарен.

А сейчас я опустошен. Все глобальные цели достигнуты, я сумел обеспечить исполнение желаний детей, жены…

Вот только для жены у меня сейчас ничего нет. Искра пропала уже давно. И не только у меня к ней. У нас это взаимно.

Я всего добивался сам, она вдохновляла меня и изредка подсказывала. Пока я создавал будущее, она создавала семью. И за это я ей благодарен. Без такой женщины рядом я бы не смог обеспечить себе продолжение рода, что было очень важно для меня.

Но она остановилась. На какой-то момент я обернулся назад и увидел две совершенно разные линии судьбы: свою и жены. Каждый шёл своей дорогой, к исполнению своей заветной мечты, лишь иногда соприкасаясь. И, чем ближе к сегодняшнему дню, тем точки соприкосновения случались всё реже.

Иногда я краем глаза наблюдал, как она идёт по своему пути, уверенно и упрямо гнёт свою линию, лишь иногда держась за моё плечо. Я уже давно не просил её руки помощи, возможно, зря…

Но знаю одно — её движение всегда подталкивало идти и меня. Я не мог стоять на месте рядом с такой женщиной. Но почему остановилась она?

* * *

Первый толчок к будущему после его крушения на зимней террасе случился через полгода, когда меня пригласили на турбазу отметить день рождения фирмы, которая арендует весь верхний этаж в моём офисном здании.

Собралось около ста человек, погода располагала к отдыху на природе. Девушки накрывали шикарные закуски на столы, пока мужская половина тайком от них выпивала. Кто-то играл в волейбол, кто-то обсуждал работу, машины, президента, машину президента, одна молоденькая девчонка в жёлтой шапочке, больше похожая на пацанку, ходила с фотоаппаратом и запечатлевала всю эту атмосферу. Я же прибился к высшему руководству, и мы развлекали друг друга старыми анекдотами.

Откуда-то появился футбольный мяч. И добрая часть мужиков рванула на поле соревноваться командами в футбол.

Одному начальнику подразделения не повезло, и в его команде оказались две девушки, одна из которых была пацанка с фотоаппаратом, а другая — неуклюжая, но очень старательная, женщина неопределённого возраста.

Когда они заявили о своём участии в соревнованиях, хохот волной пронёсся среди игроков. Им пришлось играть с уже проигравшей командой мужчин. На это событие пришли посмотреть все, даже девушки, что готовили еду, бросили свои ножи и тарелки. Кто-то залез на трибуну и провозгласил себя арбитром. Все были в предвкушении большого веселья.

Каково же было удивление зрителей, когда команда, в составе которой были две женщины и один пьяный начальник, стала обыгрывать соперника, а затем другую команду, вторую, третью. Смех теперь больше относился к мужчинам.

Пацанка, приняв мяч от начальника, обвела двух высокорослых мужчин и забила гол в ворота противника. Затем, когда вратарь соперников сбросил мяч, она приняла его на голову и отправила в импровизированные ворота.

— Гол! — зрители ликовали.

Арбитр спустился с трибуны и стал громко кричать, чтобы поддержать их. И вот пацанке дают очередной пас и она, правой ногой перепрыгивая через мяч, бьёт по нему левой и вновь попадает в ворота!

— Го-о-л!

С полсекунды я был в замешательстве, затем резко встал и подбежал к ней, опередив арбитра, поднял на руки и подбросил вверх.

Именно этот момент дал мне толчок в моё будущее. Держа на руках пацанку, я ощутил, насколько она хрупкая и маленькая. На вид — ровесница моей дочери, может, чуть старше двадцати. И что-то в ней меня сильно цепляло, но я не сразу понял, что именно.

Насколько сильно было в этой девчонке стремление жить. То, как она играла в футбол, сымпровизированный только что взрослыми мужчинами, которые хотели доказать всем своё превосходство. Она же принимала игру как часть своей жизни, где слабые и молодые могут видеть ситуацию иначе, чем сильные и взрослые.

А что вообще знает о жизни эта пацанка!

На поле она манипулировала всеми игроками ради одной ей ведомой цели: когда мяч оказывался у неё, она, шутя, кричала

— Мальчики, за мной! — хихикала и забивала очередной гол.

Позже я увидел её цель — играть и жить, а не доказывать и самоутверждаться!

Она смутилась, когда я поднял её на руки, видимо, не хотела производить сильное впечатление. Она ликовала вместе со всеми, эта девчонка была рада тому, что рады были все. От комплиментов она лишь краснела. А кто краснеет в наше время от несущественных комплиментов? Пацанка?

Я понял, что не вижу вещи такими, какие они есть на самом деле! Мне захотелось пересмотреть свою жизнь с самого начала: как я родился, пошёл в школу, женился, получил два высших образования, как выросли мои дети, как я сидел на террасе и размышлял о том, что потерял будущее. Как я раньше смотрел на свою жену и как смотрю на неё сейчас.

Жена видит своё будущее в наших детях, ждёт момента, когда появятся внуки, планирует старость…

Но я не готов стареть! Это её будущее, не моё! Где та сила, что двигала ею раньше? Как дать ей эту силу? Но ответы на эти вопросы я не нашёл.

Секс практически отсутствует… нет, его нет совсем! Менопауза. Срывы. Непонимание. Скандалы. Злость! Я ушёл в работу. Вспоминая стремление к жизни пацанки, я сделал ставку на молодёжь и начал спонсировать спортивные игры в посёлке, в котором родился, вырос и остался жить. Несмотря на то, что я мог позволить себе шикарную квартиру в центре столицы, я остался в родных краях, впрочем, потом я позволил себе гораздо больше, чем квартира в центре.

Я агитировал молодёжь вступать в баскетбольные команды, организовывал соревнования, и теперь я видел стремление жить в лицах каждого игрока. Я окружил себя людьми, жаждущих жить. Но сам так и не стал таким человеком.

Возросла сексуальная активность. Её ещё называют похоть! Молодое тело. Я хотел молодое тело с глазами, жаждущими жить. Дорогие рестораны в компании людей, слывших кутилами и ловеласами, ночные клубы, игры, молодые тела.

Первая измена жене. Вторая, третья…

Она далась мне легко. Я во всём обвинил жену и смирился с тем, что я просто раб своего тела. Она знала обо всем. Разумеется, не от меня. Просто знала, что происходит, и молчала. Жила своим будущим. А я просто как-то жил. Ещё недавно я считал, что я нашёл зацепку, но потерял её, упустил, и даже не знаю, в какой момент.

Секс на стороне мне вскоре наскучил, в глазах я видел не желание жить, а желание разжиться. Я был приманкой, а думал, что был рыбаком. Из семьи не ушёл, да и жена меня не гнала. Дружба между нами пропала. С моей стороны было слишком подло рассчитывать на это, но какое-то время я действительно на это ещё надеялся.

Во мне осталась похоть, но я направил её в лёгкий флирт. Так я обезопасил самого себя от разочарований. Сорокасемилетний эгоист — это обо мне!

Всё больше меня печалит, что я посрамил своё существование изменами, скандалами, и если раньше мне казалось, что я потерял будущее, то теперь я понимал, что у меня больше нет и моего настоящего.

* * *

Стук каблуков оторвал меня от раздумий. Они доносились из коридора. Знакомая поступь, быстрая и уверенная. Я отодвинул стул, чтобы лучше расслышать, но тот выдал меня скрипом по паркету.

Из коридора доносилось пение женских голосов. Я вышел из кабинета и увидел, как две молодые особы вышагивают по коридору, вполголоса напевая мотив моей молодости. Я поздоровался, они смутились, видимо, знали, что перед ними стоит самый главный человек в этом здании. Неожиданно для себя я тоже смутился и быстро вернулся в кабинет.

Рабочий день подходил к концу. Весь офис опустел, последней ушла секретарь, не дождавшись меня. Да она мне была уже и без надобности. Я нанял её всего несколько месяцев назад, и вряд ли она смогла бы мне помочь с вопросом о знакомой поступи.

Это была поступь из прошлого, быстрыми и уверенными шагами она унесла меня на несколько лет назад.

Пацанка!

Точно, это пацанка! Я не узнал её сразу лишь потому, что она была на каблуках! Я не видел её больше двух лет! Она сильно изменилась.

Почему это так взбудоражило меня?! Наверное, потому, что она для меня словно призрак того самого прошлого, когда я был порядочным, не разгульным человеком. Когда я был доволен собой. Вот уж не думал, что когда-нибудь вновь почувствую себя самим собой…

Началось что-то невообразимое. Я мчался на работу ни свет ни заря, задерживался допоздна, лишь бы только увидеть её. Редкие встречи радовали меня словно маленького ребёнка подарок на Новый год.

Где она была раньше? Почему мы ни разу не встретились за это время? И она ли это? Если она, то узнала ли меня? Помнит ли?

Я не отдавал себе отчёта в том, что происходит. Я просто жил. Несколько раз мы встречались в коридоре, но дальше приветствия дело не заходило.

Как-то вечером я услышал её шаги, опять со скрипом отодвинул стул и выбежал в коридор, она как раз проходила мимо моего кабинета, повернулась и поздоровалась. Я пошёл за ней, держась на два шага позади.

Пацанка, как всегда, стремительно шла вперёд. Я пытался найти тему для разговора, но в голову ничего интересного не приходило. Она подходила к выходу, когда я, наконец, решился заговорить:

— Ну что? Рабочий день наконец-то закончен?

— Да, но завтра снова в бой! — ответила она и улыбнулась, затем добавила: — До свиданья!

— Покой нам только снится! До свиданья! — ответил я и подумал, что такое прощание действительно обнадёживает.

Я опять искал повод с ней заговорить, но она постоянно была занята. И вот однажды она сама постучалась в мой кабинет. От неожиданности я сделал вид, что очень занят и жестом пригласил её войти. Пацанка встала недалёко от стола. Когда я, наконец, освободился, она начала говорить. Медленно и рассудительно обратилась ко мне с просьбой помочь ей в выпускном исследовании, и я, конечно же, согласился. На днях она обещала занести все необходимые бумаги, которые мне нужно будет заполнить.

Мне пришлось срочно уехать из города, и наша следующая встреча отложилась на неопределённый срок. Я задержался больше, чем на две недели. Вернувшись в офис, решил, что она уже давно провела своё исследование и моя помощь ей не пригодилась. Но через несколько дней она вновь постучала в кабинет и напомнила о моём обещании.

Я был счастлив и предложил ей помочь мне заполнить все необходимые для её исследования тесты. Но это было глупо. Мне требовалось отвечать на вопросы, опираясь на собственное мнение и без чьей-либо подсказки. Пацанка тихо сидела напротив меня и ждала, когда я закончу.

Справился я довольно быстро, хоть и пытался оттянуть время. Когда мы стали прощаться, я решил расспросить её о теме диплома, но вдруг понял, что не знаю, как к ней обратиться.

— Ольга. Меня зовут Ольга.

— Точно, Ольга! — и в этот момент я решил, что именно так её и должны звать.

Следующие полгода я просто горел на работе. С пацанкой по имени Ольга мы виделись очень редко, в основном я видел её со спины, когда она уже входила в свой кабинет или исчезала в дали коридора.

Приближался Новый год. Арендаторы опять пригласили меня отметить корпоратив вместе с ними. Несмотря на то, что это больше походило на услужливость, нежели на доброжелательность, их приглашение я всё-таки принял. Вечер начинался в пять, и я был пунктуален. Всех рассадили на места, и я оказался один за столом на двенадцать персон. Пацанки нигде не было. Неужели не придёт?

Прошёл час, второй, лица в округе добрели, кто-то подтягивался на танцпол, кто-то не вылезал из курилки. Очередной конкурс объединил празднующих, и в самом его разгаре в зал вошла она. Как всегда стремительно и уверено, пацанка прошла к своему месту, будто не раз репетировала эту проходку. Бросила случайный взгляд на меня, улыбнулась, кивнула и тут же окунулась в разговор со своими коллегами.

В тот вечер она была нарасхват: один предлагал ей выпить, второй закусить, третий поговорить или потанцевать, но она вежливо всем отказывала. Наконец, её оставили в покое. Незаметно пританцовывая ногами под столом, она доедала свой салат.

Я встал со своего места и направился к ней. Не дождавшись, пока она опустошит тарелку, взял её за руку и повёл на танцпол, что-то бормоча о том, что сидя танцевать неудобно. После одного медленного танца она поблагодарила меня и вернулась обратно за свой столик.

Я не мог отвести от неё взгляд, я не мог не участвовать в конкурсах, в которых участвовала она, я не мог не танцевать, когда танцевала она. Наконец, диджей включил очередную медленную композицию, я встал и, торжественно шагая через весь зал, направился к ней. На меня смотрели все, кому не лень было смотреть. Она покраснела и опустила глаза. Я сделал джентельменский поклон головой, и она согласилась, но, как мне показалось, больше из-за моего авторитета, нежели действительно хотела со мной танцевать.

Во время танца я пытался хоть как-то заинтересовать её, но, прислушавшись к своим словам, понял, что несу несусветную чушь. Она держалась молодцом, не давала увести разговор в ненужное русло. Я вел её в танце, она вела меня в разговоре.

Конец ознакомительного фрагмента.