С точки зрения чудовища

Ольга Эр, 2022

Эта история случилась в мире, похожем на наш, но все же чуть ином. Разные слухи ходили о поместье Лоза, стоящем недалеко от деревни Малая Долина. Говорили, что много лет назад случился там страшный пожар. Что жил там беспутный, жадный до удовольствий виконт, по чьей вине погибла невинная девушка. Одни говорили, что с тех пор обезображенный виконт сходил с ума, старея в уцелевшей части поместья. Другие шептались, что старик в своем уме, капризен и щедро платит. И лишь несколько человек знали правду о проклятии, что навеки привязало нестареющего виконта к Лозе. Мелех, отец юной Исабель – один из них. Он служит виконту, храня его тайну. Но однажды Мелех заболевает и Исабель решает пойти вместо него. Кого встретит она в поместье, человека или чудовище? Есть ли способ снять проклятие с виконта? Какой секрет хранит сама Исабель? И кто вообще сказал, что в жизни может быть как в сказке?..

Глава 1

Нагруженная корзинами телега, поскрипывая колесами, остановилась у мельницы. С телеги, не дожидаясь помощи возницы, спрыгнула высокая, дородная женщина, в богато расшитой накидке. Алый платок на голове и пышущие алым же щеки, вместе с зеленой тканью платья, придавали женщине сходство с маком.

— А неплохо, неплохо сестрица устроилась, — окинула цепким взглядом прибывшая окружающий пейзаж.

Местность и впрямь была замечательная: мельница стояла на берегу реки, носящей интригующее название Затейка. Цветущий кустарник отражался в вечерней воде, перекинутый чуть поодаль невысокий мост разбивал поток, и река ворчала, шумела, спрашивала и пела на несколько голосов сразу.

Мельничное колесо молчало — мельник свято верил, что местным водяным никак не понравится, если к закату работа все еще будет кипеть. А кому охота связываться с тайным народцем и навлекать на свою голову беду?

— Милютка, душенька, наконец-то добралась! — от справного на вид двухэтажного дома к телеге, подобрав подол сарафана, бежала молодая женщина.

Сестры обнялись и расцеловались.

— Ох, добра-то ты привезла, добра, как на несколько месяцев, — растянула губы в кривой улыбке мельничиха.

— Ежели мне понравится, неужто прогонишь, Малена? — фальшиво огорчилась Милютка.

— Ну что ты, нет конечно, нам на мельнице всегда нужны лишние руки, — пропела Малена.

Возница только крякнул.

Сестры снова обнялись.

— Ну, пойдем, пойдем, ты как раз к ужину, муженек мой страсть как не любит, если опоздать, — заторопилась мельничиха, увлекая сестру за руку. Позже, разомлев от сытной еды и горячего питья, Милютка соизволила благосклонно признать, что муж у вредной младшей сестрицы не так уж и плох, разве что молчалив слишком, да задумчив. Да и дом, сразу видно с достатком, и целую комнату Милютке отдали, и перину толстую на сундук постелили, и кадушку притащили, и угли в жаровне горячими держали.

— Странность у нас одна в дороге приключилась, — вспомнила Милютка, когда мельник, пожелав доброй ночи, ушел спать, а сестры еще остались поговорить, да вспомнить девичьи времена.

— Странность? — подняла голову штопавшая мужнину рубаху Малена.

— Возница мой, дурак, свернул сперва не туда, так спасибо нам подмастерье кузнецов встретился. Аж позеленел, говорит, чего это мы прямиком к Чудищу удумали ехать, в проклятое место.

— Ах, это, — протянула сестра. — Ну дак ясное дело, что вам у виконта безобразного делать. Еще проклятье перешло б на тебя — тьфу-тьфу, охрани боги!

— Ась? — не поняла Милютка. Малена со вздохом отложила в сторону штопку.

— У покойного маркиза Докуло, благослови боги сына его кузена, Юджиса, что он не присылает никого, кроме сборщика налогов, был родной брат, граф Юлиан.

— Не слышала о таком, — сморщила озадаченно нос Милютка.

— Да откуда ж тебе слышать, если он помер давным-давно? — удивилась Малена. — Туточки они с покойной графиней несколько лет жили.

— Вот странность какая, я бы будь графиней, носа б не высовывала из роскошных поместий, да из столицы, — мечтательно вздохнула Милютка. Малена тоже на несколько секунд позволила себе замечтаться. Однако о жизни светских особ она знала мало, разве что они точно могли бы купить на ярмарке ту шитую цветами рубаху, о которой она вздыхала несколько дней, поэтому мысли мельничихи быстро вернулись обратно к реальности.

— В общем, как граф с женой богам преставились — маркиз виконта Винсента забрал к себе на воспитание, а затем и сюда отправил, — бойко продолжила Малена перечислять титулы так, будто всю жизнь при дворе и прожила.

Сестра пошевелила губами, запоминая.

— Зачем отправил-то?

Малена нанесла последний стежок и обкусила нитку.

— Да откуда ж мне знать-то, что у господ в головах творится? — удивилась она. — Знаю только, что от виконта того одни неприятности были.

— А почему виконт, если папаша его графом был? — продолжала любопытствовать Милютка. Мельничиха раздраженно повела плечами.

— Что ты все вопросы задаешь. Может, принято так у них, у господ! Ты слушать будешь или нет?

— Буду, — скривила губы Милютка.

— Ну вот. Любил виконт веселиться без продыху, да женщин, прости боги, красивых. И женщины его любили. Только вот, где господин, да простая девица, там несчастные семьи и беды. Да только боги недолго на это смотрели спокойно, — перешла на зловещий шепот мельничиха.

Милютка подалась вперед, жадно слушая сестру.

— В одну ночь, прямо в разгар праздника, дом загорелся. Говорят, виконт очень сильно пострадал, а большинство слуг разбежалось. Остались лишь самые верные, и маркиз поручил им, за неплохое жалование, ухаживать за племянником. Вот, поди, лет двадцать все ухаживают. Сами-то слуги уж умерли, так теперь их дети по наследству за виконтом смотрят.

— Сколько ж за ним еще ухаживать будут? Такую прорву денег на калеку тратить!

Малена пожала плечами.

— Говорят, он уже старик. Только старик старику рознь. Ему спину в жизни не надо было горбить. Хоть до восьми десятков лет живи. Как свекровь моя, утка старая. Все крякает, крякает, крякает, тьфу!

— И что, так прям там с виконтом настоящие слуги и живут? — Милютка пошевелила губами, пытаясь представить, сколько могут платить за уход за капризным, нездоровым умом стариком. Пойти, что ли, счастья попытать?

— Да какие там слуги. Из деревни и ходят помогать. Видать, у господ свои заморочки. Господин Юджис так платить и продолжает. Не знаю уж, лично присылает посыльного или еще как.

— А Юджис, это… — уже забыла Милютка.

— Сын кузена маркиза. А маркиз был братом графа. Который отец проклятого виконта, Чудовища, — снисходительно повторила Малена. Сама она впервые услышала историю о Чудовище несколько лет назад, выйдя замуж и переехав из своей деревни сюда, следом за мужем. И потратила целый день, заучивая титулы и родственные связи, чтобы перед местными кумушками больше с глупым лицом не стоять.

— И много этот сын кузена платит? — хищно поинтересовалась Милютка. Мельничиха покачала головой.

— Кто ж скажет? Они странные эти, кто из деревни в поместье ходит. Как ни спросишь у них про Чудовище, глаза отводят. Мол стар, немощен, требует ухода. Да только вот, что я тебе скажу. У нас все знают, нехорошее там место, проклятое. Вот с того самого пожара и проклятое. Про это еще сами освященники говорят. Мол, нечего там делать, боги отметили поместье своим гневом!

Малена зевнула.

— Давай-ка спать, сестрица. Вставать рано, да и глаза у меня за работой устали.

Сестры расцеловались в щечки и разошлись — одна в соседнюю комнату, вторая поднялась по скрипучей лестнице, аккуратно держа в руке чадящую свечу. Муж уже спал, раскинувшись на сдвинутых сундуках и тихонько похрапывая. Малена откинула тонкое, стеганое одеяло и замерла. На перине, заботливо сложенная, лежала шитая цветами рубаха.

Мимо поместья никто не ходит. Сюда не добираются всадники, здесь не гуляют влюбленные парочки. Мне кажется, что даже вороны скоро перестанут кружить над домом, а уж они-то птицы не привередливые. Воспоминания становятся совсем размытыми и тусклыми, но пока что еще я помню, как дядя стоял перед воротами — и не мог войти. Я помню, как он разевал рот, беззвучно, словно рыбина в пруду, как побагровело его лицо, и как он дернул в ярости воротник, словно тот душил его. А я тогда улыбался, я еще не понимал сути произошедшего, все казалось мне забавной шуткой, которая вот-вот закончится. Конечно, дяде не нужен был скандал вокруг его имени. Он поспешил объявить всем, что я пострадал при пожаре и тронулся умом. Освященник это подтвердил, а в храме, как я слышал, появился новенький алтарь.

Людская молва быстро превратила мое поместье в проклятое место, куда честным жителям лучше не соваться, если хотят сохранить свою душу целой. Первое время меня это устраивало, а потом стало очень страшно от прикованного ко мне одиночества, но было уже поздно.

Дядя приказал тем, кто мог пройти в поместье, следить за мной и за тем, чтобы я ни в чем не нуждался. Приказал и уехал, и за все время ни разу не прислал мне ни одного письма. Словно я и правда сошел с ума или умер. Я оказался прозорливее, и прибавил к приказу неплохое жалование. Правда, вряд ли только за жалование Марел дважды вытаскивал меня из петли и один раз выбил нож из моих рук. Я уже молчу об… остальном. О том, чего никто не видел.

Впрочем, все без толку.

Последние годы единственный вопрос, который мучает меня: что я буду делать, когда мои деньги кончатся? Если все уйдут, если я останусь один. Придет ли смерть ко мне, когда мое тело истощится, или, лишенный последних сил, я останусь навечно заперт в своей черепной коробке?

Время покажет.

А пока что…пока что Агнес разбила огород неподалеку от розария.

Петрушка, правда, завяла, но вот лук растет себе и растет.

Исабель положила в сторону книгу, загнув уголок на недочитанной странице, и на цыпочках прокралась в соседнюю комнату. Отец спал, скинув во сне одеяло и хрипло дыша. Девушка сняла с его лба высохшую тряпочку, окунула в стоящий у кровати кувшин с водой, отжала и положила отцу на лоб.

Мужчина шумно вздохнул и открыл глаза.

— Как ты? — шепотом спросила Исабель, садясь на край кровати.

— Мне кажется, лучше, чем утром, — слабо улыбнулся отец. И беспокойно приподнялся на локте.

— Скупщик приезжал?

— Тш-ш-ш, лежи спокойно, — погладила Исабель отца по руке. — Я все распишу в срок. Утром закончила с последним кувшином. Кстати, приходил Жель, принес тебе лекарство.

— Освященник? — гончар кивнул. — Он достойный человек, спасибо ему.

Говорить было тяжело, мужчина надсадно закашлялся и бессильно

откинулся на подушки.

— Пойду, приготовлю лекарство, — вскочила Исабель и чуть ли не бегом вышла из комнаты. Гончар прислушался к звону склянок.

— Четвертый день уже, а я просил два. Как бы он не осерчал… или не сделал чего, — пробормотал мужчина. — Но имею ли я право… Но деньги… Я не могу рисковать будущим Исабель.

— Исабель, — позвал гончар, решившись.

— Что случилось? — почти сразу появилась у порога девушка.

— Сядь-ка рядом, на минутку, — попросил отец, похлопывая рукой по одеялу. Исабель села и принялась нервно наматывать локон пушистых каштановых волос на палец.

— Есть один вопрос, который я хотел бы обсудить с тобой, — начал мужчина нерешительно. Начать разговор оказалось трудно.

— Тебе нравится твоя… то есть, мамина скрипка? — зашел издалека гончар.

Исабель сдвинула брови домиком.

— Она напоминает мне о маме, о том, как она играла на ней. Как она смеялась, как… обнимала меня, — Исабель запнулась.

— Но ты хотела бы обучаться в городе? — продолжал допытываться отец.

Девушка вздохнула.

— Папочка, я правда все понимаю. Где мы — и где город? Я знаю, что ты много работаешь, чтобы отправить меня учиться туда, но… жизнь в городе совсем другая, и я знаю, что не смогу попасть туда.

— Ты боишься, что над тобой будут смеяться?

— Надо мной и здесь смеются. Я боюсь, что ты погубишь свое здоровье, — ласково ответила Исабель. — Я благодарна маме за то, чему она научила меня, но я не хочу, чтобы ее… наша мечта сбывалась такой ценой, как твоя жизнь.

Гончар закашлялся.

— Видишь ли… по правде… за службу у виконта я получаю несколько… больше, чем ты думаешь, — решился он, наконец, признаться.

— Еще с годик и денег хватит на то, чтобы ты смогла отправиться в город, нашла самого настоящего учителя, и даже сняла пусть скромное, но свое жилье. Я верю, что твой талант будет оценен. Как говорила мама? Удача приходит к смелым? Кто знает, может быть это изменит твою судьбу и ты найдешь что-то… или кого-то… кто увидит, какая ты у меня удивительная.

Исабель улыбнулась, смаргивая подступившие к глазам слезы.

— Я довольна своей судьбой уже потому, что ты так искренне веришь в меня, отец. Но я не понимаю. Что значит больше? Ты приходишь в поместье помочь с садом, с домом…

Девушка осеклась. Она вдруг поняла, что никогда не расспрашивала отца, что именно он делает в поместье. Она росла со знанием, что ее дедушка когда-то служил у виконта и остался помогать тому после ужасного несчастного случая. А когда дедушка Марел умер, как-то само собой получилось, что вместо него начал приходить отец. Иногда на несколько часов в день, иногда на целый день, а иногда и вовсе пропадал в гончарной мастерской, наверстывая упущенное время.

Отец взял Исабель за руку.

— Ты думаешь, я смог бы начать гончарное дело, не получай мой отец хорошее жалование у виконта? А потом пристроить новую мастерскую? А Арел? Думаешь, это его старший сын с невесткой так хорошо стараются, что у них в доме всегда есть кусок свежего мяса? А младший так хорош в плотницком деле?

— Твои изделия хорошо покупают в городе, — тихо ответила Исабель. Это было правдой. С юного возраста, еще бегая к старому, бездетному гончару в деревне, отец Исабель влюбился в гончарное дело. Сначала таскал глину, потом старый гончар доверил помогать с заготовками, а потом талант юного гончара расцвел во всей красе. Не настолько, чтобы открыть свое дело, но достаточно, чтобы к нему сами приезжали скупщики и чтобы его товар выставляли в первых рядах.

— Этого все равно не хватило бы, чтобы твоя мама, храни боги ее душу, могла покупать на ярмарке хорошие отрезы на платья, а я — привозить тебе книги. Чтобы мы починили наш дом, чтобы ты и мама помогали мне, а не горбатились от зари до зари в поле, да в огороде.

— Что ты хочешь рассказать мне, отец? — спросила Исабель встревоженно. Ей не нравился этот разговор. Он обещал перемены, а перемены хороши только в книгах. Когда ты можешь в любой момент перелистнуть страницу или просто перестать читать. Гончар снова хрипло закашлялся и Исабель поспешно поднесла ему попить.

— Ты знаешь, что поместье зовут логовом Чудовища, — начал он, продышавшись.

«За безобразную, полную распущенности, чревоугодия и непристойности жизнь, боги покарали виконта безумием и тот, кто при жизни развращал и уничтожал все невинное, обречен на вечные муки. И всякая чистая душа не должна приближаться к поместью, чтобы зло не осквернило чистоты», — заученно прочла часть проповеди освященника Исабель.

— А теперь я расскажу тебе, как было на самом деле, — провел ладонью по намечающейся лысине гончар.

— Отец мой служил у виконта, у господина Винсента, с самой юности и говорил, что хоть тот вел жизнь разгульную, но никогда, никого силой ни к чему не принуждал и был, на самом деле, человеком одиноким и несчастливым.

Очень одиноким. Он и его приятели частенько устраивали роскошные праздники в поместье. В эти дни отцы запирали дочерей по домам, потому что немало влюбленных в виконта дурочек готовы были на все, лишь бы одним глазком взглянуть на него. В один из таких праздников в поместье оказалась и Азария, дочь самой благочестивой семьи в нашей деревни. Ну, так уверял отец. Что именно случилось в ту ночь отец не знал, но только в одном крыле поместья вспыхнул пожар, и Азария не успела убежать, в отличие от гостей и слуг. Отец рассказывал, что нареченный Азарии сам вынес ее из огня, но было поздно, и девушка умирала. Тогда, в отчаянии, нареченный проклял Винсента.

— Проклял? — зачарованно повторила Исабель, в воображении которой полыхал огонь и на руках высокого статного мужчины обмякла без сознания прекрасная девушка в белоснежном платье.

— Он пожелал, чтобы виконт был обречен на вечные муки за то, что по его вине Азария оказалась в поместье.

— Вечные? — как эхо повторила Исабель. Пожар в воображении сменился деревенским кладбищем, могилы уходили далеко к горизонту, голые деревья тянули ветки к луне, и загадочный виконт рыдал возле одного из надгробий

— Но проклятье ведь не сбылось? — посмотрела она на отца вопросительно.

Тот облизал пересохшие губы.

— Еще как сбылось. Странно, но сбылось. Вечные муки это муки одиночества и бессмертия. Виконт ни шагу не может сделать за пределы поместья, и никто из людей в поместье пройти не может. Вот уже двадцать лет ему по-прежнему двадцать три и смерть не приходит за ним. Он даже не может покончить с собой, и при этом его разум по-прежнему ясен. Винсент дышит, ест, пьет, спит, все понимает… и ничего не может сделать с этим проклятьем.

У Исабель перехватило дыхание. Надгробие превратилось в могилу, которую, однако, никто не торопился закопать.

— Покойный маркиз сам приезжал, как услышал о пожаре и несчастье. Он боялся, что освященник сообщит о произошедшем. Что имя рода будет опозорено. Что из города прибудут другие освященники и попробуют убить виконта. Подожгут поместье или что-то придумают. Проклятье-то это происки дьевона, не божественная воля. Мало ли… Но как-то… — тут гончар смутился, примерно представляя, как именно, — как-то удалось договориться не навлекать беду на всю деревню. О проклятии ведь знали совсем немногие. Те слуги, которые были рядом в тот момент, когда Азарию вынесли из огня и слышали, как нареченный проклинает виконта. В общем, освященник сказал, а маркиз подтвердил, что виконт обгорел, сошел с ума и больше никогда не покинет поместье. Что маркиз будет щедро платить нескольким слугам, которые согласились продолжать ухаживать за виконтом. Потом освященник провел проповедь. Где сказал, что боги покарали виконта. И что каждый, кто позволит своему любопытству взять вверх и приблизится к поместью — запятнает свою душу. Кроме нанятых слуг. Те, мол, благословлены проявить милосердие.

Гончар снова закашлялся. Исабель слушала, почти не дыша. История была волшебнее и страшнее всех сказок мамы и всех рассказов в книгах, что ей когда-либо приходилось читать. Даже не верилось, что она могла произойти на самом деле. Что она краешком коснулась и ее семьи, ее дедушки, папы. И что это был самый настоящий секрет!

Вороны кружили над воображаемым парком и домом, горелый остов дерева и камня покрывался вьюном и мхом, а по дорожкам, среди некогда живых кустов, бродил призрак ни живого, ни мертвого виконта.

— Так и повелось, — продолжил гончар. — Старый освященник скоро уехал, сюда назначили нового. Проповедь о Чудовище читают каждый Великий Праздник, чтобы прихожане не забывали. История стала сказкой, страшилкой. Помнишь, ты сама боялась, когда я ее рассказывал?

— Не боялась, — возразила Исабель рассеянно, все еще плавающая где-то в глубинах своего воображения. — Пыталась представить, как выглядит Чудовище. Есть ли у него рога как у козы? Густая длинная борода как у кузнеца?

Гончар только головой покачал.

— В общем, ни маркиз, ни его родня ни разу больше тут не появлялись. Ни словечка от них, ни весточки все эти двадцать лет и не было.

Воображаемая книга со стуком захлопнулась. Исабель растерянно нахмурилась, возвращаясь в реальный мир.

— Но кто тогда тебе платит? И если проклятие сделало так, чтобы виконт остался один, то как к нему вообще кто-то может приходить?

— Ходили слухи, что мать Азарии обладала некоторыми способностями…

— Колдовала? — жадно уточнила Исабель.

— Этого я не говорил! — осенил себя священным знаком отец, слова «колдовство», как истинный прихожанин, боявшийся как пожара. — Знаю, что Азария, умирая, просила помочь виконту и мать сделала, что могла. Я уже рассказывал. Пока полыхал пожар, все гости и слуги разбежались, кроме пятерых, самых верных. Они с Винсентом и попытались потушить пожар. Ничего бы не вышло, не пойди тогда дождь. Но все равно, они остались рядом с господином, несмотря ни на что. Азария сделала так, что эти пять слуг и их близкие родственники могли приходить в поместье. Марел, отец, был одним из тех слуг. Теперь я, его сын, прихожу вместо него. Ну а платит нам сам виконт. Весьма щедро.

— А что будет, когда у виконта кончатся деньги? — спросила тихо Исабель.

Отец беспомощно развел руками.

— Я знаю, что отец оставался с Винсентом потому, что, как ни странно это звучит, по-своему любил его. Он ведь виконту еще в Больших Ключах, совсем юношей прислуживал, да сюда за ним перебрался. Вытащил его из петли, стал из простого слуги его ка-мер-ди-не-ром, — с запинкой выговорил сложное слово гончар.

— Он, конечно, почти ничего не умел, когда начинал. Но говорил, что для виконта главное, чтобы было с кем поговорить. Чтобы кто-то разделил его одиночество и боль. По-настоящему. Я стал служить виконту ради денег и не смог заменить для Винсента моего отца. Все мы, дети и близкие родные его верных слуг, не живем в поместье, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания тут, но приходим к виконту регулярно. Покупаем для него еду и прочее, что он просит. Что-то он даже готовит сам. Прибираем дом, возимся с садом, насколько можем. Получаем за него письма, если он кому-то пишет. И говорим с виконтом. Отец первые месяцы давал виконту успокаивающих трав, чтобы разум не помутился, но Винсент оказался крепче, чем все думали.

Гончар опять закашлялся и помолчал немного, пережидая приступ.

— Мне кажется, что виконт нашел какой-то выход. Последние несколько лет он стал намного более спокойным. Иногда более злым, но хотя бы не пытается повиснуть в петле или утопиться в пруду, как это было, когда у него служил отец.

Исабель поежилась.

— Папочка, зачем ты рассказал мне это все?

— Я не могу служить виконту, пока не поправлюсь. Я отпрашивался у него на пару дней, а прошло уже четыре. Я очень боюсь, что Винсент со злости решит прогнать меня, и я не смогу отправить тебя в город. Не смогу оставить денег на старость, когда не смогу больше работать в мастерской.

— Ты хочешь, чтобы я заменила тебя? — спросила Исабель.

Отец испуганно замахал руками.

— Нет, нет, что ты! Но я прошу тебя прийти туда и извиниться за меня, вместе с Ханной.

Исабель зябко повела плечами. Она всегда немного робела перед Ханной. Ее муж работал вышибалой в постоялом дворе, неподалеку от Малых Топей, их деревни. Огромный, молчаливый и… покорный перед женой, которая железной рукой держала и его, и пятерых детей, и хозяйство.

— Представляешь, — тут отец улыбнулся. — Наша суровая Ханна прогнала Арела от розария виконта и не пускает к нему. Кто бы мог подумать?

— Розарий? — глаза Исабель загорелись, и гончар с запозданием вспомнил, что розы — любимые цветы девушки. Как-то раз, в детстве, мама рассказала Исабель историю про Королеву Роз. История была грустной, страшноватой и странной, но Исабель так полюбила ее, что решила пересказать другим детям. Правда, те, не поняв, о чем толкует странная девчонка, закидали ее грязью. Именно в тот день покойная мать Исабель стала учить ее играть на скрипке — напоминании о своей не столь давней бродячей юности.

— Не волнуйся, я все сделаю, папа, — Исабель положила руку на руку гончара. — Я попрошу виконта не злиться на то, что ты заболел. Надеюсь, у него осталось еще в сердце доброта и сострадание?

— Не уверен, — пробормотал гончар. И лег, укутавшись в одеяло.

— Теперь, когда я рассказал тебе все, мне стало намного легче. Главное — держись рядом с Ханной, — попросил он.

— Я понимаю, отец. Но ты сам сказал, что виконт никогда, никого ни к чему не принуждал. Я думаю, что мне ничего не грозит, — улыбнулась Исабель.

— Пойду, смешаю, наконец, твое лекарство, — сказала девушка и поцеловала отца в лоб.

— Люди меняются, дорогая. Особенно, обреченные люди, — прошептал гончар дочери в спину.

Подойдя к столу, Исабель взяла с него расписанный цветами кувшин.

— Розарий, — произнесла она нараспев. — Розарий, где цветет королевская роза, и в сердце ее живет прекраснейшая из фей. И если загадать ей желание — то оно непременно сбудется. И мама снова сможет учить меня играть на скрипке.