Наследники Византии. Книга третья

Ольга Ранцова

Удастся ли Михаилу преодолеть себя? И нужно ли ему теперь отцово прощение? Окольничий Михаил Семенович Воронцов твердо встал на ноги. Он может сам творить свой жизненный путь. Или род, семья окажутся важнее личных амбиций? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5 Вор

«Делайте добро, и зло не постигнет вас»

Книга Товита 12,7

Переночевавши у дядьки, после заутрени, Михаил поехал в Наливки. Он не очень рассчитывал на сохранность своей собины, но, может быть, Телешов хоть книги забрал к себе.

К удивлению тысяцкого его бывший дом стоял заколоченный. Михаил Семенович легко, сильной рукою отодрал прибитые накрест доски, распахнул двери и ставни, впуская зыбкий свет. Вошел. Вошел, и даже не ёкнуло внутри ничто. Всё это было так давно, старо, мертво… в другой жизни и не с ним.

Распахнув створу у сеней, Воронцов вдруг увидел у самой печи человека. Худого, мухортого, будто духа лямболя: парень не парень, для отрока высоковат; киндяк на нем без живого места, висящие лохмотьями порты, лапти черные… и полные страха глаза.

На длинном столе, где, бывало, затевались разгульные наливковские пирушки, ныне голом и сиротливом, Михаил Семенович увидел разложенную кучками прелую, вонючую муку.

Он полез в сундук и обрадовался — удивился: плотно закрытые лари, окованные железом, не пропустили сыри вовнутрь и книги лежали как новехонькие: Григорий Палама, Овидий, Пселл. Во втором сундуке оказалась целой и вся одежда, пересыпанная Наминым какой-то духмяной травой. Михаил Семенович пошел в изложницу, огляделся там — кровать, постель — но ничего дорого сердцу не увидел и вернулся вновь в большую горницу, решив забрать только книги. Больше ему здесь ничего не было нужно.

Оборванец по-прежнему стоял у печи, как будто его гвоздями приколотили.

— Есть хочешь… — сказал Михаил.

На столе были видны круги от двух кучек муки.

— Два дня что ли ты здесь?

Ведь мог украсть одежду, книги, раз уж как-то пробрался в заколоченный дом, а он муку старую выгреб, по дням разделил. Михаилу стало жаль этого несчастного паренька.

— На, — Воронцов достал из сундука свой старый кафтан, тулуп овечий, порты попроще, сапоги.

Все это было очень широко для парнишки, но ежели подвернуть… Оборванец переоделся быстро, пока Воронцов укладывал книги в торока заводного коня.

— Ты в Кремле бывал? — спросил с сомнением тысяцкий, еще не додумав решения своего, — спросишь дом боярина Воронцова Ивана Никитича.

— Я знаю где это. На Подоле Кремлевском у Константино — Еленинской церкви, — неожиданно мелодичным красивым голосом сказал парнишка.

Михаил кивнул. Ему нужно было еще обязательно в этот день найти Телешова, съездить на царский конезавод, а вечером сам казначей Ховрин — Голова обещал принять Воронцова. И таскать с собой заводного коня, тяжело груженого, было неудобно.

— Там тебя накормят. Отвезешь мои вещи, скажешь от Михаила Семеновича. Понял?

Утратить книги, конечно, было обидно, окажись этот паренек все же вором. Но как-то так привык уже тысяцкий Воронцов за эти годы доверять своему взгляду на людей — и не ошибался.