Законы безумия – 2. Искушение

Мария Высоцкая, 2018

С событий первой книги прошёл год. Богдан вернулся домой, впереди, его ждут большие перспективы. Герда впервые пошла против воли отца, и даже, сбежала из дома. Ей пришлось столкнуться с обычной жизнью, но теперь, она не одна. Их ждёт тернистый путь из притирок, недопониманий, испытаний славой, деньгами и шантажом. Смогут ли они преодолеть всё это достойно? На что готов человек, чтобы сохранить любовь? Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Герда.

— Герда…

Коника замерла на пороге комнаты, непонимающе глядя на то, как я пакую чемодан.

— Привет, — присаживаюсь на край кровати.

— Ты уезжаешь? Я думала, мы проведем Рождество все вместе…

— Прости, Кон, я сегодня возвращаюсь в Россию…

— И когда вернешься?

«Никогда не вернусь», — ликует внутренний голос, но я с сожалением смотрю на смуглую брюнетку с вьющимися волосами, словно это не волосы, а пружинки.

Я возвращаюсь домой. Навсегда. Счет за следующий семестр за мою учебу в Оксфорде не оплачен срок. И тут два варианта: либо после Нового года меня насильно в бандероли вышлют обратно сюда, либо я останусь дома. Второй вариант более вероятен, потому что отцу заморозили многие счета. Они с Дашкой уже переехали в новый дом — поменьше. Наверное, это плохо — радоваться вот таким вот вещам… но я рада. Глупо, эгоистично рада!

— Мы будем встречаться, я обязательно прилечу просто так…

— Понятно… какие-то проблемы?

— Надеюсь, не больше, чем обычно.

— Ладно, — Коника подходит ближе, расставляя руки в стороны, на ее лице улыбка, — давай тогда обнимемся на прощание, малышка. Я буду по тебе скучать.

— Я тоже, — обнимаю ее в ответ.

По дороге в аэропорт чувствую ликование, но оно смешано с ноткой горечи. Я так не хотела сюда ехать в сентябре, проклинала все на свете, но полюбила это место буквально за пару недель. Полюбила учебу, преподавателей, ребят… здесь хорошо. Душевно. Явно лучше, чем дома… но мне нужно домой.

В Москву я прилетаю в десять утра. Водитель уже давно ждет меня. Хорошо, что хоть табличку с моим именем не додумался взять. Стены совсем не родного дома встречают меня своей пустынностью. Прохожу по этажу, не замечая ни одного знакомого лица. Вся охрана сменилась, обслуга тоже…надеюсь, что хотя бы Любаву оставили.

Поднимаюсь наверх, поочередно заглядывая в комнаты. Занимаю первую попавшуюся гостевую. Я же здесь гость… надолго не задержусь. Съеду на городскую квартиру.

— Герда, — звонкий Любавин голос вызывает мурашки, — красавица моя!

— Люба, так рада тебя видеть. Я уже думала, отец совсем двинулся и тебя уволил.

— Что ты, — отмахивается, — пойдем кофе попьем, расскажешь, как ты. Полгода не приезжала почти. Так нельзя, девочка.

— Ты сама знаешь…

— Знаю, конечно, знаю, — печально улыбается.

Мы болтаем с Любой о разном. Долго. Весело. Иногда грустно и со слезами. Но каждое слово, каждый запах здесь все же роднее, чем там, где я была последние месяцы. Наверное, Люба мне роднее собственных родителей. Она возилась со мной, когда я была маленькой, всегда поддерживала, когда я училась в школе… с ней классно. Она классная.

Слушаю очередную историю и пишу Богдану. Мы так мало общаемся. Очень мало. Мне стыдно. Стыдно за то, что я более чем уверена, что это мой отец постарался над всем тем, что с нами произошло. А ведь, не вмешайся он, мы бы были вместе, учились, строили планы на будущее. А теперь… теперь все это кажется далеким… таким далеким, что на глаза наворачиваются слезы.

Набираю в вотсап о том, что дома, а потом стираю текст. Не хочу обнадеживать, наверное, в первую очередь себя. Я еще не видела отца и не понимаю, надолго ли я здесь.

***

Месяц. Месяц — и мы наконец-то увидимся. Я жду эту встречу, как ненормальная. А если ко всему примешать факт, что Шелеста сослали на Дальний Восток и отец не позволил мне ни единого раза туда слетать…

Вытираю очередные слезы, убирая телефон в карман джинсов. Стою на крыльце МГИМО, дожидаясь водителя. Экзамен закончился раньше, а на улице дождь, вот и стою как дура, в ожидании чуда.

— Герда, — оборачиваюсь, лицезря темноволосого паренька в куртке Луи Виттон.

— Гриша?

— Он самый. Не ожидала?

— Конечно нет. Ты что тут делаешь?

— А вот, — смеется, подходя ближе, — могу тебя подвезти.

— Меня заберет водитель.

— В городе пробки, если он не приехал заранее, в срок не успеет. Поехали, заодно пообедаем.

— Ладно, — сдаюсь, — поехали. Ты давно прилетел?

— Да я последние месяцы так, для галочки, раз в неделю учиться хожу, а потом серфить улетаю. Слушай, мы на выходных с ребятами потусить хотим, в «Черное-Белое». Пойдешь?

— Нет, прости, у меня другие планы на эти выходные. Как там ребята?

— Ты ни с кем не общаешься?

— С Коникой только, да и то не так часто. Дела постоянно…

— Жаль, что не пойдешь, конечно, — поджимает губы, открывая мне дверь ягуара, — но если передумаешь, буду тебя ждать…

Киваю, пристегивая ремень безопасности.

По дороге до ресторана мы молчим. Гриша, может, и хочет что-то спросить, но мой вид, думаю, немного его смущает. Я пялюсь в телефон с улыбкой до ушей, отвечая Богдану на сообщения. Он сегодня дежурит, но при этом целый день на связи.

— Приехали…

— А? Что?

— Ты вообще тут, Герда?

— Прости, просто, — улыбаюсь, — не важно…

Вылезаю из машины и пишу смс водителю, чтобы приехал сюда. Ехать домой с Назаровым желания нет, а вот пообедать я и так хотела.

«Богдан, осталось сорок три дня»

Отправляю, чувствуя тепло на душе. Чуть больше месяца. Пальцы подрагивают от осознания того, что мы скоро встретимся.

— Что ты будешь? — вновь отвлекает Гриша.

— Пасту с мидиями, латте и… — перелистываю страницы меню, — и десерт недели.

Официантка кивает и уходит с широкой улыбкой на губах.

Гриша мельком заглядывает в мой телефон, и я сразу блокирую экран.

— Не наглей…

— Да я так. Че, мужик твой?

— Мой, — кривлю лицо.

— А я думал, ты у нас девушка свободная.

— Я девушка занятая во всех смыслах….

— Жаль.

Вопросительно смотрю на Назарова, кажется только сейчас понимая происходящее. Он хочет или хотел меня склеить. Обед получается молчаливым и неуютным. Хорошо, что моя машина приезжает раньше, чем я ожидала.

Оставляю деньги за свою еду и под негодование Гриши быстро выхожу на улицу.

— Герда! Стой, — бежит следом, успевая схватить меня за руку у самой машины.

— Убери…

— Прости, — делает шаг назад, убирая руки, — извини, возьми, — протягивает мне деньги, — мне как-то неудобно, это я тебя позвал… в общем, извини и, если появится желание, присоединяйся к нам в выходные. Будет весело. Не хочу оставаться в твоих глазах придурком, — улыбается, — день сегодня дурацкий.

— Хорошо.

Молча сажусь в машину. Меня переполняют какие-то мерзкие, липкие эмоции. Его прикосновения мне были до ужаса неприятны. Раздражение зашкаливает. Какого черта я вообще поехала с ним? Он, наверное, себе там уже напридумывал. Герда, сначала думай. Потом делай. Думай — делай!

«Если все будет хорошо, то уйду в первую партию. Это значит пораньше!»

Злость проходит мгновенно, сменяясь умиротворением.

«Пусть все будет хорошо!»

Отправляю и желаю этого больше всего на свете.

Дома почти сразу встречаюсь с Дашей. Переехать в городскую квартиру мне так и не позволили. Папа орал как ненормальный, приплетая каких-то понятных только ему мужиков, которых я буду к себе водить. Но в Москве с барского плеча мне было разрешено остаться, но я прекрасно знаю, что это не его решение. Это вынужденная мера. Экономия. Кстати, она теперь во всем. Хотя, как по мне, вместо того чтобы экономить на салфетках, можно продать парочку машин и отказаться от большей части обслуги в доме. Но кто меня слушает? Поэтому проживание с ними под одной крышей скорее маленькое неудобство, чем кризис.

— Привет, как экзамен?

— Лучше всех, — отмахиваюсь. Она уже достала своими попытками набиться мне в подружки. Не подружки мы с ней. Не тот уровень. Хоть она и таскается в платье от Картье, мозгов и манер ей это не добавляет. Скорее элитная проститутка, чем светская львица. Хотя если мыслить глобально, одни получаются из других.

— Броня улетает в Чикаго, и я подумала, что мы с тобой могли бы…

Стоп. Стоп. Стоп. Усмехаюсь.

— Не могли. Пойми уже наконец, мы с тобой — это заранее провал. У меня нет желания с тобой ни куда-то ходить, ни общаться, да даже находиться в одном пространстве!

Дашуля молчит. Она явно расстроена. Что за глупая девица?

— И не смотри так, — закатываю глаза и поднимаюсь к себе…

Когда моя так называемая мачеха выскочила за моего отца, она думала, станет королевой, но проблема в том, что для моего папы все придворные: дочь, бывшая жена, друзья или их подобие — все для него не ровня. Поэтому Даша быстро из бойкой девахи превратилась в тихоню без собственного мнения. В общем, в меня до встречи с Шелестом, и, Боги, как же я благодарна ему за то, что он выволок меня из этого болота. Я вроде и живу среди них, но уже не реагирую. Почти.

Мы так же регулярно ругаемся, но теперь я могу дать отпор. Толчком стал вечер, где я своими ушами услышала, что это мой папочка приложил усилия к отправке Богдана в армию, и не куда-нибудь, а на Дальний Восток. В тот момент мой мозг отказал, и я вылила на него все, что думаю, и все, что накопилось за эти годы, перед толпой гостей. Кажется, это был Дашкин день рождения. Папуля пытался заткнуть мне рот, но в той ситуации это уже было бесполезно.

Самое интересное, что после моей выходки он ничего не сделал. Хотя я думала, что меня лишат пропитания и крова. А он всего лишь не разговаривал, будто для меня это имело значение.

С мамой за это время почти не общались. Она вернулась в Москву, живет теперь где-то на Арбате, продала оставленную после развода квартиру и купила новую. И я понимаю почему. В той квартире они жили с отцом, когда только поженились. Не самые приятные воспоминания после всего произошедшего.

Иногда мне хочется ей позвонить, поговорить… только вот нам не о чем. Всегда было не о чем. Любава советовала встретиться, поговорить… поддержать, но моя мама — слишком сложный для этого человек. Она не изменилась, такая же холодная и безразличная. Моя поддержка ей не нужна, она и на звонки-то отвечала через силу. Когда я окончательно это осознала, перестала пытаться наладить контакт. Нет так нет. Жили же мы как-то все эти годы как соседи, будем продолжать и дальше, только теперь уже по разные стороны города.

— Герда, — в дверь поскреблись, — можно? — Даша приоткрыла дверь, просовывая голову.

Кстати, ей оказалось двадцать три, эта «умняшка» думала, что скроет свой возраст от моего отца. Зачем? Ей же не сорок… Капец, короче.

— Что еще?

— Я хотела с тобой поговорить… не с кем просто…

— И ты реально думаешь, что я идеальная для этого кандидатура?

— Прости, — неловко улыбается, собираясь уйти.

— Ладно, — и выйдет мне моя доброта боком, — чего хотела?

Новая мамулька проходит в комнату, присаживаясь на самый край кровати. Правильно, а то вдруг сожру. Мысленно улыбаюсь.

— Я хотела попросить у тебя помощи… я хочу подать документы в твой вуз и…

— Ого, — открываю рот, — неожиданно. Попроси папу, он с радостью купит тебе любой диплом. Зачем тебе эти заморочки? Там учиться надо, вообще-то…

— Я это понимаю. Знаю. Ты думаешь, что я полная дура…

— Ну, полные дуры за денежных мешков замуж не выходят! — смеюсь, а она как-то скукоживается вся, что ли… раньше я на это внимания не обращала.

— Я, наверное, пойду.

— Да сиди уже. Говори, чего хотела?

— Ты не могла бы съездить со мной в университет? Хочу встретиться с приемной комиссий. Это быстро, — начинает тараторить, — я просто все узнаю, и сразу обратно, ну и ты там ориентируешься уже…

— А папа в курсе, что придется раскошелиться опять?

— Я хотела сама попробовать…

А вот тут я уже теряю дар речи. Че-то вообще не понимаю, что происходит. Она же идиотка. Глупая пигалица. Хотя я с ней даже не общалась ни разу. Мое мнение сложилось заочно…

— Ладно, поехали. Только оденься поприличнее, то, в чем ты ходишь… это просто невыносимо. Смерть для глаз же.

— Хорошо. Спасибо. Не думай, что я с твоим отцом из-за денег. Он хороший человек…

— Мой папа? Мы про одного и того же человека говорим?

— Возможно, слегка требовательный, но хороший, — вздыхает, — очень тяжело находиться с ним рядом и осознавать, что все видят во мне приживалку или шлюху, падкую на чужие деньги.

Вот и откровения пошли. Но почему-то я ей верю. Не знаю… либо она хорошая притвора, либо… в общем, мне ее жаль. Правда. Та деваха, которая поселилась здесь год назад, и та, которая сидит передо мной сейчас, два разных человека.

— У нас не задалось общение, я думала, что если поставлю тебя на место, то избегу проблем… дурацкие советы…

— Поставить меня на место — дело тяжелое.

Юморит, конечно, Дашка по полной.

— Я уже поняла. Сглупила. Может быть, если бы я не испугалась тогда, не послушала подруг, — на этом слове она кривит лицо, — и повела себя адекватно, все было бы не так плохо.

— Ой, хватит ныть. Когда в универ ехать?

— Я хотела завтра, после обеда.

— Приезжай в четыре, я как раз буду там, позвонишь, пересечемся…

— Хорошо, спасибо, только у меня нет твоего номера.

— Пиши…

Глубокомысленно вздыхаю, думая лишь об одном: пусть это все не выйдет мне боком.

Богдан.

Сто дней. С*ка, еще каких-то три месяца — и свобода. Этот чертов дурдом уже стоит поперек горла.

От помощи Доронина с отмазом я отказался. Но когда в сотый раз драил эти с*аные унитазы в наряде по духане, бессчётное количество раз пожалел о своем решении. Идиот.

Когда три ночи подряд чистишь в наряде туалет, начинаешь понимать, к примеру, то, что ты был самонадеянным придурком, полностью уверенным, что со всем можешь справиться сам. Но нет. Обломали.

Расхреначили о землю так, что пришлось постараться, чтобы вновь собрать расплавленные мозги воедино.

Сначала опрокинули с поступлением, даже причину не объяснили. Потом пришла эта с*аная повестка, о которой узнали в клубе и попросили, не устраивая шума, свалить в туман. За*бись!

Чистя на кухне картошку в том же наряде, в разъ*банной части Владивостока, я прекрасно осознавал, откуда растут ноги. Герин папашка решил-таки выполнить обещанное. Гера оказалась не такой, как он там себе воображал. А ему было необходимо запихать ее в Лондон. А я на пути к этой его очередной «мечте» стал преградкой. Не преградой. А именно преградкой. Избавился он от меня на раз.

— Демон, пошли, чайник вскипел, — зовет Соболь.

Киваю, выкидывая сигарету в урну. Курить начал, наверное, месяце на втором, может, третьем. Когда на перекур от работы отпускают только тех, кто курит… короче, повелся. Или же просто за*бался.

Убирая руки в карманы, иду в бытовку. Парни ржут, явно травя байки про нашего нового взводного. Лейтенант только из училища. Цирк еще тот.

Сажусь на табурет, проверяя телефон. От Геры тишина.

— Демон, ты че такой веселый? Принцесса мгимошная послала?

— Иди в жопу, — отмахиваюсь от вечных перемываний Ежиковым костей Гере. Он с первого дня ждет, когда она меня пошлет. Его же деваха опрокинула несмотря на то, что в вечной любви клялась, на присяге тут на колени в рыданиях падала, а через полгода сказала, что замуж выходит. Су*ка.

Только вот моя Гера меня что-то не посылает. Хотя к этому мне не привыкать, этого все ждут с самой нашей с ней первой встречи.

— Молчу, не хочется очнуться в больничке, — ржет.

Поддерживаю его смех. Вряд ли я когда-либо это забуду. В части почти сразу узнали, что я спортсмен, а когда прошел слух, что занимался борьбой, то появилось много желающих проверить себя и меня на крепость. Это только в фильмах дерутся по правилам и один на один. Реальность же немного отличается от кино. *башат тебя толпой, и есть лишь одно правило — не по голове.

Забили меня тогда, конечно, знатно, почти две недели провалялся в госпитале, официально у меня был бронхит, смешно. Но валялся не один, смог утащить с собой парочку долбоящеров. Один из них сейчас сидит напротив меня и хлебает чай. Мурас, боксер с Ростова-на-Дону, тот еще козел, но уже свой.

Тогда в палату со мной, кроме него, положили еще пятерых из толпы. Честно, не знаю, как у меня хватило сил, да и вообще почти ничего не помню из той драки, но после этого как-то прицепилось: Демон-демон…

Мама тогда, Слава Богу, до правды не докопалась, но в то, что у меня бронхит, не поверила. Порывалась приехать, но мне свезло, и ее с головой нагрузили работой. Гера же рыдала в трубку, причитая, что она прилетит, но я порыв не оценил, и Умка осталась сидеть дома.

— Пацаны, кто что после дембеля делать будет?

Один и тот же разговор вот уже на протяжении месяца. Колос — любитель побазарить на тему будущего, хотя все веселее, чем плющить харю. Кстати, парадокс: поначалу готов спать сидя, стоя. Да в любой позе и в любом месте. К дембелю же сон улетучивается. Не спится вообще. Хоть убей.

Слушать по сотому кругу одно и то же желания нет. Телефон начинает вибрировать. Выхожу на улицу, отвечая на звонок.

— Привет! Прости, ты говорил писать смс, я не удержалась…

— Привет, — прикуриваю, — не спится?

— Совсем нет. Я скучаю!

Улыбаюсь, выдыхая дым. У меня без тебя уже скоро совсем крыша съедет.

— Я тоже. Умка, расскажи что-нибудь…

***

Выхожу из вагона, щурясь от яркого солнца. Немного закрываю глаза рукой, чтоб не слепило. Конец июня, жара. Москва. Сколько ночей я мечтал об этом дне? Не счесть.

Шесть дней в поезде на верхней полочке плацкарта. Почему не самолет? Потому что на дату демобилизации первой партии билетов не было. Либо катись на доблестном РЖД, либо жди две недели и сваливай во вторую уже на самолете. Выбор был очевиден. Лучше шесть дней в поезде, чем четырнадцать дополнительных в казарме. Да и ехали мы до Москвы впятером.

На Казанском прощаюсь с пацанами. Как-то даже тоскливо, что ли. Хотя на протяжении года каждый только и делал, что ждал этот самый момент. Выйти на платформу с пониманием того, что служба кончилась.

— Мурас, — хлопаю Игоря по плечу, — веришь, что все?

— Это у тебя все, а у меня служба только начинается.

— Удачи. Генералом станешь, маякни, водку пить будем.

— Да не вопрос, — прикуривает, — чемпион…

Ржу. Хотя, с*ка, пусть его пророчество сбудется.

— Тебе сколько до поезда?

— Часа три…

— Может, ко мне?

— Не, тут перекантуюсь.

— Давай тогда…

— Давай.

Домой зайти тихо не выходит. Ключей нет. Звоню в дверь, а когда она открывается, сталкиваюсь с неверящим взглядом Ма.

— Богдан? — словно я привидение.

— Мам Марин, — не успеваю толком заговорить, как она начинает рыдать. — Не плачь, — притягиваю к себе, кидая сумку на крыльцо.

— Мой мальчик, ты почему не предупредил?..

— Сюрприз…

— А у меня почти инфаркт.

— Ты сильная женщина!

— Пойдем в дом, скорее, — торопит, неотрывно следит за моими движениями, обнимая себя руками, глаза все еще влажные.

— Ну ты чего? — не выдерживаю.

— Ничего, — отворачивается, — не обращай внимания. Я в гостиной буду, переодевайся.

Прохожу наверх и с кайфом торчу в ванной почти час. Когда баня только по выходным, начинаешь немного иначе смотреть на совсем обыденные, на первый взгляд, вещи. После часового лежания в горячей воде принимаю душ и, завернув на бедрах полотенце, тащусь в комнату. Быстро впрыгнув в джинсы, которые, кстати, еле застегнулись, надеваю серую футболку. Хорошо, что тянется, ага.

Вниз спускаюсь уже при параде. Я очень соскучился по маме, но безумно хочу увидеть Геру. Да и у меня есть план. Моя Умка думает, что я приеду недели через две. Переписывается сегодня со мной весь день, и как раз сейчас едет на свои занятия по актерскому мастерству. Развлекает себя, одуванчик.

— Ты уходишь?

— Пока нет, часа через два поеду.

— Все бежишь, бежишь.

— Не обижайся.

— Да я все понимаю. К Герде?

Киваю, мама улыбается.

— А теперь, — усаживается на диван, кладя руки себе на колени, — все рассказывай. Как ты? Я так переживала, когда позвонила, а ты в лазарете этом оказался. Думала, с ума сойду.

— Все хорошо, обычная простуда…

— Не ври. Сейчас-то хоть не ври!

— Мам Марин, зачем мне врать? Ты все преувеличиваешь. Это обычная часть, где мы весь год мели плац, ничего страшного и криминального.

Ма все еще не верит. Вздыхает, словно упрекает во вранье, но потом меняется в лице. Расцветает. Улыбается. Я так рад ее видеть. Она самая лучшая.

— Что делать собираешься?

— Не знаю, недельку приду в себя, а потом доки буду в универ подавать, к Иванычу схожу. Надеюсь, он меня не пошлет, и по работе надо что-то думать. Учиться на очном теперь точно не варик.

— Какой ты стал… взрослый.

— Не реви, — обнимаю, — чего ты плачешь-то?

— До сих пор не верю, что больше не придется сидеть в ожидании твоих звонков.

— Мама…

— Ладно, не обращай внимания, беги, а то опоздаешь, — смотрит на часы, поглаживая мое плечо. — Я надеюсь, ночевать домой?

— Как получится, — целую в щеку.

— Богдан…

— С ребятами встретиться еще хотел. Все, мамулечек, я ушел.

Прихватив кожанку, выхожу во двор. Минут через сорок уже трусь у Гериной шараги. Останавливаюсь недалеко от крыльца, прикуриваю. Вокруг переизбыток мажоров на пиз*атых тачках. Неплохо.

Делаю очередную затяжку, слыша знакомый голосок.

Гера спускается по ступенькам с какой-то девахой и доходяжным пареньком. Тот скачет вокруг нее, как зомби. Хочу затушить сигарету, но одергиваю себя. Наблюдаю дальше.

Гера смеется, что-то шепча своей подруженции, а потом оборачивается в мою сторону. Вижу секундный ступор в ее глазах. Она сомневается. Думает, что я ее глюк. Ухмыляюсь, делая шаг в ее сторону.

Гольштейн поджимает губы, а потом вовсе накрывает их ладонями.

— Богдан, — орет как ненормальная, сбегая по лесенкам, — мой Богдан, — обхватывает шею, закидывая на меня ноги, скрещивая их за спиной, — почему? — утыкается носом в мою шею, плачет.

Выкидываю этот идиотский окурок, сжимая ее уже обеими руками. Такая хрупкая, красивая. Моя.

— Умка, — поворачиваюсь из стороны в сторону, словно укачивая ее, — хватит соплей уже.

Гера поднимает голову, рассматривая мое лицо.

— Ты гад! Почему ты не сказал? — давится слезами, но улыбается. — Шелест, ты изверг, слышишь!

— Сюрприз…

— Это самый ах*енный сюрприз!

— Не ругайся, — смеюсь, ловя ее губы своими. Пухлые, с капелькой бледно-розовой помады. — Налуплю…

Приподымаю взгляд, понимая, что мы сумели привлечь к себе внимание. Отпускаю Геру, и она ставит ноги на землю.

— Расходимся, ребятки, цирк уехал, — немного повышаю голос, смотря на зрителей.

— Я так соскучилась. Сильно-сильно, — целует и замирает. — Ты куришь? От тебя пахнет.

— Уже бросаю…

Гера кивает, обвивая мою шею своими ручками. Она поправилась. В хорошем смысле слова. Чувствую это, когда обнимаю. Охереваю от нее. Моя Гера. Настоящая. Не мой очередной сон. Реальность.

— Мой хороший, — проводит ладонью по моей щеке, — я так тебя ждала.

— Пойдем отсюда уже, — тяну ее за руку, — никого не хочу видеть, с тобой хочу, слышишь? — на ухо.