Тихоня для Туза

Ольга Николаева, 2022

Женщина упала прямо под ноги – это ли не счастье?Это – беда, если упала Стефания! «Тихоня», у которой в загашнике тридцать три несчастья!Тихон Туземцев и рад бы держаться от нее подальше, да только не выходит ни черта: слишком сильно она притягивает.Стефа шла по своим, очень важным делам. И никаких опасных мужчин в ее планах не было.Зачем ей нужен какой-то Туз с насквозь криминальным прошлым? И рожать она от него не станет! Тем более, что сам Туземцев не горит желанием иметь с ней что-то общее. Или уже горит? Мало ему проблем, захотелось попробовать новых?

Глава 5

Тихон

В какой момент все вдруг пошло не так?!

По плану было: постебаться над мелкой задирой, дать понять, что это неправильно — садиться в машину к незнакомым дяденькам, оттаскать ее за уши, а потом уложить спать. Чтобы утром она проснулась просветленной, одухотворенной и слегка испуганной. И больше никогда не лезла ни в какие авантюры.

Если держаться плана, то всегда все получается. Всегда. Везде. В любом случае!

Тогда какого хрена Туз, который Тихон Туземцев, застыл со стояком в штанах и прислушивается к дыханию почти раздетой девчонки?

И делает это без всякой пользы. Потому что дыхания нет! Она на грани обморока, кажется, застыла. Потому что ее классная попка тоже отлично чувствует этот стояк!

И совсем не норовит к нему прижаться, потереться, что-то еще там полезное сделать…

— Эй, ты живая там? — С таким голосом можно ходить на медведя — рыкнешь разок, и бурый сбежит, к хренам. Сиплый, хриплый, будто всю ночь в караоке орал, заливая песни чем-то очень крепким.

— Умгу… — Она, кстати, тоже слегка охрипла. Перемялась с ноги на ногу. Уже хорошо — рефлексы есть, с земли без сознания подбирать не придется.

Как-то нет желания измываться над бездыханным телом, а вот над живым попотеть — очень даже хотелось бы. Просто дикое желание стянуть с нее последние остатки шмоток и уложить горизонтально.

— Что будем делать? Наряжаться? — Немного совладал с хрипом, рвущимся из глотки вместо человеческого звука. Зашептал в ушко, такое маленькое и тонкое, что можно съесть его одним махом. Но лучше лизнуть языком… и насладиться тем, как она снова вздрагивает. И отнюдь не от страха! — Или пропустим этот этап, сразу перейдем к следующему?

И пальцами вниз по бокам ей, по ребрам, заставляя снова замирать и вздрагивать. Жесть. Давно меня так мощно не накрывало, да еще вот так — резко, одним махом. Это все грудь ее, полная, остро поднявшаяся под тонким кружевным бельем — красным, под цвет давно снятого платья.

— Нет уж. Давай все по порядку делать.

Девчонка пришла в себя. Заговорила голосом Стефании. И даже, гляди-ка ты, развернулась, голову задрала!

Острым подбородком почти поцарапала мне мышцы. Воинственная такая…

— Тогда держи. Или сама не справишься?

— Если хочешь снимать, то сам и надевай тогда. — И руки вверх подняла, не понимая, что грудь еще больше демонстрирует. И снова заставляет кровь отлить от головы, устремиться туда, куда совсем сейчас не надо бы!

— Ок. Давай, посмотрим, что из этого выйдет…

Как назло, сетка запуталась в волосах, наделась на нее не сразу. Стефания долго покорно ждала, пока я справлюсь… Потом психанула и надела ее сама.

— Будешь должен.

— Вот как? Ты не заигралась?

— Нет. Такая услуга не обсуждалась. Делаю в долг.

— Если ты глянешь в зеркало, то поймешь, что это я с тебя должен что-то взять. За муки при просмотре…

Ну, только дурак мог додуматься, что красивую женщину стоит уродовать лишним тряпьем. Зачем эти нитки, перья, какие-то перевязочки? Не прячут ничего, не делают ее менее голой.

— Тебе нужен психиатр!

Зато мы разрядили обстановку. Какой стояк выдержит, если его хозяина искренне зовут дураком? Правильно, только у дурака и выдержит. А я себя дураком не считаю.

— Само собой. Нормальный человек с тобою разве связался бы? Ни за что.

— Ты маньяк, все-таки? Да?

— А ты рада, что наконец-то нашла того, кого искала?

Слова, конечно, дело хорошее… Особенно, когда скучаешь… Но когда в твоих руках стоит молодое красивое тело и снова рыпается, в попытке ударить ногой… Можно и взаправду стать маньяком — тем самым, озабоченным.

— Ты постоянно ищешь повод, чтобы меня унизить и оскорбить! Кому такое понравится?

— Господи. Тебе эта тряпка не по размеру, не по фасону, не по стилю. Не знаю, как это правильно.

Подбородочек немного опустился, стал не таким воинственным. Бровки чуточку разошлись от переносицы.

— В общем, ты выглядишь по принципу: обнять и плакать. Как будто нацепила последнее, что было в доме, и теперь из него вываливаешься.

— Очень хорошо. Значит, можно не снимать.

— Прямо домой отправишься в этом? — Представил себе Стефанию, идущую по улице в таком прикиде… Звездец. День жестянщика обеспечен всему кварталу, а еще куча свернутых шей и подбитых глаз…

— Ну, раз так я не привлеку ничье внимание… Лучше, конечно, в этом, а не в слишком ярком красном платье…

Говорит своим ртом одно, а глазами — совсем другое. Почему-то смотрит на мои губы, а свои облизывает… Кажется, даже не понимает, как это выглядит. Как будто ей тоже очень хочется… чего-то.

— Конечно, не привлечешь. Если успеешь сдаться санитарам до того, как тебя менты примут.

— Ну, тогда я лучше сразу выйду, хорошо? Прямо сейчас? Выпустишь? — И снова облизывается, и смотрит с прищуром из-под тяжелых век.

— Да. Выпущу. Только утрясем с тобой пару моментов…

Губы у нее — реально сухие. Даже трещинки видны — до того пухлые, красные, что кожа не выдерживает этой полноты. Но вкусные до ужаса. Можно облизывать их бесконечно.

— Ммм… Что ты делаешь? — Затрясла головой, типа пытаясь вывернуться. А телом льнет, все плотнее и плотнее, и руками по бокам обхватывает, держится… Пальцы вверх по спине поползли, приятно так, что дух захватывает, в горле сохнет от потребности продолжить. — Отпусти! Об этом не было речи!

— Не надоело падать за вечер? — Оторвался от губ, неподатливых, плохо слушающих хозяйку, прихватил кусочек кожи на шее. Слизнул капельку испарины. — Отпущу — снова брякнешься. Оно мне надо, с пола тебя подбирать?

— Могу поваляться. Подбирать не обязательно. — А сама встает на цыпочки, тянется навстречу, подставляет мне плечи.

— В моем доме падшие женщины ни к чему. Нужны лежащие в правильных местах…

Надоело топтаться на одном месте и держать ее, чтобы реально не свалилась. Руки чешутся, чтобы как следует облапать ее всю.

— Я тут поваляюсь, а потом уйду, куда надо.

И трется всем телом. Говорит одно, а делает — все прямо наоборот.

— Тебе упрямство не жмет? Жить не мешает?

Задрал ей сетку повыше, чтобы не стесняла движений, обхватил за бедра и поднял. Потащил в спальню. В гостиной диваны удобные, мягкие… Но кровать надежнее — точно не свалимся и не поломаем.

— У тебя в штанах что-то жмет. Так сильно, что на мозги давит.

— Ща снимем штаны, и станет все нормально.

Почему-то идея со штанами заставила ее замолкнуть. Наступившая тишина показалась даже странной немного. За несколько часов уже успел привыкнуть, что Стефания не замолкает, ни на секунду. И — вот.

— Не надо снимать штаны. Мне так больше нравится.

Ах, вот оно что. Это она всю дорогу до спальни думала над рацпредложением.

— Ты должна увидеть мои боксеры. Просто обязана. Кто еще заценит их стиль и изящество?

Белые простыни. Девушка, на них лежащая. Волосы разметались по подушке, когда она падала. Губы яркие, искусанные, припухшие. Шальные глаза — такие, какие надо. Самый вкус и смак.

Лишнее в этом натюрморте — безвкусная черная сетка, которая только все портит и мешает.

— Давай так: я снимаю брюки, а ты — свой шикарный вечерний наряд.

— Будем мериться трусами? Ты этого хочешь? Поверь, я тебя сделаю на раз!

Это она зря, конечно, предложила. Очень зря.

— Стеф, из тебя хреновая куртизанка выходит, честно.

Обиделась. Поднялась, уселась, колени к себе подгребла. Все настроение сбила, и мне, и себе.

— Отчего это?

— Ну, я уже себе представил, как мы сидим голые, с блокнотами, и ставим оценки оценки по разным пунктам. Где страсть, где огонь, где вот это вот все, скажи?

Свалился с ней рядом. Если она думает, что смутит и собьет с настроя… Пусть думает, мне оно не мешает. Главное, что никуда не денется с этой подводной лодки.

— Я предупреждала, что тебе не понравится. И что в постели я — полное бревно. Так что, давай заканчивать эти игры, я пойду спать, а завтра ты меня доставишь домой.

— Нет уж. Раз предложила соревнование — давай, действуй. Не включай заднюю…

Одна бровь пошевелилась на ее лице. Презрительно так. Потом — другая. Кажется, смог взять ее на понт…

Медленно, очень медленно, почти печально, Стеф приподнялась, поползла к краю кровати.

Предвкушение завело. Да так, что все предыдущее показалось детской игрой. Стриптиз — обычное дело, пусть и красивое, и приятное… Только не в исполнении Стефы. Она еще даже не начала, а меня торкает, как малолетку.

С постели спустилась одна изящная нога, потом — вторая. Над ними приподнялась восхитительная попка. Руки взбили волосы, растрепали их, распустили по спине… Густая копна, шелковистая, спрятала позвоночник до середины…

Густая слюна собралась на языке, чуть не закапала с клыков, так мне все это нравилось.

— Музыку включить? Для настроения?

Хрен его знает, где бы я ее взял сейчас, эту музыку, — все пульты от системы далеко, телефон в гостиной остался.

— Можешь постучать зубами в такт, задать ритм. Этого хватит.

— Стеф, я тебе могу поорать «Оле-оле-оле», как болельщик. Только не затягивай процесс. Нам еще поспать бы надо успеть, а таким темпами и к утру не ляжем!

Короткий взгляд через плечо. С этаким прищуром, многообещающим… Роковая женщина, блин, иначе не назовешь. Но почему-то в Стефином исполнении это как-то смешно и неправильно.

Но раз ей так хочется — пусть играет. Мне жалко, что ли? Главное, пусть разденется уже!

И, ты ж погляди, какая смелая: легким движением руки она стянула свои трусики, прямо из-под комбинации… Зажала в кулачке, гордо выпрямив спину, так и не обернувшись ко мне.

— Я как-то не заметил, что теперь изменилось.

Стринги и до этого не сильно были видны на ягодицах. И их исчезновение ничего не изменило… Если не считать того, как кровь меня стукнула по голове. Аж в ушах зазвенело.

— Старость — не радость. Могу подсказать упражнения на развитее внимания. Очень помогают от возрастных проблем с мозгом. Тебе они точно пригодятся.

А сама стоит, оглядывается по сторонам. Хорохорится, держит спину прямо, а плечи вздрагивают. Боится? Стесняется? Жалеет, что разделась?

Стриптиз вышел очень коротким. Самым коротким представлением на моей памяти. Но я не гордый, я могу и помочь женщине, благо, опыта хватает, и времени — вагон.

Подполз к ней сзади. Притянул, поставив между своих колен.

— Отдай. Это тебе больше не понадобится…

Маленький кулачок послушно разжался. Тонкий клочок кружева остался в моей ладони.

— Понадобится. Мне домой нужно в чем-то возвращаться!

Ты глянь-ка! Передумала… Женщины — такие женщины.

— Я тебе свои дам. Новые, ни разу не надевал. Потом выберешь любую упаковку.

Мне, конечно, ни к чему не сдались чужие красные веревочки, и хранить их как память не собирался. Но не сейчас же их натягивать обратно, на самом-то интересном месте?

— Я в них утону!

— Зато не замерзнешь.

Под разговор с особым кайфом поглаживал ей коленки и бедра. Хотелось уже тискать сильнее, надежнее, без ограничений… Но оставался риск, что получу какой-нибудь из коленок по морде… А оно мне, такое, надо?

— Зануда. — Она попыталась вывернуться из рук.

— Заботливый. — Притянул обратно.

— Маньяк. — Притворилась, что не замечает, как мои пальцы подобрались к ягодицам. Смяли их несильно… И все равно заставили ее ежиться, ахать, прикрывать глаза.

— Зато сексуальный.

— Тебя обманули. — А сама уже руками упирается мне в плечи, чтобы на ногах удержаться.

— А мне нравится в это верить. — Усадил ее верхом на себя. Заставил прижаться к паху и потереться.

С удовольствием наблюдал, как ее глаза опять закатываются. Как бы ни противилась, а ей весь процесс по кайфу!

И уже ни слова против не сказала, когда с нее стягивал остатки одежды. Молча и послушно поднимала руки, позволяя себя раздеть. Коротко и тяжело вздохнула, когда грудь улеглась в мои ладони, — тяжелая, плотная, упругая грудь с острыми темными вершинками…

Не удержался, чтобы не попробовать каждую…

— Ммм, симметрично…

— Что? — Совсем сбитая с толку, она еще пыталась поддержать разговор.

— Одинаково вкусные, говорю…

Пальцами пробежался по позвоночнику, вбирая в себя ее легкую дрожь, разбегающуся от каждой тронутой косточки. С трудом держался, чтобы сразу не уронить на простыни, не подмять под себя… С ней такое не прокатит.

— Некрасиво разговаривать с набитым ртом.

Да, не прокатит. Будет еще каждое движение критиковать. Рано ее ронять, ой, как рано…