Сто двадцать третья, на выезд!

Ольга Найт

Вы видите белую машину с красным крестом и синим проблесковым маячком, несущуюся по проспекту. Какие мысли приходят вам в голову?Что там внутри этой машины вот сейчас в данный момент происходит? Куда она летит через перекрестки и светофоры под вой сирены? Что будет там по окончании ее пути?Днем и ночью, в холод и в жару, в снег и в дождь несется скорая помощь под вой сирены и эта книга о ее нелегких буднях.

Сила слова

Моя одиночная смена была наполнена притонами, алкашами и нариками. Странное вот дело. У меня стали какие-то тематические смены. Вот эту я бы назвала «притонная смена».

Вот как ты себя поведешь в притоне, что скажешь, сделаешь, как посмотришь, так дальше тебе и расхлебывать свое поведение. Либо все будет плохо — нападут, закроют, не будут выпускать, ну и прочее нехорошее, либо расшаркаются и сами сделают все то, что от них хочешь, причем сами того не ведая, причем сделают так, что и сами не поймут, что сделали, будут благодарны по самые сопли непонятно за что, выведут, охраняя от других, не столь дружественных, пожмут руки и все расстанутся счастливыми, живыми, спокойными, а главное, без воплей и других надругательств над телом и лекарствами. Все зависит от тебя — как себя с ними там, в притоне, поведешь, так и будет.

Словами можно успокоить даже самого буйного и напористого, а сила здесь только навредит. Будешь сразу наезжать (даже если на тебя первым наехали) и делать презренную мину — получишь по самое-самое и даже не поняв за что и почему, ведь вроде как ничего не сделал и не сказал, только вошел, а вот настучали, закрыли, ничего и не хотят, но и не выпускают почему-то, а можно было все сделать по другому — видишь притон — они все, те кто в нем, они — главные, и ты должен, именно должен, им подчиниться и заговорить их так, что бы уйти оттуда в целости и сохранности. Из притона главное уйти живой, невредимой, без потери наркоты, ящика и своего здоровья.

Так что в притоне никаких наездов на хозяев, все спокойно, дружелюбно и учимся актерскому мастерству, заговариванию и быстрому покиданию притона под аплодисменты, благодарности и радостные всхлипывания. А еще надо говорить с ними, да вот просто так говорить, нормально говорить, как с нормальными, простыми людьми, а не сразу с порога — твари наркоманистые, мы здесь вообще не нужны, пошли отсюда, ложный вызов. Лавировать надо, слышать интонацию и направлять возможную агрессию в никуда и там ее растворять.

Итак, дают повод к женщине 49 лет: «отравление алкоголем, ухудшение состояния», вызывает знакомый. Ну и по поводу все понятно. Да.

Встречает такой весь алкашный алкаш, который с трудом может стоять, еле-еле открыл входную дверь, чуть сам не вывалившись на лестничную клетку.

— Ссскоооорая… Проооохоооди!

Дверь распахивается.

— Только после вас, — делаю я жест рукой, приглашая его зайти обратно в квартиру и премило ему улыбаюсь, одновременно ловя интуицию, что мне там дальше ожидать.

Я никогда не позволяю кому-то оказаться сзади себя. А пока я на лестничной клетке, если все же будет нападение, то оно будет напрямую из квартиры, и есть вероятность умчать бегом вниз с лестницы на улицу. Но вот если пройдешь в квартиру — все, ты в ловушке, и тут все уже будет зависеть от тебя, твоих слов и поступков.

Меня поняли, и через минуту, ползя по стенке, алкашное чудо растворяется в темном квартирном коридоре, а я следую за ним. Сразу скажу, что страшно, конечно, страшно, поджилки трясутся, интуиция в напряге, я не знаю, что там в комнатах, которые закрыты, что там, куда он меня ведет.

Привел на кухню. Там еще один большой такой весом и ростом алкашный тип стоит у окна, а за столом на табуретке сидит пьяная вдрызг баба. В сознании, но сильно пьяная.

Большой тип поворачивается ко мне:

— Ей надо сделать укол! Сейчас, немедленно укол! Обезболивающий!

Первый алкаш, который привел меня, встал в дверях кухни, перегородив мне выход.

— Хорошо, сделаю. А что болит-то? Мне надо знать, от чего колоть-то.

— Все болит, — это уже подала голос пьяная бабенка. — Все тело болит.

— Укол обезболивающий ей просто сделайте!

Я молча аккуратно, ставлю ящик, достаю тонометр, узнаю имя отчество у алкашной дамы, называя ее ласково, спокойно и по имени отчеству, провожу осмотр — давление в норме, сахар в норме. Болит тело, понятно. Нажимаю на тело в разных его местах, на все получаю «ой!», сокрушаюсь вместе с болезной, что все так у нее болит, говорю с ней, с двумя алкашами о том, что вот как все у нее болит, как же так все болит и никто и ни что не помогает. В общем, несу я полную чушь, просто околесицу, но ласково обращаясь ко всем на вы и по имени отчеству к обалдевшей даме, получаю одобрение, восхищение и восторг у большого алкаша. А мелкий, тот, который сильно пьяный, тот, который привел меня, аж чуть не сползает по стенке.

Прошу большого алкаша увести вот этого мелкого, дабы дать мне побольше места для работы, потому что надо еще снять кардиограмму и обследовать даму, а то вдруг у нее инфаркт, а места мало — мешаются тут некоторые. Мне кажется, все уже забыли, что хотели от меня, все поглощены процессом создания уюта для моей работы: столик подвинуть, алкаша вывести спать, помочь даме усесться поудобнее, помочь поднять ей кофточку.

Пока разматываю электроды, говорю с большим алкашом и дамой так ни о чем, но я постоянно говорю, не прекращая болтать ни на минуту. Мелкий ушел спать, дверь свободна, выход свободен, но нельзя показывать, что хочешь уйти, надо играть по-нормальному и до конца.

Угрозы уже никакой нет, интуиция почти замолкла. Кардиограмма выявляет лишь тахикардию. Спрашиваю, сколько алкоголя и когда пила.

Пьянь сосредоточенно думает, видимо, подсчитывая.

— Двести грамм коньяка. Двадцать минут назад.

Тогда такая тахи нормальна. Сыплю умными фразами, обескураживаю еще больше. Сматываю кардиограф. Сама напоследок напоминаю про укол, хотя могу уйти и так — меня никто уже не удерживает. Большой алкаш спохватывается: ах да, укол же. Ну ведь болит все тело.

Набираю физраствор и делаю его в мышцу дамочке. Все. Обезболивающее подействует через некоторое время, а мне пора других лечить, больных ведь много, загадочно улыбаюсь, большой алкаш помогает мне вынести ящик, пропускаю его вперед, благодарю, дверь за мной закрывается. Все. Я свободна.

А если бы я начала сразу с наезда что за укол да зачем укол, когда вы тут все нажравшиеся уже и без укола. Вот тогда бы я и получила задерживание и всякие требования или чего еще похуже. Два мужика, один из которых весит ого-го сколько. А так все уже забыли, зачем и скорую-то вызвали, физраствор в мышцу еще никому не вредил. И самое главное, на все про все забалтывание ушло 20 минут. Ушла живой, здоровой, невредимой и главное, без проблем. И все счастливы.

Конец ознакомительного фрагмента.