Неполное превращение. Роман

Ольга Климова

– Я вытащу её оттуда!Захватывающая история из жизни писателя.Дорога к мечте, несмотря на провал.Вы удивитесь, на что способно творчество!

Плохие костюмы

Голубоватый холодящий цвет отражался от стен костюмерной. У Инны выходной. Перед Верой на вешалке болтается ново сшитый костюм Незнайки, комбинезон расцветки «божья коровка».

«Плохой костюм, ерунда какая-то. Раньше могла, как-то получалось. Костюм такой, загляденье. Какой же алгоритм пошива?

Не понятно. Как-нибудь сделаю. Я знала и забыла. Всё понятно и просто. Надо погуглить, что хочу сделать костюм Незнайки. Не получится. Мне всё равно. Что же важно? Чего не хватило, чтобы сделать на пять? Попробуем проверить. Хорошо знать материал. Больше практиковать».

Вера думала про костюм весь день, на работе была рассеянной, вспоминала Расула, какой он добрый, хороший. Думала поступить в аспирантуру. Но Виктор как всегда против. «Я возьму и съезжу на физмат».

— Неплохо выделить талию. Тонкую — тонкую. Для детского спектакля не пойдёт. А для меня лично?

«Расулу понравится. Кому? Это Инна залезла в мысли. Витечка, конечно Виктор одобрит».

«Я спросила его, женат ли он, будто собираюсь за него замуж. Он ответил: нет. Я спросила: почему. Он ответил банально, как отвечают всем, кто спрашивает в такой ситуации глаза в глаза. Он ответил: потому что не встретил такую как ты.»

— Да, грамотный. Я видела как он отжимается от пола. Полы помыл и отжимался, — взволнованно рассказывала Инна на следующий день.

Пошивочный цех и костюмерный в небольшом театре два в одном. Комната называется костюмерной.

— В костюмах Незнайки я должна передать жизнь детского общества, но

не тех детей, которые раньше жили, а наших современных ребят. В этом и сложность. Костюмы надо сделать удобные и легкие, шляпа у Незнайки не должна всё время падать, иначе актёр будет отвлекаться и не сможет увлечь маленьких зрителей.

— Ты не бери на себя обязанности художника.

— Что ты, я умею работать в команде. Я не беру, я воплощаю идею

постановщика. Он озадачил сделать сказку современной по внешнему виду, иначе дети нашего времени не войдут в действие. А он воплощает идею режиссера. Вообрази, какая задумка!

— Сделай поярче. Красная, зеленая ткань насыщенного цвета.

— Что ты, Иннусь, у нас же не цирк, не в этом дело. Не только в этом.

Главное создать на сцене индивидуальный образ со своим характером. Это поможет актёрам вжиться в персонаж. Это внешняя оболочка, но она влияет на внутреннюю. Помнишь у Станиславского: сменили очки и тогда.

— Не-а, не помню.

— У тебя костюмы вышли как для актёров инопланетян.

— Иннуся, правда, я бы хотела. я бы хотела внести инопланетную нотку.

Каждый костюм играет далёко звездой, звёздной галактикой. Махнёт плащом Незнайка, а на нём звёзды, планеты, вся жизнь наша. Эх, дух захватывает, — закончила фразу с чувством.

— Смотри, подруга, со звездами не переусердствуй. А как дела, как сама?

— Нормально сама. Если посчитать количество звёзд и разместить их в нужном порядке…

— И что там постановщик тебе сказал?

— Он сказал, не надо звёзд. сказал, переделывай, — по-детски обиженным

тоном ответила Вера.

— Куколка моя, ты ещё учишься, всё получится у тебя. Высокая и

стройная, задумчивая Вера, подруга дотянулась до талии тонко подпоясанной. Вере она только но только до плеча, прильнула к плечу, погладила по причёске — хвосту из тёмных волос.

— Да какая куколка, сорок лет и всё куколка.

— Да, моя куколка, ты куколка. Посмотри, фигурка какая.

— А причём тут фигурка?

— В пятьдесят ты тоже станешь инопланетной бабочкой, расправишь

цветные крылышки, и запорхаешь к своим удивительным костюмам. Махнешь по ним крылышками и все Незнайки твои понравятся всем режиссерам мира.

— Издеваешься? Бабочкой стану в пятьдесят, тогда уже бабушкой,

говори как есть. Может связи поискать, нужных людей я имею в виду.

— Но не в театре.

— Нет, местные помогать не станут.

— Есть люди, у которых свой театр, искусство, художники. Эти люди друг другу очень помогают. Их мамы, сёстры, братья, это одна армия пиара: всем миром нахвалили и продвинули.

Думать мешало солнце. Сквозь окно оно подошло наяву, пришлось отмахиваться от горячих лучей. Инфракрасный жар проникал под кожу, прожигал до костей. То не наше солнце, огненное солнце инопланетян.

Издали в окне по улице бежал — подпрыгивал Матвей.

«Сынок мой теплый пушистый хлебушек», — русоволосый Матвейка бежал, неся в пакетике хлеб.

Горячее солнце перестало жечь.

По дороге домой Матвей обгрыз корку по всей хлебной булке, умиляя мать отменным аппетитом и «я тоже так делала в детстве».

В доме обнаружили гостя — Юрий приехал посмотреть новый дом и помочь другу с новым текстом.

— Да потому что, Вер, хочу писать мистический детектив. Детектив, понимаешь? Кто наш главный детектив?

— Дядя Юра! — Вскрикнул Матвей.

К чаю нашёлся рулет и хрусткое печенье в шоколаде.

— Правосудие — статуя Фемида с закрытыми глазами и весы, — продолжал Юрий разговор, начатый до прихода Веры.

— Фемида с закрытыми глазами, значит не глядя. Как может быть правосудие с закрытыми глазами? — Виктор намеренно сделал паузу, похрустел печеньем, запил свеженьким чаем, — а весы какие она держит?

— Но не электронные, старинные, древние.

Они переглянулись с пониманием весёлости беседы.

— Может с электронными весами? Ладно, а что там про криминалистику?

— Начало в двадцатом веке, криминалистика в России — одна из передовых стран в этом смысле. По образу на основании наследственности пытались вылепить преступников, следующий скачок в криминалистике — определять по отпечаткам пальцев преступника. Но она и развивалась. Дальше. Развитие преступлений по следам. Документы это тоже следы. Так.

— Когда большевики пришли к власти, эта система и мешала, выиграла большевистская ячейка. Большевики злились на полицию. А у себя как пошли потом преступления. Что делать? Они научили рабочих и крестьян правильно раскрывать преступления, пострадали тогда полицейские серьёзно в те времена. Народу всё равно, тайная канцелярия или полиция ответственна за плохую жизнь.

— Откуда дождь?

— Из туч, — Виктор поднял глаза на ровные уложенные пластами серые тучи в небе, за дальними домами тучи опускались вниз, открывая просветы голубых, словно вертикальных полос.

— Попей чаёк, вкусный, ароматненький.

Дождь лил, он наследил своим присутствием на предметах. Следы дождя долго не пропадали. Насекомые скрылись, слышно только стрекотание, с ритмично повторяющейся птичьей интонацией — громко — тихо. Взрослый — малый. Несколько аккордных капель, и дождь стих. Нависшая над домом полная тяжёлая туча разродилась дождём.

За соседним домом притаились женщины. Хозяйка дома и дочь — директор театра, где работала Вера, была в положении. Большой живот она прятала от дождя и от людей. Редко её высокая фигура с низким крупным животом всплывала за домом, где жила её мать и тут же вкапывалась среди зелени в огороде.

Она скоро административно пряталась, заметив соседей, их гостя. Казалось, что гость не один, а соседи слишком громкие. Дождь и мать не оставляли беременную в одиночестве, мать говорила громко под ритм капель, бубнивших по крыше свои осмысленные фразы.

— Смотри, Даша сделала альбом, сфотографировала свой живот голеньким, — она листала альбом беременных голых животиков знакомой женщины, — это красиво, а вот он родился её Ванечка. Красивый альбом.

— Не надо так, не надо делать. Стыдно.

Женский разговор слушали муравьи, они пришли от Виктора на соседскую дачу исследовать лабиринты сухих и свежих трав.

— А. А. А, — громко кричала птица.

В беседке под нарядной крышей, наскоро расписанной Верой яркими сказочными зверятами и ребятами, продолжался мужской разговор:

— Есть специальная дактокарта. сначала пальчики снимают, где подушечки, потом фаланги, — он выгнул свою кисть, — потом вся кисть, — распределил пальцы левой руки расширил их, показывая по ним правой. Вот так.

Разговор прервал звук пилящей ножовки, они оглянулись на рабочего, что мастерил забор у соседнего дома, где жила мать директора театра. Директор была там же, осматривала участок, делала маме замечания.

Мать отвечала пришиблено, как не хозяйка дома, а выполняющий работу работник. Рабочий звонко, резко, громко колотил гвозди. Разговор не прижился.

Дом мамы театрального менеджера стоял близко к соседскому, а там гость:

— Мешает работничек поговорить. Деловой рабочий.

— Это не рабочий, это её зять, стоматолог забор ставит, — солидно уточнил Виктор.

— Петю, петю, петю, — скоро ответила птица на лиственнице и ответила за всех. Их мягко обдуло ветром. Любимых жуков дикарей не видать, предупреждены о дожде, у них свой инстинкт, есть какая-то взаимосвязь между жуками.

Виктор посмотрел вверх: выкатило солнце — колесо, штурвал корабля. Скрытники — бутоны одуванчики разбежались по траве, в траве прятался клевер, подорожник, дальше прорастала бело — зеленая трава, тонкая, какой он в детстве играл в петуха и курицу. Дальше густые ветки яблочного куста. Через куст светился домик, сложенный весёлыми полосками одинаковых бревен. Домик обрамляла высокая черёмуха, спускавшая многочисленные ветви с крыши.

— Тут недавно соседи слева погорели.

— Как так?

— Не знаю, пили, гуляли в беседке, не знаю, что там, шашлыки жарили, фейерверк запускали, видишь лиственница с одной стороны обгорела. Они любят погулять, — рассказывал Виктор другу про соседей.

— Но надо меньше бухать, — таков был его окончательный вердикт.

Стоматолог, строивший забор, кидал старые доски за дом, организуя кучу. Временами сильно грохотал, со смаком ставил в ударе точку.

— Пап, закачай мне воду, я всё подключил, — заговорил в зоне видимости в окружении зелени пшеничноволосый сын, — я из шланга кусты поливаю. Парень высокий, ровный, в бардовой футболке и тонких коротеньких штанах.

— Матвейка, дождь прошёл.

— Дядь Юр, уже сухо.

Отец молча поднялся с диванчика и пошёл выполнять. По кронам деревьев гудел ветер, перетекая вдали.

— Как пишется? — спросил Юрий, когда Виктор вернулся.

— У меня одни описания получаются, описание внутренних мыслей или внутренней жизни, философствования одни.

— Что получается, то и делай.

— Получается, я делаю.

— Какой воздух у вас ароматный!

— У нас да, телефон надо взять, Виктор удалился в дом, мало ли кому что понадобится. Кузнечики стояли на лапках, держа тело под углом тридцать градусов, нервно перебирая коротенькими передними.

Стоматолог продолжал стучать едко для слуха. Птички красиво монотонно пищали, деревья покачивали ветками, листвой. Природа растений гармонично тиха.

Виктор подумал, что у директора театра есть родинка княжны Мэри, как в романе Толстого, он задумался о Толстом, и о разных Толстых, время замедлилось, стало длиться тянуться длинными периодами.

Он представил, что муж директора театра, странный маленький мужик с рыжей бородой из Анны Карениной, как Каренин с некрасивыми ушами. Что же навело его на мысль? Вероятно, и её мама, и бродивший по огороду с красным мешочком электрик напомнил, как ходила когда-то по просторам романа Анна Каренина.

Электрик проверял проводку, громко кричал. Это карликовый мужик с электронными движениями, всегда синхронными.

Виктор и Юрий наблюдали за природой, насекомыми, людьми. Ситуация с сильным дождем испортила литературные картины, смыла мысленную родинку над губой княжны Мэри прогнала Карениных, прочих оборотных мужиков.

В природе застыли описания дождя: теплые, живые, волнующие.