Неполное превращение. Роман

Ольга Климова

– Я вытащу её оттуда!Захватывающая история из жизни писателя.Дорога к мечте, несмотря на провал.Вы удивитесь, на что способно творчество!

Процесс пищеварения

Сломанные вещи мешают благополучному ходу жизни, но помогают общению. Молниеносное общение дают нам новые технические средства.

— Юра, помоги, довези, машина в ремонте.

— Ты на работе? Подъеду.

— Есть хочу, три заседания в суде. С последнего еду, — желудок Юрия подтвердил правдивость слов громкими звуками.

Они засмеялись. Машина тронулась. Комфортно устроились, разговорились.

— Я тебе скажу, смеяться про кишечник мы так сказать договорились. Разговоры — «дискурсы» создают люди, которым нечем заняться и много свободного времени, находятся в местах лишения свободы, работа у них такая по типу работы вахтёра: сидишь, сторожишь, минут свободных куча.

Юрий солидно кивал в ответ, не сводя глаз с потока машин.

— Часто они работают в свою пользу или для друзей, — продолжал Виктор. — Анатомические особенности работы кишечника мы привыкли воспринимать как противные, особенно, если это всё представить. Лучше не представлять. Это не то, что весёлые звуки желудка, приятели оба улыбались. — Смешными принято считать и места, где процессы пищеварения завершаются, тут уточнять не будем и так понятно.

— Обоснуй шутку!

— Путешествие от смешного к противному и обратно нас очень веселит. Противно, когда риск пищеварительных инфекций: грязь, зараза, запахи.

— Тараканы.

— Нет, не всем противны тараканы. Пробежки от противно к смешно и обратно.

Подъехали. Юрий на двоих распахнул дверь пиццерии, дружно нырнули в красивый цветной полумрак, с переливами аромата итальянских блюд.

— Творишь что-то? Над чем работаешь?

— Новый рассказ про художницу Монику. Дело было у нас в Новосибирске. Про что знаю, то пишу. А ты?

— А мне на работе письма хватает, я бы прочёл.

Перекусив и оглядевшись (слева два столика объединила компания молодых нарядных женщин) Юрий заговорил громче, с философскими нотками:

— Приходит время, когда творчество становится работой, приятной работой, соглашусь, но всё же работой, за которую могут спросить. И объяснишь.

— Вот тем и хорошо любительство. Это твоё увлечение и нечего с тебя за него спрашивать, увлекаюсь и всё тут.

Женщины культурно двигали челюстями, уничтожали пищу, прислушивались, гадали о каком творчестве речь, неужели рядом известный режиссёр. Кто из двух мужчин режиссёр?

Юрий продолжал:

— Про кишечник веселее было.

— Ха-ха, про кишечник, про тараканов!

Женщины опустили на стол столовые приборы.

— Виктор, но не за столом же!

— Смотря что представить, какие процессы жизнедеятельности. Если про отходы дыхательной системы. Поскольку про углекислый газ, выделяемый при дыхании, никто не ржёт. А характеризующие звуки процесс пищеварения, прозвучавшие публично в публичном месте, есть хотя бы один слушатель, это уже смешно.

— Да в плане того, что приличный на вид мужчина, писатель и преподаватель уже никакой не герой, а простой примитивный типок, биологический организм или даже животное.

Одна из женщин поднялась и прошагала в уборную, развивая платьем из дорогой ткани.

— Согласен, в современном литературном тексте «горшковое» повествование, описание, диалоги весьма нас веселят, героя они приземляют, опошляют, над его позором мы смеёмся. Есть хотя бы один человек, свидетель позора, а это читатель.

Соседнему столику ясно, что приличные на вид члены творческой элиты никакие не режиссёры, похоже и не писатели, хоть про это говорят, не только про это. «Они хулиганы? О чём беседа в пиццерии?»

— Замечено мной, что «горшковые» включения в художественном тексте наблюдаются через 20—30 см перемотки ленты электронного листа.

Он показал руками размер перемотки, который умещался между правой и левой ладонью. Вернувшаяся из уборной одобрительно взглянула на жест, утёрла салфеткой губы.

— Вот когда я такой встречаю, дальше крутить компьютерный папирус совершенно уже не хочется из гадливости наткнуться на уже сильней реалистичное и подробное описание горшка. Не спорю, то и есть человеческая жизнь, как неотъемлемая часть, но в литературном тексте горшок имеет совершенно иное предназначение.

Соседский столик безмолвно возмущён потерянным аппетитом.

— Кстати, передавай привет Вере!

— Ага. Как у тебя на личном фронте?

— Я тут с одной встречался, с продавцом, она рассказывает, сынок её малышом такой стройненький был, с фигуркой, занимался акробатикой.

«Сынок я вижу тебя на сцене», — она мне, представь, свои диалоги с ребёнком пересказывала, комментировала внешний вид мальчика. И тогда повела его записывать в танцевальную студию. Увидев сцену, сын её родненький вздохнул и вздрогнул: «Мама, я тоже себя на сцене вижу!» И что сказать, сцена это его. Он работает электриком в театре, на танцы же ни разу и не сходил.

Женщина в дорогом платье одобрительно улыбнулась чужой шутке, её спутницы выносить смех на поверхность постеснялись.

— Так про что ты рассказ пишешь, — вдохновлённый улыбкой спросил Юрий.

— Про Монику, её отца. Насекомые…

— Тараканы!? Пойдём в машине расскажешь!