Хроники Червонной Руси

Олег Яковлев, 2018

Рубеж XI–XII веков. Нелёгкая судьба выпала трём братьям Ростиславичам, хоть и происходят они из княжеского рода. Мало того что рано лишились отца, так ещё и остались без наследства, без уделов, а безудельным князьям остаётся только скитаться по Руси и сопредельным странам. На помощь других князей рассчитывать трудно – те, конечно, родня, но прежде всего видят в скитальцах врагов, зарящихся на чужие волости, да и за жёнами, когда в доме «бедный родственник», лучше присматривать повнимательней… Нет братьям покоя и тогда, когда скитания позади: свой удел, чудом доставшийся, нужно защищать силой оружия, и даже самый удачливый из трёх братьев, Володарь Ростиславич, из года в год не покладает меча.

Глава 6

— Ты же проведчик, Радко! Не впервой распутывать тебе паутины ков и кознодейств разноличных! — Ярополк торопливо вышагивал по горнице владимирских хором. — Сыщи, кто упредил гадов сих, Ростиславичей! Почто столь скоро улизнули они из моих рук?! Кто ворог мой?! Из бояр, из иноземцев?! Может, подслушал кто нас ночью в шатре, совещались когда, да передал?!

Широкоплечий, статный богатырь Фёдор Радко исподлобья взирал на размахивающего руками князя, с едва заметным неодобрением переводил взгляд на восседавшую на скамье княгиню Гертруду, крутил перстом вислый рыжеватый ус. Дождавшись, когда Ярополк замолчит, сказал веско:

— В обчем, попробую разузнать. Хотя и трудное вельми сие дело.

Облачённый в лёгкий полукафтан с бахромой по подолу, в расширенных у колен шароварах и высоких угорских кавалерийских сапогах, широколицый, с коротко остриженной бородой, светлоглазый волынянин, дружинник Радко внушительным видом своим всякий раз вселял в Ярополка уверенность. Побольше бы таких, как он, иметь в дружине! С такими и сам чёрт не страшен!

Едва только, поклонившись князю, Радко отправился выполнять поручение, как молчащая доселе Гертруда с сомнением хрипло спросила сына:

— Думаешь, сведает?

— А как же! Этот — сведает!

— Жаль, ускользнули от нас вороги! Топерича жди лиха! — вздохнула вдовая княгиня, глянув в слюдяное оконце.

За крепостной стеной вдали зеленел лес, полуденное солнце нещадно палило, в горнице было душно и жарко.

Оставив сына, Гертруда вышла на гульбище⁵⁰. Свежий ветерок приятно дунул в лицо. Слабо улыбнулась княгиня-мать, заметив у столпа играющих внучат — Ярослава с Вячеславом. Будущая надежда Волынской земли! И тотчас тревожно забилось сердце. Володарь с Рюриком — вороги! Сих маленьких чад супротивники злые! От их козней предательских готова была Гертруда, как птица птенцов укрывает крылами, упрятать, оберечь своих внуков.

Пока же она играла с ними, брала на руки, сажала себе на колени, целовала обоих чад. Стало на душе легче, но тревога всё же не улеглась, не прошла. Где-то в глубине души сидела неприятная мысль — вороги не успокоятся. Рати грядут…

…Фёдор Радко первым делом заглянул в гридницу⁵¹ и расспросил нёсших в ту ночь охрану княжеского шатра воинов, не заметили ли они чего подозрительного.

— Да вроде ничего не было. Тихо было, — задумчиво почесал кудлатую голову долговязый Воикин. — Хотя… Погоди-ка! Княгинину косулю мы на костре жарили, потом кабана заколотого. То уже после смены гридней было. Подсел к нам угорец один… Как же его…

— Жольт! — вспомнил молодой торчин Улан. — Ещё вином нас угощал… Вроде и выпил немного, а голова кружилась сильно, и в сон клонило, когда в дозоре стоял.

— Вот как! Угорец… Он тебе, Воикин, подозрительным не показался ли? Может, говорил что? — продолжал допытываться Радко.

— Да вроде нет. Пил с нами вместях. Говорил, что земли наши — соседние, что русских он любит, а вот немцев недолюбливает. Какой-то замок его в уграх разору они предали, — рассказывал, припоминая ночную толковню у костра, Воикин.

— А потом куда он делся?

— Да ушёл. Сказал, что королевичи и мать их ждут его к себе. Служба, мол, как и у нас.

— А ты б, Воикин, узнать сего угорца смог ли?

Долговязый дружинник пожал плечами.

— Я его признаю, — заявил уверенно Улан.

— Потом вот ещё что… Когда стража сменилась, совещались князь со княгиней Гертрудой и боярином Лазарем в шатре… Уже разошлись когда они, тогда Жольт и приходил. А опосля… сам Коломан к нашему костру приполз, — стал рассказывать проводивший ту ночь у другого костра отрок Дмитрий. — У нас у всех уже глаза слипались, спать охота была, а ему, вишь, мяса кабаньего отведать захотелось. Ну, угостили мы его печёнкой с луком. Сидел, нахваливал… А потом, невзначай будто, и вопросил: чего енто князь ваш Ярополк не спит в час столь поздний? Али дела какие важные проворит? Ничего мы ему не ответили, смолчали. Ну, он вроде как о том более и не баил. Всякую чепуху болтал… Псалмы чёл, на небо глядел одним оком, звёзды считал… Урод, он урод и есь! Потом мёд пил, говорил, невеста, мол, к ему едет, нурманка какая-то, откуда-то чуть не с Сицилии, с моря Средиземного. Вот и хочет он последними деньками свободной жизни насладиться, вина доброго попить да на небеса чистые глянуть. Да красой жёнок русских полюбоваться. Вздыхал, хвалил княгиню Ирину.

— Ну, а после… — Радко нахмурился. — Как ушёл он и когда?

Дмитрий с виноватым видом опустил голову.

— Не углядели мы, Фёдор… Сон нас сморил. Да ещё Коломан ентот… Пел сладко в уши всякое… Долго он у костра сидел…

— Эх, вы! Сторожа! — Радко презрительно сплюнул. — Упились медов — и ворогов козни проглядели! Эй ты! — окликнул он Улана. — В обчем, тако. Пойдём-ка в палаты, где угры остановились. Узришь Жольта сего, скажешь тотчас.

Вдвоём они поднялись на верхнее жило, пропетляли по винтовым лестницам и переходам, зашли в гридню, где размещалась свита королевичей.

— Побудь тут покуда. А я с Коломаном и матерью еговой пообщаюсь, — молвил Радко, снимая портупею с мечом и отдавая её одному из стражей. — Сопроводи! — велел он угру на его языке.

…В палатах королевичей стоял терпкий запах ладана. Коломан, в наброшенном на узкие плечи жупане⁵² тонкого сукна, маленький, горбатый — в чём душа держится — утопал в мягком кресле, вытянув ноги к печи, в которой весело потрескивали дрова. Несмотря на жару, он мёрз. Тёмные прямые волосы неровно ниспадали королевичу на лоб, чёрный глаз светился лукавинкой, сухие жёлтые руки перебирали цветастые чётки.

— Ты хотел меня видеть? — С наигранным удивлением Коломан повернул к Фёдору своё немного скуластое, смуглое лицо с небольшим прямым носом и тонкими губами под узкой ленточкой усов. — Я слушаю тебя.

Мать Коломана, Софья, дочь Изяслава Полоцкого, весьма пожилая полная женщина с округлым лицом, рябая и курносая, облачённая в голубое парчовое платье, находилась здесь же, возле сына.

«Вовсе не похож на мать», — подумал Радко, глядя на грубоватые черты лица вдовой королевы угров.

— Пришёл вопросить тебя, сын короля Гезы. Ведом ли тебе некий Жольт? Он слуга твой, мечник⁵³. Ночью после охоты он приходил к княжескому шатру и пил вино с нашими дружинниками.

— Жольт? — переспросил Коломан. — Человека с таким именем нет в моей свите. Я бы запомнил. Княжеское имя. Его носил один из моих предков. У меня есть Стефаны, Бенедикты, Дьюлы. Есть даже один Людовикус. Но Жольта я не знаю.

— И я не ведаю такого слугу, — подтвердила Изяславна.

— Вы, должно быть, слышали о том, что трое братьев Ростиславичей пренебрегли гостеприимством князя Ярополка. Вчера на рассвете они бежали из стана.

— Кирие элейсон!⁵⁴ Полагаю, не стоит придавать большого значения этому рядовому событию. Ну, убежали, и что? — Коломан передёрнул плечами. — Из-за чего вы все всполошились? Да мало ли какие могут быть дела у этих людей? Может, их пригласил на службу какой-нибудь владетель? Ведь они не обременены уделами, землями, они — люди свободные. Или не так?

— Братья скрылись подозрительно быстро, — заметил Фёдор Радко. — Не вложил ли им в уши какой-нибудь недоброжелатель неверные слова? Может быть, кто-то хочет рассорить Ростиславичей с князем Ярополком?

— И кто, по-твоему, это мог бы быть? — спросил, презрительно усмехаясь, королевич.

— Мыслю, такие люди могли сыскаться и в твоей свите.

— На чём основаны твои обвинения, дружинник Радко?! — Теперь Коломан уже не усмехался, гневом зажёгся его глаз. — Только на том, что вашим полупьяным гридням мерещится в ночи невесть что?! Лидерц⁵⁵, или Вашорру-баба⁵⁶! Могу сказать, что и я сам прошлой ночью какое-то время провёл с вашими людьми. Они угощали меня кабаньей печёнкой.

— Никто не обвиняет тебя ни в чём, светлый королевич! Упаси Господь! — поспешил успокоить Коломана дружинник. — Просто моего князя не покидает мысль о том, что кто-то хочет стравить его с братьями Ростиславичами.

— Кирие элейсон! Он что, болен, твой Ярополк?! — огрызнулся Коломан. — Сдаётся мне, что он попал под злые чары своей матери, Гертруды! Слушается её во всём. А у вдовой княгини слишком больное воображение!

— Нравная и жестокая она жёнка! — брезгливо наморщив свой короткий курносый нос, добавила Софья Изяславна. — По её веленью в Киеве во время смуты умертвили семьдесят человек! И ещё многих невинных ослепили!

— Ступай и скажи своему князю, Радко: пускай не мешает он нас в свои дела. Пускай сам разбирается со своей братией! — властно изрёк Коломан.

Радко, откланявшись, вышел. Он был почти уверен, что без угров взволновавшее волынский двор событие не обошлось. Дружинник воротился в гридницу и глазами поманил к себе Улана. Снова шли они по долгим переходам дворца. Уже во дворе Радко вполголоса спросил:

— Ну что? Узнал Жольта?

— Как же. Сидит тамо, с иными вместях.

— Тогда бери троих отроков в помощь. Выманите его из гридни, скажите, что хотите угостить вином, схватите и притащите в поруб. Понял?

— Понял, Фёдор. — Улан не мешкая убежал исполнять поручение.

…Едва Радко покинул палату, в которой говорил с Коломаном, королевич резко вскочил с кресла.

— Мать, нам надо спешить. Ты видела, он обо всём догадывается. Чёрт нас дёрнул вступиться за Ростиславичей! Всё княгиня Кунигунда-Ирина! Явилась тайно среди ночи, в одежде монахини, просила, умоляла! — Коломан вздохнул. — Красива, как русалка, как вила лесная! Ей я не смог отказать! Попал под её чары! Кирие элейсон! Грехи тяжкие! Одного не пойму: зачем она так усердно хлопочет о Ростиславичах? Послал к шатру Ярополка Жольта, потом сам ходил к волынским вежам, расспрашивал гридней и отроков. Понял, что в самом деле готовят злое дело Ярополк и Гертруда… Да, матушка, упреди королеву Свентославу! Это она меня убедила черкнуть ту проклятую грамоту! Думаю, что у неё тоже побывала Кунигунда-Ирина! А я пойду, скажу Альме. Бросал бы свои охотничьи забавы! Не время им предаваться! Влезать в русские свары — последнее дело, матушка! Сама об этом хорошо знаешь. Сегодня же выезжаем в Нитру! Кирие элейсон! Грехи тяжкие!

Вдовая королева согласно кивнула головой. Поправив ладонью выбившиеся из-под цветастого повойника со сказочными жар-птицами седые волосы, шурша парчой, спустилась она в гридню и стала отдавать короткие властные распоряжения:

— Готовьте возки, седлайте коней! Довольно, нагостевались! Пора и честь знать!..

В сумерках Радко постучался в камору для тайных свещаний, расположенную в одной из теремных башен княжеского дворца.

Ждали его там Ярополк, Гертруда и боярин Лазарь.

— Ну?! Что?! — нетерпеливо потребовала ответа княгиня-мать.

— Вызнал я. Упредили Ростиславичей Коломан и королева Свентослава. Споймали мы угорца, кой возле шатра вашего нощью отирался. Всё на дыбе выложил, подлец! Баит, Коломан его подслушивать посылал. Сведал откуда-то горбун о толковне вашей! Вот токмо откуда, сей Жольт не говорит. Думаю, не ведает.

— Всюду вороги! Сын! — обратилась Гертруда к Ярополку. — Вели задержать угров и чехов! Пускай ответ за свои делишки держат! В поруб швырни подлеца-горбуна и гадкую кознодейку Свентославу!

— По-твоему, я вовсе дурак, что ли?! — неожиданно заорал на неё Ярополк. — Не стану я из-за Ростиславичей со всеми соседями враждовать! Им-то токмо того и нать!

— Воистину, — гладя окладистую бороду, согласился с князем боярин Лазарь.

Гертруда, презрительно хмыкнув, на сей раз промолчала. Понимала она, что зашла слишком далеко. В ту же ночь втроём они составили грамоту и отослали гонца в Перемышль к Ростиславичам.

В грамоте сей, украшенной вислой свинцовой печатью, содержались горячие заверения Ярополка в дружбе и любви к своим двухродным племянникам. Но о наделении волостями безземельных родичей не было написано ни слова.

Примечания

50

Гульбище — открытая галерея с колоннами в древнерусских княжеских дворцах.

51

Гридница (гридня) — помещение в княжеских хоромах, где жили гридни.

52

Жупан — теплая верхняя одежда, то же, что зипун.

53

Мечник — вооружённый мечом воин, а также должность в некоторых средневековых государствах.

54

Кирие элейсон! (греч.) — Господи, помилуй!

55

Лидерц — в венгерской мифологии вредоносное существо, злой дух.

56

Вашорру-баба — в венгерской мифологии злая ведьма, аналог русской Бабы-яги.