Злая память. Книга первая. Кавказ

Олег Колмаков, 2018

Они учились в одном военном училище, в одной роте. Однако глобальные перемены, связанные с развалом великой Державы раскидали их по разные стороны линии фронта. Теперь они враги: российский офицер и чеченский полевой командир… При оформлении книги было использовано изображение Творческого объединения ФотоОтдел (автор Роман Большаков) Содержит нецензурную брань.

КПП

На месте нынешнего дальнего объекта, куда подполковник Лютый «сосватал» майора Князева, когда-то возвышалась старинная: ни то крепость; ни то сторожевая башня. Вполне возможно, что это было и некое религиозно-оборонительное сооружение, воздвигнутое пару-тройку веков назад и, очевидно, благополучно разрушенное примерно в том же самом времени. На оставшемся с тех далёких веков основательном фундаменте, уже в наше время был заложен первый складской блок. Несколько позже, по мере втягивания России в бесконечную антитеррористическую операцию на Северном Кавказе, к вышеозначенному пуленепробиваемому бункеру, были пристроены ещё три ангара, небольшая казарма и кое-какие подсобные строения. Именно в этом виде и застал Князев свой нынешний стратегический объект.

Месторасположение армейских складов, с точки зрения стратегии, было выбрано довольно-таки удачно. Быть может, именно поэтому дальний объект, так ни разу и не подвергся серьёзному нападению со стороны бандитствующих формирований. Судите сами. Слева и позади складов, возвышалась неприступная стена горного массива. Справа крутой, десятиметровый обрыв. Тогда как спереди, все подходы к складам прикрывала быстрая горная река. Пожалуй, единственным местом, через которое и можно было попасть на стратегический объект Минобороны, не обладая какой-либо специальной альпинистской или подводной подготовкой — являлся широкий бревенчатый мост, перекинутый над бушующей водной стихией. Данная перемычка, связующая склады с внешним миром, была оборудована контрольно-пропускным пунктом. Впрочем, строгим и не преступным тот КПП, оставался лишь по своему названию. В действительности, контрольно-пропускной пункт у бревенчатого мостка состоял лишь из бетонной будки, обложенный со всех сторон мешками с песком; да металлического шлагбаума, приводимого в движение вручную, посредством натяжения обыкновенной верёвки. Та караульная будка, снабжённая местной связью, в лучшем случае, могла укрыть двух, максимум трёх военнослужащих от непогоды или возможного обстрела.

Как не прискорбно это может сейчас прозвучать, но охрана, круглосуточно дежурившая на том контрольно-пропускном пункте, при внезапном штурме противника, фактически была обречена на верную гибель. Потому как до ближайшего складского корпуса, откуда и следовало ожидать возможной помощи, было не менее четырёхсот метров. Единственное, что реально могли успеть сделать караульные, так это сообщить дежурному о нападении и пустить пару-тройку автоматных очередей в сторону врага. Ну, а дальше, как карта ляжет.

Машины, следовавшие через складской КПП, а так же сопроводительные документы или груз ими перевозимый — практически не проверялись. Потому как весь транспорт, двигавшийся через бревенчатый мост, состоял из семи-восьми грузовиков, одного БМД и командирского Уазика. То есть, каждая транспортная единица была хорошо знакома бойцам караульного взвода. Водителям доверяли, считали их «своими» и узнавали те машины издалека, ещё на подходе к территории объекта.

Лишь несколько позже, когда Князев более предметно познакомиться со складской территорией, он признает, что подведомственный ему объект, из года в год оставался целым и невредимыми, вовсе не из-за своего удачного места расположения, а лишь благодаря исключительному стечению обстоятельств, если не сказать чуду или невероятному небесному благоволению.

Сержант Бутаков и ефрейтор Цымбал с самого раннего утра, заступившие на КПП в очередное боевое дежурство, уже к обеду чувствовали себя чересчур уставшими и утомлёнными многочасовым бездельем. Устроившись в сторожевой будке, Славка с Андреем принялись вспоминать свою до армейскую жизнь. Спокойная и безмятежная обстановка располагала, да и было о чем им поговорить. Ведь мало того, что их детство и юность прошли в одном городе, в одном районе, так они ещё и «умудрились» окончить одну и ту же школу. Разница была лишь в том, что Бутаков распрощался со школьной партой, на год раньше Андрея. Подобные совпадения, скажу я вам, бывают в армейской жизни крайне редко, однако случаются.

Коль Славка Бутаков был по возрасту на год старше Цымбала, то и на призывной пункт (и, соответственно, на Кавказ) он попал годом раньше. В отличие от младшего Андрея, Славка успел захватить настоящую войну, успел окунуться в боевые сражения и лицом к лицу столкнуться со смертью. Потому и мог он позволить себе, без зазрения совести козырнуть перед земляком, сержантскими «лычками» и орденом, полученным в одной из тяжелейших боевых операций.

— Мать пишет, будто бы завод наш окончательно закрыли!.. — Цымбал делился последними новостями с родины. — …Отец остался без работы. Начал крепко подбухивать.

— Это что ж, получается?.. — усмехнулся в ответ Бутаков. — …Такая махина, такое огромное предприятие с цехами и прочими промзонами, будет простаивать? Я, конечно, понимаю, что ракеты нашей стране, быть может, вовсе не нужны… Однако зачем завод закрывать? Пусть бы он выпускал что-то иное, более мирную продукцию.

— Отчего ж «простаивать»? Основные корпуса уже сдали в аренду под всякие там склады, офисы, магазины. В подвалах китайцы грибы для местных ресторанов выращивают!

— Хорошенькая альтернатива, ничего не скажешь!.. — сплюнул Бутаков. — …На какие интересно шиши, десятки тысяч нищих людей, выброшенных с того завода на улицу, пойдут в те самые магазины и рестораны?

— Обычные работяги, конечно же, не пойдут! А вот такие балбесы, как ты, Славян, обязательно оставят в тех кабаках и супермаркетах все свои «боевые»! Не успеешь дембельнуться, как тотчас просадишь свои деньги на баб и пойло!

— Хрен-то там!.. — встрепенулся Бутаков. — …Свои, кровью заработанные деньжата, я собираюсь вложить в какое-либо перспективное и весьма прибыльное дело! Я вовсе не желаю повторить судьбу своих предков. То есть, всю свою жизнь влачить серое существование; жить от зарплаты до зарплаты, пересчитывая каждую копейку.

— Что ж!.. Хозяин, барин! Рискуй, коль есть желание!.. — лукаво улыбнулся Цымбал. При этом всем своим видом Андрей демонстрировал полное неверие в мифический золотой дождь, обещавший обрушиться на его сослуживца. — …Да, собственно, и чёрт с ними, с этими «боевыми»… Ты бы лучше, о войне что-нибудь рассказал.

— Не хочу, и не буду!.. — с лица Славки тотчас исчезла мечтательная улыбка. — …Я уже говорил тебе о том, что нет в ней ничего крутого и прикольного. На войне лишь дикий страх и смерть!.. Много крови и прочей отвратительной мерзости!.. Представь, что ты смотришь чересчур реальный ужастик. В процессе того просмотра ты вдруг понимаешь: да ведь он про тебя самого! В тебе вдруг начинают, просыпаться первобытные инстинкты, о которых, и думать-то стрёмно. Не уж-то, ты считаешь, что мне будет приятно вспоминать о подобных вещах, и уж тем более, кому-то о них рассказывать?

Пока оторванные человеческие останки, да изувеченные трупы с поля боя вынесешь, десять раз обрыгаешься… А теперь представь, какие чувства ты испытаешь, когда твои друзья и товарищи, за считанные секунды в эти самые трупы и превращаются?

— Славян, кончай жуть нагонять!.. — отмахнулся Андрей. — …Через месяц-другой ты вернёшься домой. Девки в очередь!.. Пацаны к тебе с почтением и уважением!.. В любой компании, стакан на халяву нальют!.. Тут ты и забудешь: и о крови, и о трупах. Голову даю на отсечение, примешься по ушам чесать: как служил, как в бой ходил, как награды получал! Сейчас я тебя вовсе не осуждаю. Именно так все дембеля и делают… Ты лучше скажи, а мне-то чего делать? Сам ведь знаешь, что не застал я настоящей войны. Почти год на Кавказе, а стыдно признаться: ни одного матёрого боевика, так живьём и не видел! Каждый день одни и те же горные пейзажи и всё те же, до боли приевшиеся, физиономии!.. Хоть байки, какие послушать, чтоб на «гражданке», от первого лица их пересказать. Кстати, Славка!.. Надеюсь, ты не сдашь меня нашим пацанам. Не станешь трепаться о том, что вот так, в этой грёбаной будке я всю свою чеченскую войну и просидел. Сам должен понимать: как мне чертовски не повезло.

— Ну, ты и придурок!.. О такой службе, как у тебя, любой из доброй дюжины моих бывших сослуживцев… В особенности те, которые вернулись домой в «цинке», тебе бы позавидовали чёрной завистью. Молил бы ты лучше Бога о том, чтоб твоя нынешняя служба, таковой до самого дембеля и осталась!

— Да, ну на хрен!.. Ты с ума, что ли сошёл!.. — возмутился Цымбал. — …Ещё один, точно такой же, тягомотный год?.. Я этого, точно, не выдержу! И, вообще, я уж давно собираюсь рапорт подать о своём переводе в другое подразделение. Буду проситься туда, где задачи, а главное, возможности несколько иные.

— Давай-давай! Пиши, писака хренов! Когда в башке пусто, то и держит она курс в ту самую сторону, куда в ней ветер подует!.. Короче, делай что хочешь, только отстань от меня со своими тупыми расспросами. А коль военными небылицами желаешь поразжиться, так это к Якушеву… Горазд наш Серёга на всевозможные около армейские сплетни и прочие байки… — подперев голову рукой, Бутаков устроился поудобнее и закрыл глаза. — …Посплю малость. Если что, разбудишь.

Однако нормально отдохнуть Славка так и не сумел. Из лёгкого послеобеденного полудрёма, очень скоро его вывел, всё тот же, неугомонный земляк. Помаявшись бездельем, Цымбал предпочёл потревожить «старшего».

— Бут, я тут ситуацию прикольную вспомнил! Рассказать? — поинтересовался он, пренебрегая предупреждением сослуживца.

— Трави! Уж коль разбудил!.. — не открывая глаз, пробурчал орденоносец. — …Но учти! Если будет не смешно, схлопочешь!

— Год назад та история приключилась. С призывного пункта нас сразу отвезли на железнодорожный вокзал и погрузили в два прицепных пассажирских вагона. В них-то мы и проехали, почитай, пол страны. Во время стоянок, как и положено, из вагонов никого не выпускали. Так и мариновались мы в вагонной духоте, словно огурцы в бочке. Другие города и иные населённые пункты, могли созерцать лишь сквозь грязные окна своих кубриков…

— Ты можешь, обойтись без лирики? — раздражённо поморщился Бутаков.

— Я и без того, уж перехожу к главному. Короче, тормознул наш поезд на каком-то, ну, совсем мелком полустанке. А теперь представь следующую картину. На соседнем с нами пути, ещё один пассажирский состав стоит. И в том поезде, прямо напротив нас, полное купе дембелей. Водку, суки, пьют. На нас ноль внимания. Потом, всё ж заметили. Окно своё открыли, и давай нам, стриженным, рожи корчить. Орут, дескать, попали мы по самые яйца. Минут пять, мы так и стояли: окно к окну. И всё это время, слушали, отправленные в наш адрес самые отвратительные оскорбления. Такая тоска меня, тогда пробрала. Вот думаю, везучие, уже отмучились. Потому я, собственно, и молчал. Да и остальные наши, так же, попритихли — надо полагать, по тем же самым соображениям.

И вот, слава Богу, их поезд наконец-то тронулся. Он медленно покатился на Восток. Туда, где остались наши родители, друзья и всё, что связанно с нашим детством и юностью. И тут, вдобавок ко всему, один из тех дембелей, чуть ли не по пояс, высунувшись из окна, кричит нам во всё горло: «Прощай, шпана! Удачи вам, салаги! А мы поехали ваших тёлок трахать!..»

Именно после этого, один из наших успел-таки очухаться. Он-то и заорал им вслед: мол, вы только едите, а мы ваших баб целых два года жарили!..

Искренни рассмеявшись, Цымбал поинтересовался.

— Ну, как? Прикольно?

Дослушав ту историю до конца, Бутаков отчего-то уловил в ней некий скрытый подтекст. Причём, отнёс он его исключительно в свой собственный адрес.

— Ну? И где, прикажешь смеяться?.. — Славка неожиданно вскочил на ноги. Его прежнюю сонливость, как рукой сняло. — …И, вообще, к чему это ты вдруг вспомнил о том поезде? О Наташке моей чего-то узнал?

— О какой, такой Наташке?.. — растерянно повёл плечами Цымбал. Однако быстро сообразив, в чем суть вопроса, тотчас добавил. — …А-а, я понял! Ты о Гусевой спрашиваешь! О той девахе, с которой ты до армии мутил!

— О ней. О ком же ещё? — кое-как, скрипя зубами, всё же выдавил из себя Бутаков.

— Не-а! О Гусевой мне никто не писал!

Славка с облегчением перевёл, было, дух, но тут Цымбал задал ещё более каверзный вопрос.

— Кстати, Бут!.. Помнится, ты как-то трепался, будто бы у вас с ней, что-то там было. Ну, с Наташкой!.. Имею в виду, трах-тибидох! А теперь, скажи честно: врал?

— Ещё чего! — чуть покраснев, ответил сержант.

За два года службы Бутаков возмужал. А самое главное, он поумнел. Потому и понимал он сейчас, что его обворожительная Натали, писавшая ему столь трепетные письма, вовсе не достойна того былого малолетнего трёпа и его бахвальства перед дворовой шпаной. Да, и сейчас, на чем свет стоит Андрей проклинал себя за то, что пошёл на поводу у салаги-Цымбала, затеявшего этот скользкий разговор, что ответил ему в той же отвязной и пошлой манере, в которой и был задан вопрос.

— Странно!.. — тем временем, задумчиво продолжал говорить Цымбал. — …А она говорила, будто бы, у тебя с ней ни черта не получилось!..

— При каких это обстоятельствах, она могла посвятить тебя в столь личные подробности?.. — на сей раз, Бутаков серьёзно вскипел, потому и схватил он земляка за грудки. — …Отвечай, сучёнок! С чего это вдруг она взялась бы с тобой откровенничать?

— Славян, да ты не дёргайся! Поверь, твою бабу я не трогал. О том не могло быть и речи!.. — Андрей поспешил успокоить сослуживца. — …Просто, так вышло. Я совершенно случайно подслушал разговор Гусевой с Ленкой Власовой. И будь уверен, что о содержании того диалога, я никому более не рассказывал. И, вообще… Ты не переживай: ждёт тебя твоя Натаха.

Бутаков несколько пришёл себя и ослабил хватку.

— Нашёл, кого слушать! Покажи мне хоть одну девку, которая открыто похвасталась бы своими сексуальными похождениями. Это для нас, для парней, перепихнуться с кем-либо, не более чем очередная «звёздочка» на левый борт фюзеляжа. А бабы, невзирая на свой возможный «послужной список», будут до последнего строить из себя целок…

Столь щепетильный разговор Цымбал затеял вовсе неспроста. При этом ему даже пришлось приврать о, якобы, подслушанном женском разговоре. Просто Андрей был абсолютно уверен в том, что земляк его обязательно заведётся. Так, собственно, оно и вышло. И лишь услышав в голосе сержанта некоторое благодушие, ефрейтор-первогодок вновь попытался аккуратненько вернуть Бутакова к прежним, неприятным для последнего расспросам.

— Бут, а ты чеченок, случаем, не шпилил?

— Я что, с дуба рухнул? — будто дотронувшись до чего-то горячего, молниеносно отреагировал Славка.

— Случая подходящего не было, или верность свою бережёшь?.. — усмехнулся Андрей. — …Так ты, Славян, не беспокойся. Наталья о твоих экзотических пробах, ничего не узнает.

— Придурок! Тут вовсе не в этом дело!.. — огрызнулся сержант. — …Хочешь, я расскажу тебе весьма поучительную историю?

— Давай! — именного этого Цимбал и ждал.

— Случай, о котором я собираюсь сейчас рассказать случился ещё в начале моей службы. Стояли мы тогда под Грозным. Так вот… Повадилась похаживать в расположение нашей части одна местная тёлка. Девка была, ну просто безотказная. По дюжине наших солдат могла за ночь «обслужить». При этом брала с пацанов сущие копейки…

— И что? — в нетерпении перебил сослуживца Андрей.

— Что-что!.. Пол роты наших, с каким-то ядрёным сифилисом, в санчасть угодила. Оказалось, что эту курву к нам специально засылали. Вот тебе и весь кайф от кавказской экзотики. Уж лучше, завязать на время свой «конец» в узел, чем вовсе без него остаться. А теперь прикинь, если бы у той чеченской кобылы был СПИД?

— И всё? Вся история? — разочарованно поинтересовался Цымбал.

— Всё!

— Я-то думал, ты приврёшь чего. Ну, там, как после всего случившегося, вы, к примеру, казнили ту чеченку. Или, как ваши «заразные» солдаты, в отместку, перетрахали десять аулов, награждая тем сифилисом всё женское население республики!..

— Да пошёл ты, извращенец! — Славка брезгливо сплюнул.

— А чё? Вот у Якушева все байки именно так и заканчиваются. То какое-нибудь селение танковым полком в асфальт закатают. То чеченских боевиков, целой бандой в жбан с соляной кислотой бросят. Хоть и сам прекрасно понимаешь, что он брешет, а всё же приятно. Кстати, Бут!.. Может, ты и сам был в числе тех «сифилитиков», потому и не до шуток тебе нынче?

— Очень мне надо, перед тобой красоваться или что-то утаивать!

— Ладно, проехали!.. — опасаясь перегнуть палку, Андрей перевёл разговор на иные темы. — …Славян, ответь честно; без всяких там пантов. Ты, за что в бой шёл?

— Не понял!..

— Ну, помнишь, как это было раньше? К примеру, в Великую Отечественную… За Родину, за Сталина!.. А ты, за что? Ведь козе понятно, что не за освобождение чеченского народа от ненавистных террористов, оккупировавших беззащитную республику!

— Чёрт его знает! Как-то вовсе не задумывался!.. — Бутаков выдержал паузу. — …Ну, наверное, за Отечество!.. За россиян!..

— Так Чечня и есть, неотъемлемая часть твоего Отечества! А чеченские боевые формирования, в своём подавляющем большинстве, состоят из таких же россиян, как ты сам! У них такие же, как и у нас с тобой паспорта!..

— Достал ты меня своими заумностями! Был приказ: идти в бой… Вот мы и шли. Чего же тут думать, ведь это армия. Бежал вместе со всеми, чтоб в глазах своих же сослуживцев не выглядеть падлой. А впрочем, Андрюха!.. Если уж быть до конца откровенным, была у меня своя причина мочить «чёрных»…

— Ну-ка, ну-ка!.. Вот с этого самого момента, если можно, то поподробнее!.. — похоже, Цымбал вновь зацепил земляка за нечто живое.

— Короче, перед самой отправкой в Ичкерию, застряли мы на полдня в Краснодаре. Сидим на тюках возле здания вокзала, бамбук курим. Совсем рядом присела женщина, лет пятидесяти. От нечего делать, разговорились. Оказалось: она русская, беженка из Чечни. О своих злоключениях та барышня рассказывала долго, причём, едва сдерживая слезы. Да, оно и понятно, ведь мало кому приятно на старости лет потерять всё, что было нажито, за целую жизнь. Ты только представь. По словам той самой дамы, буквально накануне войны в Ичкерии объявили амнистию, и выпустил из тюрем всех зеков. Тысячи преступников: воров, бандитов, убийц вышли на свободу. Если ты заметил, то чехи и без того, народец довольно-таки гадкий. А тут, столько уголовников. К тому же, они дорвались ещё и до власти. Из этих самых озлобленных и кровожадных подонков и сложилось, так называемое: народное ополчение. Проще говоря, первые бандформирования со своими полевыми командирами. Данные отморозки, оказавшиеся на свободе, своих чеченов трогать не стали. Опять же, кровная месть. А русских — можно. Они разрознены, не воинственны и совсем не агрессивны. На каждом углу тогда кричали: дескать, не покупайте у русских дома, они и так их очень скоро оставят нам бесплатно.

Слышал бы ты, какими подлыми и безжалостными способами чеченцы выживали русских с их домов и квартир. Причём, били русским окна, срали им под дверь, сжигали машины и насиловали малолетних девочек — далеко не бандиты из какого-то там «народного ополчения», а самые обычные мирные граждане республики. Те же соседи, живущие с русскими на одной лестничной площадке или в доме напротив. Те самые, кто многие годы жил с ними бок обок; вместе с ними работали. Чьи дети, ходили с детьми наших соотечественников в одну и ту же школу; сидели за одной партой; играли во дворе в одни и те же игры…

От той женщины мы узнали, как русские, доведённые до отчаяния, спешно покидали свои дома, как вслед им летели камни, слова проклятий и даже звучали выстрелы. Самое печальное было в том, что и в России те беженцы никому оказались не нужны. Короче, остались они без крыши над головой и без средств к существованию. О русских беженцах, наши власти попросту забыли. Точнее, сделали вид, что их вовсе нет. В то время как на восстановление абсолютно «без русской Чечни», словно в бездонную бочку российские власти принялись вваливать просто сумасшедшие бабки.

Кроме как о мщении, та женщина ни о чем ином более нас не просила. В начале, она даже хотела оставить нам адреса своих оскотинившихся соседей. Дабы, при случае, мы смогли передать им её «искренний привет». Сам, наверное, догадываешься, в какой именно форме следовало это сделать. Но вскоре передумала… Объяснила свой отказ тем, что практически у каждого «чеха», когда-то был свой русский сосед. И практически повсеместно с нашим русским братом, поступили точно так же, как и с её семьёй. Говорит: дескать, чем она лучше остальных сотен тысяч беженцем. Скажу честно: искренне жаль, мне было ту барышню. А ещё… Мне до сих пор обидно за нас самих, за русских! Что же мы такие уроды? Ведь пинают нас везде и повсюду. Причём, все кому не лень. Даже самый распоследний «чурек», в самой зачуханской республике бывшего Союза, спокойно не уснёт, пока не нагадит русскому. А мы, как бесхребетные существа, терпим и делаем вид, будто ничего не происходит.

Предположим, что в каком-нибудь там Воронеже, вдруг до смерти изобьют какого-нибудь негра… Причём, в большинстве случаев, накостыляют тому иноверцу абсолютно по делу. О случившемся, буквально в тот же день узнает весь мир. Махом отыщут пацанов, которых лет на двадцать упекут за решётку. Когда ж в массовом порядке вырезают русских… Их убийцы приезжают в Москву, не то чтоб, как гости — едва ли не как хозяева! Тьфу, мля, противно!..

Ну, а сейчас, Андрюха. Пожалуй, я смогу ответить на твой первоначальный вопрос. В бой я шёл за нас, за русских. Наказывал всякого, кто посмел поднять свою поганую руку на моих соплеменников. И знаешь, Андрон?.. Ведь адресок у той женщины с вокзала я всё же взял. И случай, побывать в её бывшем посёлке, в скором времени мне так же представился. На той самой улице мы проводили обычную проверку документов, обходили дом за домом. Так я и попал в дом своей бывшей собеседницы. Эх, Андрюха!.. По всему было видно, что до поры до времени, это было добротное и зажиточное подворье, с ухоженным садом, с капитальным кирпичным домом и всевозможными пристройками. Пока всё это хозяйство, тупо не засрали.

Заходим вовнутрь. Бардак бардаком во всех комнатах. Повсюду грязные, в ободранных одеждах полуголодные дети. На засаленном от жира диване, валяется немытое бородатое «животное». По ходу, кроме как «стругать» своих наследников, он ни хрена более и делать-то не умеет. Зато дом себе урвал просто шикарный. Поди, ещё и материальную помощь от нашего государства, как многодетный отец, получал. И что самое интересное… Ну, ладно бы лежал, да помалкивал. Так нет!.. Увидев нас, принялся орать, дескать, чё нам надо, по какому праву мы в его дом вломились? А, кроме того, из дальней комнаты вдруг ещё пара бородатых козлов, с ружьями в руках вываливается!..

Словно припоминая что-то, Бутаков вдруг замолчал.

— Ну, и что было дальше? — поторопил Славку Цымбал.

— Дальше?.. Дальше приключилась со мной кое-какая неприятность… В общем, перевили меня сюда, на склады!.. — с некоторым раздражением огрызнулся Бутаков. — …При этом ты можешь считать меня хоть нацистом, хоть фашистом… Я вовсе не обижусь. После двух лет службы, во мне накопилась такая ненависть ко всем этим уродам… Будь то киргиз, азербон или чечен… Сейчас они все для меня, на одну рожу и лживую сущность. Пока русские строили им города и дороги, мы были для них лучшими друзьями и братьями. А как только дали им власть и самостоятельность, всех своих «братьев» они тотчас взашей.

— Так ведь и вера у них одна!.. — усмехнулся Цымбал.

— У кого? — Бутаков в удивлении вскину брови.

— Ну!.. У тех, кого ты только что перечислил. Киргизов, азербайджанцев, чеченцев!.. — неуверенно ответил Андрей. — …А коль вера одна, то и культуры у них, в определённой степени, весьма схожи. Соответственно, и образ жизни, и образ мышления должны быть едва ли не идентичными. Возможно поэтому, ты и «свалил» их сейчас в одну кучу.

— Не смеши!.. Какая, к чёрту, у «чехов» вера?

— Известно какая! Они ж мусульмане!

— Какие, на хрен, мусульмане?.. — в очередной раз, возмутился Бутаков. — …Ты вообще в курсе того, что ещё пару веков назад, когда началась первая кавказская война… То есть, во времена царской России. Чечены не имели ни малейшего понятия о Коране или Аллахе! Они язычники и поклонялись они своим идолам. «Фундаментализм», «зелёный флаг Ислама», «джихад» и тому подобное — этим они лишь оправдывают свою агрессивную сущность. Для «чехов» война, мать родная. За время, проведённое здесь, на Кавказе, у меня и вовсе сложилось мнение, будто бы чеченцы, кроме как грабить, бандитствовать и убивать, ничего более и делать-то не умеют. Тем они раньше жили, тем же самым живут и сейчас. Вот так, со времён Лермонтова и Толстого… Помнишь «Кавказского пленника» из школьной программы? Чехи непременно пытаются доказать нам, что они круче, что жила у них крепче!

— И когда ж, по-твоему, может закончиться вся эта двухсотлетняя бодяга?

— А никогда!.. — не задумавшись, ответил Славка. — …Кавказская война бесконечна!.. — после чего, Бутаков загадочно ухмыльнулся. — …Правда, существует парочка способов покончить с ней, раз и навсегда! Первый из которых, подразумевает полный вывод российских войск, с признанием своей несостоятельности в претензиях на данную территорию. И второй…

— Который ты, наверняка, сам придумал? — в шутку поинтересовался Цымбал.

— Нет, вовсе не сам!.. — недовольно поморщился Славка. — …Наш ротный как-то рассказывал о некоем русском генерале. По-моему, Ермолов… В позапрошлом веке был такой легендарный русский офицер. Он командовал нашими войсками здесь, на Кавказе. Мужиком он был твёрдым и властным… Короче, жесть! Никаких иллюзий, по поводу мирного урегулирования кавказского вопроса у него никогда не было. С самого начала, он разобрался в том, что на Кавказе уважают и понимают только силу. Тогда как всевозможную белиберду: типа, доброта, великодушие или снисхождение — здесь воспринимают, не иначе, как слабость. И уж коли горцы знают только язык жестокости, то именно на этом языке Ермолов и стал с ними говорить.

На тот момент, самыми кровожадными и непримиримыми на Кавказе были племена черкесов. Как и нынешние чеченцы, черкесы ненавидели русских, безжалостно и беспощадно вырезали их сотнями и тысячами.

Так вот. Именно за этот народ Ермолов, в первую очередь и взялся. Он провёл ряд грамотных операций, типа, нынешних зачисток. В результате: из более миллиона черкесов, в живых тогда осталось лишь пять процентов. Остальные погибли в войне, умерли от эпидемий, голода, были выселены в Турцию и другие исламские страны. Кое-какие племена черкесов (наиболее агрессивные) были и вовсе истреблены до последнего человека. С тех самых пор, территория, на которой ранее проживали черкесы, это и есть единственная область Кавказа, где кавказский вопрос решён раз и навсегда.

— Ничего не скажешь, радикально!.. — усмехнулся Андрей. — …Нет людей, нет и проблемы!

— Тихо!.. — Бутаков вдруг насторожился. — …Кажись, едет кто!.. Вроде бы звук двигателя!.. Точно, машина!

Цымбал выглянул из окна караульной будки и тут же успокоил сержанта.

— Свои! Макс из штаба возвращается!

Не покидая «караулки», Андрей поднял шлагбаум. Махнув водителю рукой, дескать, живей проезжай, Цымбал вновь вернулся к диспуту о глобальных проблемах войны и мира на южных рубежах Державы.

«Вот вам, и вся караульная служба!.. — проследовав через КПП, тяжело вздохнул Князев. — …Вот вам и вся безопасность объекта!.. Вези с собой хоть три тонны гексогена, нам до фонаря!..»