Несколько эпизодов из жизни людей и демонов

Оксана Юрьевна Станишевская

В загадочные Средние века существование чёрта было для человека неоспоримой реальностью. И чёрт неизменно являлся, чтобы рушить судьбы и потрясать устои. «Настоящий демон в своей жизни должен сделать три вещи. Во-первых, купить душу у чернокнижника. Во-вторых, растлить девственницу. И, в-третьих, совратить священника» – вот их жизненное кредо! Но что, если черт – совсем молоденькая особа, да к тому же считает себя влюбчивой девушкой? Тогда и для неё в мире людей найдётся слишком много искушений.

Эпизод 2. «Проза жизни»

«…Так думал молодой повеса

Летя в пыли на почтовых…».

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин».

«…Живя в напряжённом рабочем ритме, невольно начинаешь мечтать о прекрасном. А что может быть прекрасней, чем заслуженный отпуск? Таким образом, отпуск становится средоточием всех самых фантастических грёз. И если он когда-то всё же случается в твоей жизни, хочется превратить его из рядового события в сказочную феерию, карнавал чувств, затяжной пароксизм фантастического наслаждения, недоступного в повседневном быту. Чтобы всем остальным чертям, оставшимся трудиться в аду, стало тошно от зависти. Чтобы впоследствии, вернувшись в колею привычного существования, было что вспоминать, с трепетом и восторгом, не одну сотню земных лет.

Естественно, все мои мысли вертелись вокруг вопроса, как наполнить свой законный отдых наиболее сладостными и волнительными впечатлениями. Развлечься, как демон, я могу и на выходных, хоть и они случаются нечасто. На сей же раз я решила оторваться по полной так, как это делают сами люди.

Насколько я в курсе, самое большое удовольствие в жизни люди получают, потворствуя своим страстям. Не стоит их в этом винить: так уж они устроены. Существуют, конечно, и чисто духовные, возвышенные удовольствия — от «постижения сути вещей», «приобщения к божественной благодати» и тому подобное. Но все они суть сугубо умозрительные концепции, призванные прикрыть человеческую слабость, несостоятельность или извращённые наклонности. К тому же, человек, владея плотным телом с рождения и до самой смерти, может позволить себе расточительность и потратить часть отпущенного ему времени на духовные изыскания, пренебрегая чувственными потребностями. Они называют это «усмирением плоти» и даже порой гордятся собственными физическими мучениями, словно терзают не себя, а злейшего врага. Но мне тело предоставили всего на год, и за этот земной год я должна выжать максимум пользы из обладания им.

Итак, вперёд, к страстям! Однако, как гласит народная мудрость, не все страсти одинаково приятны. Вот, допустим, одна лишь мысль о чревоугодии вызывает у меня стойкое отвращение. Хотя, как выяснилось, кормить тело необходимо регулярно, и качественной пищей, иначе начинаются сбои в работе. Стало быть, есть буду, но обжорство с пьянством отпадают.

Так что же тогда? Что обеспечит мне нескончаемый приток земных радостей? Что позволит наилучшим образом сплавить в единую симфонию мелодии тела и духа? Что, ранее недоступное, неизведанное, разжигающее демоническое любопытство, я смогу ныне воплотить в реальность?

Ответ напрашивается один. Любовная страсть. Чувство, воспетое человеческими поэтами всех времён и народов. Влечение, пронизывающее всю атмосферу земного существования. Инстинкт, отключающий логику. Биохимическая встряска, преображающая внешность.

Одним словом, хороший курортный роман способен скрасить любой отпуск. Я, в своём нынешнем положении, считай — на курорте. А за год, при правильном подходе к вопросу, романов можно организовать не меньше десятка.

В моих трудовых буднях случаются иногда короткие паузы, когда, предположим, клиент повисает в эмоциональном коллапсе, или на Земле вдруг прекращаются смерти. Во время таких затиший я обычно отправляюсь навестить своих приятельниц из Отдела Похоти (официально — Отдел Блуда и Прелюбодеяний, но так его именуют разве что в документах). У них всегда есть кофе и сигареты, и можно скоротать время за приятной пустопорожней болтовнёй. Не знаю, питают ли мои девчонки такое же отвращение к пороку своих клиентов, как я — своих… Иногда, чтобы слегка развлечься, они демонстрируют мне особо пикантные фрагменты из биографий испытуемых. Кое-что в этих живых картинках просто омерзительно, и тогда мы дружно вздыхаем: фи, какие же скоты эти человеки! Такой профессиональный юмор. Но вот некоторые иные моменты смотрятся весьма мило, порой даже эстетично. Тогда девчонки берутся комментировать технику, оценивают уровень мастерства, сыплют профессиональными терминами и строят гипотезы, что можно было бы сделать ещё лучше. В общем, теоретически мы все неплохо подкованы. А всякое теоретическое знание свербит, не давая покоя, покуда не найдёт себе применения на практике.

…Таков, в общих чертах, был ход моих мыслей, окончившийся единым неопровержимым выводом: мне нужен добротный курортный роман. Изящный и необременительный, бурный и пылкий, грамотно выстроенный и высокотехничный.

Красивая женщина создана для любви. Скрывать её от мира — преступление. Мир должен получить шанс пасть к её ногам. А Мария де Мюссе более чем красива! Она заслуживает самого лучшего, самого достойного любовника. Ну, и я с ней заодно, конечно… Она красива. Я умна. Мой ум при её теле — страшная сила. Можно сказать, дьявольское сочетание. И пусть весь мир содрогнётся!

Красивая женщина, как картина гениального художника, должна предстать перед широкой аудиторией в достойном обрамлении.

Прежде всего, я произвела ревизию гардероба Марии. Результаты меня ужаснули. Одно из платьев, тёмно-зелёное, с глухим воротом под горло, словно пошитое из дешёвой портьеры, я просто скомкала и вышвырнула в окно — так оно меня взбесило. Другое, цвета морской волны, по оттенку, в принципе, гармонировало с внешностью, но своим покроем абсолютно не соответствовало духу времени. Дух времени требовал наличия глубокого прямоугольного выреза, который бы подчёркивал изящество шеи, покатость плеч и белизну груди. Ничего подобного среди всех нарядов Марии я не нашла. Ситуация казалась безвыходной. На выручку пришла творческая искра, теплившаяся в глубинах моей многогранной натуры.

Одно из платьев, нежно-розовое, из ткани, похожей на атлас, наиболее соответствовало моим запросам и по цвету, и по фасону. Оставалось переделать лишь вырез горловины, изрядно углубив его и расширив. Не барское дело, конечно, но помощи ждать неоткуда. Я взялась за ножницы.

С утра и до самого обеда, случившегося далеко заполдень, я было чрезвычайно занята. Родители, к счастью, не интересовались, как проводит время их драгоценное чадо. Зато кухарка (она же горничная, она же экономка и вообще — единственная прислуга в доме) Марта все ноги сбила, бегая с первого этажа по лестнице, чтобы подглядеть за причудами барышни. Она поднималась раз двадцать, если не больше, приотворяла дверь в мою комнату, ахала, шумно вздыхала, топала обратно вниз… Я делала вид, что ничего не замечаю, дабы избежать ненужных вопросов.

С помощью нехитрых портновских инструментов, позаимствованных у Марты в комнате, я спроектировала свой вариант декольте. Ножницы убрали лишнее. Основная задача заключалась в том, чтобы аккуратно обработать срез. В шкатулках с рукоделием нашлись и тонкие нитки нужного оттенка, и — ура! — достаточно широкая розовая атласная лента. Очевидно, Мария обычно подвязывала ею волосы. Я же использовала, чтобы отделать вырез по периметру.

К обеду я еле успела закончить свой труд. Всё вышло идеально.

Чрезвычайно довольная собой, я птичкой спорхнула в столовую, к накрытому столу. Родители уже сидели там оба. Я впервые получила возможность разглядеть вблизи своего папашу. То есть, не своего, конечно. В общем, господина Жоржа де Мюссе.

Жорж де Мюссе производил впечатление вполне обычного, типичного человека. Его внешний облик не сулил мне ни проблем, ни подарков судьбы. Высокий худощавый мужчина, лет сорока пяти — пятидесяти. Нижняя часть лица украшена усами и короткой бородкой, зато со лба к макушке тянутся глубокие залысины, делая и без того высокий лоб поистине величественным. В волосах проблескивает седина.

Я плюхнулась на стул напротив матери. Объёмистая посудина посреди стола, накрытая крышкой, аппетитно пахла. Наверное, там суп. Я ощутила сосание под ложечкой. Так вот он какой, человеческий голод! Не удивительно, что они так падки на еду. Какие, всё-таки, жалкие существа… Я весело потянулась к крышке и половнику, чтобы плеснуть себе порцию.

По выражению лиц родителей я поняла, что делаю что-то не то. Ах, да, наверно в аристократических семьях тарелки наполняет прислуга! Но нет: за половник взялась сама мать. В посудине действительно оказался суп. Мой рот наполнился обильной слюной. Рука ухватилась за ложку…

Скрип и стук отодвигаемых стульев. Тарелки полны, но вместо того, чтобы приняться за еду, родители встают, молитвенно складывают ладошки на груди, опускают очи долу. Их губы беззвучно шевелятся. Чего это они? Какой-то местный ритуал? На всякий случай, встаю и имитирую их действия.

Наконец, все снова расселись и перешли непосредственно к делу. Я так увлеклась потреблением тёпленького куриного супчика, что моментально вычистила тарелку. Родители, кажется, забыли хлебать собственные порции. Они пялились на меня во все глаза. Ну в чём я опять промахнулась???

— Очень вкусно, — я мило улыбнулась, самой обезоруживающей из своих улыбок. — Только мало. Можно ещё?

— Ты… хочешь есть? — выдавила мать.

— Да…, — моя улыбка превратилась в растерянную. — А что… нельзя?

— У девочки появился аппетит, — бодро констатировал отец. — Это признак улучшения здоровья. Думаю, дело в весеннем солнце.

— Да, наверное, — мать странно перекривилась. Видимо, вспомнила нашу вчерашнюю сцену. — Правильное питание способствует расцветанию красоты. Так ведь, Мари?

— Да, мамочка. Ты абсолютно права.

Добавки мне всё-таки дали. На второе воспоследовала тушёная курица (та самая, которую сначала сварили?), затем пироги и компот. Родители больше, чем ели, смотрели, как наворачиваю я. Под конец я сама поняла, что малость переборщила. Девичий желудок, принявший в себя пищи раза в два больше, чем обычно, растянулся до предела. Корсаж немилосердно давил, мешая дышать. Когда я поднялась на ноги, голова слегка закружилась. Неимоверно захотелось растянуться в постели…

— Спасибо, — выдохнула я вполне искренне. — Пойду вздремну.

…Да. Так я впервые по-настоящему прочувствовала, что обжорство — это грех. Причём несущий наказание в себе самом. Набитый пищей живот сделал всё тело страшно тяжёлым, неповоротливым, неуклюжим. В конечностях возникла ватная слабость. Не то, что от опасности убежать… Шнурок завязать — и то сил бы не хватило! Мысли в голове еле ворочались, как сонные рыбы в промёрзшем водоёме. Последняя мысль, промелькнувшая в моём засыпающем сознании, была как-то связана с Блудом…

Проснувшись, я некоторое время ещё нежилась в постели, не открывая глаз. Райское наслаждение… Тьфу, ни к чему приплетать терминологию конкурентов. Однако, люди, возможно, не так уж и потеряли рай, как сами думают. Они просто разучились его замечать. А он — вот он: можно пощупать, понюхать, вкусить, посмотреть. Услышать… Вкусно отобедать, как следует выспаться. А потом валяться в постели, смежив веки, зная, что не нужно вскакивать и мчаться, что не теснятся за спиной в нетерпении сотни недоделанных дел. А впереди — ещё чёртова уйма времени!…

В деятельность пробудившегося сознания вплывали тающие обрывки последних сновидений. Какие-то странные образы, вроде бы, человеческие. В одном из них я даже уловила неясные черты лица. Но при попытке сконцентрироваться на них картинка начинала расплываться и рассеиваться, аки дым. Этот образ необъяснимо приводил меня в волнение, вызывая лёгкий приятный трепет во всём теле. Сердце радостно подпрыгивало и принималось выстукивать одному ему понятное шифрованное послание. Губы сами собой складывались в улыбку.

Кто этот человек? Откуда он взялся в моих мыслях? Существует ли он на самом деле? Я понятия не имела. Пришлось предположить, что во время сна мои мыслительные импульсы каким-то образом смешались с деятельностью мозга Мари, и странный сон навеян её впечатлениями.

Когда я всё-таки набралась решимости выпихнуть себя из постели, за окном уже догорала вечерняя заря. (Из чего я мимоходом сделала вывод, что окно моей комнаты обращено на запад). Который идёт час — было неизвестно, ибо часы в комнате отсутствовали. По моим предварительным прикидкам должно быть около восьми (плюс — минус час?), с учётом того, что месяц идёт март, а я нахожусь в Западной Европе.

Я стала у окна, опершись ладонями о подоконник. Сердце в груди пело свою незамысловатую мелодию. Люблю вечер, особенно сумерки. В закатный час во мне всегда пробуждается активность. Вид романтично-розовых облачков на фоне гаснущей зари вновь навёл на размышления о цели моего пребывания на земле.

Взаимоотношения мужчины и женщины заслуживают того, чтобы изучить их получше. Причём изнутри. Ведь, в конце концов, даже в первородном человеческом грехе заложена явная сексуальная подоплёка. Хотя формально речь идёт всего лишь о разговоре со змеёй и поедании яблока. Кому, как не демону, надлежит познать грех во всех его проявлениях? Знакомство с различными гранями человеческой порочности будет полезно не только для личной жизни, но и для работы. Не говоря уж о том, что это просто очень весело и приятно.

Не секрет, что многие демоны заводят интрижки со смертными. Некоторые даже превращают это занятие в хобби. В них разгорается спортивный интерес: больше, дальше, чаще… дольше… длиннее… толще… Да что там демоны! Даже ангелы, как сказано в Ветхом Завете, «входили к дочерям человеческим», и небезуспешно. Правда, в последнее время что-то не слышно о такого рода отношениях. Наверное, научились избегать огласки.

Необходимо подыскать себе достойного возлюбленного. Пожалуй, я даже готова позволить себе самой слегка увлечься этим персонажем. Но, коль скоро я собираюсь пожертвовать частицей своей бесценной гордости ради симпатии к смертному, то и кандидат в любовники должен быть лучшим из лучших! Далеко не каждому из людишек выпадает такая честь: удостоиться внимания высшего существа.

Как же я узнаю его средь прочих? Каким он должен быть? Конечно, молод и красив, высок и статен. Брюнет? Блондин? А, какая разница! Решим на месте. Если цвет не понравится, то можно и перекрасить. Но вот что не получится перекрасить — так это особенности характера. Претендент на мою благосклонность обязан быть сугубо высоконравственным и добродетельным представителем людского рода. Ибо для демона нет большего наслаждения, чем искусить добродетель и совратить нравственность. (Да… Размечтавшись, я смачно причмокнула). Его дух должен блистать и благородством, и отвагой, а сердце — вмещать и нежность, и мужественность. В обращении со мной он будет пылким и одновременно сдержанным, робким и ненасытным, откровенным и галантным, утончённым интеллектуалом и трепетным романтиком. Он… я знаю, на кого он должен быть похож. На мифический персонаж, кумир моих девичьих грёз. На архангела Михаила, конечно.

Может быть даже ему выпадет случай меня спасти. От разбойников или уличной шпаны. Он выйдет в серебряных латах… ну ладно, в железных латах… Несгибаемый страж закона, защитник справедливости, десница правосудия. И от его меча… (копья? алебарды?)… как черти от имени божьего… шарахнется всякая мерзкая мразь, покусившаяся на мой кошелёк… (честь? жизнь?)… А он преклонит предо мной колено, заглянет в глаза… И, в принципе, всё будет решено меж нами без слов.

Однако, что ж я стою? Как гласит человеческая поговорка, под лежачий камень ничего не затечёт. Если я весь год просижу дома (даже если грудью на подоконнике), мой герой вовсе не узнает о моём существовании. И тогда, от безысходности, спасёт не меня, а какую-нибудь прошмандовку, на которой и пробы-то ставить негде. Чтобы найти единственного… точнее, чтобы позволить ему найти меня, нужно нести себя в социум. Туда, где бурлит жизнь. Нужно спешить!

Любой драгоценный камень нуждается в достойной оправе. А та внешность, которой располагает Мария де Мюссе (а теперь ещё и я, благодаря мудрому руководству Департамента Воздушных Мытарств), заслуживает обрамления поистине королевского. Будем лепить оправу из того, что есть.

Первым делом я надела самую роскошную из всех имеющихся нижних рубашек. Кружевная отделка её горловины, с золотой нитью, была призвана пикантно выглядывать из декольте. То самое розовое платье, над которым я изрядно потрудилась сегодня с утра, идеально обхватило мою грациозную фигуру. На ноги — белые чулки. Мягкие кожаные туфельки, в тон платью. Волосы укладываю в высокую элегантную причёску, скреплённую полудюжиной невидимых шпилек. Остаётся несколько завершающих штрихов.

Я пошарилась на столике под зеркалом в поисках косметики. Ничего путного не нашла. Ну, ладно, при такой внешности можно вообще не краситься. А вот какие-нибудь украшения приложить весьма желательно.

Количество драгоценностей, имеющихся в наличии, меня неприятно удивило. Их было мало. Всего-то: нитка жемчуга, пара простеньких золотых цепочек, серёжки золотые и серёжки серебряные. И ещё тонкое золотое колечко, которое, как оказалось, уже надето на левой руке. В итоге, я добавила к кольцу золотые серьги (судя по рисунку, они составляли единый комплект) и жемчуг.

Маловат выбор. Надо будет поставить перед родителями вопрос о его расширении.

Готовая к новым свершениям, я энергичным шагом спустилась по лестнице в гостиную.

На первом этаже было уже совсем темно. Было бы, если бы не свечи. Три свечи в подсвечнике на столе. Рядом с ними на диване сидела Агнесса де Мюссе с каким-то рукоделием.

— Мари? — она вскинула голову на звук моих шагов (и дёрнул же меня чёрт так топать!). — Ты спала?

— Да, мама, — я постаралась, чтобы голос мой звучал жизнерадостно, а улыбка выглядела искренней.

— Долго, — констатировала мать. — Наверно, всё это к лучшему… — (Она говорила так, будто пыталась убедить саму себя). — Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно. Давно так хорошо себя не чувствовала, — я опять сказала чистую правду. Люди склонны считать, что бесы постоянно врут. Клевета! В этом зачастую совсем нет необходимости. Мы только отделываемся общими фразами, а люди сами слышат в них абсолютно всё, что хотят услышать.

— А живот больше не болит?

— Ничуть. Я чувствую себя здоровой, как… — я запнулась, подыскивая сравнение. — Ну, в общем, абсолютно здоровой. Как бык. Или как слон. Или как лошадь.

— Мари! — Агнесса изумлённо распахнула глаза. — Где ты набралась этих выражений?

— Извини, мама. Мне просто очень хорошо. И я хотела как-то образно выразиться.

— Так выражается солдатня в казармах. Или портовые грузчики. Но уж никак не благородные девицы!

— Да, ты, разумеется, права.

Мне хотелось побыстрее завершить разговор и выйти, наконец, в город. Но у меня появились дурные предчувствия в отношении «побыстрее».

Взгляд матери упал на моё прекрасное декольте. Она вскочила с дивана и подбежала ко мне. Её глаза вперились в открытый участок груди.

— Что это? — выпалила она.

Я помедлила с ответом, пытаясь выбрать дальнейшую тактику. Больше всего хотелось вежливо отстранить её, чтобы освободить себе дорогу к двери.

— Мама, это такое платье, — терпеливо объяснила я.

— Я вижу, что платье. Откуда ты его взяла? У тебя же не было такого?

— Я переделала старое. Посмотри внимательнее. Просто чуть-чуть перекроила вырез. Сейчас такое носят. А всё, что висит в моём шкафу, это просто хлам. Не понимаю, как я носила их раньше…

— Безобразие, — поморщилась мать. — Ты вся из него торчишь, как будто голая. Ты в нём похожа на девицу лёгкого поведения.

Она явно преувеличивала. В действительности мой наряд скрывал всё, чему положено быть скрытым (согласно нормам приличий человеческого сообщества, в котором я имела удовольствие находиться). Вырез платья заканчивался аккурат там, где холмики молочных желёз начинали выступать над грудной клеткой. Из-под кружева рубашки едва виднелось лишь самое начало ложбинки между грудями. И как раз в эту самую ложбинку изящно помещался маленький золотой крестик на цепочке. По-моему, оптимальное сочетание благопристойности и эстетики.

— Мама, я просто выгляжу непривычно для тебя, — попыталась объяснить я. — И это тебя пугает. Такие платья, как на мне, носят все прогрессивные женщины нашего мира.

Агнесса, совершенно ошарашенная, на время онемела. Она попыталась заглянуть мне в глаза. Я сделала вид, что чрезвычайно заинтересована носком своей туфли. Меня раздражало это встревоженное суетящееся существо, создающее помехи на моём пути к цели. Отнимающее моё время. И в то же время, я была вынуждена соблюдать правила игры.

— Со вчерашнего вечера тебя как подменили, — сдавленно выговорила мать. — Ты на себя не похожа. Что-то произошло?

— Я просто выросла. Как-то так.

— Уж слишком быстро это произошло, — глубокомысленно изрекла Агнесса. — Слишком резко. Должна быть какая-то причина. Ты что… влюбилась? У тебя есть… кхм… поклонник?

— Никого у меня, мама, нет. Только вы у меня с папой, и всё. И ни в кого я не влюблялась. Я всего лишь хочу жить, как нормальный человек — полной и насыщенной жизнью. А то годы-то уходят. Сама знаешь… Пора вырваться из мира фантазий навстречу действительности! Ты меня понимаешь?

— Нет! — решительно отвечала мать.

Вот упрямая мне родительница попалась.

— Хорошо, мама, — я сделала долгий выдох, чтобы успокоить нервы. — Давай так. Я пойду погуляю, приведу в порядок свои мысли, а потом мы продолжим разговор.

— Что??? Куда это ты собралась на ночь глядя?

— Какая ночь? Время восемь часов! Даже детям ещё спать рано.

— Уже совсем темно!

— Я возьму фонарь, — попробовала я отшутиться.

— Ты никуда не пойдёшь! — выпалила мать категорично.

Так. Спокойствие, главное — спокойствие! Начальство недаром оценило меня как эффективного сотрудника. А эффективность заключается отнюдь не в разжигании скандалов, если только скандалы не являются конечным продуктом твоей трудовой деятельности. Эффективность — это достижение цели с минимумом затрат времени и сил.

Попробую воззвать к здравому смыслу. Ведь должна же у этой женщины иметься хоть капля здравого смысла!

— Мам, послушай меня внимательно, — я старалась говорить медленно и отчётливо. — Сегодня всю первую половину дня я занималась кройкой и шитьём: переделывала это платье. На сегодня ручной работы с меня достаточно, она мне уже надоела. После обеда почти полдня я спала. И основательно выспалась. Я не могу снова лечь спать, всё равно не получится. Читать я тоже не хочу: перечитала уже всё, что можно. И что мне остаётся? Я всего лишь собираюсь слегка прогуляться — дать работу мышцам, прокачать застоявшуюся кровь, подышать кислородом. Разве это плохо?

Опять я, похоже, сказала что-то не то. Судя по выражению её лица, мадам де Мюссе испытала острый когнитивный диссонанс. Ах, да, я же совсем забыла, что эпистемологический срез их пространственно-временной формации существенно отличается от нашего. Иными словами, их наука оперирует иным набором понятий. Так, например, они, кажется, до сих пор считают, что побуждения и желания человека зарождаются в его сердце, а не в мозгах. А сумасшествие, например, по мнению их докторов, происходит из-за нарушения баланса желчи и флегмы в организме. Или по причине одержимости дьяволом. Какой анахронизм! В этом контексте мои высказывания про кислород могут показаться неадекватными.

— Мари, ты говоришь странные вещи, — произнесла мать, волнуясь. — Наверное, ты действительно слишком много читаешь. Но я всё равно тебя сейчас никуда не пущу. Особенно в таком состоянии. Если хочешь больше гулять — гуляй днём. Я составлю тебе компанию. Пойдём в парк, ты ведь так любишь там бывать…

Приятная перспектива. Всю жизнь мечтала о такой компании.

— Хорошо, мамочка, — выговорила я как можно более беззаботно. — Тогда я поднимусь к себе. А завтра мы что-нибудь придумаем. Ты не возражаешь?

— Как хочешь, — растерянно пожала плечами Агнесса».