Несколько эпизодов из жизни людей и демонов

Оксана Юрьевна Станишевская

В загадочные Средние века существование чёрта было для человека неоспоримой реальностью. И чёрт неизменно являлся, чтобы рушить судьбы и потрясать устои. «Настоящий демон в своей жизни должен сделать три вещи. Во-первых, купить душу у чернокнижника. Во-вторых, растлить девственницу. И, в-третьих, совратить священника» – вот их жизненное кредо! Но что, если черт – совсем молоденькая особа, да к тому же считает себя влюбчивой девушкой? Тогда и для неё в мире людей найдётся слишком много искушений.

Эпизод 9. «Ветер дует туда, куда прикажет тот, кто верит в себя»

«Воздух выдержит только тех

Только тех, кто верит в себя.

И ветер дует туда, куда

Прикажет тот, кто…»

«Наутилус Помпилиус». Песня «Воздух».

Это был мой день. Сегодня к мессе шла я — я сама. Нельзя было допустить, чтобы Мария всё испортила. Я решила рассказать Виктору о своих чувствах начистоту, не дожидаясь, пока он догадается о них по томным вздохам, жарким взглядам и глубине моего декольте. Этим я избавлю нас обоих от томительных недомолвок и мучительных ожиданий… От расшатывающей нервы неопределённости.

–…Святой Михаил Архангел, защити нас в борьбе; против козней и напастей диавола будь нам опорой. Да повелит ему Бог, смиренно молимся. Ты же, небесного воинства начальник, Божественною силою низвергни в преисподнюю сатану и прочих блуждающих в мире на погибель душам коварных духов. Аминь.

Смолкли под сводами последние звуки ЕГО голоса. Разошлись прихожане — топая, шаркая, вполголоса переговариваясь. Виктор заметил, что я осталась, и сам подошёл.

— Как Ваши дела, мадмуазель де Мюссе? Как Вы себя чувствуете?

— Нам надо поговорить. Наедине.

Виктор поспешно огляделся.

— Все уже ушли. Здесь никого нет, кроме нас, — сообщил он.

Я колебалась. Вести задуманный мной разговор в центральном зале, перед главным алтарём, куда в любую минуту может прийти кто-нибудь из служителей или мирян, представлялось не очень удобным. Виктор уловил мои сомнения.

— Давайте пройдём в часовню, — предложил он.

Под часовней подразумевалось боковое помещение слева от главного входа. Там действительно уютней: создаётся атмосфера некой обособленности. Единственным свидетелем разговора выступает распятый человеческий Мессия на стене. Он надёжный парень, никому не проболтается. Тем более, что он — всего лишь отлитая из металла фигура.

Мы с Виктором оказались лицом друг к другу. Он смотрел на меня участливо.

— Что случилось, мадмуазель де Мюссе? Что бы ни произошло, Вы можете на меня положиться.

Дальше тянуть не имело смысла.

— Виктор, — я взглянула прямо ему в лицо. — Я — Натанаэль. Воздушный демон. Сейчас с тобой говорю именно я, только я, от своего собственного имени, — я заметила, как он побледнел. — Ты должен кое-что знать. Видишь ли… Я не так уж часто имею дело с живыми людьми. И не так уж долго живу на земле, среди вас… Но из всех, кого я успела узнать… так оказалось, что ты — самый лучший. Ты, вроде бы, такой же, как они… И — не такой. Не могу выразить, чем ты от них отличаешься. В тебе всё прекрасно. Я радуюсь, когда тебя вижу. Я счастлива, когда о тебе думаю. Твой голос звучит для меня, как лучшая музыка. Мне кажется, ты очень добрый… У тебя добрые глаза. И улыбка. Я знаю, это не то качество, которое мы больше всего ценим в людях. Но сейчас я не на работе, и мне не нужно тебя оценивать. Мне кажется… Кажется, я тебя люблю.

Не знаю, что я ожидала услышать в ответ. Виктор молчал — по-моему, в ужасе от происходящего. Внезапно мне подумалось: уж не усомнился ли он, что с ним говорю именно я? Вдруг он решил, что Мария зачем-то его разыгрывает, изъясняясь от моего имени? Тогда он действительно в щекотливом положении: ведь он может быть откровенен со мной — но не с ней. Как я могла упустить из виду: он привык воспринимать человеческое тело, стоящее перед ним, только в качестве своей прихожанки Марии де Мюссе. И ему сложно вообразить, что сейчас из этого тела к нему обращается совершенно иная личность. Нужно как-то доказать ему, что я — это я, а Мария не имеет к нашей беседе никакого отношения.

— Ты должен мне верить. Я на самом деле Натанаэль. Хочешь, я сделаю что-нибудь, чего не может ни один человек, а может только демон?

Виктор отрицательно мотнул головой.

Но я знала, что должна раскрыть ему свою сущность. Иначе сомнения останутся между нами вечным барьером.

Я огляделась, выискивая предмет, который помог бы мне продемонстрировать свою демоническую природу. Распятие, свечи на подставке, лампада… Ничего подходящего! Я скована телесной плотью, как колодками. Парадокс: я могу всё, если покину тело, но тогда он ничего не увидит, так как я буду для него невидима. Но, покуда я в теле, он тоже ничего не увидит, так как я способна лишь заверять на словах. Сотрясать воздух.

Воздух.

Воздух вокруг нас находится в постоянном движении, от чего колышутся огоньки свечей. Это сквозняки. Они просачиваются сквозь оконные щели, сквозь неплотно сомкнутые дверные створки. Будь я в своём обычном состоянии, я легко могла бы опереться на любую из этих воздушных струек, как сейчас опираюсь на каменные плиты пола. Но твёрдая человеческая плоть… Она проходит сквозь воздушные формы легче, чем самый острый нож через кусок подтаявшего сливочного масла.

Хотя…

Удалось же мне как-то замедлить падение во время прыжка из окна?

Всё равно, терять нечего…

Я широко раскидываю руки, ловя малейшие дуновения. Закрываю глаза. Сквозняки откликаются на мой зов. Они всё ещё подвластны моей воле — как и раньше, когда мы с ними принадлежали к одной стихии. Они устремляются ко мне, словно ночные мотыльки к источнику света: сами не понимая, зачем им это нужно, да и нужно ли вообще. Я чувствую, как они льнут ко мне, как обвивают моё тело десятками прохладных змеек.

Я не могу видеть сквозь сомкнутые веки, но знаю, что пламя свечей сейчас мечется, как сумасшедшее. Многие уже погасли.

Воздушные завихрения, облепившие меня, сливаются в единую невидимую длань. Она сжимает меня и отрывает от земли.

…Я, наконец, осмеливаюсь открыть глаза. Пол находится где-то в метре от моих стоп. Свечи погасли все, как одна. Лишь только пламя лампадки держится, не сдаётся, хотя воздушные потоки рвут его во все стороны. Виктор отпрянул назад, прижался спиной к стене, вжался в неё.

Спрашиваю — с трудом, хрипловато, ибо контроль над воздушной стихией требует постоянного, почти физического напряжения:

— Теперь понимаешь, кто я? Веришь?

— Я уже видел такое, — отвечает человек, преодолевая страх. — Однажды. Я знаю. Знаю, что ты демон. Я сталкивался с демонами, вселившимися в людей… несколько раз. Один из них смог вот так же поднять человека в воздух. Но ни один не говорил таких странных вещей, как ты.

Ну всё, демонстрация прошла успешно, можно расслабиться. Отпущенные на волю сквозняки резво разлетаются по углам. Я довольно тяжело плюхаюсь на пол. (Вот сукины дети, могли бы опустить меня плавненько!). Ладно хоть высота небольшая, так что удалось сохранить и равновесие, и эффектный имидж.

Теперь настало время разобраться, с какими это демонами он сталкивался. И каким, интересно, образом?…

— Где ты встречал других демонов? — спрашиваю довольно резко.

— Я… Здесь. В церкви. В приходе. Вселившихся в людей.

— Что ты с ними делал?

— С кем? С людьми или демонами?

— С демонами, конечно! — (он что, издевается? Плевать-то мне на людей!).

— Изгонял, — отвечает он с вызовом. И смотрит прямо мне в глаза.

— А-а-а…

Виктор, кажется, ожидал бури гнева, возмущения, бешенства. И морально приготовился, что я разнесу сейчас полхрама от негодования. Моя реакция показалась ему, мягко говоря, странной. Я же испытала сильнейшее облегчение.

Он всего лишь их изгонял. Эка невидаль! Он наверняка даже не представлял, с кем имел дело. Низшие из низших, мелкие сошки, «шестёрки» — тринадцатый ранг. Могут прилипнуть к человеку с неустойчивой психикой или слабо развитой индивидуальностью, но вылетают прочь от первого же настоящего пинка. Интересно, каких речей он от них наслушался?… Могли быть ещё и те из моих сородичей, что изначально имели ранг повыше, но потеряли статус: деградировавшие пьянчужки, которых уже не берёт на работу ни один отдел, даже в качестве подсобной рабочей силы. Эти ещё способны, подсобравшись, блеснуть в разговоре остатками былой интеллектуальности, но в итоге всё оборачивается обычной болтовнёй законченных неудачников: «Весь мир — бардак, в нём правят козлы, и просвету никакого не предвидится». Для них — точно не предвидится. Да и чёрт с ними. Обидно только, что по таким вот типам люди составляют представление обо всё демоническом сообществе.

— Теперь всё будет по-другому, — горячо шепчу я. — Раньше ты видел лишь самых жалких из моего народа. Одно только быдло. Тех, кого и демоном-то настоящим назвать — язык не поворачивается. Не стоит о них даже вспоминать. Выброси их из головы. Они — тени. Я — настоящая. И я — лучшая из всех, кого ты встречал. Я могу весь мир перевернуть ради тебя. Я сделаю тебя счастливым. Ты — чудо, настоящее чудо в моей жизни…

— Я знаю, что ты — демон, — медленно выговаривает священник, словно собираясь с мыслями. — То есть, дух, враждебный человеку. Коварный, опасный и лживый. Чуждый. Но только дух. У тебя нет ничего своего, кроме собственной злобы. Даже тело, которым ты распоряжаешься, принадлежит не тебе. И ты пытаешься что-то мне предлагать?!

Я опешила. Кажется, он ничего не понимает.

— Виктор, миленький, хороший, ты же ничего не понимаешь! Я не причиню тебе зла. Я вовсе не желаю тебе ничего плохого. Да, бывает, у людей и демонов возникают некоторые… противоречия. Да, наши интересы иногда расходятся с вашими. Но это всё потому, что на работе мы связаны определёнными обязательствами. У нас тоже есть свои законы, через которые нельзя переступать. Но только не сейчас! Сейчас я полностью свободна от работы и могу делать, что захочу. А я хочу быть с тобой! Я хочу тебя! Я уже твоя, и мы должны быть вместе.

— И сейчас ты морочишь мне голову, чтобы вовлечь меня в какую-то гадость, — горько констатировал Виктор.

— Вовлечь в гадость?! — я рассмеялась. — Да нет же! Ты мыслишь стереотипами, которые внушали тебе с детства. Ты слушал болванов, которые твердили, что демоны — это зло, а сами ни разу не видели ни одного из нас.

— Я сам видел некоторых из вас. То есть, не видел — вы же можете быть невидимы. Но я видел людей, одержимых вами. И никому ни один из вас не принёс счастья.

— Ты не встречал настоящих демонов, Виктор. Те, кого ты изгонял, занимают самую низшую ступень нашего общества.

— А ты?

— Я… Ну, я нахожусь где-то посередине. Но я лишь в начале пути.

— Так и возвращайся на свой путь, в свой ад, где тебе и положено находиться. Зачем ты мучаешь людей?

— Кого я мучаю?! — рявкнула я раздражённо. — Вот заладил! Две недели здесь живу — так никого ещё пальцем не тронула.

— Ты вселилась в тело юной девушки. Ты причиняешь боль её душе. Ты заставляешь её совершать поступки, противные её природе…

— Противные природе?! А она что со своей природой творит?! Человек должен жить: двигаться, бегать, прыгать… дышать, плясать… с окружающими общаться… Есть нормально, в конце концов. А она без меня только на диване чахла в обнимку с книжкой… Если уж девица её возраста и должна находиться на диване, что-то обнимая, то — отнюдь не книжку! И вообще. Я заняла её оболочку всего лишь на определённое время, по праву, данному мне свыше. Я не нарушила ни одного закона. Тебе не в чем меня винить! Так что покуда это тело и я — одно и то же.

— Посмотри на меня! — я шагнула на свет и расправила плечи. — Многие мужчины были бы счастливы обладать мной. Но ни один из них мне на дух не нужен. Для меня существуешь только ты! Я выбрала тебя, потому что… Потому что… Не знаю, как объяснить… Вот, всё вокруг было обычное, серое, никакое… И вдруг: появляешься ты. И вспыхивает радуга! Вроде бы, окружающий мир остался точно такой же, но я вдруг вижу, что в нём есть смысл и цвет!

— Зачем, ну зачем… — Виктор болезненно скривился. — Зачем манипулировать такими словами. Которые могли бы означать что-то хорошее… Твой повелитель, Сатана — отец лжи. И ты тоже дух лжи. И все слова твои лживы и толкают людей к вечной погибели. Так устроен мир. И сейчас ты жаждешь толкнуть к погибели меня. И ту девушку, которой завладела. Неужели ты думаешь, что я этого не пойму?

— Ты не понимаешь! — в отчаянии кричу я.

— Я не хочу винить тебя одну во всех неправедных делах твоего народа. Но ты — одна из них, и ты — такая же. И человеку ты способна принести только зло, потому что по природе своей ты — дух зла, что бы ни говорили твои уста. Ты не можешь изменить свою природу, потому что так устроен мир, таков Закон. А значит ты в самой природе своей несёшь человеку вред. Что бы ты мне сейчас ни наговорила, твоя природа от этого не изменится.

— Ну что ты всё твердишь про какой-то там порядок, закон, устройство мира! Вот же перед тобой я — живая, настоящая, единственная. Понимаешь? Я — единственная во всём мире, другой такой просто вообще нет. Я не связана сейчас никакими обязательствами, я свободна, люблю тебя и хочу дарить тебе свою любовь. Я молода, красива и сгораю от страсти. Чего тебе ещё надо? Зачем тебе какие-то законы?! Если уж говорить об устройстве мира, то он устроен так, что любящие мужчина и женщина соединяются в нём повсеместно.

— Ты не человек. И не тебе ссылаться на то, что делают люди.

— Хорошо. Я не человек. Я — больше и лучше, чем человек. Я умнее и могущественнее любого человека. И, если уж на то пошло, я оказываю тебе честь, выделив тебя из тысяч прочих.

— Спасибо. Как-нибудь обойдусь.

— Что-о-о???!!!

— Если хочешь оказать мне честь, оставь девушку в покое и возвращайся в преисподнюю.

— Да ты… — я задыхаюсь от возмущения. — Ты… Ни за что! Не дождёшься!!! Ты ещё увидишь… Да вообще, пошёл ты!…

Хочется что-нибудь швырнуть. Но распятье слишком прочно прикреплено к стене, да и тяжеловато будет. Приколоченный к нему Мессия смотрит на нас с укором. Ещё бы! Сколько народу вокруг бродит, а никто даже не попытался помочь ему, снять с этой деревяшки. Что за глупость: радоваться чужим страданиям. А они все здесь это делают. Как были люди кретины, так и остались.

С досады пинаю подставку со свечами. Она валится — твёрдая, железная, ногу больно. Пожара не будет, ведь свечи давно уже не горят. Прихрамывая, неровными, но быстрыми шагами ухожу прочь.

…В преисподнюю. Это же надо! Ладно, если я туда пойду, то ты — отправишься вместе со мной. Я устрою для тебя персональную преисподнюю здесь, на земле. Ты сам подписал себе приговор!

Я ухожу, унося в сердце клокочущий Везувий. Ещё с утра это тепло готово было ласкать и нежно обволакивать. Сейчас же оно способно только выжигать дотла, обрушиваться огненным дождём, заливать потоками кипящей лавы, неся с собою смерть и опустошение. Трепещи, человек: твоя Помпея уже близко!

…А ведь нам могло бы быть так хорошо вместе…».