Несколько эпизодов из жизни людей и демонов

Оксана Юрьевна Станишевская

В загадочные Средние века существование чёрта было для человека неоспоримой реальностью. И чёрт неизменно являлся, чтобы рушить судьбы и потрясать устои. «Настоящий демон в своей жизни должен сделать три вещи. Во-первых, купить душу у чернокнижника. Во-вторых, растлить девственницу. И, в-третьих, совратить священника» – вот их жизненное кредо! Но что, если черт – совсем молоденькая особа, да к тому же считает себя влюбчивой девушкой? Тогда и для неё в мире людей найдётся слишком много искушений.

Эпизод 1. «Человеческое тело — ненадёжное жильё…»

«По-видимому, при бесновании злой дух завладевает нервно-двигательной системой организма — как бы внедряясь между его телом и душой, так что человек теряет контроль над своими движениями и поступками. Следует думать, однако, что при бесновании злой дух не имеет полного контроля над силами души бесноватого: они лишь оказываются неспособными себя проявлять. Душа остается в известной мере способной самостоятельно мыслить и чувствовать, но совершенно бессильна управлять органами тела».

Архимандрит Александр (Милеант).

«У порога Геенны огненной».

«Стремительный полет. Упругая преграда нехотя расступается, пропуская меня внутрь. Калейдоскоп световых пятен, шумов, касаний. Я на месте. Пробую подключить зрительный анализатор. Воспроизвожу код доступа: комбинацию электрических импульсов. Есть! Работает! Правда, изображение размыто и немного скачет. Различаю пересекающиеся плоскости цвета топленого молока: это стены, обитые тканью. Какие-то угловатые тёмные предметы… Мебель! Справа находится — вернее, угадывается — источник слабого света. Окно? Свеча? Пытаюсь оглядеться получше. Однако, картинка перед глазами абсолютно не меняется. В чём дело? В Договоре прописано, что вся система полностью исправна. Опять обманули? Или я настолько тупой пользователь, что не могу разобраться в элементарных настройках?

Скорее, второе. Ведь я ещё не задействовала двигательные пути нервной системы! А для того, чтобы оглядеться, нужно, как минимум, пошевелить глазными яблоками.

Воспроизвожу код доступа. Пробую перевести взгляд вправо. Бестолку! Спокойно. Что я сделала не так? Перепроверяю введённый код. Точно: ошибка в конце последовательности. Нужно быть осторожней: после пяти неправильных наборов система необратимо заблокируется.

Повторяю попытку. Осторожно смещаю глаза вправо. Изображение начинает скакать, как бешеное. Однако, определённо, что-то сдвинулось с мёртвой точки — и в переносном, и в прямом смысле. Замираю. Окно! Я вижу окно! У меня получилось!!! А света мало, потому что сумерки. Не знаю, утренние или вечерние…

Я могу двигаться! Хочу сейчас же опробовать на практике новоприобретённые способности. Медленно поворачиваю вправо всю голову. Идёт! Честное слово, она повернулась, вся, вместе с глазами! Приходится остановиться, чтобы зрение сфокусировалось. Неужели люди всегда вынуждены так поступать? Раньше я не замечала, чтобы они двигались рывками… Или я опять что-то упустила?

Разворачиваюсь влево. Слишком резко! Перед глазами хаотично мельтешат пятна света и тени, слабо окрашенные цветами. Замираю. Когда окружающая обстановка снова обретает чёткие контуры, выясняется, что она радикальным образом изменилась. Теперь это однородная светло-коричневая поверхность, не похожая ни на что из виденного ранее. Ау, где я?!

Кажется, я не чувствую ни рук, ни ног. Что это? Я умираю?

Ах, нет, чёрт возьми! Я же совершенно забыла подключить кинестетику. Из-за этого мозг не получает информации о положении тела и, соответственно, не способен ни поддержать позу, ни рассчитать точное движение.

Пожалуй, лучше, всё-таки, действовать по инструкции. Если бы я её хоть раз внимательно прочитала… Нет, я, конечно, честно пролистала её от начала и до конца! По диагонали… Оказывается, нужно было при этом ещё и читать текст.

Попробую осуществить подключение по порядку, оговоренному в документации. В той мере, в какой я успела этот порядок запомнить. Ввожу коды доступа к телесной чувствительности: проприоцептивная — пошла, кинестетическая — пошла, болевая — пошла, осязательная… Активирую остальные блоки восприятия: слух, обоняние, вкус…

Мозг взрывается миллиардами сигналов. Им пока нет названий, потому что я ещё не задействовала участок коры, ответственный за вербализацию. Воспроизвожу код.

Потоки чувственных восприятий смешиваются с потоком слов.

Я лежу на спине, раскинув руки, на чём-то просторном и мягком. Это кровать. Надо мной — деревянный потолок, тёплого светло-коричневого оттенка. К коже ласково льнёт что-то нежное, тонкое: батистовая нижняя рубашка. Каждый кусочек тела живёт своей жизнью. В камере из рёбер, позвоночника и грудины гулко ухает вечный двигатель — сердце. Я слышу присвистывающий шум крови, пробегающей через клапаны. Я чувствую ритмичное расширение и сжатие артерий. По обе стороны от двигателя, в более медленном темпе, вздуваются и опадают мехи: лёгкие. Упругие рёбра послушно смещаются в такт дыханию. Немного дальше, под мягкой передней стенкой живота, с бульканием переливается по трубам жидкое содержимое. Как будто клубок сонных змей лениво переваривает добычу… Клубок змей? Ну, да, почти так: свернувшийся в петли кишечник.

Какая какофония звуков и ощущений! Как люди умудряются сквозь неё разобрать, что происходит снаружи?

Хочу взглянуть на себя. Хочу увидеть своё новое тело. То есть, конечно, не совсем моё, а временно — на ближайший год, по земному времени…».

В уютной спаленке на втором этаже городского дома лежала на постели юная девушка. Был тот таинственный час слияния дня и ночи, когда на горизонте догорают розоватые отсветы скрывшегося светила, а изо всех углов выползают, разрастаясь, тени, чтобы своим движением вдохнуть подобие жизни в неживые предметы. Девушка неуверенно шевельнулась. Она подняла тонкую изящную ручку и поднесла кисть к лицу. Минуты две удивлённо взирала на свою ладонь. Потом медленно села на кровати, свесив ноги. Все её движения, которых она и совершить-то успела совсем немного, казались угловатыми и неловкими, как будто она несколько лет пролежала в расслаблении, а теперь внезапно снова обрела контроль над телом.

Девушка опустила глаза к полу и быстро зажмурилась. Её пальцы вцепились в край кровати, словно она была на краю горного обрыва, а не в полуметре над твёрдой поверхностью. Переждав накатившее головокружение, девушка опасливо приоткрыла один глаз. Затем второй. Дыхание больше не сбивалось, а сердце работало вполне ровно.

Она встала. Решившись отпустить спасительную кровать, решившись распрямить колени, решившись доверить всю тяжесть плоти двум маленьким розовым ступням. О, как рванула её к себе возмущённая такою дерзостью земля! С какою силою тянула к себе земля каждую клеточку, каждый волосок, каждую каплю крови! Девушка пошатнулась, но выстояла, инстинктивно расставив пошире ноги. Земля хотела распластать, намертво припечатать к себе наделённое физической плотностью существо; а существо противопоставляло ей замысловатую конструкцию из костей, хрящей, мышц, сухожилий. Сопротивляясь цепкой хватке притяжения, существо умудрялось даже гнать вверх жидкость по своим многочисленным трубкам: кровь — по сосудам — к сердцу, к мозгу. Да, определённо, существо было если и не сильнее земли, то уж, во всяком случае, не слабее.

Девушка повела головой из стороны в сторону, осматриваясь. Взгляд её упал на высокое зеркало, висящее на противоположной стене. Оно позволит изучить себя с головы до пят, если только удастся до него дойти.

Девушка сделала свой первый шаг на земле. Как много требуется усилий, чтобы удержаться на одной ноге, пока вторая движется в воздухе. Она ковыляла неуклюже, вразвалочку, словно моряк, впервые сошедший на сушу после многомесячного плавания. Когда она поняла, что нет необходимости каждый раз обдумывать, в какой последовательности напрягать мышцы, чтобы переместить ногу, дело пошло значительно лучше. Автоматические движения оказались чётче и слаженнее, чем осознанные.

Преодолеть три метра пешком в семнадцать лет — невелик труд. Вот она и перед зеркалом. Тусклая в сумерках поверхность немного искривлена. В местах неровностей пропорции отражённой фигуры искажаются. Но если не принимать близко к сердцу такие досадные мелочи, то в целом весь отражённый облик способен повергнуть в восторженный трепет даже самого скептически настроенного демона. Особенно если этот демон на ближайший год является полноправным властителем этого восхитительного облика.

Не отрываясь, даже забыв моргать, взирает дева на своё отражение. На нежное овальное личико, чертам которого позавидуют ангелы, если только они способны завидовать. А если и не способны, то научатся, ради такого случая… На водопад светло-русых волос, чуть вьющихся на концах, рассыпавшихся по всей спине. На будоражащие воображение выпуклости фигуры, местами обрисованные под тончайшим батистом.

Ах, нет: рубашка, длиной почти до пола, сидит, точно мешок, скрывая всё самое интересное!

Девушка решительно хватается за подол и стаскивает с себя последнюю одежду. Теперь она полностью обнажена. Тело как будто светится молочной белизной в сгущающейся темноте. Изящней Венеры. Свежей Дианы. Тонкая и гибкая. Острые холмы грудей оканчиваются маленькими розовыми сосцами. Покатые плечи свидетельствуют о хрупкости и беззащитности их обладательницы. На фоне плавных изгибов талии любая древнегреческая амфора покажется неуклюжей ночной вазой. Плоский, но мягкий животик, с аккуратной впадинкой пупка. Золотистый пушок на лобке… Полусферы ягодиц покрыты идеально ровной, бархатистой на ощупь кожей. Так и хочется саму себя погладить…

А кажется, никто больше никогда и не гладил. Разве что, родители — да и то по голове, а уж точно не по попе.

Вскинув руки, девушка легко проворачивается на пятке. Волосы в движении подлетают, а потом вновь оседают на спину и плечи струящимся плащом. Она больше не чувствует себя скованной плотью. Она не боится двигаться или упасть. У неё есть пара стройных грациозных ног, готовых служить её прихотям не хуже крыльев. Она — совершенство!

Залюбовавшись на вид, открывающийся в зеркале, девушка абсолютно не заметила, как на лестнице раздались шаги. Поэтому для неё оказалось полной неожиданностью, когда дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась женщина лет сорока, в домашнем платье, со свечой в руке.

«…Минуту мы ошалело таращимся друг на друга. Откуда здесь эта особа? Причём черты её лица кажутся мне смутно знакомыми. Потом, так же смутно, до меня начинают доходить некоторые вещи.

По данным досье, Мария проживает совместно с родителями. Логично будет предположить, что двое этих второстепенных персонажей станут постоянно путаться под ногами. Так что, по всей видимости, в дверях сейчас стоит мать, Агнесса де Мюссе.

Поэтому мне и показалось знакомым её лицо, хотя до сего момента я ни разу в жизни с ней не сталкивалась. Агнесса напоминает Марию — какой она могла бы стать лет через двадцать.

Фигура её, хоть и чуточку округлилась, сохранила общее изящество пропорций. Волосы светлые, и будто бы даже не знакомы с сединой. Но на лицо время уже наложило свой характерный отпечаток. Изменились контуры: слегка оплыли щёки, глаза немного глубже погрузились в свои гроты — глазницы. Отчётливые складки пролегли по углам рта и на веках. Сеточка морщин оплела кожу по наружным уголкам глаз. Несколько бороздок образовалось на лбу. Время начинает неумолимо сминать свой старый шедевр, чтобы позволить блеснуть новому. Надолго ли?…

— Мари? — Агнесса недоумённо вскидывает брови. — Ты что делаешь?

Однако, нужно что-то ответить. Мне с этими людьми ещё год придётся как-то уживаться. Лучше не портить отношения.

— Смотрюсь в зеркало, — отвечаю я вполне миролюбиво. И, главное, абсолютно честно. За исключением того, что я — не Мари.

— Но ты же… голая! Это неприлично!

— А кто меня видит-то? — резонно возражаю я. — И вообще, стучаться надо, мамуля.

Агнесса безмолвно открывает рот. Закрывает его. Хлопает ресницами. Кажется, я веду себя как-то нетипично. Не так, как обычно ведёт себя Мария с матерью.

— Зачем ты разглядываешь себя голая в зеркале? — наконец, формулирует Агнесса волнующий её вопрос.

— А как же иначе я узнаю, красива я или нет? — я стараюсь быть предельно вежливой и объективной. Как всегда, если я оказываюсь в затруднительном положении, то предпочитаю опираться на факты.

— Хм, — (кажется, на мамашу подействовала моя рассудительность). — А с каких пор это тебя вообще интересует?

Странно. Неужели такая — прямо скажем, редкой красоты — девушка, как Мария де Мюссе, никогда не интересовалась собственной внешностью? Ну так значит теперь она начнёт интересоваться. Покуда я имею к ней отношение.

— С сегодняшнего дня, — сообщаю обалдевшей мамочке.

— А что случилось сегодня днём?

Сообразительная мне досталась мать. Понимает, что без серьёзной причины люди кардинально не меняются.

— Может быть, до меня наконец-то дошло, что я уже не ребёнок, — отвечаю ей в тон.

Агнесса поднимает с пола мою рубашку и впихивает мне в руки.

— Оденься. Даже окно не занавесила!

Она торопливо задёргивает штору. В комнате сразу становится темней, несмотря на горящую свечу.

— Значит, не ребёнок, — задумчиво произносит мать, пока я одеваюсь. — Интересно, откуда такие выводы…

Я понимаю, что ей не по себе от непривычного поведения дочери. Нужно успокоить человека.

— Мамуля, всё нормально, — я быстро подскакиваю к ней и чмокаю в щёку. — Ты у меня прелесть! Кстати, тоже можешь на себя полюбоваться на досуге. Я уверена: есть на что!

— Спокойной ночи, — лепечет Агнесса. Кажется, мои успокоительные слова произвели обратный эффект: я её окончательно добила.

— Какой бес вселился в ребёнка? — бормочет она, уже спускаясь по лестнице.

Ах, если бы маман знала, насколько близка она сейчас к истине.

Кстати о бесах. А где, собственно, сейчас сама Мария? То есть, её душа? Она ведь, в отличие от меня, связана с этим телом неразрывно. И если я могу приходить и уходить по своему желанию, она обязана всё время оставаться на месте. Если хочет выжить.

С момента вселения в тело у меня как-то не было времени с ней пообщаться. Возможно, она обиделась на мою бесцеремонность. Возможно, никто даже не удосужился предупредить её о моём прибытии… Впрочем, дрова не имеют права голоса. Так учат нас при поступлении на работу в любой из отделов Воздушного Департамента. Спрашивал ли кто-нибудь из людей у полена, прежде чем бросить его в очаг: а желает ли оно сгореть?

Вот она: маленький розовый комочек, забившийся в уголок моего подсознания. В кладовку психики, «ниже ума и глубже мыслей», как говаривал Макарий Египетский. Говорят, он показывал всему нашему Департаменту средний палец на правой руке, пока парочка ангелов проносила его транзитом в свои владения. Жаль, я не видела — не в мою смену было…

Судя по всему, Мария пребывает в состоянии, близком к шоковому. И не мудрено: налетели, отобрали управление, грубо отпихнули в сторону… Пока я рулю, она по собственной воле не сможет и пальцем двинуть. Если только я не захочу ей это позволить. Ну и где она, ваша хвалёная свободная человеческая воля?

— Эй, послушай! — зову я. — Мария! Послушай меня, Мария де Мюссе. Меня зовут Натанаэль, и я буду жить в твоём теле ровно год. Потом уйду. Когда я уйду — делай, что хочешь. А пока я здесь, ты должна меня во всём слушаться. Так решили свыше. Ты должна мне подчиняться. Поняла?

Мария то ли не понимает меня, то ли вообще не воспринимает. По крайней мере, никакой ответной реакции с её стороны я не улавливаю. Наверно, потребуется некоторое время, чтобы она оправилась от потрясения. Вот она, сенситивная интровертированность!

Попробую наладить контакт попозже, когда она придёт в себя — насколько это вообще возможно в её положении… (Кажется, у меня получился ещё один каламбур)…».