Чужая кровь

Оксана Ивановна Семык, 2019

Детектив в духе Агаты Кристи в декорациях России начала 90-х годов ХХ века. Какие темные стороны открываются в душах людей в погоне за богатством? Каково это – узнать, что все твои близкие – вовсе не такие, какими ты считал их много лет, и что кто-то из них – хладнокровный убийца? Что делать, когда привычная жизнь разбита на осколки? Запутанная интрига держит в напряжении до самой последней главы. Но для автора важнее даже не она, а возможность исследовать тайники человеческих душ, показать перерождение человека как в лучшую, так и в худшую сторону под влиянием обстоятельств, ну и, конечно, еще раз поговорить о любви.

Глава 2

В то лето, когда я перешла в десятый класс, произошло событие, изменившее расстановку сил в нашей семье.

Был душный августовский день. Мы проводили его на даче. Андрюшка ещё с утра вскочил на велосипед и умчался с соседскими мальчишками. Я, развалившись в гамаке, подвешенном между двумя старыми яблонями, читала книжку. Дед сначала сидел, подрёмывая, на веранде, а потом, ближе к полудню, поднялся и зашёл внутрь. Ба, как всегда, хвостом побежала за ним. Дядя Миша, дедушкин шофёр, мыл у ворот служебную «Волгу», и журчание струящейся из шланга воды, смешиваясь с жужжанием мошкары, наполняло истомой, убаюкивая.

Глаза мои потихоньку начали закрываться. Руки всё слабее держали книгу, и вскоре она упала мне на живот. Я не стала её поднимать, медленно погружаясь в дремоту.

Внезапно до меня донёсся раздражённый голос Деда, похоже, за что-то отчитывавшего жену. Это было обычным делом, поэтому я, на мгновение выведенная из сонного состояния, снова закрыла глаза. Но тут я услышала, как Ба, обычно отвечавшая мужу покорным молчанием, громко что-то прокричала. Смысл слов до меня не долетел, но сам факт был поразительным: тихая, забитая Ба перечит своему мужу! Мне стало интересно, что ей придало столько храбрости. Сон словно рукой сняло.

Я вылезла из гамака и пошла в сторону дома. Из-за духоты все окна были открыты, и я поняла, что звуки спора доносятся из окна столовой. На цыпочках я подкралась к этому окну и, присев на корточки, спряталась в пышном кусте, росшем под ним, чтобы меня не заметили. Теперь мне было хорошо слышно каждое слово.

— Как ты можешь! Она же твоя дочь! Ты ей обещал! — кричала Ба.

— Она умерла для меня в тот момент, когда сделала свой выбор! — орал Дед. — Она для меня больше не существует! Ничего она от меня не получит!

— Но это не для неё. Это для её детишек, твоих внуков, между прочим! Как можно быть таким бессердечным!

— Цыц! Не смей мне указывать! Не твоего ума дело!

— Коли начала говорить, так уж скажу до конца. Что же ты, в могилу думаешь всё с собой забрать? Смерть ведь наша не за горами уже. Да только к гробу-то тележку не прицепишь! Всю жизнь как бирюк какой живёшь. Привык солдатами своими командовать, приказы раздавать, так и детьми своими всю жизнь командовать пытался. Да только не вышло у тебя всё равно ничего. И сын, и дочь поступили по-своему. Теперь вот думаешь внуков к ноге поставить?

— Заткнись, старая! — взревел Дед.

Я услышала звук удара, потом словно уронили на пол тяжёлый мешок. И сразу наступила тишина. Движимая любопытством, я медленно выпрямилась, через окно заглянула в столовую и замерла, поражённая. На полу навзничь лежала Ба. Из раны на ее голове текла кровь. Дед стоял на коленях рядом с телом.

Я неловко задела цветочный горшок, стоявший на подоконнике. Дед поднял голову, и наши глаза встретились. Он побелел и забормотал:

— Я её не убивал. Она просто упала.

Я впервые увидела его таким слабым, с дрожащими руками и испуганным лицом.

Внезапно я поняла, что это шанс.

— Я слышала, как вы ругались, — заявила я. — А потом ты её ударил.

— Она сама. Она стукнулась головой об этот угол, — Дед трясущимся пальцем указал на тяжёлый дубовый стол.

— Тебе никто не поверит. Я всем расскажу, как ты её ударил.

— Ах ты, маленькая змея! — Дед, вскочив, через всю комнату бросился ко мне, но я живо отскочила от окна.

— Ты больше никогда не будешь меня бить. Ты слышишь? Я никому не скажу, что ты её ударил, а ты никогда больше не будешь меня бить! — уже почти кричала я.

— Хорошо, — забормотал Дед, напуганный моей истерикой, наверное, чувствуя, что я не шучу. — Всё будет так, как ты хочешь.

Я поняла, что победила.

Вот с этого-то момента моя жизнь перевернулась во второй раз.

Уж не знаю, как Дед всё устроил, но для всех остальных, кроме него и меня, обстоятельства смерти Ба были совершенно мирными: внезапно отказало сердце, она упала и ударилась, уже мёртвая, об стол. И только два человека знали правду.

***

Я завоёвывала свои позиции в доме постепенно, по всем правилам стратегического искусства. Если сначала я выторговала себе только свободу от телесных наказаний, то очень скоро этого мне показалось мало. День за днём я получала всё больше привилегий. Дед уступал мне всё чаще.

После смерти Ба он сильно сдал. Вышел в отставку, стал часто выпивать, перестал следить за собой: шатался по своей пятикомнатной квартире небритый, в спортивных штанах с пузырями на коленях. Это был уже совершенно другой человек. Всё-таки, как мне сейчас кажется, он был по-своему сильно привязан к жене, хотя и поколачивал её и, в конце концов, стал причиной её смерти.

Я наслаждалась свободой. Оговорив ежемесячную сумму, выделяемую Дедом из генеральской пенсии на мои прихоти и на наше с Андрюшкой содержание, в деньгах я не нуждалась.

Окончив среднюю школу, я поступила в химико-технологический университет, но на третьем курсе его бросила. Учиться мне было лень. Деньги я и так исправно получала от Деда. Со скуки устроилась на работу: приёмщицей в небольшую химчистку рядом с домом, в полуподвальчике. За день мимо меня проходило столько разных людей. Ради развлечения я пыталась каждому придумать какую-то историю: так незаметно пролетали рабочие часы.

После работы я с подругами отправлялась в ресторан или на танцы. Я думала, что именно там одно из мимолётных знакомств закончится моим замужеством, но, как ни странно, встретила будущего мужа на собственной работе.

Карен принёс сдавать в чистку дорогое пальто и, как говорится, «положил на меня глаз». Он был старше меня на пятнадцать лет и мне, двадцатилетней, сперва показался глубоким стариком. Внешность его мне тоже сначала не понравилась: он был хотя и выше среднего роста, но довольно астенического телосложения, хотя, конечно, хороши были густые темные волосы и карие умные глаза.

Честно говоря, ту первую нашу встречу я толком и не запомнила. Обратила я на Карена внимание уже позже и лишь потому, что после первого своего визита он стал захаживать в наш полуподвальчик чуть не каждый день.

И когда я уже стала подозревать, что у него в доме скоро не останется ни одной вещи, за исключением мебели и сантехники, которая бы не побывала в нашей химчистке, Карен наконец решился прийти с букетом цветов вместо очередного ковра или пиджака, и объяснился мне в любви прямо перед обалдевшей очередью.

Но я рассмеялась ему в лицо и всучила букет обратно. «Следующий!» — равнодушно произнесла я, и следующий в очереди, мужчина лет сорока, сострил: «Девушка, а ничего, что я без букета?» Стоявшие за ним несколько теток и один старик бесцеремонно рассмеялись.

Другой после такого позора больше не появился бы, а Карена отказ лишь раззадорил. Уже потом я узна́ю, что он привык добиваться всего, чего хочет. И он добился-таки меня.

Ухаживал Карен за мной почти год. Делал он это красиво: рестораны, театры, цветы, дорогие подарки. На меня это не оказывало никакого впечатления, потому что я и сама могла себе ни в чем не отказывать: Дед исправно откупался от меня деньгами.

Карен делал мне предложение трижды, и все три раза он получал от ворот поворот: я ждала, что в моей жизни появится кто-то, в кого я смогу влюбиться без памяти. Но все знакомые мужского пола вызывали мой интерес лишь на краткое время, и после непродолжительного, хотя порой и бурного, романа, я понимала: это «не моё».

А Карен всегда был рядом. У него хорошо получалось не быть навязчивым. Он просто в нужный момент оказывался под рукой, готовый выслушать, помочь, утешить. И, получив от него четвертое предложение руки и сердца, я сдалась.

Говорят, в каждой паре один любит, а другой лишь позволяет себя любить. Не знаю, насколько это верно, но нашем браке все обстояло именно так. Карен меня обожал, а я лишь купалась в его обожании, не загораясь в ответ. Мне было с ним удобно, уютно, легко, но я не любила своего мужа.

Нет, я не изменяла Карену, хотя пару раз у меня была такая возможность. Я его слишком уважала, чтобы унизить своим адюльтером. Я исправно исполняла супружеский долг, даже находя в этом удовольствие, но при этом не теряла себя от страсти, а в глубине души иногда ощущала некое тоскливое чувство, словно что-то большое и чудесное прошло мимо и больше никогда не вернется.

***

Я и после замужества собиралась по-прежнему жить в генеральской квартире, а Карен настаивал на том, чтобы мы снимали отдельное жильё. Сошлись на компромиссе: решено было жить за городом, на генеральской даче. Всё равно после свадьбы работу я бросила, а Карен мог ездить в город на собственном автомобиле. Детей у нас не было — я решила не спешить и пожить немного в своё удовольствие.

Андрюшка вырос разгильдяем и шалопаем. Еле доучившийся до восьмого класса, он был с облегчением выпровожден из школы, где числился в записных хулиганах и кое-как успевал с «двойки» на «тройку». Разумеется, с такими документами в военное училище, куда очень хотел запихнуть его Дед, дорога брату была закрыта, впрочем, он туда и не рвался. Его документы со скрипом взяли в ПТУ, где Андрюшка тут же организовал рок-группу и начал играть какой-то разухабистый панк-рок. Закончил ли он училище, или его оттуда выкинули, для меня так и осталось загадкой.

Брат начал курить. Я часто видела его пьяным, каждый раз с новой подругой. Мои строгие внушения он пропускал мимо ушей. Когда мы встречались, он неизменно клянчил у меня деньги. Но вот удивительно: чем больше я ему их давала, тем чаще Андрюшка жаловался на безденежье. Где он работал, и работал ли вообще, тоже было мне неизвестно. Жил он по-прежнему с Дедом, поэтому я всегда была в курсе того, что происходило в генеральской квартире.

Каждый день личный шофёр отвозил Деда в парк. Это был уже не дядя Миша, умерший пару лет назад, а молодой парень Сергей. В парке Дед несколько часов сидел на скамейке и кормил голубей хлебом, потом он возвращался домой и садился к телевизору, смотря все передачи подряд и вслух комментируя их.

Он стал ужасным скрягой. Выделяя Фросе, которая так и продолжала работать на него, совсем крошечную сумму на покупку продуктов, Дед долго и нудно ругался потом с домработницей, утверждая, что она его потихоньку обворовывает. Он совершенно не желал тратить деньги на ремонт квартиры, чтобы поддерживать её в приличном состоянии, и мне больно было видеть, как быстро ветшают эти когда-то так поразившие моё воображение комнаты. Я часто представляла себя хозяйкой Дедовой квартиры и мысленно прикидывала, какие обои я бы наклеила и как расставила бы мебель.