Чужая кровь

Оксана Ивановна Семык, 2019

Детектив в духе Агаты Кристи в декорациях России начала 90-х годов ХХ века. Какие темные стороны открываются в душах людей в погоне за богатством? Каково это – узнать, что все твои близкие – вовсе не такие, какими ты считал их много лет, и что кто-то из них – хладнокровный убийца? Что делать, когда привычная жизнь разбита на осколки? Запутанная интрига держит в напряжении до самой последней главы. Но для автора важнее даже не она, а возможность исследовать тайники человеческих душ, показать перерождение человека как в лучшую, так и в худшую сторону под влиянием обстоятельств, ну и, конечно, еще раз поговорить о любви.

Глава 7

Я сразу узнала дедово наградное оружие, которое он не раз показывал нам с Андрюшкой.

Что старик еще задумал?

Лидочка боязливо отодвинулась, сидящий рядом с Дедом Антон мгновенно как-то весь подобрался, не спуская глаз с вороненого дула, благо, оно было направлено в дальний угол комнаты, а не на кого-то из присутствующих. Фрося шумно ахнула, остальные замерли, боясь пошевелиться и, наверное, гадая, заряжен ли пистолет.

Дед усмехнулся и сказал, обводя взором гостей:

— Я прожил долгую жизнь. Всякое в ней бывало, — тут он посмотрел мне прямо в глаза, потом отвел взгляд и продолжил. — Но я всего себя положил служению родине. Я до сих пор помню свой первый бой. В самом начале войны. Я был тогда молодым, необстрелянным лейтенантом, только окончившим военное училище. Взвод, которым я командовал, участвовал в отражении контратаки немецких пехотных частей. Вокруг рвались снаряды. Гибли наши солдаты, едва успев подняться из окопа. Мне было страшно, но я шел вперед и вел своих людей за собой. Потом было еще много боев. Какие-то уже забылись, какие-то мне не забыть никогда. Я дошел до Праги, был тяжело ранен, и лишь тогда война для меня окончилась. Я до сих пор ношу в теле два осколка. Именно их я считаю своим главным доказательством воинской доблести, а не эти ордена и медали.

Он хлопнул себя по груди, и металлические кружочки зазвенели.

— Но я никогда не забываю, что родина высоко оценила мои заслуги. Я — Герой Советского Союза. Я генерал. Я всю жизнь отдал нашей армии, — продолжал Дед. — За службу своему народу и Советскому Союзу…

— Дед, да «сэсэсэра» больше нет, — встрял Андрюшка.

— Цыц, оболдуй! — рявкнул на него дед. — Не перебивай меня! Развалили Советский Союз! А что нынче вместо него? Тьфу! Раньше нашу силу уважали во всем мире. А теперь что с армией сделали? Все порастащили!..

Понимая, что Дед перешел к своей любимой теме и может еще долго разоряться о развале советской армии, я решила вмешаться:

— Ты же тост хотел сказать, — напомнила я, опасливо косясь на дуло «макарова», которым именинник начал в запале размахивать во все стороны.

Зыркнув на меня, Дед продолжил:

— За службу родине я был награжден именным оружием. Вот, — он направил ствол в воздух, демонстрируя всем собравшимся накладную пластину с гравировкой, — «От Президиума Верховного Совета СССР».

Дед сунул пистолет под нос Карену, сидящему между Лидочкой и мной. Тот побледнел.

— Не ссы, не заряжен, — грубо успокоил его генерал. — Так вот, к чему я всё это? Да чтоб вы знали: хоть я и уволился в запас, но еще полон сил. И если я что-то решил, будет по-моему. Если сказал: женюсь — значит женюсь, и нечего смотреть на меня, как на ненормального!

Дед с размаха хлопнул «макарова» на стол.

«Будь ты нормальный, ты бы не пистолетом доказывал нам свое право жениться в семьдесят пять лет», — подумала я, глядя на белую, как мел, Марию Данваль и понимая, что не ударить в грязь лицом перед Францией не получится: в своих расчетах я не учла Дедов характер.

Как бы наш престарелый жених не выкинул еще какой-нибудь фортель! В последнее время он, на мой взгляд, всё стремительнее соскальзывает в пропасть старческого маразма…

Как в воду глядела!

— И еще, — снова глянув прямо на меня, добавил старик, — Лидочка станет не только моей женой, но и единственной наследницей.

При этих словах Лидочка обвела нас всех торжествующим взглядом.

***

Никто из гостей, как мне показалось, и ухом не повел на такое заявление генерала, но для меня новость о том, что наследницей будет Лидочка, прозвучала словно гром среди ясного неба. Дождавшись окончания ужина, который затянулся до десяти вечера, и проследив за уборкой в столовой, я кинулась в спальню старика выяснять отношения — не буду же я делать это при гостях! Это наши с Дедом дела.

Когда я вошла в комнату, старик, уже переодетый в теплый халат, сидел в кресле, а его тощие ноги были по щиколотку погружены в тазик с водой. Лидочка тоже облачилась в халатик, причем не менее откровенный, чем платье, которые мы все сегодня созерцали. Она неспешно расчесывала перед трельяжем свои волосы плебейского, на мой взгляд, цвета «красное дерево», достойного лишь продавщицы деревенского сельмага.

Черепашьи веки Деда были блаженно полуприкрыты, но, едва я вошла, он зыркнул из-под них на меня на удивление острым взглядом, а потом вовсе закрыл глаза и капризно произнес:

— Че-то продуло меня, Елена. Ты в столовой завтра окна так не распахивай. Не хватало еще на свой юбилей в соплях как в шелках расхаживать.

Вот ведь паразит старый! Он тут мне еще зубы будет заговаривать пытаться!

Я повернулась к Лидочке и коротко приказала:

— Выйди.

Однако та высокомерно посмотрела на меня и процедила:

— Я вам не прислуга какая, чтобы меня отсылать. Я невеста Федора Семеновича. Теперь все, что касается его, касается и меня.

А Дед важно кивнул: да, мол, так и есть.

Я едва не обалдела от такой наглости. Ах, вон как! Придется напомнить, кто тут главный.

Разглядывая свои ногти, я скучающим тоном произнесла:

— Ну, Дед, раз ты хочешь, чтобы Лидочка была в курсе всех твоих дел, — слово «всех» я произнесла с многозначительным нажимом, — тогда, конечно, пусть она остается. Я как раз хотела поговорить о делах прошлых.

Слово «прошлых» я снова подчеркнула, и Дед, поняв намек и прошив меня злобным взглядом, недовольно рявкнул наглой молодухе:

— Пойди погуляй.

Лидочка оскорбленно фыркнула и вылетела из комнаты, хлопнув на прощание дверью.

Прежде чем начать разговор, я подошла к двери и резко распахнула ее. Так и есть! Не ожидавшая этого медсестра, пытающаяся нас подслушать, обалдело воззрилась на меня и отскочила назад.

— А ну брысь, — брезгливо бросила я.

Стоя в дверном проеме, я проводила нахалку глазами, пока не убедилась, что «невеста» с оскорбленным видом спускается на первый этаж. Опять, небось, на кухню направилась: Фрося жаловалась мне, что эта девица, не дожидаясь ужина, всю вторую половину дня так и крутилась возле холодильника и все таскала и таскала оттуда еду. В детстве, что ли, ее недокормили? Или ей нужна двойная порция, чтобы поддерживать пышность в своих телесах? Да что с нее взять? Плебейка есть плебейка. Никакого воспитания. Одна борзота.

Покрепче прикрыв дверь, я повернулась к Деду:

— А теперь объясни, почему ты аннулировал свое завещание.

— Какое завещание? — поднял брови Дед.

— То, которым ты назначил меня своей наследницей.

— А я его никогда и не составлял, — хитро глянул на меня старик.

— Что-о-о? — вскинулась я. — Ты же сам мне говорил…

— Ну говорил, что собирался… А потом передумал. Могу я передумать? Зачем тебе мое добро? У тебя муж небедный. А у Лидочки никого нет. Случись что со мной, как она жить будет?

Я скрипнула зубами: нашел, о чем беспокоиться — да эта девица нигде не пропадет!

— Хочешь, я на тебя дачу перепишу? — предложил Дед.

Это переполнило чашу моего терпения, и я, забыв, как весь последний месяц изо всех сил старалась держать себя в руках, заорала:

— Дачу? К чему мне эта куча старых дров? Ты вообще соображаешь, что творишь? Хочешь, чтобы и квартира в центре Москвы, и наследство ушли на сторону?

В одно мгновение с Деда слинял простоватый вид, глаза его сверкнули сталью, и я невольно вспомнила, что разговариваю с армейским генералом.

— Тебе-то какая забота? — жестко произнес он. — Это все не ты зарабатывала, не тебе и решать, кому достанется. Забываешься, Елена!

Я наклонилась и схватила Деда за плечи, худоба которых ощущалась даже сквозь толстый халат:

— Нет, это ты забываешься. Может, мне напомнить кое-что тебе, а заодно и всем остальным? Дело хоть и прошлое, да только срок давности по нему не истёк!

Несколько мгновений наши взгляды вели молчаливую борьбу. Наконец, Дед отвел глаза и сказал:

— Ладно, вернусь в город — оформлю завещание.

— Ну уж нет! Вызывай нотариуса сюда. Чтобы завтра утром он был здесь, а завещание было готово еще до обеда! Ты понял?

Дед задумчиво пожевал губами, наклонил голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то, а потом ответил:

— Хорошо, Елена. Как скажешь.

***

Выйдя из Дедовой спальни, я сделала несколько шагов по коридору и прислонилась к стене. Меня терзало двойственное чувство: с одной стороны, я была рада, что поставила на место старого хрыча и особенно его юную акулу, а с другой стороны, меня мучило отвращение к самой себе: мне уже опротивело всего добиваться шантажом. Ну почему у нас в семье по-другому не получается!

И кому еще оставлять наследство? Не Андрюшке же! У него в руках деньги долго не задерживаются, а квартиру он пропьет в два счета. И не этой заморской дочери: обитает она в Париже, судя по ее виду, не бедствует, вот и пусть дальше там живет, а на мой каравай рот не разевает. Ну а бывшей сиделке дедово наследство достанется только через мой труп.

Я глубоко вздохнула и выпрямилась, оттолкнувшись от стены.

Дом затих: гости, наверное, разошлись по своим комнатам и уже легли спать. Мне тоже пора на боковую: завтра очень важный день.

Я решила сходить на первый этаж за ежедневником, который забыла в столовой, чтобы еще раз пробежать глазами список всех дел, которые наметила на утро.

Спускаясь по лестнице, я услышала какой-то шум, неожиданно раздавшийся со стороны кухни. Я помедлила, а потом все же решила проверить, кто там копошится так поздно.