Танго со смертью

Нина Стожкова, 2018

Лине Томашевской пришлось сделать срочную операцию на сердце. В реанимации она невольно слышит спор доктора Мухиной с коллегой. Врачей заинтересовал пациент, недавно переведенный в другое отделение. Находясь все еще под действием наркоза, Лина забывает о странном разговоре, однако вскоре знакомится с пожилым вдовцом, дипломатом в отставке и приятным собеседником. Неожиданно дипломат исчезает из клиники, оставив Лине весьма странное поручение. Что заставило его срочно покинуть больницу? В чем причина странных смертей в клинике? Лина и ее давний приятель Валерий Башмачков начинают опасное расследование… Содержит нецензурную брань.

Кочевники не плачут

— Где вас носит? — сурово поинтересовался врач. Он с трудом сдерживал раздражение. — Ищу вас, ищу, уже целых полчаса, между прочим, ищу, чтобы пригласить на перевязку.

— Извините, Омар Омарович, я в дальний буфет на лифте номер два ездила, — виновато сообщила Лина, — буквально секундочку подождите, я уже бегу в перевязочную.

Башмачков тем временем затаился в туалете и благоразумно решил не обнаруживать свое присутствие. Он быстренько переоделся в «штатское» и выглянул из санузла лишь тогда, когда за Линой и Омаром Омарычем закрылась дверь. Обнаружив что опасность миновала, писатель уселся на стул и стал терпеливо дожидаться Лину, от скуки листая книгу Пелевина.

«Дутая фигура! И чего его так на щит поднимают, — привычно возмутился Башмачков, — этот модный автор — пирожок ни с чем. И тексты его ни о чем. Претензия на философию, и ничего более. Кто раскупает эти его огромные тиражи? Одна Лина из моих знакомых только его покупает и читает».

Хорошо, что Лина не слышала внутренний монолог Башмачкова, иначе вспыхнувшее вновь прежнее чувство погасло бы сразу, как свеча на ветру. Она давно заметила, что многие ее знакомые дамы — фанатки Пелевина, а мужчины, в особенности писатели, относятся к нему более чем сдержанно. Лина объясняла это завистью, обычной в писательской среде, и продолжала фанатично скупать все новые и новые романы любимого автора.

Тем временем Омар Омарыч был озадачен. Ну не слепой же он в самом деле! Минут десять назад он заметил свою пациентку в белом халате и незнакомого долговязого мужчину в нелепой курточке с лягушками.

«Странные люди! Нарядились медиками, чтобы выбраться из «закрытой» зоны, откуда прооперированным больным выход запрещен, — подумал Омар Омарыч. — вот москвичи всегда так: вечно ищут себе приключений на ягодичную мышцу, ничего не делают по-людски, без вывертов. А ведь могли бы попросить меня или любую медсестру в отделении, хоть ту же Татьяну, их выручить. Может, банкомат им срочно потребовался или еще что-то за границами отделения? Ну ладно бы так себя вела только пациентка Томашевская — с ней все ясно, женщина после операции. Возможно, еще не пришла в себя после длительного наркоза. К тому же она дамочка с причудами. А вот ее мужик на вид вполне адекватный, он-то зачем таким клоуном вырядился? Из солидарности?».

Продолжая размышлять о странностях москвичей, Омар Омарыч привычной рысцой отправился в перевязочную. Вскоре он выглянул из двери уже в медицинской шапочке и в маске и строго скомандовал Лине: «Томашевская! На перевязку!».

Как ни странно, Лина совершенно не боялась этих малоприятных процедур, потому что руки у Омара Омарыча были золотые, и он ухитрялся почти не причинять боль. Постепенно Лина стала догадываться, что этот невысокий мужчина лет тридцати пяти — врач от бога.

Омар Омарыч мечтал о кардиохирургии с ранней юности. И не просто о кардиохирургии, а о работе в знаменитой столичной клинике, где уже тогда делали такие фантастические операции на открытом сердце, какие на его родине были пока немыслимы. Не удивительно, что путь в операционную у терпеливого сына киргизских степей оказался долгим, тернистым и весьма извилистым. Понятное дело, быстрый взлет в профессию на блатном «лифте», доступном сынкам и дочкам профессоров медицины, практиковавшим в московских клиниках, был для него закрыт. Омар Омарыч с юных лет настроился на длинную и трудную дорогу в знаменитую клинику, остававшуюся долгие годы его мечтой. Впрочем, его предки тоже скакали по степи по нескольку суток ради того, чтобы сообщить важную весть или позвать доктора к жене, оставшейся в юрте на высокогорном пастбище. Омар Омарыч с детства усвоил присказку отца: «Кочевники не плачут».

В столице Омар Омарычу поначалу было трудно привыкнуть к тому, что частенько на улице, в разных муниципальных конторах и в магазинах прохожие и посетители обзывали его то «гастарбайтером», то «чуркой», то «черным», то «понаехавшим». И это его, молодого врача, который учился восемь лет, спал по четыре часа в сутки и запретил себе до тридцати даже думать о создании семьи! И это в любимой Москве, в городе самых смелых надежд и чаяний, куда он так стремился с детства! Все это было больно и обидно, тем более, что его большая семья и его фамилия были не последними в Киргизии.

В общем, приехав в Москву, Омар Омарыч быстро понял, что в столице его прежние стартовые возможности и связи его большого клана не работают. Пришлось обнулить амбиции и «завоевывать столицу» без бонусов и стартовых очков.

Попасть в знаменитую столичную клинику после медицинского вуза в Бишкеке было нереально. Пришлось поработать врачом на «Скорой», получить кучу дипломов и сертификатов, а также паспорт гражданина России, чтобы в итоге стать своим в этом неласковом и жестоком к «понаехавшим» городе. Попав в Москву, Омар Омарыч понял: чтобы состояться в столице, ему придется лечить пациентов в два, а то и в три раза лучше, чем те молодые выскочки, которые то и дело выпячивали свое столичное происхождение. Его голова и его руки должны были работать безупречно, чтобы коллеги и начальство наконец смирились с тем, что молодой способный доктор иногда делает ошибки в неродном языке, с тем, что он вырос в другой культуре, что у него другие бытовые привычки, даже пищевые пристрастия не совпадают с коренными москвичами. В общем, путь к успеху у Омара Омарыча был один — ежедневно спасать жизни пациентов и делать это лучше, чем местные снобы — столичные потомственные доктора.

В итоге вся его жизнь подчинилась работе в клинике. Омар Омарыч к тридцати годам, как и планировал, женился на симпатичной киргизской девушке, которая родила ему очаровательную дочку Мадину. Семья была счастлива. Родные всерьез боялись, что их Омарчик свихнулся на работе и уже никогда не женится. Доктор Омаров тоже впервые почувствовал себя счастливым и защищенным от агрессивного мира огромного мегаполиса за окном. Клан Омаровых оберегал его от столичных бурь всей историей рода, а теперь — и рода его жены. Их молодая семья вместе с семьей сестры жены снимала маленькую «двушку» на востоке Москвы, и дорога в клинику отнимала каждый день больше часа. Омар Омарыч частенько думал, что он счастливо женился на киргизской девушке, не соблазнившись прелестями симпатичных русских медсестер и молодых докторш. Ни одна русская жена не выдержала бы отсутствия мужа дома с раннего утра и до позднего вечера при скромной зарплате врача, а его Амина сердцем чувствовала, что муж не будет до конца счастлив, пока не начнет сам оперировать. И терпеливо ждала его до позднего вечера, как настоящая восточная женщина. Впрочем, Омару Омарычу было не до абстрактных раздумий. После работы оставалось лишь время не спеша поужинать, поиграть с дочкой перед сном и проконсультировать по телефону парочку свежих пациентов. И все же Омар Омарыч был доволен судьбой. Ему не надо было задумываться о смысле жизни, потому что спасение людей и было этим главным смыслом.

В отделение неотложной хирургии Омар Омарыч приезжал за полчаса до официального начала смены. Ему требовалось немного времени, чтобы после долгой дороги в переполненном транспорте переключиться на работу в клинике. Переодевшись и выпив зеленого чая, доктор с головой погружался в работу, стараясь отодвинуть до конца смены все лишнее и незначительное. Однако в последние дни Омар Омарыч размышлял не только о пациентах и о новых технологиях в кардиохирургии. В клинике определенно творилось что-то странное. Доктор зорким взглядом потомка кочевников подмечал все несуразности, и понимал, что странностей и нестыковок с каждым днем становится все больше.