Академия Колханд

Нина Новолодская, 2018

Когда страшный взрыв унёс жизни родных Лидии, её мир рухнул. Теперь в девушке пробуждается редкий и опасный дар. Лидия отправляется в закрытую Академию Колханд, надеясь спасти себя и раскрыть тайны прошлого. Но и на этом испытания не заканчиваются. Впереди – противостояние с невыносимым и таинственным магом-универсалом. Кто кого?

Глава 9

Мужчина стоял посреди площади между главным зданием и жилыми корпусами, скрестив на груди руки. При моем приближении он притопнул ногой от нетерпения. Несмотря на отличную погоду и ярко светящее солнце, маг снова был в наглухо застегнутой куртке и капюшоне, из-под которого виднелся только подбородок с ямочкой. Я непроизвольно сжалась под невидимым, но ощутимо давящим взглядом.

— Что-то вы не торопитесь, Мартинс, — недовольно произнес маг.

— Просите, учитель Гратт, я не знала, что занятие у нас назначено на определенное время, и только потому опоздала, — протянула не менее хмуро.

— Идем. — Он развернулся и пошел в сторону большой огороженной площадки, на которой, по рассказу Марриота, проводились боевые и медитативные занятия магией.

— Иди сюда, Лидия, — позвал меня маг, когда мы поднялись на небольшое возвышение. В центре помоста, размером примерно четыре на четыре метра, был расстелен тонкий плед. Гратт указал на него:

— Садись, Лидия. Мне нужно проверить тебя и определить границы, а также выяснить, что именно сейчас сдерживает печать. После этого будем думать над дальнейшим планом обучения. — Он встал напротив меня, широко расставив ноги и опять сложив руки на груди.

Аккуратно пристроив свою тетрадь на край деревянного настила, ловко на него взобралась и подошла к покрывалу. Замерла перед ним, не зная, как именно мне «садиться».

— Какие-то проблемы, Мартинс? — недовольный голос учителя ворвался в мои мысли.

— Нет, учитель Гратт, — вздрогнув от неожиданности, я начала тихо говорить. — Просто не знаю, как лучше сесть, ну и все остальное…

— Что остальное, Мартинс? Садитесь как вам будет угодно, это неважно, — его голос был полон скуки и презрения.

Я поджала губы и устроилась посередине покрывала, скрестив ноги, как это было принято на юге страны. Руки сложила на колени.

— Глаза закрой. Расслабься и что бы ни происходило, не вздумай шевельнуться.

Последовав его наказу, устроилась поудобнее, поерзав пятой точкой. Закрыла глаза и сделала глубокий вдох, а потом выдох.

— М-да. Ты еще ритуальные песни начни петь о величии всех стихий, добавив фирменное монашеское «ом–м–м», — последовал комментарий от невыносимого мага.

Я не выдержала, распахнула глаза и зашипела:

— Слушайте, господин Гратт, я вас не просила со мной заниматься, по пятам не бегала и в ноги не бросалась, так что хватит вымещать на мне свое плохое настроение!

— Закрой рот, Мартинс, и благодари Единого, что я вообще согласился с тобой возиться, — маг повысил голос.

— Еще чего! — стремительно вскочила на ноги. — Я вас не просила! Это вы ко мне привязались! «Отдай ее мне, я буду ее учить», — коверкая фразы, повторила слова, произнесенные учителем в кабинете ректора буквально вчера.

Мужчина натурально зашипел:

— А ну-ка села на место, Мартинс!

— Нет! — Я встала удобнее, расставив ноги и чуть согнув их в коленях.

— На место, — угрожающе тихо повторил мужчина, а я лишь мотнула головой и приготовилась к побегу.

У меня никогда не было таких грубых и несдержанных учителей. Преподавателями при монастырской школе были исключительно служительницы Единого, все как на подбор — женщины миролюбивые и ласковые.

Еле заметное движение мужчины, и я спрыгнула с помоста и понеслась в сторону выхода с площадки.

— Стоять! — за спиной раздался разъяренный рык, а я только прибавила ходу. Подбежав к границе тренировочной зоны, со всего маха влетела в невидимую стену, сильно приложившись лицом и коленом.

— Единый! — взвыла от боли, упав на бок и не зная, за что хвататься. Левая сторона лица горела, из глаз хлынули слезы. Прижимая к себе ушибленную ногу, я уже практически прощалась с жизнью, когда меня накрыло тенью подошедшего мужчины.

— Ну, ты хотя бы бегаешь неплохо, Мартинс, несмотря на то что дура полная. — Он присел около меня на корточки. — Как тебе вообще в голову пришло сбежать от меня? Вам, монашкам, чувство самосохранения незнакомо?

Он снова поднялся в полный рост и нарочито ласково продолжил:

— Ну как? Видишь, Мартинс, я тебя даже похвалил! Цени!

На это я лишь сильнее стиснула зубы, чтобы не стонать от боли и обиды. Как я могла не догадаться, что площадка для занятий магией будет огорожена защитным полем? Я и правда самонадеянная дура.

— Я уже говорил вчера, отращивай броню или тебе не выжить ни среди магов, ни среди двора, — он вздохнул, словно следующие слова дались ему непросто, — в моих словах ты должна вылавливать только важную для себя информацию, сбрасывая шелуху оскорблений, обид и всего остального. Последний раз говорю тебе об этом, Лидия Мартинс. Это понятно? — не дожидаясь моего ответа, он просто развернулся спиной и, направившись к помосту, повторил: — На место, Мартинс, живо!

Я поднялась, подтянув к себе ноющую ногу, и потерла ушибленную щеку. Мужчина уже добрался до помоста и, запрыгнув на него, развернулся ко мне. Из-под капюшона сверкнул хищный оскал.

Прихрамывая на ушибленную ногу, доковыляла до него, забралась, помогая себе руками, и устроилась на покрывале, в этот раз вытянув ноги вперед и опершись на руки.

Мужчина лишь фыркнул и приказал закрыть глаза, что я и сделала. Сначала ничего не происходило. Потом в животе начал закручиваться тугой узел. Легкая тошнота подкатила к горлу, и я замычала.

— Терпи, Лидия, скоро пройдет. Но сейчас терпи и не шевелись, — голос мага послышался совсем рядом, как если бы он сидел прямо передо мной. — Будет тошнить, не стесняйся. Всех тошнило при этом. Даже меня.

После последней фразы, пообещала себе во что бы то ни стало удержаться. Сомнительного удовольствия наблюдать, как меня рвет, я ему не доставлю.

Через какое-то время тошнота стала отступать, а на ее место пришел холод. С каждой минутой мне становилось все хуже, и вскоре я уже не чувствовала пальцев ног. Меня сильно трясло, глаза слезились, а в животе снова скручивается тугой ком боли.

Но я молчала и не шевелилась. Повторяла сама себе, что еще минута, и все прекратится. Потом снова: потерпи, скоро все закончится. Тошнота накатывала с новой силой. Я ничего не видела и не слышала: казалось, что уши набиты ватой, а на глаза натянули повязку. Сердце колотилось очень быстро и сильно, так и норовя выскочить из груди и умчаться прочь.

Несмотря на ледяной холод, сковавший меня, воздух нагрелся, и теперь каждый новый вдох приносил не меньшие страдания, иссушая горло. Сейчас, даже если бы я и хотела что-то сказать или попросить прекратить все, просто не смогла бы сделать этого.

Неожиданно помост подо мной вздрогнул, горячий воздух ударил в заледеневшее лицо с такой силой, что голову откинуло назад, а из глаз брызнули слезы. Напуганная, я все же попыталась позвать на помощь и попросить пощады у учителя, но ничего не смогла выдавить, кроме жуткого хрипа.

Руки ослабли, и я рухнула на спину. Мышцы стали непроизвольно сокращаться, пальцы сжимались в кулаки и разжимались. Раздался сильный грохот и помост под нами содрогнулся, а потом все резко стихло. Моего лица кто-то коснулся, и сквозь оглушающую тишину стали прорываться звуки.

— Лидия, ты меня слышишь? Лидия! Девочка, ты должна прийти в себя. Слышишь, Мартинс, ты должна открыть глаза! Должна! — голос моего мучителя был на удивление обеспокоенным. — Лидия, эй, Мартинс, приходи в себя! Тут не место для сна!

Я с трудом разлепила глаза, но увидела перед собой лишь темноту. Ничего, кроме черного провала, скрывающегося под капюшоном мага.

— Пи–и–ить…

— Так, девочка, давай-ка отправимся отдыхать. На сегодня, пожалуй, хватит. — Мужчина суетливо попытался меня приподнять, придерживая за спину. Я даже не представляла, как в таком состоянии смогу добраться до комнаты в общежитии, ведь ко всему прочему меня снова начало трясти.

— П–п–помогите мне, п–п–пожалуйс… — Зубы выбивали дробь, и мне никак не удавалось опереться руками, чтобы подняться на ноги.

— Так, давай-ка, маленькая, ложись… молодец… сильная девочка, давай эту руку сюда, а эту сюда… — чей-то тихий голос, спокойный и даже ласковый, убаюкивал, обещал, что все будет хорошо. И мне очень хотелось ему верить, потому я позволила уложить себя обратно, переместить трясущиеся руки и опустить их вниз, вытягивая вдоль тела. Затем меня завернули в плед, на котором я сидела до этого и, укутав словно ребенка, аккуратно подняли на руки.

Мужской голос что-то бубнил мне в макушку, но я не разбирала слов. Меня мерно покачивало при каждом шаге, руки и ноги начали согреваться, тело, прижатое к горячей груди мужчины, расслабилось.

Немного повернув голову, я уткнулась носом в рубашку, сквозь которую ощущался приятный жар. Было тепло, спокойно и уютно, словно во сне. Вспомнилось, как папа носил меня маленькую на руках, как обнимал, когда я болела, и так в его нежных и сильных руках было спокойно и хорошо…

Нестерпимо сильно захотелось чего–то такого! Такого… не знаю чего.

Над головой раздалось чуть громче:

— Лидия, прекрати елозить, ты мешаешь мне идти, — тихий голос, знакомый, близкий и одновременно нереально далекий.

— Я так тебя люблю… — прошептала в горячую мужскую грудь и снова уткнулась в нее носом, а потом потерлась щекой, ласкаясь и стараясь как можно дольше продлить нашу с ним встречу, потому что я невероятно соскучилась.

Мужчина запнулся, чуть не выронив ценный груз, и замер.

— Что? — раздался тихий, немного ошарашенный голос.

— Очень–очень люблю и скучаю, папочка… — прошептала в ответ.

— Тьфу ты! — выругался «папочка» и продолжил движение.

Вскоре хруст гравия под ногами моего спасителя сменился на звук шагов по каменной плитке, а затем несколько рывков, словно он, перескакивая ступеньки, поднимался по лестнице. К тому времени я окончательно согрелась и меня снова начало мутить, нестерпимо сильно. Волны тошноты накатывали одна за другой.

— Мне плохо, — шептала я, уткнувшись носом в горячую грудь, — очень. Пожалуйста… пожалуйста…

— Потерпи, мы уже на месте, — слушала взволнованный мужской голос и старалась держаться. Мужчина толкнул плечом в дверь, которая под его напором распахнулась и, похоже, ударилась о стену.

Мне стало жарко, захотелось сорвать с себя одежду, а лучше вообще окунуться в чан с прохладной водой.

— Горячо, — выдохнула я, начиная елозить и стараясь сбросить с себя плед, что, став неприятно колючим, мешал шевелиться и дышать. — …жарко! Папочка, помоги мне, помоги…

Глаза не открывались, будто бы их залили горячим воском. Он не обжигал, но давил и не позволял поднять веки.

— Подожди немного, — меня уложили на что-то мягкое и начали разворачивать. — Тихо-тихо, маленькая, тебе нужно успокоиться…

Когда удалось освободить руки и ноги, я попыталась сдернуть с себя ненавистную удушающую одежду. Раздался треск рвущейся ткани, и мои руки тут же перехватили.

— Тихо-тихо, я помогу, не надо портить одежду… — еле слышное бормотание мужчины сопровождалось ругательствами и взыванием к Единому, — …тш-ш-ш, Лидия, повернись! Вот так, молодец… А теперь вторую руку. Единый, за что мне это, а?! Будто мне и так проблем было мало…

Услышала, как на пол полетела куртка, стукнув пуговицами о деревянный пол. Потом дело дошло до ботинок, которые были быстро скинуты и упали на с глухим стуком. Получив относительную свободу, руками схватилась за брюки, лихорадочно распуская шнуровку спереди. На мои пальцы легли чьи-то горячие ладони, заставив остановиться.

— Нет, не стоит… — последовал тихая не то просьба, не то утверждение.

— Жа-а-арко, — я захныкала, дергая руками и вырываясь.

— О Единый, хорошо, не дергай, подожди, сейчас помогу… — Я тут же отдернула руки от завязок и подняла их выше, торопливо расстегивая пуговки на рубашке. Через минуту с меня медленно и аккуратно стянули штаны и носки. Все эти действия, как и прежде, сопровождались тихими ругательствами и осторожными касаниями. Каждое прикосновение моего помощника обжигало кожу с такой силой, что я начала изгибаться от странных, пугающих ощущений.

Наконец справившись с рядом пуговок, начала крутиться, стараясь вывернуться из рукавов рубашки, беспрестанно повторяя: «Жарко, жарко, я горю, жарко». Тут мне тоже помогли. Затем раздался стук каблуков по деревянному полу и звон стекла. Пока я крутилась на мягкой поверхности, стараясь найти положение, при котором кожу перестанет обжигать и ранить ткань покрывала, мужчина вернулся.

— Так, девочка, давай-ка попьем! Вот так, понемногу, стой-стой, не все сразу, а то тебя вырвет… — Меня приподняли немного, придерживая за плечи, и поднесли к высушенным губам стакан воды.

Жадно припав к живительному источнику, я старалась насытиться как можно быстрее и получить как можно больше. Когда стакан, еще не до конца опустошенный, у меня отняли, снова захныкала:

— Пи-ить, пи-ить…

— Тш-ш-ш, потерпи немного… — Кровать под весом мужского тела, присевшего рядом, скрипнула. Горячая ладонь гладила меня по волосам и, вопреки ожиданиям, приносила только облегчение. Я тяжело и часто дышала, крутилась, пытаясь найти удобное или хотя бы терпимое положение, и почти без остановки повторяла: «Жарко, не могу больше… Пожалуйста, воды… Жарко, помоги мне…»

— Потерпи совсем немного, скоро станет легче…

Я верила этому голосу, так как надеялась, что его обладатель не врет и мне наконец станет легче.

Немного погодя мужчина поднялся, отошел от кровати, и я сквозь туман в голове услышала, как скрипнули дверцы шкафа, потом снова бормотание и звук воды. Встрепенулась, услышав, что мой спаситель вернулся.

— Лидия, ты меня слышишь? — Он наклонился к самому лицу, и я ощутила его горячее дыхание.

— Да-а-а, воды… — то ли просьба, то ли мольба.

— Будет тебе вода, — мне даже показалось, что он улыбнулся, таким тоном было это произнесено, — но я должен отнести тебя на руках, сама ты не дойдешь. Хорошо?

— Да! — выдохнула, еле сдерживая очередной стон.

Послышался странный шорох, потом матрас рядом со мной прогнулся под весом чужого тела и снова шорох, стук и тяжелый вздох. Мужчина поднялся, аккуратно просунул одну руку мне под спину, касаясь оголенной кожи и причиняя практически нестерпимую боль, а вторую — под колени. Я зашипела и вцепилась в его плечи пальцами, стараясь сдержать крик.

— Прости, маленькая, но надо потерпеть, — голос был ласковый, полный тревоги и раскаяния за ту боль, что приносили его действия. Несколько широких быстрых шагов, и мы замерли под громкий звук льющейся воды.

— Лидия, ты меня слышишь? — новый вопрос.

— Да… — сильнее сжала плечи спасителя, кажется впиваясь короткими ноготками в ткань рубашки.

— Сейчас будет немного больно, но нужно выдержать несколько секунд… Готова?

— Да… — сама с трудом услышала свой голос, а он сделал быстрый шаг вперед, и мы попали под ледяной поток воды. Взвизгнув от неожиданности и резкой боли, когда капли попали на оголенную кожу, услышала только: «Терпи… терпи… терпи…».

Но я была не в состоянии терпеть, хотелось кричать, выпустить всю боль наружу. Снова вскрикнула и зубами с силой вцепилась в плечо мужчине. Он охнул, но не сбросил меня с рук, не оттолкнул, лишь резко выдохнул сквозь зубы и прошипел: «Терпи!».

Постояв еще некоторое время со мной на руках под ледяным душем, мужчина вышел из ванной комнаты и, шлепая мокрыми ногами по полу, вернулся. Остановился, что-то произнес и на нас обрушился поток горячего, сухого воздуха. Когда капли с поверхности кожи испарились, а мокрые пряди растрепавшихся волос высохли, меня уложили обратно на кровать.

Спустя какое-то время жар совсем спал и, получив возможность еще пару раз попить воды, я повернулась на бок, чтобы забыться крепким сном.

Я не знала, сколько прошло времени, но что-то было не так, потому как я вынырнула из ледяного омута, глотая горячий воздух и стуча зубами. Было ужасно, просто кошмарно, невыносимо холодно!

Содрогаясь всем телом, я начала сгребать к себе все, до чего могла дотянуться руками. Ночь уже вовсю хозяйничала в этом мире, потому в комнате было темно. Разлепив ресницы, я все равно ничего не могла разглядеть. Пошарив по кровати руками в поисках одежды, наткнулась на кого-то живого, такого большого и горячего.

Шелковистая ткань рубашки пропускала жар, исходивший от неизвестного. Я с удовольствием поводила озябшими ладонями по горячей поверхности и, забыв обо всем на свете, прижалась сильнее к источнику тепла, оплетая его руками и ногами. При этом умудрилась даже не скинуть с себя большое одеяло.

Дрожащими пальцами нащупала мешающие мне пуговки явно мужской рубахи и, быстро расстегнув их, распахнула полы и прижала холодные конечности к горячему телу.

— Какого драного пса! — раздался сонный, хриплый рык где-то над головой. Боясь, что источник тепла сбежит, я с удвоенной силой вцепилась в него и, разлепив губы, наконец выдала:

— Х-х-хол-л-лодн-но! С-с-согр-р-рей… — И после этого попыталась залезть на пышущую жаром широкую мужскую грудь.

— Нет-нет! Нет, нельзя, брысь! — мужской панический шепот никоим образом не отвратил меня от намеченного. Жар. Его жар — это все, что было нужно! Нестерпимо! Жизненно необходимо!

— Хор-р-рошо-о-о, — шептала я, крепче сжимая объятия.

— Невыносимая девица, — прорычали над головой, а потом как-то обреченно вздохнули, и на мою голову снова опустилась ладонь. Макушку согревало дыхание хозяина теплой и очень удобной груди. Успокоившись и начиная в который раз согреваться, я уснула.