Анаконда, глотающая живьем

Николай Старинщиков, 2019

Чиновник – страшная сила. Подобная сила вдвойне безобразна, если ничем не ограничена и представлена чинушей в белом халате. Главным врачом, например. Жора Лазовский, заподозрив одного такого в нечистоплотных делах, встает у него на пути, поскольку чинуша вовсе не врач. Это анаконда, глотающая живьем.Содержит нецензурную брань.

Глава 7

«Махали топором весь двадцатый век и сейчас машут им», — бормотал какой-то деятель вечером по ТВ. Лазовский запомнил фразу, а утром вспомнил, сидя в троллейбусе. По-другому не скажешь. Действительно, махали…

«Однако придется откопать его вновь, этот топор», — подумал Георгий, шагая к ЦГБ мимо будки охраны. Транспорт вперемешку с пешеходами двигался сплошным потоком, так что охраннику надлежало быть оперативным. Георгий присмотрелся и узнал в охраннике Снопкова. Та же сухая улыбка, та же тощая фигура. Вместо волос — та же «солома».

Лазовский шагнул в будку, остановился у распахнутой двери. Охранник вскользь посмотрел на него и отвернулся, косясь в сторону зеркала на столбе.

— Здравствуй, Снопков, — сказал Лазовский.

— Приветствую, — ответил тот, поглядывая в окно. В руке у него был сучок с тупыми концами и остатками кожуры.

— Причуды замкнутого пространства, — продолжил Георгий. — Обязательно встретишь знакомого человека… Кстати, ты помнил Барабанова Саню?

Снопков насторожился:

— Что значит, помнил?

— Вчера схоронили. Представь, привезли к ним задержанного, а это его сын.

— Скоты, — произнес Снопков.

Вдавив кнопку сучком, он поднял шлагбаум кверху и оставил в таком положение.

— Идем на улицу, жарко здесь… — сказал он и поднялся из кресла.

Они вышли из будки и в тени сели на лавочку. Снопков тупо смотрел в сторону пешеходов. На территорию ЦГБ двигался персонал, родственники больных, а также транспорт. Вся эта масса двигалась единым потоком, так что отделить одно от другого не было никакой возможности.

— Какими судьбами? — спросил Снопков.

— Работаю здесь, — ответил Лазовский, — юристом.

— А у нас здесь ты видишь, что творится. Взяли и сузили дорогу…. Но не это главное. Оказывается, я еще должен старух гонять на площади, чтоб не торговали. Нет, ну я видел, идиотов, но чтобы таких. А то, что в пешеходные воротца пройти этой толпе невозможно, так это его не волнует…

Поговорив минут пять, бывшие сослуживцы распрощались, и Лазовский направился к себе в кабинет.

«Скроюсь. Уйду в параллельный мир, — дурашливо думал он, отмахиваясь от навязчивых мыслей. — Иначе нас погубит желание делать всё самим… Существуют органы, которым и карты в руки. Пришел. Увидел. Надел наручники. А так-то оно, если самому всё делать, шею можно свернуть… Коля Снопков только что пришел, а уже своему директору собрался звонить… «В гробу, — говорит, — видал ваш объект…» И действительно, если бы не трудности жизни, разве пошел бы он в охранники (считай, в сторожа)? Каково ему было слышать от Непрокина — какого ты здесь сидишь!» Какого надо, такого и сидит…

Лазовский надеялся, что в кабинете настроение улучшится. Однако стоило войти в вестибюль, как навстречу бросилась главная кадровичка Порватова (специально, видать, караулила) и, ухватив за рукав, чуть не силой повела к себе в кабинет.

— Приказик у меня для вас, — чирикала она, нервно зевая.

— Что случилось? Откуда такая спешка?..

— В кабинете всё объясню, — торопила Порватова. — Сами понимаете… Зыбь, рябь. Короче, девятый вал…

— Опять сокращения? — спросил Лазовский.

— Выходит, что так. Боюсь, что следующей буду я. Он и Люберцеву, кандидата наук, задвинул…

— Где он сейчас? На месте?

Оказалось, Непрокин на работе отсутствует.

— Гад ползучий, — выдохнул Георгий.

Порватова едва не рыдала. Её пока что не трогали, но тучи и над ней потихоньку сгущались.

— Одно не пойму, — удивлялась она. — Для чего ему ЦГБ?

— Вот и мне непонятно. Деньги, которые он по должности здесь получает — курам на смех по сравнению с доходами от бизнеса.

— Именно! — согласилась Порватова.

Удивляться было чему. При старом главном враче всё было иначе. Ходили на работу, получали зарплату и потихоньку лечили народ.

— Марину убрал — это совесть надо совсем потерять…

— За что он ее? Она спрашивала?

— «Не хочешь, — говорит, — добровольно, я тебе взятки пришью — ты только мне скажи, когда пришить…»

— Вот даже как?

— Та и замокла. «И сказать, — говорит, — ничего не могу — только слезы текут… Значит, — говорит, — ему надо, чтобы вместо меня другой человек стоял…»

Лазовский и Порватова повернули за угол и вошли в кабинет с убогой черной табличкой «Отдел кадров». Сотрудница, лет тридцати, оторвала взгляд от монитора и поздоровалась с Лазовским. И вновь опустила голову, щелкая клавиатурой.

— Вы все-таки мужчина — не пропадете, — говорила Порватова. — На худой конец — пенсия. Вы же отставник. А этот всех снимет… И своих назначит…

— Так меня, выходит, за ворота? — спросил Лазовский, живо соображая.

— Ну да, — развела руками Порватова.

Она вынула из стола несколько бумажных листов и протянула Лазовскому.

— Тут все бумаги, — пояснила она. — И приказ о предстоящем увольнении в связи с сокращением кадров, и акт об ознакомлении с правами. И даже список вакансий по нашему учреждению. Слесарем-сантехником, если вас устроит…

— Не имею такой специальности. — Лазовский сплющил губы. — Но я даже рад. Я словно плавал в дерьме и вдруг почуял опору.

— Вот и хорошо, — сказала Порватова.

Лазовский присел за свободный стол. Расписался в документах.

— Но это лишь через два месяца, а пока вам надо ходить на работу, — напомнила Порватова. — В общем — все как обычно, иначе будет прогул. Вы уж постарайтесь. Договорились?

Лазовский отвернулся к окну, качая головой. Юристу ли не знать о последствиях нарушений закона. Впрочем, его слегка начинало трясти.

— Два месяца, говорите? — спросил он. — А для чего? Чтобы я у него под ногами болтался? Чтобы каждый день он ноги об меня вытирал?

Порватова тряхнула головой. Молча. Как лошадь в стойле.

— А если юрист не желает? — продолжил Георгий.

Он поднялся из-за стола и, не оглядываясь, пошел из кабинета. Два месяца работать — это уж слишком. На всех парах он прошел коридором к офису Непрокина, дернул створку «предбанника» и глянул в сторону секретарши.

— Прибыл?

— Фёдор Ильич занят!

Секретарша вскочила из-за стола, пытаясь преградить путь, однако Лазовский опередил, словно его за дверью давно поджидали.

Непрокин оказался в кабинете один.

— Здравия желаю, Фёдор Ильич! — произнес Лазовский. — А говорили, вы заняты…

— Что надо? — буркнул тот, пялясь в компьютер.

— Вы меня сокращаете?

— Вы правильно поняли. Через два месяца вас уволят. Идите, работайте…

— А если я не хочу, допустим? — отчетливо произнес Лазовский. И удивился, как быстро отрезал пути для маневра.

Непрокин оторвал взгляд от монитора.

— Бунт на корабле — или я ослышался? А ну, повтори.

— Ты не ослышался, а я не люблю повторять. — Георгий посмотрел на настенные часы. — Считай, у тебя нет юриста.

— Ну и ступай! — каркнул Непрокин. — Какого ты здесь стоишь…

Главный врач выразился так же, как до этого у шлагбаума.

— И на том спасибо, — улыбнулся Лазовский, — а то растянул себе удовольствие на два месяца. Мы же убьем друг друга. Спасибо, что ответил взаимностью.

Непрокин зло двигал губами. Он был готов проглотить юриста вместе с его башмаками, однако молчал. Кроме хамства, как видно, в голову ничего не лезло.

— Хочешь, скажу напоследок? — спросил Лазовский. И тут же продолжил: — Несчастный ты человек, Федя. И, главное, некому тебе об этом сказать, а сам ты не догадаешься. По причине упрямства… — Лазовский взялся за ручку двери: — Гуд бай, бэби. Большой мальчик по имени Федя.

Непрокин шевелил губами. Он обозлился до такой степени, что вспотели даже очки в прохладном кабинете.

— Пока, — махнул ладошкой Лазовский. — Я еще загляну…

— Жора… — шевельнул вслед губами Непрокин. — А ну постой…

Дверь за юристом закрылась, а главный врач всё шевелил губами, царапая взглядом дверь. Потом полез в стол за таблетками.

Не успел он проглотить таблетку, как в дверях вновь появился Лазовский с заявлением в руках.

— Зря я тебя взял. Каюсь… — ворчал Непрокин, подписывая заявление. — Зря надеялся…

Забрав у Непрокина заявление, Лазовский отнес его в отдел кадров, после чего устремился к выходу из здания. Его ждал президент адвокатской палаты, с которым надлежало решить проблему трудоустройства.

На дорогу ушёл битый час. Поднявшись на третий этаж старинного особняка, Лазовский вошел в коридор. Противоположная дверь оказалась открыта, был виден длинный стол, за которым сидела управляющая делами адвокатской палаты. Лазовский кивнул ей, собираясь пройти мимо, однако дама остановила его.

— Президента нет на месте, — сообщила она. — Распишитесь, пожалуйста. Вам отказано в допуске к экзаменам…

Лазовский вошел к ней и стал читать бумагу, в которой черным по белому сообщалось, что соискатель Лазовский Г.М. не может претендовать на статус адвоката, поскольку не имеет достаточного стажа для допуска к экзаменам.

— Вы же сказали мне, что он меня примет, Зачёсов… Мы же с ним договорились, — удивился Лазовский. — Он же мне обещал…

Однако все слова Лазовского оказались для Юлии Николаевны лишь сотрясением воздуха.

— Я не согласен, — бормотал Георгий. — Вы что-то напутали…

— Я?! — удивилась дама. — В документе четко сказано!.. Читайте, анализируйте. Вы не имеете права…

***

Назавтра охранник Снопков и бывший юрисконсульт Лазовский сидели в кабинете и форменным образом выпивали. Снопков только что сменился. Лазовский ему заранее позвонил на проходную и позвал к себе. А когда тот пришел, то Лазовский рассказал ему о постигшей его неудаче.

— Бывших юристов не бывает, — утверждал Лазовский. — Бывшие юрисконсульты — бывают. Прикинь, он даже мое заявление ручкой проткнул от усердия, когда подписывал…

— Полностью с тобой согласен. Едет и орёт: «Убери нахуй этих старух!..» А всё потому, что они ж его конкуренты в торговле… У него же магазин к остановке прилеплен — вдоль тротуара…

— Нельзя мне с ним встречаться, — бурлил Лазовский. — Короткое замыкание может случиться. Он родился таким. Маленькая такая сволочь. Маленький… Подленький малыш…

— Говорят, он был сильным специалистом, оперировал людей, — рассуждал Снопков. — А теперь орет: «Почему старухи на площади?!»

— А я что говорю?! Отморозок — вот и весь Федя. У нас в деревне такой был… Маленький такой сволота. Папа у него живьем собак обдирал — представляешь?

— Да ты что? — Снопков таращил глаза, не веря ушам. — Серьезно?

— На моих глазах. Вспомнил вчера — мороз по коже.

Георгий наполнил рюмки. Они подняли и выпили.

— Бросай ты эту юриспруденцию, — говорил Снопков. — Можно свое предприятие соорудить. Охранное… Давай вместе, а то мне одному не вытянуть…

— Извини, — отвечал, закусывая, Лазовский. — Я пока что подумаю. Хотя, если разобраться, идея хорошая — создать охранное предприятие. Чтобы ни от кого не зависеть, кроме налоговой. Впрочем, еще не всё потеряно. Я обжалую их решение…

— В смысле?

— Мне отказали в допуске к экзаменам… На статус адвоката. А я обжалую это решение. В Ленинский суд… У меня, говорят, стажа нет юридического… Хочешь, я тебе иск покажу?

Лазовский взял со стола папку, вынул оттуда пару листов с отпечатанным текстом и протянул Снопкову.

— Читай, Коля.

— Много написано, — побежал тот глазами по тексту. — Даже в глазах рябит…

— Так положено. По почте пошлю сегодня…

***

В городе с наступлением лета установилась жара, так что Непрокин с товарищами из полиции частенько наведывался на Пальцинский остров. Когда-то здесь была деревня Пальцино, но с приходом водохранилища ее затопило, как затопило Тургенево, Крестовые Городищи, Алексеевку, Петровку и прочие безвинные деревеньки. Они дружно ушли под воду, а Пальцинский остров среди Волги остался, став памятником природы.

Отдыхающие, в компании девиц, валялись в песке. Вокруг ни души, только сосновый лес на возвышении, травы и птицы. И море воды.

— Вот где коттедж построить, — мечтал Непрокин, глядя вдаль. — Тишина. Покой. И никого…

— Здесь даже количество туристов ограничено, — осадил его Брызгалов. — Здесь памятник природы. Одновременно здесь могут быть не более двадцати человек…

— Кто их считать-то будет?! — удивился Непрокин. — Здесь же шаром покати. Пустыня…

— Здесь есть хохотун, — произнес Брызгалов, косясь в сторону леса. — Как начнет хохотать…

— Еще кто такой? — насторожился Непрокин.

— Чайка такая, — ухмыльнулся Брызгалов. — Летит и хохочет.

— Ну и хрен с ней, — успокоился Непрокин. — Чайки, утки, скворечники… Вот решу вопрос с депутатством, а там посмотрим.

Он поднялся, отряхнул песок с живота, затем ухватил за руку одну из девиц, поднял с песка и, обнимая, поплелся в тальниковые заросли. Вскоре оттуда послышались возгласы: девица визжала с перерывами.

— Разошелся наш кабан, — усмехнулся Брызгалов.

А тот, закончив дела, вышел из кустов и направился к воде. Окунулся с головой, вернулся к товарищам, лег и тут же захрапел. И тотчас проснулся:

— Надоело! Уйду в министры!..

— Зачем тебе? — удивился Брызгалов. — У тебя же «Ланцет».

— Это политика, дорогой мой.

— Шел бы в мэры…

— Юрист этот еще… Он мне всю обедню испортил. И всё по твоей прихоти. «Прими. Он надежный. Ему надо где-то работать…» Вот и наработали… Вмиг изгадил.

— Забудь, — отмахнулся Брызгалов. — Ты его уволил.

— Он мент.

— Ошибаешься. Я — мент. А он теперь никто.

— Это он раньше что-то значил, — подключился Игин, разливая вино. Бокалы стояли на низеньком столике в окружении фруктов.

— А я знаю своё! — воскликнул Непрокин. — Эта сволочь не успокоится! — У меня оперативные сведения! Он лазил ко мне в конверт…

— Надеюсь, ты не подсунул ему настоящие документы? — спросил Брызгалов.

Непрокин приподнялся, сел в песке и задумался. Затем хлопнул себя ладонью в лоб.

— К сожалению, это факт, — произнес он в унынии. — До меня только сейчас дошло: там же протокол о намерениях, проекты договоров… Если, допустим, он их скопировал. И если даст им ход…

— Это при старом режиме, — успокоил его Брызгалов. — Теперь у нас иные стандарты…

Непрокин, глядя в песок и продолжая мотать головой, потянулся рукой к столу и опрокинул наполненный бокал.

— Приплыли, — подвёл он черту. — Не к добру это…

***

Лазовский не шутил, утверждая, что подаст в суд на адвокатскую палату. Сказано — сделано. Подготовив окончательный вариант искового заявления, он пришел на почту и отправил документ заказным письмом, предварительно оплатив госпошлину.

И вот настал момент, когда Георгий явился в суд в назначенный срок. Интересы адвокатской палаты представлял вице-президент Сапунов, краснорожий толстый мужик в тёмном костюме, белой рубахе и галстуке. Что характерно, Георгий знал этого деятеля по службе в полиции, однако это никак не повлияло на поведение «вице»: Сапунов стоял на своем: не может адвокатская палата допустить Лазовского к экзаменам — и вся недолга! Он не внимал даже доводам судьи.

— Я никак не пойму вас, — говорил ему судья, молодой человек лет тридцати. — Я и сам работал юрисконсультом. И мне это засчитали, когда я претендовал на должность. У вас же в законе написано. У него стаж. Он же следователем работал…

— Правильно, работал, — соглашался Сапунов, — но не следователем, а дознавателем. У него не хватает стажа…

— У меня свидетель, — заявил Лазовский. — Прошу его допросить.

Судья согласился с просьбой Лазовского.

Саня Гусев вошел в кабинет и дал показания: Лазовского знает давно, Лазовский работал следователем, Лазовский когда-то учил его, молодого, подсказывал. Он распахнул папку, вынул оттуда пару листов бумаги с машинописным текстом и подал суду.

— Обратите внимание на фамилию следователя, ваша честь, — сказал он.

Документом оказалось обвинительное заключение, подписанное Лазовским.

— Что характерно, — продолжал Гусев. — Документ согласован прокурором, имеются печати и подписи. На тот момент Лазовский, выходит, исполнял обязанности следователя, и никого это не волновало. Другое дело, что по линии отдела кадров он почему-то числился в отделении дознания. Я прошу обратить на это внимание.

В результате судебного разбирательства в этот же день судья Нефедов признал незаконным решение адвокатской палаты об отказе в допуске Лазовского к экзамену. Законность восторжествовала. Представитель адвокатской палаты натянуто улыбался.

— Ничего не поделаешь, — бормотал он, — такова практика. Я и сам когда-то ушел из милиции, хотя мог бы до пенсии. Но не дослужил…

Лазовский не держал на него зла. Представитель исполнял наставления президента палаты, а тот, как видно, чьи-то ещё. Впрочем, могло быть намного проще. Оба они оказались заложниками буквы закона, забыв при этом о его духе.

А вот и день экзаменов наступил. Надлежало ответить всего лишь на несколько вопросов из почти шестисот экзаменационных билетов. Лазовский уверенно ответил на все, однако президент палаты в присутствии членов комиссии, состоящей, в том числе, из судей, стал задавать вопросы. Его интересовал Европейский суд по правам человека. Однако и на эти вопросы Лазовский ответил, после чего был удален из зала.

Потом его вновь пригласили и объявили, что экзамен сдан, что надлежит после этого принять присягу на верность. Вице-президент Сапунов шипел на ухо, что в принятии решения большую роль сыграло решение суда, о котором он якобы рассказал экзаменаторам, и что если бы не тяжба, выигранная Георгием, то неизвестно, какое бы решение вынесла квалификационная комиссия, поскольку Лазовский на последнем вопросе вроде как провалился.

Это были очевидные бредни. Однако Лазовский промолчал, твёрдо решив для себя: «Пусть это будет на вашей совести, господа президенты…»

— Они как услышали, что ты выиграл у нас процесс, — повторял Сапунов, так сразу проголосовали… Короче, одно к одному.

А еще через неделю Георгия вызвали в управление юстиции и выдали удостоверение адвоката.

— Вы не имеете права работать по трудовым договорам, кроме преподавательской, научной и творческой деятельности, — напутствовали Лазовского в адвокатской палате.

— Спасибо, обрадовали, — нашелся тот.