Анаконда

Ирина Арсентьева

«Анаконда» – это психологический роман с элементами детективного расследования, умело вплетенного в сюжетную линию. Серию убийств в Московской области расследует опергруппа, в состав которой входят профессиональные профайлеры. Судьбы героев романа переплетаются по странному стечению обстоятельств, и в итоге это приводит к ответу на вопрос: «Кто же убийца?».

Дизайнер обложки Ксения Алексеева

© Ирина Арсентьева, 2022

© Ксения Алексеева, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-0830-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анаконда

Свет от автомобиля, падающий на едва различимую дорогу, с трудом пробивался сквозь густую снежную завесу, образовавшуюся внезапно, без предупреждения. Ничего в этот день не предвещало ухудшения погоды. Было солнечно и по-особенному радостно. Впереди новогодняя ночь. И празднику ничто не должно было помешать.

Однако природа распорядилась по-своему, и теперь тусклый свет фар едва различал очертания уже порядком занесённой дороги, а деревья, росшие по обочине, становились всё меньше заметными.

Музыкальная передача об итальянских эстрадных исполнителях периодически прерывалась, и из радиоприёмника слышалось тревожное предупреждение о чрезвычайной ситуации: «…просим соблюдать осторожность на дорогах… в Московской области и прилежащих районах видимость на дорогах… по возможности отменить поездки за город…»

Дворники работали бесперебойно. Мокрый снег залепил все боковые стёкла, и рассмотреть что-либо было невозможно.

— Наташа, я же говорила тебе, что не нужно никуда ехать. Сидела бы я сейчас в своей московской квартире, смотрела новогодние передачи, оливье резала… — Голос женщины, притулившейся на заднем сидении и кутавшейся в клетчатый плед не столько от холода, сколько от тревоги, явно не добавлял уверенности и позитива водителю.

— Ничего, Ирка, прорвёмся! И не из такого выбирались. Будь спок! — Раскрасневшаяся от экстремальной езды Наташа сняла одной рукой и отбросила на соседнее сиденье вязаную шапочку, и густые русые волосы рассыпались по плечам.

— Я тебя предупреждала, что ещё ни один новый год на моей памяти не прошёл у меня без происшествий, — Ирка по-прежнему пыталась убедить подругу в несбыточности их новогодних планов.

— Да помолчи ты! — прикрикнула Наталья. — Лучше налей мне немного кофейку. Что-то я выбилась из сил, будто пешком шла!

— Может, всё-таки лучше остановиться и переждать, — наливая ещё не успевший остыть кофе в пластиковый стаканчик из дорожного термоса, канючила Ирка.

— Что ты ещё придумаешь! — возмущённо произнесла Наташа, взглянув через плечо на подругу. — Хочешь, чтобы нас занесло с крышей? Тогда, возможно, две окоченевшие фигурки откопают только в следующем году. Нужно двигаться в любом случае. Попробуй немного поспать.

Женщина укуталась в плед так, что были видны только прикрытые глаза и нос, ещё сильнее вжалась в сиденье и задумалась. Буран усиливался, ветер, налетавший порывами, баюкал и успокаивал, а Наталья казалась Ирке виртуозом авторалли, лавирующим среди заносов.

***

Они познакомились полгода назад.

У Ирки тогда как раз приключился роман, и она, чтобы немного привести себя в форму, купила абонемент в спортивный комплекс неподалеку от офиса. Она приходила сюда уже вторую неделю, но кроме стареющих мужичков с пивными животиками никого, привлекающего внимание, не отметила. Возможно, время было не совсем удачное: она решила заниматься в обеденный перерыв, чтобы сэкономить время после работы для общения с Игорем.

— Привет, я Наталья, — молодая женщина невысокого роста, на первый взгляд лет чуть более тридцати протянула Ирке маленькую крепкую ладошку и заулыбалась.

Она была миловидна, и спортивное трико только подчёркивало её стройную фигурку, явно говорившую о том, что она со спортом на ты. Ирка по сравнению с ней почувствовала себя великаном. Она всегда стеснялась своего высокого роста, хотя лишних килограммов у неё никогда не было. Она выдохнула и тоже протянула руку для знакомства.

— Ирина, — коротко сказала она.

— Ну, вот и познакомились, будем дружить, если ты не против. Я тоже занимаюсь с часу до двух. — Она говорила быстро и уверенно.

— Я здесь недалеко работаю. Успеваю в обеденный перерыв. — Ирка не заметила, как вступила в беседу. — Перерыв у нас полтора часа, так что успеваю сходить в душ, переодеться и ещё перекусить в маленьком кафе за углом.

— Давай вместе пообедаем, я думаю, ты не будешь возражать! — Наталья явно была заинтересована новой знакомой.

— Хорошо, тогда пойдём в душ?! — подхватив с тренажёра спортивную куртку, засобиралась Ира.

Кафе было удивительно уютным. Маленькое, всего на четыре столика, оно помещалось на первом этаже жилого дома, но никому не мешало выступающим крылечком, так как заняло угол между двумя подъездами. Крыльцо украшали два больших кашпо с петуниями, которые уже пышно цвели разноцветными граммофончиками. Внутри тихо играла какая-то незатейливая мелодия, и кроме парня, который, уткнувшись в телефон, ничего вокруг не замечал, в кафе посетителей не было.

Они выбрали столик у окна и, усевшись, продолжали незатейливую женскую болтовню обо всём и ни о чём. У пышногрудой и такой же по-домашнему уютной, как и само заведение, официантки, выпорхнувшей откуда-то изнутри, заказали по тарелочке супа-пюре, который оказался очень вкусным, слегка острым, с нежным, едва уловимым грибным вкусом. С сухариками из белого и ржаного хлеба это было настоящим объедением, особенно в такую жару, которая стояла в этом году в июне. А потом пили чай с облепихой и наслаждались обществом друг друга.

Так продолжалось всё лето. После тренировок они захаживали в этот райский уголок, пробовали новые лёгкие супчики, овощные и фруктовые салатики, куриные биточки и тефтели со всевозможными соусами и рассказывали друг другу новости. Потом прощались на углу и расходились каждая по своим делам: Ира торопилась в офис, Наталья спешила домой к дочери.

Ирке нравилась новая подруга: она одевалась довольно просто и не хвастала новыми нарядами, как делали многие офисные фифы. Лёгкие брючки и блузки с коротким рукавом составляли основной гардероб Натальи. Она накидывала мягкий жакет или хлопковый пиджак, если было прохладно. Но в любую погоду на её шее всегда был тонкий шифоновый или шёлковый шарфик, причём, по всей видимости, не из дешёвых. И обувь всегда была исключительной, будь то изящные лодочки или тканевые эспадрильи. Ирка из вежливости не стала спрашивать у Натальи о её привязанности к шарфикам, подумав вначале их знакомства о наличии какого-либо изъяна на шее, но, не обнаружив такового во время тренировок, решила, что это простая женская прихоть.

Каждый раз на подруге был новый шарфик. Могли не меняться брюки, блузки, но шарфик… Это было настоящее произведение искусства.

«Надо будет узнать, где она берёт такие изящные вещицы», — подумала как-то Ирка, но вскоре забыла о своём желании. Шарфики мелькали авангардными пятнами, геометрически ровными зигзагами, радужными разводами, кричащими попугаями, неоновыми звёздами и нежными фуксиями. Ирка, как зачарованная, смотрела на эти неизменные Наташкины аксессуары.

Как-то однажды она поймала себя на мысли, что не знает, какого цвета её глаза. Эти великолепные кусочки материи, струящиеся по шее и спускающиеся на грудь, постоянно отвлекали Ирку от лица подруги, особенно от глаз, которые, как известно, есть зеркало души.

По душам они начали разговаривать, когда пришла осень. Возможно, это именно она навеяла желание отдаться воспоминаниям, а может, просто пришло время пооткровенничать. Как бы то ни было, но как только первые жёлтые листочки закружили в воздухе, и дождики зачастили как-то некстати, Наталья вызвала Ирку на откровенный разговор.

— А почему ты никогда не рассказываешь об Игоре? — спросила она как бы невзначай, когда они в очередной раз шли с тренировки в своё ставшее любимым кафе, тесно прижавшись друг к другу под прозрачным куполообразным зонтиком.

Эта близость не позволила Ирке ускользнуть от ответа, ответить нечестно или перевести разговор на другую тему.

— Расскажу, если ты так хочешь, — промямлила она нерешительно, вспоминая, что дала слово никогда никому не рассказывать об этой связи. — Давай закажем что-нибудь горячее, я сегодня вся продрогла, наверное, подхватила вирус. У нас в офисе уже пять человек сопливят и кашляют.

Они заказали горячего куриного супа и одну на двоих отбивную с рисом. Согревшись, Ирка сказала:

— С Игорем мы познакомились ещё весной. На корпоративе. — Казалось, она выдавливала из себя каждое слово. — Но он женат.

— Вот оно как! — Наташа слегка дотронулась пальцами до Иркиной руки.

— Я тебе расскажу о нём, но для этого нужно время, а начинать сейчас, когда у нас в распоряжении всего несколько минут, я думаю, не стоит, — задумчиво произнесла Ирка, допивая чай.

— Хорошо! Тогда давай встретимся где-нибудь в выходные. — Бодрый голос подруги выражал нетерпение и нескрываемый интерес.

И Ирка, несмотря на то, что обещала родителям навестить их в эти выходные за городом, согласилась. «Придумаю что-нибудь. Скажу, что на работе очередной завал с документацией», — подумала она, чтобы как-то оправдать себя в глазах мамы, которая, несомненно, будет смотреть с укоризной, а отец, конечно, как всегда, поймёт и не осудит, потому что, по его мнению, «долг и работа превыше всего».

***

Иркины родители были такой замечательной парой, что любой мог позавидовать. Им завидовала и сама Ирка. Её личная жизнь не складывалась, и это особенно беспокоило родителей.

Когда-то давно, как ей теперь казалось, ещё в студенческие годы, на втором курсе института у неё был короткий, но красивый роман со студентом из Италии с романтическим именем Марио. Они познакомились в метро. По всем законам киношного жанра она читала книгу, скорее всего, учебник по праву, а он спросил, интересная ли. И она в шутку, но с вполне серьёзным видом, как в фильме «Москва слезам не верит», ответила: «Очень интересная! Сейчас вся Москва читает!»

Ирка всегда привлекала иностранцев. Эта способность передалась ей по наследству от матери, у которой было несметное количество поклонников, в особенности иностранных студентов, которые после Фестиваля валом повалили на учёбу в столицу Советского Союза. Иркин дедушка, дипломатический работник, и его друг дядя Витя из МИДа только успевали разгонять этих кавалеров и читать Иркиной матушке лекции о невозможности и опасности подобных знакомств, которые обязательно должны были повлечь за собой неприятности на работе у отца.

А потом познакомили Иркину маму с молодым дипломатом Владимиром Трубниковым, и вскоре пара зарегистрировала отношения. Так и прожили они душа в душу тридцать пять лет, родив единственную дочь, которая согласно записи в «Книге судеб», по-другому и не скажешь, завела роман с итальянцем.

Марио ухаживал за Иркой искусно: цветы, небольшие подарки и сувениры из Италии, прогулки при луне, стихи на итальянском. Часто он напевал ей какие-то душевные народные песенки, которые в ночном городе звучали таинственно и затягивали в тёплые сети непонятости. Да и сам Марио был красив свойственной итальянцам эмоциональностью, страстностью и особенностью южан очаровывать женскую половину человечества. Ирке очень нравились красивые мужчины. Она их пропускала через свою особую систему оценок, словно сквозь сито просеивала. И Марио сразу был оценён ею за высокий рост, крепкую спортивную фигуру, тёмные с красноватым оттенком вьющиеся волосы и ослепительную улыбку.

Они встречались около полутора месяцев, а потом он внезапно исчез. И Ирка не могла понять, почему. Она терзала себя этим вопросом долгие полгода, но не находила объяснения. Ответ на этот мучивший её вопрос Иркина бабушка унесла с собой на небеса, никому ничего не рассказав, и лишь оставила внучке на всю оставшуюся жизнь комплекс брошенной женщины.

…Однажды, когда Ирка надолго задержалась в институте, Марио решил зайти за ней. Он тогда отчаялся дождаться её в условленном месте у ресторана. Дома была только бабушка. Открыв дверь и увидев на пороге очаровательного молодого человека, она со свойственной дипломатической жене строгостью и некоторой надменностью возмущённо сказала:

— Боже мой, ну, сколько вас ещё будет ходить сюда!!!

Больше Марио не появился, а Ирка так и не узнала, почему.

И теперь её личная жизнь не складывалась, что очень тревожило родителей, и поэтому они часто приглашали её приехать в выходные на дачу, где в последнее время обосновались, чтобы провести беседы воспитательного характера. Их разговоры ничего не меняли, и Ирка по-прежнему была одна.

***

Ирка, пообещав Наталье встречу в субботу, по пути домой обдумывала, как лучше сказать матери о том, что у неё не получится приехать. Мама научилась понимать, говорит дочь правду или лукавит, ещё со школы, когда Ирка скрывала оценки, полученные за контрольные по математике. Не давалась ей математика… И вот сегодня по телефону ей предстояло быть очень убедительной.

Она вошла в большую, любимую с детства квартиру, которую дед купил на скопленные от длительной зарубежной командировки, и где они все вместе дружно и счастливо жили много лет. А теперь, после того, как родители поселились в загородном доме, она осталась одна.

Но одиночество совершенно не напрягало её. С работы она приезжала довольно поздно и успевала лишь поужинать перед телевизором и уснуть тут же, на маленьком диванчике. Иногда засыпала голодной. В спальне она позволяла себе понежиться только в выходные, если не уезжала к родителям, или когда приезжал Игорь.

В начале весны, а точнее ближе к Международному женскому дню, который по-прежнему не остаётся без внимания, в офисе наметили корпоратив.

Галина, приятельница Ирки по работе, составляла список идущих в ресторан. Она с трудом уговорила подругу пойти вместе со всеми: в последнее время подобные мероприятия всё больше разочаровывали Ирку.

— Тебе обязательно нужно пойти! Во-первых, ты уже давно нигде не была. Во-вторых, не стоит отрываться от коллектива, а в-третьих, шеф пригласил кого-то из соседнего банка, — тараторила Галина, не давая Ирке возможности возразить. — Хочешь, вместе сходим в магазин, подберём тебе новое платье.

— Хорошо. Только ради тебя, — не веря тому, что Галке удалось так быстро уговорить её на очередную авантюру, едва слышно проговорила Ирка.

— Не откладывай на завтра то, что можно купить сегодня, — сказала Галка и засмеялась, радуясь новой шутке. — Сегодня мы, конечно, одевать тебя не будем, а вот завтра готовься!!!

На следующий день сразу после работы подруги вызвали такси и отправились в ЦУМ на Петровку. Было по-мартовски сыро и серо, но Галка обладала удивительной способностью сделать праздник из любого, самого мрачного дня. Она болтала без умолку, рассказывая о последних модных показах в Париже, о нарядах «звёзд», в которых те щеголяли на премьерах фильмов и церемониях вручения всевозможных премий, что даже водитель такси начал что-то спрашивать у неё. И она переключилась на водителя, расспрашивая о погоде и работе, о пассажирах и заработках. Они успели рассказать друг другу по паре анекдотов и хохотали до слёз. Даже Ирка, всегда серьёзная и задумчивая, разулыбалась, слушая их болтовню.

Галка запихала подругу в примерочную, всучив три отобранных платья, и задёрнула занавески. И пока Ирка примеряла одно платье за другим, успела выбить у продавщицы акцию, организованную к празднику — «два берёшь — два в подарок» вместо предусмотренного «одно в подарок» и помчалась выбирать наряды для себя.

Когда Ирка вышла из примерочной, у продавщицы в полном смысле этого слова отвисла челюсть. Она не смогла скрыть восторга от увиденного: платье-карандаш ручного кружева нежно-пудрового цвета сидело как влитое, подчёркивая стройную Иркину фигурку. Но это было не главное. Ноги… Ах, эти ноги, которые всегда сводили с ума мужчин, стоило только их показать.

Эти ноги Ирка унаследовала от матери так же, как и способность привлекать к ним иностранцев. Когда-то в молодости Иркину мать, тогда ещё студентку иняза, приглашали в Общесоюзный Дом моделей одежды на Кузнецком Мосту манекенщицей, но и это ей было запрещено в связи с особенностями работы отца.

Ирку и саму несколько раз какие-то «бешеные» женщины, рыскающие, словно волчицы, по улицам Москвы в поисках добычи, приглашали в Дом моды Вячеслава Зайцева, но она каждый раз им отказывала. Неуверенность в себе и некоторая замкнутость были её постоянными спутниками.

И вот Ирка вышла из примерочной со своими харизматичными ногами…

«Вот это ноги! — подумала продавщица, — а если их поставить на каблук? Это что же получится?!»

Тут подскочила Галка, сказала, что уже выбрала себе парочку вещиц, заставила Ирку примерить ещё одно платье для офиса и, оставшись довольной, быстро расплатилась только за две покупки, вылетела из отдела с четырьмя пакетами, утащив за руку Ирку и оставив недоумевать продавщицу с вытаращенными глазами.

— Завтра вечером ты затмишь всех! — пообещала Галка. — Надень те бежевые туфельки, которые мы покупали в прошлом году и обязательно что-нибудь на шею. — Она говорила со знанием дела.

— У меня как раз есть тонкая цепочка с кулончиком для такого платья. Родители подарили на день рождения, — согласилась с подругой Ирка, не без опасения размышляя о предстоящем мероприятии.

В Иркиной душе корпоративы всегда оставляли неприятный осадок, ещё больше усиливающий комплекс, подаренный ей бабушкой.

В ресторанах к ней всегда было приковано пристальное внимание. Мужская половина смотрела с восхищением и желанием «мне б такую», а женская — с явно выраженной завистью и скрытой ненавистью «да чтоб тебе…»

Ирка, как всегда, пропускала мужчин через своё «сито», не замечая косых взглядов сослуживиц. Её критерии зачастую не подходили ни к одному покушавшемуся на её внимание: то слишком мал, то слишком страшен, то слишком глуп, а то красив, но глуп или умён, но не красив. Да и не все мужчины рисковали подойти к ней. Красивые и умные женщины всегда отпугивают, ведь страшно ощутить себя не вполне полноценным рядом с такой красавицей и умницей.

В последнее посещение ресторана «Джонджоли» на Большой Дмитровке по случаю Дня таможенника, на который она согласилась два года назад, нашёлся-таки тот, кто прошёл Иркину систему оценок. Грузинская кухня, которую очень уважал шеф, живая музыка сделали этот вечер душевным, и настроение у всех было просто замечательным. Много ели, много танцевали и общались, выходя на воздух отдохнуть от еды и танцев.

Высокий и довольно симпатичный, средних лет мужчина, которого Ирка заметила ещё в начале вечера за соседним столом вместе с пятью другими, такими же, подошёл к ней со спины и накинул свой пиджак на её плечи.

— Сейчас уже прохладно, а вы так легко одеты. — Голос был приятным, а пиджак тёплым.

Ирка уютно укуталась, поблагодарив хозяина пиджака почти шёпотом. Борис, представившись всем стоящим рядом, быстро включился в общую беседу, и Ирка отметила, что с ним есть о чём поговорить. Так он в пять минут застрял в сеточке её оценочного сита.

Ночь они провели вместе. Выпитое «Киндзмараули» легко кружило голову, тонкие бретельки соскальзывали с восхитительных покатых плеч и сползали по рукам вслед за мужскими прикосновениями, длинное платье струилось прохладным атласом, обжигая тело страстью, и падало к длинным ногам, реальность вырывалась стонами и восхищением… Ирка о той ночи не жалела, заранее зная, что она не повторится…

И вот теперь, два года спустя, Галка вновь уговорила Ирку пойти на корпоратив и обещала, что подруга затмит абсолютно всех в новом кружевном платье, открывающим длинные ноги почти от самого их начала.

Ирка в этот вечер и вправду была сногсшибательной. И даже понравилась сама себе, что, впрочем, бывало редко. Волосы в этот раз она решила не распускать, а убрала в узел на затылке, отчего длинная шея, которую частенько сравнивали с шеей Майи Плисецкой, стала ещё длиннее. Открытое лицо было свежим: она почти не пользовалась декоративной косметикой, но в этот раз слегка подвела и оттенила чайного цвета глаза, и они заблестели, как в недавней юности. Губы поблёскивали помадой того же цвета, каким было кружево. На шее тонкой змейкой изящно извивалась золотая цепочка с маленькой подвеской в виде капельки с бриллиантом внутри, который отражал свет многочисленными радужными всполохами.

Войдя в зал ресторана, Ирка кожей почувствовала устремлённые взгляды присутствующих, которые оценивали её от самой каштановой макушки до носков бежевых туфелек, надетых по совету Галки.

Сам шеф галантно подскочил к ней и протянул руку.

— Проходите, проходите Ирина Владимировна! Рады, очень рады, что вы сегодня с нами! С праздником! — И он, как фокусник, взмахнул руками, и, откуда ни возьмись, появилась роза нежного оттенка, исключительно подходящая по цвету к Иркиному платью.

— Спасибо, Герман Викторович! — Ирка, улыбнувшись, показала жемчужные зубы и под руку с шефом проследовала к столу.

Вечер начался с официальной речи шефа. Вначале он поздравил женщин своего отдела, затем вручил каждой конвертик с премией и только потом представил гостей праздника. Это были служащие из соседнего Тинькофф-банка и ещё несколько бизнесменов, которых Герман Викторович лично пригласил, чтобы порадовать женскую часть коллектива, значительно превалирующую над мужской. Их связывало не только давнее знакомство, но и общие дела.

В этот раз корпоратив проходил весело и беззаботно. Мужчины сразу взяли инициативу в свои руки и не давали женщинам вести бесконечные разговоры о семье и детях, у кого они были на тот момент, о стареющих родителях с их вечными проблемами, магазинах и ценах, в последнее время не отличающихся стабильностью. Шампанское лилось рекой, бармен предлагал попробовать новые коктейли, удивительного состава, зажигательная музыка перемежалась со спокойными композициями.

Шеф-повар Владимир Мухин, который пригласил Германа отметить 8 марта коллективом в своём ресторане «Белый кролик», как всегда, был на высоте. Предложенное им меню удовлетворило гастрономические пристрастия всех без исключения. К тому же из окон 16-го этажа, на котором размещался ресторан, открывались великолепные панорамные виды на город — от стен Кремля до небоскребов бизнес-сити и живописных набережных Москвы-реки. Это зрелище поражало размахом и грандиозностью.

Игоря Ирке представил сам Герман.

— Ирина Владимировна, разрешите представить, — сказал он очень официально, — мой друг Игорь Всеволодович! — и оставил их наедине.

— Для вас просто Игорь. — Высокий, крепкий в плечах, светловолосый с лёгкой, незаметной в светлых волосах проседью мужчина улыбался. Голос с небольшой хрипотцой понравился Ирке.

На нём был дорогой костюм синего с фиолетовым отливом цвета, снежно-белая сорочка и невероятный галстук того же оттенка, который трудно описать одним словом. Голубые глаза вбирали в себя этот фиолетовый цвет и от этого становились глубокими и немного таинственными.

«Он, кажется, похож на Дитера Болена из группы «Модерн Токинг», — отметила про себя Ирка. Эта группа была очень популярна во времена её родителей, и пластинка с изображением молодых Томаса Андерса и Дитера до сих пор хранилась в доме. Ирка тоже иногда её слушала, когда настроение было не очень хорошим. Или когда погода была пасмурной в течение нескольких дней. Незатейливые композиции были на удивление позитивными.

— Приглашаю вас на танец, — Игорь, не дожидаясь согласия, вывел Ирку на середину танцпола и решительно повёл за собой.

Ирка отдалась ему всецело и погрузилась в объятия мелодии и мужского шёпота. О чём говорил ей тогда Игорь, она не могла вспомнить точно. Но, кажется, речь шла о теории происхождения женщин, удивительным образом возникших от каких-то волшебных рыб.

Игорь не говорил Ирке банальных комплиментов, отметил лишь её изумительную бриллиантовую капельку на великолепной шее.

Уже после полуночи он проводил Ирку до дома, но не остался, хотя она была не против продолжить знакомство, и это надо признать, немного огорчило её. Он обещал позвонить в ближайшее время, даже не попросив номера телефона. Поэтому Ирка уже мысленно распрощалась с ним. Однако на этот раз всё пошло по-другому. Игорь звонил не часто, но каждый раз устраивал сюрпризы: приглашал на выставки, концерты, а однажды они даже поехали в Московский планетарий. Ирка не заметила, как всего за какой-то неполный месяц он приучил её к себе и приручил.

Поэтому когда он встретил её после работы, вложив в руку две путёвки, и сказал, что в ближайшие выходные они едут в Париж, она нисколько не удивилась и, не задавая лишних вопросов, начала собирать чемодан.

На путёвках было крупно выведено: «Здесь каждый может прикоснуться к французской и мировой истории. Если у вас есть свободный уик-энд, не сомневайтесь и посетите Париж!»

«Что же мне взять с собой? — Ирка долго стояла перед открытым плательным шкафом, разглядывая вещи. — И с Галкой не посоветуешься, и у мамы не спросишь. Игорь просил никому не рассказывать о предстоящей поездке… — И она дала слово. — Придётся самой…»

Она отложила пару брючных костюмов для прогулок, коктейльное чёрное платье, песочного цвета кашемировый кардиган и беретик в тон. Нижнее бельё долго рассматривала и положила в чемодан откровенно-сексуальное, по случаю купленное, но так и ни разу не надетое и хранившееся в упаковке. Атласная ночная сорочка молочного цвета с кружевной вставкой почти до пупка тоже отправилась в чемодан. «Может, в Париже всё это пригодится, — шальная мысль промелькнула в Иркиной голове, щёки запылали, грудь неожиданно выдала непреодолимое желание выделившимися через футболку затвердевшими сосками. — Странно, но Игорь ни разу не остался у меня на ночь. Возможно, он отложил нашу близость до поездки. Он — романтик, тут не поспоришь». — И она легко провела руками по футболке, как будто что-то стряхнула, чтобы успокоить выдавшую волнение грудь.

С этими мыслями она закончила укладывать вещи и легла спать. Ночью ей впервые за последние годы снились эротические сны, и она проснулась с ощущением тяжести внизу живота и какой-то растерянности. Разбитая и неразговорчивая она села в такси, которое везло её на встречу с Парижем.

Париж — самый романтический город. Не зря в литературе и искусстве его представляют городом богемы и любовников.

Точно таким его представляла по рассказам матери и Ирка, видя его через годы и расстояния глазами Ольги Валентиновны. Та после окончания иняза долгие годы работала во Внешторге. И когда её однажды командировали в город великого Клода Моне, которого она боготворила и по праву считала, как и все остальные, отцом-основателем импрессионизма во Франции, счастливое лицо женщины говорило о нескончаемой радости. И даже Иркин отец не посмел сказать и слова против, хотя командировка была рассчитана на целых два месяца, да и Ирка была ещё слишком мала, чтобы так надолго отпустить от себя мать.

Где только за эти два месяца не побывала Ольга! Она потом часто рассказывала и сослуживцам, и домочадцам о символе Франции — Эйфелевой башне, которая ей с первого взгляда не понравилась, но дань уважения она ей всё-таки отдала, пройдя туда и обратно под её аркой.

В Лувре она провела примерно половину свободного от переговоров и подписания контрактов на доставку промышленного оборудования времени. Ольга считала, что каждый любитель и знаток искусства обязательно должен был увидеть Лувр воочию. Сама она обладала огромными энциклопедическими знаниями по теории мирового искусства.

Ирка, слушая эти рассказы, мысленно бродила по залам Лувра, восхищаясь и всматриваясь в мельчайшие детали скульптур, полотен и украшений. Ещё в школе она могла дать краткую информацию по многим музеям, но о Лувре могла говорить и днём, и ночью.

— Лувр в переводе с французского языка означает «волчий лес»: своё название он унаследовал от бывших охотничьих угодий, на месте которых был заложен. Другая версия гласит, что название возникло от древнесаксонского «lower», означающего «крепость», — говорила она заученными фразами, и около неё собирались не только одноклассники, но и ученики старших классов. Так она привыкла быть в центре внимания.

— В основе музея лежит замок-крепость — Большая башня Лувра, возведённая королём Филиппом-Августом: долгое время этот дворец был резиденцией французских монархов. — Продолжала Ирка, видя восхищённые взгляды слушателей. — Наполеон расширил коллекцию Лувра на 5000 экземпляров: его армия регулярно пополняла её трофеями из разграбленных стран. Однако после свержения императора все они были возвращены обратно законным владельцам. Во время его правления музей был переименован из Лувра в Музей Наполеона.

Позже Ирка стала приносить в школу толстенные альбомы с фотографиями из домашней коллекции, и теперь её рассказы сопровождались показом экспонатов музея.

— В залах выставлена лишь десятая часть сокровищ Лувра: львиная доля произведений хранится в запасниках музея либо входит в часть временных экспозиций галерейных пространств в разных уголках планеты. Лувр — самый большой по территории музей в мире: его площадь составляет 160 тысяч квадратных метров. Потребуется около 100 дней, чтобы совершить полный тур по нему и осветить каждую из картин. — Она делала длинную паузу, чтобы усилить впечатление.

— Главный экспонат Лувра — «Мона Лиза» Леонардо да Винчи. — Склонённые над картиной головы не позволяли увидеть таинственный портрет всем желающим, и Ирка создавала очередь, чтобы загадочной улыбкой смогли полюбоваться все.

— Международную славу картина обрела только в начале ХХ века после похищения. Позже полотно вернули в музей.

Все школьные годы Ирка оставалась главным «экскурсоводом».

И вот теперь благодаря Игорю её тайная мечта побывать в Париже и увидеть его своими глазами сбылась. Самолёт приземлился, и Ирка полной грудью вдохнула французский воздух, напитанный чувствами, красотой и особым шармом.

Не зря Париж во все времена считали и считают городом любви. В этом Ирка убедилась сразу, как только ступила на землю Анжелики и Жоффрея.

Она прижалась к Игорю, который обнимал её во время полёта и сейчас не выпускал из крепких рук. Стюардесса, наблюдая за целующейся парой, откровенно завидовала и любовалась: влюблённые были красивы внутренним счастьем, которое распространялось по салону. В конце полёта она преподнесла Ирке маленький букетик синих ирисов со словами: «Добро пожаловать в Париж!» и одарила Игоря одобряющим взглядом.

— Какая услужливая девушка! — удовлетворённо произнёс мужчина.

— В Москве ещё только проклюнулась первая травка! А здесь вовсю весна. Где они только добыли этот символ Франции? — удивлялась Ирка. — И почему именно мне подарили цветы? — Она прижала холодные, хрусткие бутоны к лицу и почувствовала едва уловимый тонкий аромат, который у весенних цветов бывает именно таким.

— А ты не догадываешься? Нет? От тебя пахнет любовью!!! — И Игорь ещё крепче обнял её, вдохнув запах распущенных волос.

Они позавтракали в отеле. Что может быть чудеснее, чем утро в Париже с чашечкой ароматного кофе и настоящим французским круассаном?

Берёшь его в руки, немного сжимаешь пальцами и сразу чувствуешь, как из него выходит воздух, и шелестят, сминаясь, слои изумительного теста. Это истинное произведение пекарского искусства: нежное, мягкое внутри, золотистое и хрустящее снаружи. А запах и вкус кофе только дополняют и усиливают это, ни с чем несравнимое удовольствие.

Ирка ни разу в жизни не наслаждалась едой так, как в это утро. «Наверное, это воздух Парижа или присутствие Игоря…» — размышляла она.

Запланированная экскурсия по Монмартру заняла у них весь день. Было по-весеннему тепло и солнечно, и они не стали надевать верхней одежды, ограничившись лёгкими костюмами. Иркин модный брючный ансамбль выделял её из толпы: французы более сдержаны в выборе цветов, этот же был ярко-красным, свободного кроя и поэтому, словно светофор, привлекал взгляды прохожих. Игорь облачился в серые брюки и такую же водолазку. Поверх он накинул мягкий, ручной вязки джемпер на пуговицах. Вместе они составляли мягкую и уютную композицию. Взявшись за руки, влюблённая парочка двинулась по Монмартру — колыбели богемы, художников и поэтов. Здесь когда-то жил и работал ещё неизвестный миру художник Пикассо, останавливался Сальвадор Дали, жил и умер писатель Марсель Эме. Этот район — самое экстравагантное и колоритное место Парижа.

А вот и знаменитая площадь Тертр, и художники с мольбертами, готовые нарисовать портрет или шарж, и загадочные уличные артисты — мимы, тенями скользящие среди прохожих. Портретисты спокойно подходят к туристам, которых сразу вычленяют из общего людского потока, и предлагают свои услуги. Ирка сразу согласилась, и Игорь со стороны любовался, как она позирует художнику, глядя на неё его глазами. Она была удивительной. За месяц их знакомства он видел её всякой, но такой яркой, страстной, призывной — впервые. Этому старому, с длинными седыми растрёпанными волосами и длинным носом художнику удалось отразить на портрете Иркино нынешнее настроение: горящие глаза, струящиеся локоны, припухлые губы, изящный изгиб шеи, в которую хотелось впиться жадным поцелуем и выпить всю до донышка. Бриллиантовая капля, вздрогнув, застыла на шее, словно это была капелька пота после бурного секса. Её хотелось тут же слизнуть языком. Игорь не мог оторвать взгляда от этой подвески… И отключиться от своих греховных мыслей тоже.

Мастер стянул с головы мягкий и весьма поношенный берет огромных размеров — обязательный атрибут живописцев, уважительно поклонился даме, галантно поцеловал руку и отдал свою работу.

Утренний перелёт и долгая прогулка по Монмартру сделали своё дело: Ирка не чувствовала ног, хотя надела удобные на низкой подошве туфли. Ходить по мощёным улочкам оказалось с непривычки непростой задачей.

Она очень расстроилась, что посмотреть на Мулен Руж удалось только снаружи: все билеты на ближайшие дни были раскуплены. Но Игорь пообещал, что в следующий раз они будут предусмотрительней и заранее закажут билеты в это знаменитое на весь мир кабаре. Завернув в сувенирную лавку и несколько маленьких магазинчиков, в том числе и букинистический, они купили объёмный шарф крупной вязки для Ирки, набор открыток с видами Парижа, коробку разноцветных пирожных-макарон для Иркиных родителей, бутылку вина для друга Игоря и шоколадные конфеты в праздничной упаковке для себя.

Вечер решено было провести в отеле. После душа Ирка почувствовала себя гораздо лучше. В махровом белом халате, с мокрыми волосами она выглядела по-детски наивной и беззащитной. Игорь подхватил её на руки и отнёс на диван. Низкий столик был сервирован для романтического ужина: горели свечи, закуски и напитки были соответствующими замыслу. Игорь заказал шампанское и необъяснимое количество блюд-афродизиаков: свежую клубнику, устриц, украшенных ломтиками лимона, креветочный салат в высоких прозрачных бокалах, сырные крекеры-канапе с красной икрой, меренговый десерт. Ирка сразу отметила это для себя, как только увидела стол. «Как он не понимает, что мне уже никаких возбудителей не нужно, — Ирка готова была прямо сейчас притянуть Игоря к себе и не отпускать всю ночь. — Но пусть до конца побудет романтическим героем, раз ему это важно». — Она усмирила свою распалённую фантазию и разгоравшуюся страсть, понимая, что Игорь хочет произвести на неё впечатление, и удобно устроилась на диване.

— Давай устроим по-настоящему диванную вечеринку, — предложил он. — Без всяких платьев и рубашек.

— Давай, — согласилась Ирка, рассматривая обнажённый торс Игоря, который тут же сбросил с себя джемпер и остался в мягких трикотажных брюках. Под брюками не прослеживалось нижнего белья: мужское достоинство выпирало и указывало на желание. Она, не скрывая, любовалась его телом, впервые увидев так близко без одежды. Не удержавшись, она погладила его по груди и заметила, как кожа покрылась крупными «мурашками».

— Ириша, не торопи меня, — он почти умолял, остановив её руку, взял в свою и перецеловал один за другим все пальцы.

Потом они пили шампанское, кормили друг друга клубникой и купленным шоколадом, смакуя начинки конфет, начиная с ликёрных и заканчивая коньячными. Дегустировали новые блюда и белковый десерт, обсуждали увиденное на прогулке. Тихо играла музыка. Хмель легко разливался по телу, расслабляя каждую клетку, и наконец добрался до нейронов и отключил кнопку управления.

Игорь отодвинул столик, подсел к Ирке и, перебирая трепетными пальцами её влажные волосы, тихонько запел. У него был хороший слух, а голос обволакивал Ирку нежным восхищением и тянул за собой куда-то в космическую бесконечность.

Это была известная песня Михаила Круга «Мой Бог». Ирка её слышала раньше, и тогда она поразила её своей чувственностью. Но Игорь пел её по-своему, иногда переходя на шёпот, а иногда проговаривая слова речитативом. Казалось, что его внутренний огонь разгорается от каждого произнесённого слова.

Аккорд, еле струны дрожат на гитаре…

Молчит фортепиано, оборвана флейта.

Вы песню мне сами собой наиграли

О том, что я раньше не знал, жалею.

Вы — дождь, промочивший бродягу до нитки.

Вы — солнце, которое тут же согреет,

Струна у Паганини на скрипке.

Вы — мёд, от которого быстро пьянеют.

Мадам, без вас убого убранство.

Мадам, вам мало в Париже пространства.

Мадам, вы так безумно красивы.

Мадам, вы далеко от России.

Вы — сон, от которого мне не проснуться,

Вы — роза в парижском изысканном стиле,

Вы — плен, из которого мне не вернуться,

Вы — ветер, такой долгожданный при штиле.

Я ваш, ваши руки я нежно целую.

И губы касаются шёлковой кожи.

Париж. Hа асфальте вас дети рисуют.

Мон шер, как вы на королеву похожи.

Мадам, без вас убого убранство.

Мадам, вам мало в Париже пространства.

Мадам, вы так безумно красивы.

Мой бог, вы далеко от России.

В конце он почти захлебнулся, на глазах выступили слёзы. Трясущимися руками он распахнул Иркин халат, который частично открывал её упругую грудь, и прижался губами к самому потаённому месту. Ирка вскрикнула от неожиданности и инстинктивно прижала голову Игоря. Жадным ртом он вобрал в себя всю влагу женщины, которая была естественным ответом и благодарностью мужчине.

Он входил в неё медленно, пробуждая сладострастие и заставляя вздрагивать от каждого движения. А потом задвигался быстро, только иногда останавливаясь, чтобы не прийти к завершению без неё. Ему удалось вовлечь её в этот любовный круговорот, и она вторила ему, то приближаясь, то устраняясь на мгновение. Всё закончилось разом… Он прижал её почти бездыханным телом, и вокруг них уже ничего не существовало…

До самого утра они не давали друг другу заснуть, с трудом расцепив объятия и перебравшись с дивана на широкую уютную кровать, и теперь изучали друг друга не спеша, доводя до исступления и не оставляя ни одного участка на теле, не обласканного пальцами или губами. И не было никаких запретов в эту их первую ночь. Сплошной кайф и бесконечный оргазм!

Они заснули, когда солнечные лучи уже пробудили город, и проснулись почти вечером.

— У нас совсем мало времени, — Игорь поцеловал едва разлепившую глаза Ирку. — Просыпайся и собирайся!

— А куда мы идём сегодня? — спросила Ирка, взглянув на Игоря с любопытством и потягиваясь: она уже привыкла к его сюрпризам.

— Пока это секрет, но скоро ты всё узнаешь. Надень вечернее платье. Оно будет уместно, я думаю. — Он обнял её и вытянул из-под одеяла. — Поторопись, милая, нам нужно быть на месте в 7 часов.

Париж — это не только всеми признанная столица моды. Это город, который давно стал настоящей аллегорией в мировой истории и искусства. И хотя бы раз в жизни здесь должен побывать каждый! В этом Ирка была убеждена с детства, и теперь, осуществив детскую мечту, подтвердила свои убеждения.

Но дело не только в потрясающем шопинге, в знаменитой французской кухне или легендарных винах, и даже не в достопримечательностях Парижа. Столица Франции славится тем, что способна изменить состояние души. Здесь буквально на каждом шагу можно встретить вдохновение и вернуться домой другим человеком.

Ирка стала другой. Она наконец-то любила и, как ей казалось, была любима. Она с удивлением обнаружила в себе редкой силы чувственность, способность довести мужчину до самых высот исступления, отвечая ему любовным безумством.

Одним из мест, способных перевернуть внутренний мир и заставить фонтанировать креативными идеями, является кабаре «Лидо» в Париже. Сюда приходят не просто наслаждаться невероятным шоу, сюда приходят мечтать.

И о, Боже! Это было «Lido de Paris»! Ирка сразу узнала его.

Когда дверь такси распахнулась, и Игорь, одетый с иголочки, подал Ирке руку, она не смогла сделать ни одного шага и произнести ни одного слова от удивления и восхищения. Она только благодарно сжала руку своему спутнику, и глаза её засветились от счастья, как у ребёнка, получившего заветный подарок.

Вечер был потрясающим. Ирка, отражённая во множестве сверкающих зеркал вдоль стен, на потолке и на полу, выглядела безупречно: строгое чёрное платье до колен, но без рукавов, высокий пучок, в который она собрала волосы, тонкий браслет на левом запястье делали её очень высокой, тонкой, недоступной и на первый взгляд немного холодной для всех присутствующих и безумно манящей для Игоря. Ведь только он один знал, какой огонь страстей скрывается под этой её видимой холодностью.

Они неспеша спустились по ступенькам почти хрустальной лестницы и заняли свои места в зале. Красные кожаные кресла, уютные и расслабляющие; до хруста белоснежные скатерти и салфетки; по-королевски богатая посуда; прозрачные, как воздух, фужеры; блеск хрусталя повсюду; холёные джентльмены во фраках с галстуками-бабочками и их спутницы, которых хотелось рассматривать бесконечно долго — всё это погрузило Ирку в сказочную атмосферу. Сцена вообще напомнила ледяную шкатулку из царства Снежной королевы: синяя подсветка, мерцающие огоньки, таинственная мелодия. Все ждали начала представления. Но оно началось только через два часа. А пока все наслаждались обстановкой, приятным обществом и предчувствием предстоящей сказки.

Ровно в семь часов вечера начался ужин. Кабаре всегда славилось отменной кухней. И в этот раз повара постарались на славу. На горячее подали филе фермерского цыпленка, картофель «Буланжер», соус «Сюпрем», из закусок был предложен салат со знакомым названием «Мимоза», но с незнакомым составом из горошка, соуса «Грибиш» и пряной брезаолы. Эклеры «Сент-Оноре» и красное «Cabernet Sauvignon» явились заключительным аккордом мелодии вкусов. Вино, согретое в руках, как советовал сомелье, обжигало, растекалось по телу тёплыми волнами, затягивая в пучину волшебных ощущений.

К девяти часам всё, как по взмаху волшебной палочки, стихло, и началось представление. «Paris Merveilles». Сюжеты, связанные одной линией, умопомрачительные костюмы и безукоризненная танцевальная техника великолепных девушек, роскошные декорации и море, просто море перьев — всё это менялось с бешеной скоростью, и зрители, затянутые в круговерть происходящего, оказывались свидетелями «Чудес Парижа» — настоящей шкатулки с драгоценностями.

Франко Драгоне удалось сделать нечто совершенно новое в мире кабаре, непохожее ни на что другое: почти двухчасовое представление промелькнуло в один миг, оставив зрителей потрясенными, аплодирующими и кричащими «Браво!»

…Ранним утром понедельника самолёт возвратил их в холодную апрельскую действительность, но ощущение праздника не покидало их и в Москве. Послевкусие было долгим.

***

Всё это Ирка рассказывала Наталье за ужином.

Подруга позвонила рано утром в субботу и сказала, что заказала в ресторане столик на двоих, добавив, что иногда это можно себе позволить, и что у Ирки достаточно времени, чтобы подготовиться и уладить вопрос с родителями.

— Мамуля, привет! — Ирка постаралась говорить уверенно. — Как дела? Как папа себя чувствует?

— А ты что сегодня не приедешь? — насторожилась мама, и в телефоне повисла выжидающая тишина.

— Не приеду, мамуля. Шеф нагрузил работой. Боюсь, что просижу с документами весь сегодняшний день. А если не успею, то придётся повозиться и в воскресенье. В понедельник нужно сдавать отчёты.

Ирке показалось, что мать не особо поверила ей, но всё-таки сказала ободряюще:

— Ну, хорошо, детка! Тогда в следующие выходные обязательно приезжай! Мы с папой будем ждать тебя!

— Передай привет папуле и поцелуй его за меня! — Ирка очень любила отца и скучала по нему.

Наталья слушала Ирку, не прерывая её рассказ вопросами и жадно улавливая интонации в голосе, которые указывали на истинные чувства. Глаза, цвет которых Ирка так и не рассмотрела, время от времени вспыхивали зелёными огоньками хитрой лисицы.

— Сейчас Игорь в командировке. Мы виделись два дня назад, а я уже скучаю… — Ирка глубоко вздохнула и приготовилась выслушать подругу.

— А почему вы до сих пор не вместе? — Наталья не дала Ирке опомниться.

— У него не всё в порядке в семье. С женой он уже не живёт, но и развода она ему не даёт. Такая вот ситуация. Он подробно не рассказывал об этом, но по всему понятно, что жена его — та ещё штучка. — Ирка явно была на стороне возлюбленного. — Не зря же он просил держать всё в тайне. Ты первая, кому я рассказала. Даже родители ничего не знают. Но ты ведь будешь молчать об этом? — с тревогой спросила она.

— Конечно! Можешь не сомневаться! Я — могила… — заверила Наталья и сверкнула зеленью прищуренных глаз. — После такой романтической истории не грех нам выпить немного. Как думаешь? — И она подняла бокал. — Давай за нас, за женщин!

— С удовольствием! — Ирка залпом осушила бокал, освободившись от обета молчания. — А теперь расскажи о себе, — попросила она подругу.

***

Наталья говорила довольно громко и как-то нервно-отрывисто, хотя никакие посторонние звуки не мешали их разговору: они сидели в отдельной кабинке, и звукоизоляция на стенах в виде выпуклых ромбов была надёжной. Даже официант — молодой и очень худенький паренёк — только один раз зашёл к ним, чтобы узнать, не нужно ли чего. Ирка ещё тогда подумала: «Его что, совсем здесь не кормят?!»

— Замуж я вышла очень рано. Мне и семнадцати не было. Принца искала. Как-то в пионерском лагере влюбилась в мальчика. Все его называли Принцем: то ли это было прозвище, то ли фамилия. Скорее всего, фамилия. Он на меня вообще никакого внимания не обращал. Там и без меня красивых девчонок было достаточно. А я в детстве была настоящей серой мышью. К тому же, тощей. Лет в шестнадцать только начала округляться.

И вот однажды сердце моё не выдержало. Подкараулила я одну такую, с которой мой Принц танцевал весь вечер на пионерской дискотеке, и «проучила» её как следует. Меня за это «избиение» с позором выперли из лагеря уже на следующий день, и Принц остался только в мечтах.

После этого случая я больше ни в кого не влюблялась. А через несколько лет познакомилась с молоденьким лейтенантиком, тут же с ним переспала, дурёха, и забеременела по классике сюжета. Слава Богу, он тоже по молодости глуп был. С собой в Германию позвал. Его часть как раз туда перебросили. А через три месяца всех вернули на родину. Так мы оказались в Калининграде.

Нам, как молодой семье, выделили отдельную квартиру на первом этаже двухэтажного дома. Не очень большую, но я и такой радовалась. Знаешь, тогда мне так хотелось уехать подальше от родительского дома! Я, как могла, обустраивала наше новое жильё. Раздобыла кое-какую мебель, посуду дали соседки — офицерские жены. Мы ведь с одним чемоданом приехали, а приданого у меня, как ты понимаешь, не было. Нас даже не расписали тогда. Но поселили вместе, учитывая моё интересное положение. Живот у меня был просто огромный. Сама худющая, а живот, как у паучихи.

Ирка слушала, не отрывая взгляда от Натальи. За это время они очень сдружились. И хотя никогда до сегодняшнего дня не откровенничали друг с другом, какая-то невидимая ниточка крепко связала их с самого первого дня знакомства. Неизменный шарфик Натальи в этот раз был неярким, в тон строгого брючного костюма тёмно-зелёного цвета. Скорее всего, он напоминал узкий мужской галстук и был повязан на голую шею. Зато проявились глаза — изумрудные, с каким-то нездоровым блеском. «Это от вина, наверное! Удивительные глаза!» — отметила про себя Ирка, впервые рассмотрев их цвет. Она не стала спрашивать у Натальи про родителей, но отметила, что у них в семье всё по-другому. Ещё до прошлого года она жила со своими «стариками» под одной крышей, и ей было комфортно и радостно. По вечерам она любила прижаться к отцу, сидя на диване, поболтать с мамой перед сном, когда та заходила в её комнату пожелать спокойной ночи. Даже смотреть с ними сериалы тоже любила. Родители только прошлым летом перебрались на дачу, чтобы жить на пенсии в тишине, подальше от городского шума и суеты, и Ирке их очень не хватало.

— Мне всё время хотелось есть, — продолжала Наталья. — Поэтому я тогда много готовила, сама же всё это и съедала, пока муж был на службе. С каждым днём мой живот, который жил своей собственной жизнью, становился всё необъятнее. Я и не заметила, как мой лейтенант вообще перестал меня обнимать, как поздно приходил домой и часто был нетрезвым. Ночных дежурств у него стало больше, которым я, если честно сказать, была рада: он был невыносимым пьяный. Своими бесконечными разборками он просто выносил мне мозг. Я заводилась с пол оборота. Начались скандалы: сначала тихие, потом всё громче и громче. Ему не раз выговаривали за это, но пить он не перестал. А мне по-прежнему хотелось есть и спать. Что я, в общем-то, и делала, когда его не было.

Потом родила сына. Я не просто стала хорошей матерью, как хотела, я стала ненормальной матерью. Всё внимание уделяла только ребёнку. Я практически не выпускала его из рук, боясь потерять. На кухню перестала заходить вообще. И однажды муж, явившись рано утром с якобы ночной смены в сильном подпитии и не найдя в холодильнике ничего съестного, поднял на меня руку. Не поверишь, но я, как была в халате и тапочках, схватила сына и выпрыгнула через окно, разорвав в клочья занавески, которые только недавно с такой любовью выбирала для семейного гнёздышка.

Наталья прервала рассказ, плеснула вина в бокал и осушила его без тоста, видимо, поминая свою прошлую жизнь. Ирка отвела взгляд, ковыряясь вилкой в остывшем «горячем». Она не хотела мешать этим горьким воспоминаниям. Наталья закурила, жадно затягиваясь и пытаясь унять волнение, которое выдавали трясущиеся руки. Кабинка наполнилась дымом с каким-то ароматизатором. «Дым сигарет с ментолом…» Ирке почему-то вспомнились слова этой давно забытой песни из детства. Она и не догадывалась об этой привычке Натальи, но смолчала, размышляя о том, как мало она знает о подруге.

Выкурив сигарету до конца, Наталья продолжила рассказ:

— Я шла, крепко прижимая сына к груди, и каждый встречный, казалось, шептал мне вслед: «Ну, что, коза, допрыгалась? Так тебе и надо!» Я и не знала, что давно «носила рога». Муженёк изменял мне направо-налево, и не было той юбки, которую он не попытался бы задрать. Об этом знал весь гарнизон, все, кроме меня.

Я бы, наверное, так и дошла до вокзала раздетая, без денег, если бы не командир части Кандауров, который как раз ехал на службу из города.

— Наталья, садись в машину! — окликнул он меня, останавливаясь. — Ты куда это топаешь?

Я посмотрела на него невидящими глазами и зарыдала громко, не скрывая горечи разочарования, как рыдала только в детстве на груди у отца… Я ничего не скрыла и выложила как на духу всё, что произошло в нашей семье за последние полгода. Он внимательно выслушал, по-отечески погладил по голове, развернул машину и отвёз к себе домой.

— Поживёшь пока у меня, — сказал он не терпящим возражений тоном. Так говорят начальники. — Устраивайся. В холодильнике всё есть. Не стесняйся, я живу один. Год, как овдовел, — успокоил он, увидев в моих глазах тревогу.

«Поживёшь пока» затянулось на целых одиннадцать лет.

Генерал Кандауров был намного старше меня, даже старше моего отца. Поэтому я все эти годы называла его по фамилии и обращалась к нему исключительно на «вы». Он только посмеивался. Так я стала «генеральшей», как за глаза называли меня соседушки. Это прозвище прилипло ко мне на долгие годы. Даже сейчас, когда его уже давно нет, и я ещё дважды побывала замужем, меня продолжают так величать. Я не против. Уважали и уважают Кандаурова.

Позже я узнала, но не от генерала (он всегда всё держал в секрете), а от других, что моего бывшего уволили, и что с ним стало, и где он теперь, неизвестно. Остались только воспоминания да сын Толик, которого он не искал и отцовских прав не предъявлял.

Кандауров очень любил Толика и воспитывал по-военному строго, но уважительно. И Толик считал генерала своим отцом и очень им гордился. Он даже не обижался, когда в школе его обзывали «генеральским сынком». Дочь Кандаурова по возрасту старше меня и давно живёт в Америке. Поэтому всю нерастраченную отцовскую любовь он отдавал Толику.

Я все эти годы горя не знала, живя «как у Христа за пазухой». Генерал окружил нас такой заботой и вниманием, что словами не передашь. Мы никогда ни в чём не нуждались. Он был по-восточному гостеприимным, и у нас в доме всегда было полно людей: его сослуживцев, всевозможных родственников и друзей. Нам привозили тонны мяса, фруктов, коньяка и вин. На даче всегда жарили шашлыки, пели песни, рассказывали истории. Никто никогда не напивался, все знали меру и соблюдали культуру пития. Друзья Кандаурова любили подшучивать друг над другом, рассказывали анекдоты, что-то вспоминали из юности. Смех слышался день и ночь. Одиннадцать лет я прожила с ощущением нескончаемого праздника. Кандауров настоял, чтобы я поступила в институт, и только благодаря этому у меня появилась профессия психолога, которая позже очень пригодилась.

А потом он взял и умер.

В начале лета начал как-то худеть и очень осунулся. Я тогда подумала: «Сдулся мой Кандауров. Всегда был крепким и здоровым…» Окончательный диагноз так и не успели поставить. Но по всему было понятно, что он уходит. Только он один этого не понимал или не хотел понимать. Говорил о том, что на даче остались недоделанные дела, и надо бы укрыть осенью виноград и посадить саженцы смородины и малины каких-то удивительных сортов, которые он выписал по почте. Он ведь был прекрасным виноделом. Унаследовал рецепты от своих дальних предков. Это у них семейное дело —

виноградорство и виноделие. Обо мне он не беспокоился. Сказал, что я вполне самостоятельная и справлюсь. Казалось, что он вообще не переживал о себе, наверное, думал, что всё ещё будет хорошо. «Я какой-то толстокожий, Наталья, — сказал он как-то. — Не поверишь, но я совершенно ничего не чувствую: ни страха, ни тревоги». Чего нельзя было сказать обо мне.

На меня тогда напал страх, это был почти животный ужас. И теперь я с точностью могу описать, как на человека действует гормон страха. Кому-то он придаёт силы. У меня же он отнял всё.

Спазм сковал тело. Я не могла сделать даже глотка воды, впихивала через силу кусочки банана, чтобы не потерять последние силы и просто не сдохнуть: нужно было ходить в аптеку, в магазин за чем-нибудь, что он, возможно, захочет съесть. А в последние дни приходилось выносить судно. Он стал совершенно беспомощным, и это его особенно злило. Он стал несвойственно-раздражительным и капризным. Иногда отвечал резко и грубо. Все мои сосуды сузились, и сердце, пытаясь протолкнуть кровь через тонкие просветы, колотилось, не переставая. Я слышала своё сердцебиение постоянно, оно не давало уснуть, и ночью я просыпалась через каждые два часа, чтобы успокоить его валокордином. Я выпила кучу успокоительных, чтобы каким-то образом вывести себя из этого состояния. Но это было нереально. Источник страха лежал, почти не двигаясь, и только прислушивался к тому, что происходит внутри, быстро тая на глазах. Он почти не разговаривал со мной, только в промежутках между сном, который обеспечивали ему обезболивающие, смотрел свои любимые фильмы.

Он не мучился долго и не мучил меня: ушел достойно, как мужчина. Таким он был всегда. Я пыталась погладить его, когда жизнь покидала тело, но он запретил, не веря в происходящее. Тогда я накрыла ладонью его холодную руку и впервые назвала по имени. Он смотрел широко раскрытыми глазами куда-то высоко-высоко и был уже не здесь…

После его ухода жизнь резко поменялась. Нужно было учиться жить без него. Квартира, дача и машина отошли дочери, как единственной наследнице. Мы ведь с ним зарегистрировались буквально за два месяца до его болезни, хотя он и раньше всегда просил меня об этом. «Наталья (он всегда называл меня полным именем), если что-то со мной случится, пусть всё достанется вам с Толиком», — говорил он не раз. Я только отшучивалась: «Кандауров, живи долго!»

Мы остались с голой жопой: Толика он не успел усыновить, мне же из наследства досталась только его фамилия. Нужно было что-то срочно решать. В первую очередь с жильём, потом искать работу.

На похоронах ко мне подошёл давнишний друг генерала, полковник авиации Евгений Шахов, и предложил помощь. Оказалось, что они с Кандауровым разговаривали по телефону за три дня до того, как он покинул нас, и, видимо, что-то обговаривали, касающееся меня и Толика. Я, обессилев от разрушающего страха, схватилась за протянутую руку как за спасительную соломинку, и с этого момента начался новый этап моей жизни.

Я тогда подумала, что похожа на переходящее красное знамя, передаваемое из одних рук военного в другие. Но сил для того, чтобы всё как следует проанализировать, у меня не было. И я отдалась на волю судьбы.

Наталья снова закурила и долго сидела молча, уставившись в одну точку на стене. Было тихо, как бывает на поминках, и только струйки выпущенного дыма некоторое время витали в воздухе, постепенно растворяясь, но и они не нарушали затянувшегося безмолвия.

— Давай ещё немного выпьем, — словно очнувшись от чего-то пугающего, прошептала Наталья. — Может, коньяка? — она вопросительно посмотрела на опустошённую бутылку, потом на Ирку.

— Я — всё! Мне достаточно! Я, пожалуй, попрошу принести чая с лимоном. — Ирка замотала головой.

— Тебе чаю, а мне — коньяка! — Наталья выглянула из кабинки и одним взглядом подозвала официанта.

По всей видимости, его за это время так и не покормили: казалось, что он вот-вот выронит из худых и бледных не по возрасту рук разнос, и чайник, чашки и графинчик разлетятся в разные стороны.

— Возьми, это тебе на чай! — Наташка сунула парню в карман фартука сложенную купюру.

Тот только кивнул в знак благодарности и исчез в дверном проёме.

Наталье становилось говорить всё труднее и труднее. Она явно устала от этого возвращения в своё пошлое: за считанные минуты черты лица её заострились, и теперь перед Иркой сидела не молодая и очень привлекательная женщина, какой она узнала её в первый день знакомства, а профура, которая «прошла и Крым, и рым». Она вылила в фужер содержимое графинчика, и, припав к нему губами, как припадает к бьющей фонтаном крови из пульсирующей артерии хищник, выпила всё до капли.

Потом уронила голову на сложенные на столе руки и заскулила тихо, по-щенячьи.

— Может, отложим этот разговор? — Ирке было жалко эту женщину, которую судьба явно не баловала с самого детства и дала ей так много испытаний, что удивительно, как она вообще держится.

— Неееет! — сквозь слёзы протянула Наталья, пытаясь отогнать эту минутную слабость, и ей удалось протрезветь, не прилагая особых усилий. — Сейчас перекурю и расскажу, что было дальше. В другой раз я уже не смогу сделать этого.

И вновь по кабинке поползли лёгкие ментоловые змейки дыма, подруги же сидели тихо, чтобы ненароком не вспугнуть мысли друг друга.

— Женя помог нам с Толиком собраться и перевёз в Москву. Там он жил уже несколько лет после перевода по службе. В последнее время он работал в гражданской авиации, оставив карьеру военного. — Наташка немного взбодрилась, и в её голосе появились позитивные нотки.

«Этот человек, видимо, не причинил ей много страданий», — подумала Ирка, наблюдая, как Наташкино лицо вновь разгладилось и приобрело прежнее выражение. Она снова стала молодой и симпатичной. Только зелёные огоньки глаз потухли.

— В одночасье я стала умной и расчётливой: жить с ним не согласилась сразу, сказав, что нам с сыном нужно отдельное жильё. Он выполнял все мои требования безоговорочно, только чтобы я была с ним близка физически. Женя купил нам квартиру, небольшую, но по московским меркам довольно хорошую. В престижном районе. Обставил её. Устроил меня на работу в торговую фирму. Директор, протестировав меня и оценив внешние данные, остался вполне довольным и взял на должность менеджера по работе с кадрами.

Женя летал, Толик адаптировался в новой школе, я привыкала к новой должности, которая потребовала от меня дополнительных знаний и умений, и мне пришлось пройти несколько курсов. Московская жизнь захватила и вовлекла в круговорот дел, забот, новых знакомств и деловых встреч. С Женей мы встречались нечасто. Если только его выходные совпадали с моими. Я спала с ним только потому, что он этого хотел. Секс никакой радости не приносил, хотя Евгений был хорош собой, и лётная форма делала его просто неотразимым красавцем в глазах женской части аэропорта. Любая, я в этом не сомневаюсь, хотела оказаться в его объятиях и отдаться без стеснения. А я с каждым разом становилась всё фригиднее и безразличнее. «Какое удовольствие ему спать с таким бревном? — спрашивала я себя, глядя на него спящего после длительных и утомительных ласк, которые не приносили результатов. Никакого оргазма, даже наигранного, я ему не демонстрировала. — И сколько это ещё продлится? Ведь не могут же такие отношения длиться бесконечно долго. Когда-нибудь ему встретится та, которая подарит тепло и нежность. Нужно получить от него по возможности больше, чтобы обеспечить себе подушку безопасности на первое время в случае чего». И не смотри на меня так, Ирка! — Наталья явно пыталась оправдаться, заметив лёгкую укоризну во взгляде подруги. — Да, я стала стервой! А что мне оставалось?

Толик был вынужденно-самостоятельным, потому что я стала уделять ему минимум внимания. Допоздна пропадала на работе, готовя с шефом новые проекты. Служащих для пользы дела переставляла, как шахматные фигуры. Многие меня ненавидели, немногие уважали, но фирма день ото дня богатела, и мы с шефом имели хорошие дивиденты. Вскоре Женя мне стал, в общем-то, не нужен. Он это понимал, но какое-то время всё ещё по привычке делал дорогие подарки, устраивал полёты в любой город любой страны. Я могла беспрепятственно в субботу слетать в Милан, а назавтра, в воскресенье, быть уже в Питере. Все, начиная с диспетчеров, стюардесс и заканчивая пилотами, знали меня в лицо, потому что я была Женина.

Но мы виделись с ним так редко, что я на все сто была уверена, что в другом городе у него есть другая женщина, а, возможно, и не одна. Поэтому я получила от него по возможности всё, что мне было нужно, а потом отпустила на все четыре стороны.

Я далеко не святая, и у меня были кратковременные связи. Даже с шефом я пару раз переспала. Но по-прежнему оставалась холодной, как змея. А кому нужна такая женщина, от которой ласкового слова не дождёшься? Что бедному мужику делать? Любоваться только?! Поэтому и Женя как-то уж очень быстро исчез из моей жизни. Обрадовался, наверное, обретённой свободе… Сам-то он никак не решался сделать этот шаг, я это сделала за него.

Но однажды и на стерву сваливается что-то, что разрушает её. Я влюбилась.

— И в кого это ты влюбилась? И почему о любви говоришь с таким сожалением? — не выдержала Ирка и задала сразу два вопроса, впервые за время разговора прервав историю своей подруги.

— В последнего мужа и влюбилась! Влюбилась и дочку родила от него. Любимую… Викторией назвала. Она моя победа!

Ирка знала, что Наталья никогда надолго не задерживалась в спортзале или в кафе после тренировки: торопилась домой к дочери.

— Расскажи, расскажи… — совсем по-детски попросила Ирка. — Как вы познакомились? Сцены знакомства или первого свидания всегда такие романтичные! — И Ирка приготовилась слушать.

— Как раз таки романтики никакой и не было, — окончательно протрезвев, начала Наталья. Она снова закурила и смачно затянулась. — Наоборот, я перед ним, можно сказать, опозорилась.

— Как интересно! — Ирка отхлебнула чай и отставила чашку.

— Как-то раз срочно нужно было отнести документы, уже точно не помню куда, да это и неважно. Я буквально летела вниз по ступенькам лестницы. И, естественно, нога подвернулась, и мне грозило падение и, как минимум, перелом. А, возможно, и разбитая вдребезги голова. Я зажмурилась от ужаса и приготовилась к худшему… Но вдруг чьи-то сильные руки вернули меня в правильное положение относительно земли, и смешливый голос произнёс: «Девушка, вы, конечно, похожи на птицу, но надо же летать осторожнее…» Я открыла глаза: юбка задралась до самого пояса, открыв на всеобщее обозрение все мои прелести. Хорошо, что кроме охранника на первом этаже никого не было… Незнакомец поправил юбку, не выпуская меня из рук.

Так и познакомились. Он пришёл по каким-то делам в отдел связи с общественностью.

После моего падения мы встретились, чтобы отметить благополучное приземление. Он оказался прекрасным собеседником: рассказывал о бизнесе, который сам выстроил. Родители его были простыми людьми: отец — рабочим на заводе, мать вообще нигде не работала. С детства он мечтал о своём деле и направил все силы, чтобы эта мечта осуществилась. Бизнес был небольшим, но стабильным и приносил хорошую прибыль. Скажу тебе честно, впервые за много лет его прибыль меня вообще не интересовала. Он мне нравился, и это пугало.

— А что было потом? — Ирка, допив свой остывший чай, вернула Наталью к разговору, заметив, что та ненадолго задумалась.

— А дальше я узнала, где его можно найти, и начала бегать за ним, как собачонка. У него, как оказалось, на тот момент была девушка, и они собирались пожениться. Но я отбила его. Поняла, что не могу прожить без него и дня. Он был просто необходим мне физически. Всё моё естество ужасно страдало, даже болело, если я не видела его. Поэтому я встречала его возле офиса и дома, навязывала встречи, звонила по несколько раз в день на мобильный телефон, который добыла вместе с остальными данными в отделе, куда он приходил в тот день, когда я упала ему в руки.

Избавиться от этой «болезни» можно было только одним способом — отбить его. И в конце концов мне это удалось.

Потом мы поженились, потом продали две наши квартиры, и с помощью некоторых моих уловок нам удалось купить большую квартиру в центре и участок под строительство дома в Подмосковье — совсем недалеко от города. Потом родилась дочь. Она часто болела, и было решено, что работу я должна оставить. Так я стала домохозяйкой. Все время я провожу с дочерью, и только выделяю два часа на занятия в тренажёрном зале, где мы с тобой и встретились, дорогая моя.

Конец ознакомительного фрагмента.