Месть – блюдо горячее

Николай Свечин (2024)

В начале 1914 года в Департаменте полиции готовится смена руководства. Директор предлагает начальнику уголовного сыска Алексею Николаевичу Лыкову съездить с ревизией куда-нибудь в глубинку, чтобы пересидеть смену власти. Лыков выбирает Рязань. Его приятель генерал Таубе просит Алексея Николаевича передать денежный подарок своему бывшему денщику Василию Полудкину, осевшему в Рязани. Пятьдесят рублей для отставного денщика, пристроившегося сторожем на заводе, большие деньги. Но подарок приносит беду — сторожа убивают и грабят. Формальная командировка обретает новый смысл. Лыков считает долгом покарать убийц бывшего денщика своего друга. Он выходит на след некоего Егора Князева по кличке Князь — человека, отличающегося амбициями и жестокостью. Однако — задержать его в Рязани не удается…

Глава 6

Минус один

Питерец вернулся в номера и несколько часов поспал. К пяти утра он явился в управление полиции посмотреть на ночную добычу. Вдруг взяли четверых подозрительных? А один из них высокого роста, в папахе, и за поясом у него нашли измазанный кровью топор…

На Семинарской усталые надзиратели разбирали последних задержанных. Баулин увидел питерца и молча отрицательно покачал головой.

— Доложите.

— Так что, Алексей Николаич, хлопнули по пустому месту. Набрали полсотни всякого мусора, а наших нет.

— Так уж и мусор?

— Один только знатный попался, Вовка Сморчок. Сбежал осенью из арестантских рот и все это время спокойно жил в казарме возле мельницы.

— Давайте по порядку, с подробностями, — потребовал командированный.

Сергей Филиппович начал рассказывать.

Троицкая, иначе Ново-Александровская, слобода, сообщил он, штука своеобразная. Населения в ней больше, чем в ином уездном городе, — пятнадцать тысяч человек. Из них подавляющая часть — мещане. А по закону правят всем крестьяне, которых меньшинство. В административном отношении слобода представляет собой два отдельных сельских общества и управляется их соединенным сходом. Мещане, купцы, торговцы — по боку, они не имеют права голоса. В результате здесь нет ни водопровода, ни электричества, ни мощения улиц; отсутствует даже собственная пожарная команда. Весной и осенью на улицах Троицкой слободы топкое болото, в котором вязнут и пеший, и конный. И всякому сброду живется здесь вполне вольготно. Домовладельцы обратились в управу, просили подключить слободу к электросети и пообещали установить у себя до двухсот лампочек. Но сход не поддержал ходатайства, и дело затормозилось.

Согласно задумке полицмейстера вчера ночью шестьдесят четыре конных стражника окружили слободу со стороны полей и создали «карусель», а по-военному — подвижную завесу. То есть они парными пикетами ездили взад-вперед, отлавливая тех, кто пытался убежать от облавы в поля. Часть всадников патрулировала полотно Уральско-Рязанской железной дороги; они тоже поймали несколько нищебродов. А отряды городовых прочесывали улицы. Самое сложное было обыскать Михайловку — кварталы по ту сторону железки, вокруг Троицкого кладбища. Местность неустроенная, дикая, правят там мукомолы и босяки.

В целом облава дала очень скромный результат, подытожил Баулин. Попались люди с просроченными видами или вообще без документов. Этих после удостоверения личности пошлют к месту жительства этапным порядком. Двое были полиции известны — воры, отбывшие тюрьму, с запрещением проживать в губернском городе. Да еще вот Вовка Сморчок.

Задержанную шушеру уже собирались гнать для временного содержания в работный дом. Лыков остановил этап, приказал всем выстроиться в ряд и прошелся вдоль него, внимательно рассматривая задержанных. Потом взял одного парня за ворот и вытолкал из строя:

— Этого на допрос.

Губернский секретарь спросил шепотом:

— Почему его?

— Он чем-то напуган.

— Так молодой, не обвык еще.

— Возможно, он из нашей четверки, — не понижая голоса, ответил статский советник. И у парня дрогнула щека…

— Видели? На допрос, немедля.

Задержанного повели наверх. Алексей Николаевич придержал начальника отделения и сообщил свои открытия. Услышав кличку атамана, сообщенную денщиком, Баулин разволновался:

— Точно Князь?

— Точно. И в папахе.

— Князь… Но который?

— У вас их много, что ли? — съязвил статский советник.

— Двое. Один липовый, второй другого фасону.

— Объяснитесь.

— Алексей Николаич, это надо с бумагами в руках. Давайте сейчас этого допросим, вдруг он с перепугу сознается. А после пойдем в картотеку, я вам про наших князей расскажу.

Парень, чернявый, с оспинами на щеках, стоял под лампой и щурился. Было видно, что он сильно нервничает. Статский советник с порога заорал:

— Где Князь?

— К-какой князь, ваше благородие?

— А ты не знаешь?

— Нет. Я плотник, на заработки пришел…

— А паспорт где?

— В ночлежке украли.

— Как зовут?

— Михайла Якимов, крестьянин деревни Нашатыркиной Рязанского уезда. Да вы волость запросите, там подтвердят. Мой тятя старостой был два срока, фамилия известная.

— Неужели? — грозно выпучил глаза питерец. — А тебя видели с атаманом. Всех четверых видели, в ту ночь, когда вы сторожа убивали. Сначала денщик, что вам спирт продал, а потом и прохожие на Новой Стройке. Учти, за убийство полагается каторга. Устроим тебе очную ставку, люди опознают, и тогда все — кандалы. А если добровольно сознаешься до опознания, получишь облегчение участи. Думай прямо сейчас, потом поздно будет. Судьбу свою решаешь… Ну, звать денщика?

— Не надо, — после длинной паузы сказал чернявый. — Я сознаюсь. А снисхождение какое будет?

— Суд решит. Но или каторга по низшему пределу, или вообще арестантские роты.

— Только, ваше благородие, меня в разные тюрьмы с ним посадите, иначе зарежет он, аспид.

Лыков приосанился:

— Будешь себя по-умному вести, много пользы от нас получишь. Ну, давай, рассказывай, как дело было. Про шайку вашу тоже сообщи: как остальных зовут, и где их искать. Ты в самом деле Михаил Якимов?

— Истинный крест! А где их искать, не знаю. Бросили они меня пьяного в биллиардной на Вокзальной улице и ушли. И деньги из кармана выгребли, сволочи!

— Зачем же ты их тогда покрывал?

— Со страху, ваше благородие…

— Зови меня ваше высокородие господин статский советник. А это их благородие господин Баулин, начальник сыскного отделения.

— Слушаюсь.

— Начни с состава банды. Кто остальные трое, и как вы собрались вместе.

— Ага. Стало быть, двое, как я, рядовые, это Федос Молявкин и Гервасий Самодуров. Атамана же нашего кличут…

–…Егор Князев, — перебил допрашиваемого губернский секретарь.

— Точно так, ваше благородие. Вы уж знаете?

Баулин продолжил:

— Крестьянин деревни Быково Скопинского уезда?

— Он.

Назвав главаря, пленник как-то успокоился и стал подробно рассказывать, сбиваясь на незначительные мелочи. Сыщики его не торопили и не одергивали. Пусть сообщит все, что знает, — потом разберемся…

Егор Князев по кличке Князь собрал свою банду в декабре прошлого года. Молявкин и Самодуров были воры, причем Гервасий — земляк атамана, из одной с ним деревни Быково. Мишка Якимов прибился к ним позже всех. Он поссорился с отцом, избил его по пьяному делу и ушел из дома куда глаза глядят. Причина ссоры оказалась пустяковая — не поделили крытый сукном полушубок. Но дело давно шло к скандалу. Мишка, сын исправного, достаточного мужика, бывшего старосты, оказался ленив и беспутен.

— Воровал? — коротко спросил его на этом месте Лыков.

— С детства, — признался тот. — Тятя стыдил, а что толку? Украду, продам и выпью, вот и вся радость. Выпить я любил…

— Ты один в шайке любил или все были друг другу под стать?

— Выпивохи — один другого стоил…

— Какие-то вы разбойники получаетесь не настоящие. Красть это одно, а топором голову рубить — другое.

— Настоящий среди нас был один Князь. И то…

— Что «и то»? — насторожился статский советник. — Он ведь убивал, не ты?

— Он. Головы рубил самолично: и сторожа с сургучного завода, и старика-крестьянина за Клепиками. И еще других, коими Егор Савватеевич даже бахвалился. Только и сам он был… как сказать-то?.. с гнильцой. Злой, спору нет. Убивец. Куражился, уважения к себе требовал. И боялись мы его, конечно. Однако…

Арестованный задумался:

— Фанаберии в нем было много. Но фанаберия его была как бы не по чину.

— Не понял, — остановил его Алексей Николаевич. — Поясни как следует.

— Ну… — Мишка мучительно искал слова. — Хотелось ему казаться злодеем большим, чем он был на самом деле. Мелкий злец, вот его естество. А Егор Савватеич пыжился. Требовал, чтобы его называли Князем.

— Так у него фамилия Князев, потому и кличка.

— Пусть фамилия, — настаивал разбойник. — Не всякому Князеву такая кличка пойдет. Надо иметь…

— Масштаб, — догадался Лыков.

— Что?

— Кажется, я тебя понял. — Алексей Николаевич даже обрадовался. — Ты хочешь сказать, что твой атаман был личностью ничтожной, а пытался казаться в глазах окружающих крупной фигурой. Так?

— Да-да, — закивал Якимов. — Именно, что так. Надувался на ровном месте, требовал, чтобы мы шапку снимали, когда с ним разговаривали. Имя-отчество, кличка с барским титулом, привычки к гонору… А сам тьфу и растереть, если бы нарваться ему на настоящего фартового. Единственно, что крови не боялся в отличие от нас. Тут Князь бывал по-настоящему страшен.

В допросной установилась тишина. Мишка напомнил про главное: каким бы опереточным злодеем ни был Егор Князев внутри, он убийца. И пока ходит на свободе.

— Хорошо, поехали дальше, — вернул разговор в нужное русло Баулин. — Где нам искать твоего капризного начальника?

— А вот этого не знаю, — разочаровал сыщиков арестованный.

— В каких притонах вы прятались?

— Э-э… Сперва в чайной Короткова на Краснорядской, в задних комнатах…

— Известный негодяй, — констатировал Сергей Филиппович. — Ну, покажу я ему теперь! Еще где?

— На постоялом дворе Отрезова в Бутырках, возле Артиллерийского плаца.

— Что-то новенькое. — Баулин заскрипел пером. — С документами селились или как?

— Там пущали без документов, только плати.

— Ух держитесь! Еще кого можешь назвать?

Разбойник — хотя какой он разбойник, так, мелкая дрянь — задумался:

— Вещи с убитого сторожа мы продали на Толкучем базаре какому-то Геркулану. Есть такое имя — Геркулан?

— Есть, — кивнул губернский секретарь. — Так зовут барыгу с Нового базара, фамилия ему Садомов. Седой, а борода черная, крашеная — он?

— Так точно.

— Вот, значит, у кого валенки с тулупом Василия Полудкина.

— И два оловянных стакана, — дополнил Мишка. — Барыга всего рупь дал за оба.

Больше ничего важного выудить из него не удалось. Якимов подписал признание, и губернский секретарь сразу же поехал к полицмейстеру — доложить о первой удаче. Теперь состав банды убийц был известен. Дело оставалось за малым — поймать остальных. Поэтому Лыков увязался за Баулиным. В кабинете полицмейстера все трое стали намечать свои дальнейшие действия.

Алексей Николаевич предложил сделать негласный обход всех номеров, постоялых дворов и съемных квартир:

— У них на руках паспорт и увольнительный билет Полудкина. Вдруг кто-то прописался под его именем?

— Тогда надо начинать с адресного стола, — возразил надворный советник.

— Надо, но там, скорее всего, пусто. Многие квартиросдатчики как делают? Показал паспорт — и живи. Через два дня на третий хозяин продлевает временную прописку в домовой книге. А в участок не идет, потому как лень.

— Разумно, — согласился Кузнецов и черкнул себе на заметку. Губернский секретарь сделал то же самое. Оба уставились на питерца в ожидании новых идей.

Лыков уже привык к такому. Он действительно был опытнее даже бывалых полицейских и много переловил всякой нечисти.

— Далее, допросить барыгу с Толкучки и тех двоих, у кого пряталась банда. Вдруг что вспомнят? Скорее всего, они разделятся. Троим сложнее прятаться, нежели каждому по одиночке. Осведомление еще раз накачать, как велосипедную шину насосом: пусть роют землю! Фамилии сообщить. Где у вас, господа, самые неблагополучные участки?

Кузнецов подошел к плану Рязани и стал показывать:

— Новую Стройку и Михайловку мы просветили. Троицкую слободу — лишь отчасти, уж очень она большая. Есть несколько мест неблагополучных, и до них мы еще не добрались. Это Кальная слобода на юге, Новопавловка, хибары близ Скорбященского кладбища. Военный городок в Дашковой деревне, вокруг казарм Болховского полка — там полицейского надзора нет. Выселки возле переправы через Оку. Починок близ Голенченской колонии душевнобольных. Бараки на Касимовке, вокруг скотобойни. Дачи на левом берегу Трубежа…

— Там зимой не спрячешься, — возразил начальник сыскного отделения.

— А ты смотрел? Есть отапливаемые дачи, есть сторожки и целый порядок незаконно возведенных домов на землях села Борок. Что еще? Две пригородные деревни, Карцева и Турлатова, там скупают краденое и дают приют ворам. Да в самом центре у нас клоака, я имею в виду окрестности Нового базара с его пивными, ренскими погребами и винницами. В каждой чайной водки нальют заместо чая! Во флигелях на той же Краснорядской всякая дрянь живет неделями. «Центральные номера» на Почтовой — старинный притон. Когда мы там шарили последний раз? Давненько. Так что, Сергей Филиппович, дай своим отдохнуть денек, и вперед. Молодец, что поймал этого Якимова…

— Не я, а Лыков, — напомнил губернский секретарь.

— Ну, вы вместе. Однако там еще трое — надо их поймать.

Баулин встал:

— Разрешите выполнять, ваше высокоблагородие?

— Иди. Алексей Николаевич, попрошу вас помочь ему.

— Конечно, сам хочу найти эту гадину!

Сыщики вышли, и Лыков сказал:

— Расскажите мне про второго князя. Я ведь вижу — вы не договариваете.

— Так заметно? Да, там есть что сообщить. Но вернемся на Екатерининскую, надо свериться с картотекой.