Шлем Громовержца. Почти антигероическое фентези

Николай Сайнаков

Когда бродяга по прозвищу Волк-Оборотень вызвался быть проводником через страшный Корбовый лес, он не знал, что этот поход изменит судьбы венедских родов, откроет дорогу Предречённому к заветному Шлему Поревита, столкнёт между собой венедских князей и соседние народы. И поднимутся песиглавцы, выйдут на бой кощеи, зарысит по их следам Лихо. А что можно противопоставить злу? Только дружбу и любовь. Выдержат ли они испытания?

Моим друзьям посвящается…

© Николай Сайнаков, 2018

ISBN 978-5-4490-3814-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

Встреча

I

Клочья призрачных облаков в сумрачном небе обречённо цеплялись за вершины дряхлых, уже до половины заросших лесом гор. Тусклый серо-коричневый камень заполонил все вокруг. На северном склоне гряды, впившись корнями в грунт, скорчилось обугленное мертвое дерево. Безразличное ко всему как вечность и столь же старое как сами горы. Но время пришло и в эти забытые богами места. Небо над горами разорвала кровавая вспышка, и дерево вспыхнуло алыми языками пламени, вдруг начало таять, меняя форму. На мгновение стала видна изогнутая, словно в муке, человеческая фигура, а потом огонь полыхнул сильнее, погас, и видение исчезло. Волк-Оборотень, озадаченно смотревший на всё это, тряхнул головой, приходя в себя после увиденного, поднял плащ и, сощурившись, ещё раз осмотрел лежавшую внизу негостеприимную долину. Проверив, легко ли вынимается из ножен длинный меч, он быстро, перепрыгивая с камня на камень, направился вниз.

Он думал о том, что неладно было вокруг в последнее время. То ему вдруг пришло на ум снова пойти через Корбовый лес, то вдруг понял, что не помнит многое из того, что с ним было неделю, месяц назад. А теперь ещё это видение. К чему оно, о чём? Оно подталкивает его идти через лес, или наоборот, предостерегает от гибельной затеи?

Надо лишиться рассудка, чтобы сунуться туда. Прочно угнездившийся в лесу Ужас сделал его непроходимым. Но он однажды сунулся. Хотя вроде глупцом не слыл. Тогда он пошёл…

Оборотень содрогнулся от воспоминаний и сжал кулаки. Да, он прошёл через лес. И даже вернулся обратно. До самого недавнего времени он был уверен, что ничто на белом свете не заставит его сделать это вновь. Но потом… потом вдруг он понял, что забыл что-то там, за лесом. Что-то важное настолько, что это чувство не давало ему ни меры покоя и превратило его жизнь в кошмар. Его всё сильнее тянуло туда, но сама мысль идти через Корбовый лес сотрясала всё его естество. Сколько он так промучился — месяц, три, он и сам сказать не мог.

Ещё одну попытку отбиться от наваждения он сделал три дня назад, добравшись до волхва-отшельника, живущего недалеко от «Последнего пристанища». Но невозмутимый обычно дед только отшатнулся в испуге, как от мертвого, а потом, жалеючи, долго качал головой, выслушивая бродягу. Только и сказал: иди, дескать, выполняй, что душа требует, от такого наваждения помочь нельзя, а уж откуда оно явилось, не столь важно. Ещё, посоветовал потом идти прямо в Итарград. Хранимый Громовержцем город часто даёт ответы даже на не заданные вопросы.

Ха! Итарград! К нему отсюда и нет другого пути, кроме как через проклятый Корбовый лес…

Волк-Оборотень ушёл не попрощавшись, а потом долго смеялся как помешанный, бился о землю. Но что ему могла подсказать Мать Сыра Земля? Решать всегда приходится самому. Хотя иногда и кажется, что за него решают боги, но это обман. Будь на душе покойно, разве пошёл бы он сегодня на Ведьмин гребень? Да, было видение. Ну и что? Боги опять лукавят, оставляя за ним выбор ответа.

II

Тук-тук-тук-тук!

Бам-бам-бам-бам!

Блям-бам-бам-блям!

Грям-грям-грям-грям!

Укороты использовали все имеющиеся в деревне бубны, барабаны и другие гремящие и звучно шумящие штуковины, собирая людоедский народ на сходку. Собственно все знали о сходке и без барабанов и стука в котлы и сковородки, но Не-простак, как и все жители деревни, обожал издавать громкие звуки. Сковороды у него не было, поэтому он снова и снова с упоением лупил по большущему глиняному горшку, пока тот вдруг не лопнул.

Укорот с досадою ахнул. Горшок был неплохой, краденый, и его было безмерно жаль. «Может потихоньку подмазать глиной отвалившиеся куски и сбыть его по быстренькому какому-нибудь олуху?» — подумал Не-простак, перебирая осколки. «Вот Не-такой мог бы польститься… да ведь…» — укорот снова пригорюнился, вспомнив, что он потому и лупил в горшок, что сегодня судилище над этим самым Не-таким. Ну, тому теперь не до покупки горшков будет…

Раздумывать далее было некогда, папаны и дупли уже потянулись на судилищную полянку, и надо было поспевать, а то затрут на самые задки, там ничего и не увидишь. Спрятав остатки горшка возле хатки, в разросшиеся листья ревеня, Не-простак побежал за толпой, подпрыгивая в такт издаваемому грохоту.

На единственной прямой и широкой улице деревни были уже почти все взрослые людоеды. Шли папаны — скряга Не-скудняк в нарядной жилетке, Не-слухач с большим барабаном из человеческой кожи, хмурящий рожу Не-добрый, шаман Не-понюшка и другие. Дуплей тоже было полно, Без-зубый и Без-мозглый крутились рядом с Не-добрым. Эти подпевалы и на судилище будут кричать то, что он им скажет, а тот явно будет требовать для Не-такого особенно позорной казни. Не-простак терпеть не мог всю троицу, но об этом помалкивал. Не будь Не-доброго, он бы уже давно надул Без-мозглого и обчистил Без-зубого, да и горшок бы теперь сбагрил дуплям без проблем. Но Не-добрый хитёр и жесток, и когда они втроём — не справиться, отдубасят будь здоров. Ну и не будет он с ними рядом идти, лучше присоединится к Не-косматому. Тот хоть и размахивает как всегда кинжалом, но людоед гораздо более достойный, хоть редкостная сволочь, и плешивый как лабирский раб.

Теперь можно было не спешить, и Не-простак постарался сделать как можно более важный вид, приличествующий моменту. Людоедихи с завистью посматривали на них из-за костяных заборчиков. Ещё бы, им на сходку никак нельзя, решать важные дела — это для мужчин. Женщины же пускай мясо варят и кожу выделывают. Впрочем, он не против поиграть с ними в догонялки-пожиралки. Особенно с Без-застенчивой, что вон, так и крутит широким задком у калиточки. Укорот уже хотел крикнуть ей что-нибудь смачное и похабное, но тут увидел, как из проулка вывели связанного виновника торжества, и сразу забыл обо всём другом.

Не-такой был, на первый взгляд, такой же как все нормальные людоеды, даже папан по рождению. В половину высокого человечачьего роста, косматый, без бороды и усов, с хорошими, крупными зубами и сильными руками. Но это только на первый взгляд. А как начнёшь с ним общаться, так и поймёшь — не такой! То ли мать его после родов о камень шандарахнула, то ли дед Не-далёкий сбил его с понталыку, только обо всём Не-такой судил не по-людоедски, вёл себя прегорделивейше, а дурью маяться умел, как никто в деревне. То лягушек спасает, то рыбью икру высиживает, то разные закорючки на чужих хатках рисует. А в последнее время и совсем силькикнулся, иначе и не сказать, если совершил такое преужаснейшее преступление против людоедского племени, принёс такую крамолищу, о какой целые поколения людоедов даже не слышали, даже помыслить такое не могли. Так что ой не зря собираются сегодня укороты на сходку! Знатная будет ругань!

Пока Не-простак разглядывал да и оценивал, что можно будет снять с трупа в случае казни, процессия достигла судилищной полянки и все стали рассаживаться, побросав барабаны и сковородки. Заслуженные и полноправные папаны (их имена начинались на «не»), толкались и ругались ближе к судному камню, дупли же ссорились позади.

Не-простак воспользовался не только правами, но и кулаками, заняв место в первых рядах папанов, где было хорошо видно поставленного спиной к камню побледневшего преступника. Рядом, на камнях поменьше, расположился старейшина Не-бестолковейший, самый уважаемый людоед в деревне. И самый старый, так как у него от времени даже отросли борода и усищи.

Оправив накидку из бурундучьих шкурок, он застучал большой берцовой костью по извлечённому из сумки черепу, призывая к тишине. Этот старый, пожелтевший череп, украшенный золотым венком, принадлежал раньше какому-то знатному витязю, даже князю или магу, которого Не-бестолковейший съел самолично. Созерцание реликвии, а тем более стук по ней, заставили укоротов успокоиться и забыть на время об отдавленных ногах и заготовленных оскорблениях. Не-простак замер одним из первых, всматриваясь в глазницы. Вдруг да мелькнёт там магический красный огонь?

— Ну, вот что, безусые уроды и недоноски! — начал Не-бестолковейший, с наслаждением пользуясь правом безнаказанно оскорблять и поносить соплеменников. — В ваши пустые головы уже, наверное, пришла мысль, что мы не на травке посидеть сюда собрались. Если не пришла, то поясню. Сегодня мы судим проклятого негодяя Не-такого!

Папаны и дупли согласно завопили, доказывая, что они не просто сидят на травке, и мысль им эта приходила.

— Засудим Не-такого! — закричал, не соблюдая порядка Не-добрый.

— Ты, баран! — резво осадил его Не-бестолковейший, — Усы сначала отрасти, потом будешь старших перебивать!

— Ха-ха-ха! — возрадовались вокруг.

Не-простак чуть на начал хлопать в ладоши, но вовремя сообразил, что осмеянный папан сидит слишком близко и может пырнуть кинжалом.

— Чего ржёте, недоумки?! — старейшина умел остановить веселье. — Вы такие же бараны, как и он! Мы здесь не для того, чтобы засудить. А для того, чтобы судить по истине и совести. Истина же — всегда одна. И если обвиняемый укорот окажется невиновен, то мы казним кого-нибудь другого. Например… того, кто больше всего сегодня кричал! Это будет по совести.

Не-простак, как и все укороты, испуганно притих. Никому не хотелось пострадать по совести. Казнить, конечно, не казнят, а вот чего-нибудь плохое сделать «попавшему на зуб» будут рады все. Опыт прошлых наказаний «по совести» был у многих.

— Так вот, — продолжил Не-бестолковейший, положив скалившую зубы реликвию перед собой. — Сегодня укорот Не-такой обвиняется…

Небо вдруг окрасилось в алый цвет, громыхнуло так, что земля задрожала. Не-простак в ужасе застыл на своём месте. В глазницах черепа явственно горел огонь!

III

Тропа по краю Ведьминого гребня — небольшого кряжа гор на границе венедских лесов, была безлюдна и потихоньку зарастала, особенно в низинах, где каждый раз после ухода властительницы зимы Морены талые воды покрывали камни налётом ила, и осока с орешником спешили пустить свои корни.

Велена, дочь воеводы, с интересом поглядывала по сторонам. Места были незнакомые, дикие, ждать можно было чего угодно. Они как раз преодолели очередной подъём, когда столкнулись с воином на кауром жеребце. Сопровождающие Велену дружинники потянулись за мечами, Карислав воинственно подал коня вперёд, но тут над гребнем полыхнуло алым, а когда свечение погасло, взгляды мужчин уже были гораздо более миролюбивы, так как все мысли были о чуде.

— Я думаю, это видение или магическое действо говорят о том, что нам по пути. А твоя красота ещё больше убеждает меня в этом. — Обезоруживающе улыбнулся тот, на кауром. Его совсем невоинственное, юное, округлое, слегка курносое, с по-детски припухлыми щеками и большими губами лицо сразу располагало к себе. Говорил он тоже приятно. Дружинники только хмыкнули, убирая оружие, а вот Карислав недовольно насупился.

И было понятно от чего. Незнакомец был явно богаче его и знатнее. Против червенской кольчуги Карислава — у него была снежинская, серебрённая. Против грубых сапог с жёлтыми разводами — червлёные сапожки, сафьяновые, с загнутыми острыми носками, больше для верховой езды назначенные, и сорочица — белоснежная, шелковистая, залесная. Почти как князь ряжен. Велене это понравилось, а на недовольство Карислава она решила не обращать внимания. Всё же она дочь воеводы, а он — верный дружинник князя Горимира, а значит и её тоже.

Вскоре они уже ехали вместе. Встретившегося им воина звали Святомором, а ехать им было действительно в одну сторону. Да и не было здесь других дорог в сторону Прилесья. Беседа получалась занятной, а вскоре и Карислав перестал дуться, видимо решив, что золотая гривна у него на шее и выставленная вперёд богато украшенная рукоять действительно изумительной работы меча стоят снежинской кольчуги. С мечом, правда, не всё было так хорошо, потому что он хранился в неприглядных, дешёвых ножнах, словно красавица, одетая в дерюгу. Будь у Велены такое оружие, она купила бы ему более пристойные одежды.

— Вот так-то погиб мой отец, — между тем рассказывал Велене Святомор. — Брежень тоже пал, не спасли высокие стены. С самой войны Дня и Ночи мои предки стояли при князьях. А теперь, — он махнул рукой, — всё утеряно. Теперь только я смогу вернуть роду славу. А почему иду в Итарград? Не след говорить вслух о заветных задумках, не то мавки украдут слова и не будет удачи в намеченном.

— Это точно, — подтвердил Горимиров дружинник. — Меньше будешь болтать — дольше проживёшь. Полыхают тут, понимаешь. Кстати, знаете, почему это жалкое подобие гор зовётся Ведьминым гребнем?

— Карислав, расскажи! — обрадовалась Велена. Легенды и сказки слушать она любила с детства.

— Ну, в самые стародавние времена, ещё когда все три рода были едины и о каких сейчас уже мало кто рассказывает, жил один молодой крепкий дружинник, вроде меня. — Видно было, что Карислав был польщён вниманием не только Велены, но и Святомора. — Жил, значит…. А злая колдунья Яга украла у него невесту, такую же прелестную как ты, Велена. Он, конечно, пошёл её искать. И в дремучем лесу, скорее всего в Корбовом, отыскал избушку Яги. Колдуньи дома не было, так что он мигом разметал всяких курдушей, каких у каждого колдуна много, и её освободил. А девушка, не будь дура, утащила у старухи волшебный гребень. И, когда Яга их почти настигала, они бросили гребень оземь, и на том месте выросли горы с лесом. Яга и отстала. Потом они ещё платок и огниво кидали, но это вы и сами, поди, знаете.

— Ну из тебя и баюн, — улыбнулась Велена.

— Сказочки сказывать — это по мне! — Карислав не заметил иронии. — Вот это и есть тот самый Ведьмин гребень. Говорят, тут нечисти полно и мавки любят летать. Так что надо быть осторожнее. Да и вообще говоря, Прилесье, — места всё хмурые и скудные, княжьим дружинникам тут особо ловить нечего.

Велена с этим легко согласилась. Алый всполох всё никак не шёл у неё из головы.

Карислав. Рис. автора

IV

— Слава Триглаву и пятиликому Поревиту! Свершилось! — Сновид торжествующе воздел руки к мрачным ликам венедских богов. А потом устало опустился на услужливо подставленную дубовую скамью. Перед ним на столе, в богатой золотой чаше самих ветхих времен, догорал огонь. Наконец, резко пахнув, жидкость, питающая его, прогорела, наполнив белесым дымом тесный вертеп-пещеру. Стоящие позади вещуны осторожно выдохнули, боясь спугнуть невидимую птицу удачи, накинули на тощие плечи главного волхва восточных родов теплые бобровые шкуры. Зажгли лучины, торчащие из стен позади идолов.

Отдышавшись, Сновид поднял голову:

— Свершилось с давних времен ожидаемое. Знамения не обманули. Знать не втуне мы веками наблюдали за небом, разумели в вертепах и капищах природу человеческую, приносили многие жертвы Триглаву, богу чародеев, варили колдовские зелья. Знания, простым людям неподвластные, помогли найти искомое! Нашлись руки Шелом имать могущие. Нашелся разум от соприкосновения с другими себя не теряющий!

Вещуны молчали, с благоговением глядя на главного волхва.

— В день сей, — продолжал Сновид, — отправился Предреченный судьбу добрых родов пытать.

— А ежели возьмет, кому Шелом отдаст? — осмелился спросить один из вещунов, молодой и не сдержанный, не обтёсанный ещё чередой прожитых лет.

— А это, — старик грозно сверкнул очами, — не нашего разумения дело. Для нас важно, чтобы Шелом Итар, коей сокрыт от людей в Каменном Зубе Итарграда, вернулся добрым родам. И на сивере и на западе сейчас о том же волхвы богов молят.

— Молят то молят, да все, почитай, для своего князя Шелом прочат! — не сдавался упрямый вещун, сжимая тонкие губы.

— Кому именно Шелом отдаден будет, то забота Предреченного, да князей, мы же помнить должны о благе всех добрых родов. — Старик раздражённо поправил шкуры.

— Будет ли благо то, ежели чужие князья Шелом имать будут? — в голосе спросившего послышался откровенный вызов.

— Нет в добрых родах чужих князей! — взъярился волхв. — Не о том глаголите, корыстники завистливые! Думайте о том, что станется, ежели Шелом ещё в Итарграде год пробудет, когда летборгцы наступают или ежели в руки рабов Камня попадёт. Думайте о том, знатоки человетцев, себя не знающие! — Старик вскочил, сбросив шкуры, и сжал кулаки. — Думайте и страшитесь!

Он снова сел. Больно было Сновиду, что забывают молодые богов и старые заветы, легенд не помнят. Для них Шлем — всего лишь магическая вещь, символ власти, а бог грозы и войны — Поревит — всего лишь имя. А ведь было время, когда в Битве Творений Поревит сам возглавил войска богов против творений сыновей Великого Рода — Асилка и Велета, и не только молниями, но и мечом разил людей. Было и время примирения, когда люди добрых родов встали под знамёна Поревита против войск Смарда. В признание мужества, как символ единства в противостоянии злу, перед битвой подарил Поревит свой чудесный шлем предводителю людей — Расту. Боги и люди победили. Раст погиб в той битве, Шлем достался его сыну. Но после начались раздоры, Шлем попал в руки Злыгостя, между родами вспыхнула война. Тогда, последний раз на памяти людей, Поревит вмешался, повелел сокрыть Шлем в Итарграде. И никто не сможет имать его оттуда, покуда беды и войны не понудят добрые роды объединиться, покуда не появятся достойные чести надеть Шлем и повести за собою людей.

И вот, время настало, враги взяли венедов в круг, горе стучится в каждое селище. А в день сегодняшний появился Предречённый, тот, кому дано войти в Храм и взять оттуда Шлем бога, тот, кто должен решить — кому вести за собою людей. И что ж? Даже его, Сновида, ближние ученики мыслят так, что появился человек, который МОЖЕТ взять подарок Поревита. А ведь «может», ещё не есть «должен». И что Предречённому предстоит сделать, чтобы взять Шлем, что должны сделать люди, чтобы заполучить Итар, об этом кто мыслит, кто помнит? Одни раздоры, выгоды на уме!

Одно добро, теперь есть надежда. Поревит гнев свой оставил. Если Предречённый успеет…

Взгляд Сновида вновь упал на чашу. Он отшатнулся. Что-то было не так!

V

На другой день после встречи со Святомором Ведьмин гребень был почти преодолён. Но Карислава не зря мучили предчувствия. За очередным поворотом они увидели человека, сидящего на нависшем над тропой огромном камне, упёршимся в склон. С другой стороны тропу ограничивал обрыв, так что объехать камень иной дорогой, нечего было и думать. Брони на незнакомце не было видно, сорочица простая, плащ — невзрачный, но висящий на боку меч показывал, что о встреченном человеке не стоит судить по одежде. На его худом, скуластом, чуть вытянутом лице резко выделялся по-венедски крупный, но слегка с горбинкой нос, густые брови под высоким лбом, не скрытым короткими, ни чем не прибранными волосами.

Дружинники остановились. Незнакомец сидел неподвижно, разглядывал их, слегка щурясь.

— Кто такой? — Карислав угрожающе подбоченился.

— А вы кто и куда идёте? — незнакомец оскалился неприятной улыбкой.

— Кто мы такие и куда идём — не твоё собачье дело!

— Ха! — незнакомец зло раздул крылья носа и опять издевательски оскалился. — А я всё-таки хотел бы услышать ответ! — он ловко спрыгнул на землю, загораживая собой дорогу.

— А ты сам кто, чтоб нас пытать? — Карислав попятился, до половины вынув меч из ножен и оглядываясь вокруг. Святомор занял место подле, так же озираясь, но оружие доставать не спешил.

— Я — Волк-Оборотень. — Чужак вновь оскалил зубы и впрямь напоминающие волчьи клыки. — И хочу знать, кто это в моё Прилесье пожаловал.

— А я таких волков как ты… — начал было отповедь Карислав, но Велена перебила, протиснулась вперёд:

— Погодите! Не след ссорится из-за пустого! Слова, они ведь дёшевы, а жизни стоят дороже, так ведь? — она обернулась к Святомору и дождалась его согласного кивка. — Мы все из западных родов, идём к жилому в Прилесье, хотим пройти через Корбовый лес к Итарграду.

Карислав в досаде сжал кулаки. Вот уж эти болтливые женщины! Ну кто же про свою дорогу чужакам рассказывает? Ой, не к добру это!

— Меня зовут Велена, — продолжала между тем девушка, — а это, — она повела рукой в сторону остальных, — мои спутники, Карислав, Святомор и охрана. Может, ты покажешь нам дорогу до корчмы? Говорят, именно оттуда идёт дорога к Итарграду.

— Дороги через Корбовый лес нет уже много лет, разве вы не знаете? — криво ухмыльнулся чужак, пристально разглядывая венедку.

— Мы слышали. — Вмешался Святомор. — Но ведь она была, значит можно проторить снова.

— Верно, но не в Корбовом лесу! Теперь там по одной дороге только один раз и ходят — прямиком в ирий, да не туда, где боги пируют, а туда где они гадят! А сейчас там и такую дорогу сыскать не удастся, умирать в чаще придётся. Хотя… — разбойник выдержал паузу, переводя взгляд с одного венеда на другого и вогнав Карислава в дрожь. — Я мог бы, пожалуй, провести таких смельчаков. Но это вам дорого станет.

— А мы обойдёмся без твоей разбойничьей хари! — не выдержал Карислав. — Может теперь, когда ты узнал что хотел, уберёшься с дороги?!

— Ну, ну! — снова усмехнулся чужак, попятился, не сводя глаз с Велены, а потом повернулся, и скрылся за камнем.

Ни стрел из чащи, ни воинственных криков нападающих не последовало ни теперь, ни когда они обогнули валун и последовали дальше.

— Брать такого татя в провожатые! — облегчённо выдохнул Карислав. — Проще сразу сунуть голову в пасть беру! Я бы такими дикое зверьё кормил. Видали? Ни на рукавах, ни на вороте — ни одного знака-оберега, ни петухов, ни яровых знаков. Волосы искромсаны почти под корень, а морда, как у зверя! Проводничок нашёлся! Завёл бы к татям в засаду и глотки бы нам всем перерезал. Я же говорил, что этот Ведьмачий гребень — отвратное место!

VI

После разговора с Белояром Душильц долго чесал свою голову. Что за ботва — пойди туда, не знаю куда, найди того, не знаю кого! Какая-то девочка в помощь, какой-то засланец…. Опять своей задницей рисковать! И зачем он только пошёл в магическую обучальню, школу, как лабирцы это называют?! Сейчас бы лежал на печи, да жрал калачи, ан нет, приходится суетиться, выёживаться, засланца вот какого-то искать. Да ещё чтоб Сновид не знал!

Душильц шлёпнул по крутой попке лежащей рядом обнажённой девицы, поднялся.

— Куда ты, душа моя? — томно проворковала она, переворачиваясь. Её полные груди соблазнительно колыхнулись, чуть не заставив мастера-мага снова залезть на полати. Но он сдержался.

— Мир спасать иду. Так что придётся тебя пока оставить.

— Мир спасать?! А ты сможешь? — девица захлопала ресницами.

— В полный рост! Моей могутности хватит, чтобы по уши, это самое, всех спасти. Один только браслет чего стоит! Видишь эту медную штукенцию на моей руке? Может воздушного духа вызывать мне на помощь. Простого человека, не такого крутого, как я — дух сожрёт весьма жизнерадостно…. Слушай, а где мои порты?

— Порты? Так ты, кажется, ещё на лестнице их начал скидывать, когда я тебя своими поцелуями пригрела.

— Как всё запущено. Не мог я их на лестнице оставить.

— Как же не мог? Ты ведь в страсти весь был, горел весь, — мечтательно вздохнула девица, снова соблазнительно переворачиваясь.

Душильц смущённо закашлялся и пошевелил усами. Неужели он и правда так увлёкся? А что теперь, без портов делать? Он прошлёпал по дощатому полу к двери, открыл её, выглянул. Темный коридор и ещё более тёмная лестница гостевой избы не позволяли что-либо увидеть. А внизу, в корчме, стоял неумолчный шум, сновали люди, визжали женщины. Выходить без портов было не очень уютно. Он прикрыл дверь.

— Слушай, э…. — тут он понял, что напрочь забыл, как зовут девицу. — Слушай, сходи, посмотри мои порты.

— Вот ещё! Ты даже имени моего не помнишь, а я тебе за портами буду бегать?

— Да, блин! Ну слушай, ты же воплощение белостности и пушистости, ну что тебе стоит сходить, поглазеть там?

— Правда, пушистости? — заинтересовалась девица, приподнявшись и вновь демонстрируя свою грудь. — Ну, так и быть! Схожу, гляну. — Она грациозно поднялась, одела исподнее, юбку, сорочицу, накидку, завязала один поясок, другой, одела бусы, нацепила серьги, принялась шнуровать один сапожок, потом другой…

Душильц стоял без портов и злился всё сильнее и сильнее. Когда девица, наконец, собралась, он уже был готов её убить, но сдержался, ответил поцелуем на поцелуй, проводил до двери. Девица растворилась в темноте, заскрипели под её ногами ступени, а потом всё стихло, только слышался едва различимый шум корчмы.

Он ждал, ждал…. пока не понял, что снова облажался. Кинулся к своим подсумочкам, кое-как разобрался в них в полумраке. Ну, так и есть — исчезли куны! «Мать её! Пасть порву! Поубиваю! Это же надо — так обделаться! Да ещё порты потерять!»

Душильц был вне себя. Но бегать голышом по комнате ему скоро надоело. В конце концов, он маг, или где? Не вещун какой-нибудь, ни ведун, ни колдун, а настоящий мастер-маг, специалист, можно сказать, по мозгоколупанию. Душильц сосредоточился, проник разумом в корчму, захомутал какого-то мужичонку и заставил идти к себе. Проблема была только в том, что он сам толком не знал, где находится. Определял он, где идёт мужичок только по крикам, визгам и стукам на лестнице и в других комнатах.

Наконец, дверь распахнулась, и в неё ввалился порядком измочаленный итарец.

— Скидовай порты! — взял быка за рога Душильц.

— Да ты что?! — глаза мужика стали круглые от ужаса, когда он разглядел голый мужской торс. — Не позорь, мил человек!

— Да, блин, скидовай порты, ёлы-палы, а не то я тебя….

Мужик, однако, порты не снимал. Пришлось снова колупаться у него в мозгу, подчинять разум. Заполучив нужные вещи, он выпнул мужика за дверь, заставив забыть о том, что с ним случилось. Затем одел порты, повесил на шею десяток самых крутых амулетов, натянул свою специальную зелёную хламиду, зашнуровал рукава, затянул перевязь, перекинул через плечо подсумки с магическими шурушками, навесил на другое кошели с амулетами, причиндалами и записулями, пристегнул специальный коробок с особым порошком, натянул сапоги, сунул за голенище метательный нож на большие расстояния, за другое нож для близкой цели, потом, за пояс, нож для вспарывания всяческих придурков, с другой стороны, нож на случай потери главного ножа, в рукав — потайной нож, ну и, наконец, распихал остальные восемь по специальным ножнам, хитро пришитым изнутри к хламиде. Осталось только спрятать под одеждой короткий меч, взять котомку, и вот — он уже готов отправиться в путь.

Да нет, не будет он рвать пасть этой грудастой воровке, и без другой девочки тоже обойдётся. Он сам найдёт задницу этого засланца, пошарится вдоль границы, поколупает у кого следует, и найдёт.

VI

Святомор был доволен, что встретил Велену и Карислава. Он не стал им рассказывать, что перед этим заблудился и ехал прямо в противоположную сторону. Да это и не важно. Главное, у него появились хорошие спутники, если повезёт — до самого Итарграда.

Карислав был словоохотливым малым из западных венедов. Правда внешность у него была совсем не венедская, крупный нос ещё туда-сюда, но волосы и усы уж больно чёрные, да кожа смуглая — вылитый горец, только широкоплечий как бреженский пахарь. Вообще-то, чужаков князья жаловали, так что не удивительно, что Карислав попал в Горимирову дружину.

Его спутница оказалась дочерью недавно погибшего воеводы Буривоя. Слыхал он о таком, знатный был воевода. И дочь у него замечательная. Волосы волнами спадали на её спину, против обычая не заплетённые в косу, а лишь украшенные алой лентой, живое, женственное лицо, загоревшее на солнце, было весёлым и милым. Никаких украшений, кроме серого камушка оберега и трёх заступников — коготков родового зверя — она не носила. Зато носила мужскую одежду и тонкой работы кольчугу, меч и налучие, а смотрелись они на ней так естественно, что любо-дорого посмотреть. Такую воительницу даже в нынешние гиблые времена встретишь не часто.

После встречи с Волком-Оборотнем Карислав долго не мог успокоиться:

— Подлый тать! Я уверен, что там, рядом, пряталась целая шайка! Ведь как нагло себя вёл! В одиночку-то небось… — Карислав осекся и предположил: — Слушай, Святомор, а может он из нечисти? А что, они часто в людскую личину рядятся.

— Я бы почувствовал, — возразил Святомор. — Мой отец не только старшим дружинником был при Воиславе — отце Горимира, но и за чародея слыл, знал травы, волшбу, магию. Кое-чему и меня научил.

— Так ты обавник?! — широко раскрыла глаза Велена.

— Можно, наверное, и так сказать, — поморщился Святомор. — Но это всё просто забавы ради, пока не на ком косточки размять. А вообще, иногда в жизни помогает. Правда дара как у кудесников у меня нет и ведовство не по мне, не достойно оно витязя. Но уж нечисть вижу насквозь! — Святомор слегка лукавил, но считал, что лучше перехвалить себя, чем недохвалить.

Как раз во время этого разговора они и выехали к приземистой корчме, скрывавшейся за высоким тыном на вершине холма. Со стороны пустошей виднелась лишь латаная покатая крыша, с грубо сколоченной наблюдательной вышкой у конька. За то на покосившихся, темных от времени воротах, к которым они подъехали, красовалась вывеска с криво вырезанными буквами.

— «Последнее пристанище» — прочёл Святомор, с трудом разбирая корявые резы.

— Хорошее название! — пробурчал недовольно Карислав. — И что это всё вокруг такое заупокойное? Потому, наверное, и последнее, что отсюда прямо в ирий — в первую же ночь прирежут или отравят.

Святомор. Рис. автора

VII

Обширный двор был похож на поле битвы богов, настолько беспорядочно там располагались коновязи, выгребные ямы, повозки, неопрятные столы и коптящие очаги. Презирая огонь, хозяева здесь же свалили несколько куч сена, служащих одновременно кормушками для лошадей и лежанками для постояльцев. Везде сновали, лежали, грелись у огня, пили и ели разбойного вида люди, в одиночку и целыми семьями. Все при оружии, с ножами даже дети.

— Хозяин! — прокаркал с вышки какой-то оборванец, только сейчас узревший путников. Как показалось Велене, на его крик обратили внимания не больше, чем на карканье настоящей вороны. Но потом над низким крыльцом корчмы заскрипела дверь.

Велена ожидала увидеть обычную в таких случаях грузную как сама корчма фигуру и поэтому не сразу узрела на пороге маленького, едва ли в два локтя человечка. А как заметила — ахнула, признав в нём домового.

Обычно домовые не показывались людям, и сама Велена за всю жизнь видела их лишь мельком, как спешащие прочь видения. Этот же никуда спешить не собирался. А потому, как важно домовой подпирал кулачками бока, становилось понятно, что именно он и был хозяином корчмы.

— Добро пожаловать, разинувшие рот гости! Меня спужались, али проголодались? — весело заговорил домовой, рассматривая их из-под густых косм. — Что надоть? Накормить? Напоить? — он вытер руку о штаны и начал загибать пальцы. — В баньке попарить? Спать уложить? Девок привести?

— Пока только напоить и накормить! — поспешил остановить его Святомор, и Велена с удовольствием заметила, как он покраснел. Впрочем, банька не прельщала и её. Девушка успела заметить, что дым валил из притулившейся у тына халупы, больше похожей на сгоревший сарай, чем на баню. В большой луже перед входом, явно заменявшей пруд для купания, лежали довольные свиньи.

Домовой разогнул три пальца, разочарованно посмотрел на оставшиеся два:

— Сделаем. Где желаете, в корчме или во дворе?

— Святомор, Карислав, давайте во дворе! — попросила Велена, с сомнением глядя в непроглядно черный дверной проём за спиной домового. Лучше комары и мухи, чем клопы и тараканы.

— Во дворе будем. — Карислав направился к ближайшему свободному столу, заваленному объедками. На столе нагло хозяйничали вороны, даже не думая взлетать при его приближении.

— А-а! — хихикнул домовой, — Тогда это дело дворового! — И скрылся в корчме.

Стол с объедками вдруг опрокинулся, заставив Карислава отпрыгнуть. Вороны взлетели, досадливо каркая, а из-за стола показался человечек — ровня домовому, только ещё более худой и гораздо более хмурый, чем тот. Он деловито поставил стол на ноги, стряхнул рукавом оставшиеся крошки, и представился:

— Я дворовой. Стол свободен, так что будьте как дома! — и умчался куда-то, на своих маленьких ножках.

Сгущались сумерки. Карислав разыскал пару чурок для сидения, одну из них предложив ей. Велена благодарно улыбнулась. Хорошо иметь такого Карислава!

А через мгновение примчался дворовой, и на столе появился ржаной хлеб, горшки с просяной кашей и кувшины с квасом.

После ужина Велена простилась со своими молчаливыми провожатыми.

— Ни в какую не хотят оставаться, — пожаловалась она Кариславу. — Даже ночевать не хотят, говорят, лучше в поле у костра, чем в этом разбойничьем логове.

Карислав поверил. И хорошо, зачем ему знать, что она сама отослала воинов.

VIII

Наевшись, Карислав облокотился на стол, поглядывая на Велену, и затеял разговор:

— Эх, в этом Прилесье ничего не смыслят в настоящей еде! Разве же воина просяной кашей прокормишь? Нет, чтобы телятины дать или поросёночка заколоть!

— Так ты же сам кинул ему всего одну куну! — удивился Святомор.

— Ну, так я думаю, что у них на большее и еды нет. — Возразил Карислав, надеясь, что Святомор не заметит, что у соседнего очага, судя по запаху, уплетали свинину. Святомор заметил.

— Да вот, тем же дворовой свинины принёс. И нам бы подал, коли захотели бы.

— А, теперь уже поздно, поели, — махнул рукой Карислав и поспешил сменить тему. — Здесь вообще подозрительное место, верно? Домовые не прячутся, ходят прям как люди.

— А вы когда-нибудь раньше видели домовых? — поинтересовалась, понизив голос, Велена.

— В виде котов — часто, а так — всего пару раз, — подумав, сказал Святомор.

— А меня они обычно боятся. — Карислав оглянулся. — И вообще, мне здесь не нравится. Сразу чувствуется, что вокруг полно нечисти. Может из-за того, что Корбовый лес близок?

Собственная идея пройти через Корбовый лес нравилась ему всё меньше. Нелюдь вокруг пешком ходит и никто даже не удивляется! Как будто так оно и должно! Домовой вместо корчмаря. Расскажи кому в Червене — засмеют. А может и остальные тоже нежить? Карислав принялся насторожено оглядывать людей по соседству. И вдруг столкнулся с холодным, пристальным взглядом серых глаз. Воина пробил холодный пот. На него, растягивая губы в наглой усмешке, смотрел Волк-Оборотень!

— Вон! Видали?! Сидит! — ткнул туда пальцем Карислав, привлекая внимание спутников. — Только этой твари тут и не хватало! — глаза он поспешил отвести, так как Оборотень не смутился и не подумал отвернуться.

«Вокруг и так не спокойно, — думал между тем Карислав. — С тех пор как в Овруче хозяйничает Моймир, татьба на дорогах страшная. Да вон и нечисть, видно, из Корбового леса лезет. И вот это ещё. Добро, что он нашёл себе спутников, в одиночку здесь было бы совсем тошно. Когда он встретил девку, с двумя молодцами, подвизавшимися её охранять, то никак не мог взять в толк, чего она просит взять её с собой. Теперь-то понятно, что она не надеялась на сопровождавших трусов. Но тогда они трусливыми не казались, а выглядели сущими головорезами, ехать с ними не хотелось. Велену выручила его слабинка, не смог себе отказать в желании пообщаться с симпатичной девушкой. Она, правда, обузой не стала, потому как была умна и привычна к походной жизни, хотя непонятное стремление идти в Итарград забытым Лесным трактом и рождало сомнение в ее здравомыслии. Кроме того, она была весьма мила. Вот только краса ни от меча, ни от наговора не спасет, и потому он теперь был рад, что к ним присоединился обавник Святомор.

«Странно, — размышлял про себя Карислав, — воин-обавник. И отец его — ближний дружинник Воислава… В старшую дружину западные венеды попадали не часто, только знатнейшие. Так значит этому Святомору уже сейчас дорога в витязи протоптана, а ему, Кариславу, горы свернуть надо, чтоб попасть, хотя бы он во сто крат сильнее был и доблестнее!

А с другой стороны, как можно знатный род таким делом позорить? Он, Карислав, никогда бы колдовством не стал мараться. Не к лицу это воину. Хорошо, что Горимир не в отца пошел, ничего кроме честных мечей не приемлет. Так что, еще неизвестно, кто быстрее в старшей дружине окажется — мелькнула вдруг честолюбивая мысль. — Вот справит он дело в Итарграде, тогда посмотрим…

— Этот Оборотень всё смотрит и смотрит, — шепот Велены прервал мечты воина. — Что ему от нас надо?

IX

— Ты звал, княже? — в палаты решительно вошёл высокий, с длинной, густой бородой и резкими чертами лица мужчина, с головы до ног закутанный в лохматые шкуры чудовищного древнего зверя.

— Здравствуй, вещун. — Князь поднялся со своего устланного мехами ложа, оправив сорочицу, шагнул на встречу. Его молодое, красивое, с аккуратно подстриженной бородой лицо выражало радушие, но глаза — две голубые льдинки, пристально и хищно следили за Бялом, лишь неделю как сменившим бывшего главу сиверских вещунов. Пускай князь восточников — Белояр, пляшет под дудку вещунов. На сивере один хозяин — он, Мечислав. А старый вещун видно забыл про это, если упустил срок, когда появился Предречённый. Бял, по мнению Мечислава, был более решителен и умён. А что до заносчивости, то князь окручивал и не таких.

— Что скажешь, Бял? Скоро ли отыщешь Предречённого?

— Княже, пришла весть от Сновида. Он обещает не вмешиваться и предлагает сделать то же.

— А ты?

— Послал людей в земли Белояра и Горимира, настрополил послухов в Итарграде. И отправил туда Святомора.

— Хорошо. Но Святомор княжич, а не маг, там же нужны будут маги.

— Он обавник. И умён. Там и так будет хватать колдунов и магов. А всех наших сильных ведунов ты, княже, держишь при войске.

— Сам знаю, но что толку от Святомора?

— Он идёт как вой Горимира из Бреженя, через Корбовый лес. Если не погибнет, то будет на месте быстрее всех и не вызовет подозрений. А когда Предреченный появится в Итарграде…

— Ясно. — Князь развернулся и зашагал по увешанной оружием палате. — Этот Предречённый, кто он?

— Он может быть кем угодно.

Надо, чтобы Святомор дошёл до Итарграда. А когда найдёт Предречённого, я должен быть рядом. Чтобы тот увидел, кому действительно нужно отдать Шлем. Пора уже объединить в одно целое все добрые роды. — Князь сжал свой могучий кулак и несколько мгновений смотрел на него так, словно это уже и было все венедское племя вместе. — А для этого, надо готовить дружину и лодьи.

X

Отодвигая пустую чашку, Святомор подумал, правильно ли он поступил, что не оставил на дне ничего для тутошней нежити? Впрочем, судя по тому, кто здесь заправляет, впроголодь, пожалуй, не сидят. А им с Кариславом и Веленой не стоит здесь засиживаться. Поэтому Святомор решил не затягивать важный разговор.

— Надо бы решить, как дальше поступать. Я так мыслю, что «Последнее пристанище» на то и последнее, что до опушки Корбового леса рукой подать. Через лес до Итарграда путь не близкий, а мы ни троп, ни дорог не знаем, да и вообще о лесе ничего кроме слухов нехороших не слышали.

— Скорее не слухов, а страхов, — возразила Велена.

— Верны они, или нет, а напролом не полезешь.

— Ага — лучше здесь с нечистью посидеть да ножа в бок подождать, — проворчал Карислав.

— Мы не можем ждать, — заёрзала Велена на своём чурбачке. — Нам нужно поговорить с людьми, узнать побольше о Корбовом лесе. Может, мы сумеем найти проводника.

— Проводника до первой ночевки, чтоб без головы и без денег проснуться?

Святомор улыбнулся. Карислав явно не подумал о том, что нельзя проснуться без головы.

— Много ты тут видишь людей, которым можно доверять? — продолжал воин, не заметив улыбки.

— Мало, — согласилась девушка. — Но мы же сами пути не найдем…

— Да-а… — погладив свою гладкую щеку, задумался Святомор. — Есть один способ. Правда не хотелось бы его здесь применять…

— Обавать?! — загорелись глаза у Велены.

— Позвать, — мягко поправил Святомор. Если есть кто рядом, способный внутреннюю речь услышать — отзовется.

— И вон тот тать — первым! — с неприязнью покосился на Волка дружинник. Заметив его жест, тот оскалился в полумраке, и Карислав замахал руками: — Ну ее, эту ворожбу! Обойдемся!

— А я думаю, надо попробовать, — Велена тряхнула головой. — Ведь в этом ничего такого страшного нет, правда, Карислав?

— Да… ну… в общем, надо бы конечно попробовать…

Святомор пожал плечами, сел поудобнее и закрыл глаза. Представил себе яркий, солнечный день, себя, стоявшего посреди цветущего луга. И стал мысленно звать всё, что любит свет, всех, кто слышит радость в песне жаворонка…

Но уши вдруг заложило противное карканье воронья.

— Кыш, проклятые твари! Кыш вам говорю, заорал рядом Карислав. Святомор, ты чего творишь, чего они к тебе лезут?!

Святомор лишь сильнее зажмурился, сосредоточился, попытался представить светлый лес, солнце, играющее на листве, плещущихся в озере рыб. И снова позвал…

И почувствовал, как кто-то вцепился в его голень. Жутко больно вцепился! Он распахнул глаза и увидел как Велена, с нежным возгласом «Киса!» пытается оторвать от его ног здоровенного, угольно-чёрного кота. Кот только сильнее выпустил когти, недовольно заорав. Святомор тоже чуть не заорал от боли, стукнул кулаком по кошачьей башке, и паршивец, мявкнув, отпустил, вырвался из рук Велены и стремглав взобрался на крышу корчмы.

— Фу ты! — шумно перевёл дух Карислав. — Я уж думал всё — это тебя шиши или злыдни под землю тянут. Кота в темноте не видно было. Да и кот ли это?

— Кот, — подтвердила Велена. — Святомор, зачем ты его так сильно… по голове?

Святомор промолчал. Хотелось под землю провалиться от стыда за неудачное обавание. Хотя он вроде всё сделал правильно.

— Чего звали, чего надоть? — домовой неожиданно прервал повисшее молчание.

— Мы не звали! — удивился Карислав.

— Как же, как же, я слышал. И ворон зачем-то подозвали и кота моего рыбкой соблазнили. А вместо рыбки — одни побои. А хотели-то чегошеньки?

— Да, я звал, — растерялся Святомор. — Только…

— Не меня и не котишку? — захихикал домовой. — Так поосторожней надо. А то кого похуже призовёте. Да неужто надеялись берегинь увидать? «я призваю добрые силы…» — нараспев передразнил он Святомора. — Да откедова им тута взяться! Окромя меня тут из говорящих тварей только дубина дворовой внутреннюю речь слышит. Да он поди уже пьяный валяется, — домовой вытер руки о штаны и залез на стол, усевшись среди не убранной посуды. — Откедова здесь, возле самого Корбового леса, в самое, что ни на есть глухоночье, «добрые силы»? Тут только мы — страшные и ужасные! Но шутки ради я вас даже не съем. — Он подмигнул притихшему Кариславу. — Так есть у вас ко мне дело, али нет?

— Мы вообще-то хотели узнать кое-что про лес. — Святомор постепенно приходил в себя. — Но…

— Мы через лес хотим к Итарграду пройти, — перебила его Велена. — Ты можешь сказать нам, как это лучше сделать?

— Через Корбовый лес?! — домовой даже приподнял закрывающие глаза космы, чтобы лучше видеть. — Бр-р-р! Бросьте-ка лучше эту затею! Для людёв путь через Корбовый лес напрочь закрыт. Откедова вы только такие умники берётесь, через лес собирающиеся? Люди даже жить-то рядом опасаются, все тропки-дорожки давно быльём поросли.

— А старая дорога на Итарград?

— Над Лесным трактом уже сто лет даже птицы не летают, такая там мразь и темень поселилась. И если вы нас нечистью называете, то я не знаю, как вы это назовёте. А хозяина всей этой мерзости в Прилесье Ужасом зовут.

— И что, неужто за все эти годы никто через лес не проходил? — не поверила Велена.

— Проходили. Колдуны, да ведуны. Да ведь вы не из таких, верно? — он подмигнул теперь уже Святомору.

— Верно, не колдуны, но нам нужно пройти! — ударил кулаком по столу Карислав.

— Мало ли кому нужненько что! Раньше было несколько человек, которые брались через лес переводить, да все они, в конце концов, там и сгинули. Доводились человечешки! А ужо без проводника вам нипочём не пройти.

— А вон тот человек? — Велена указала рукой туда, где сидел их давешний мрачный знакомый. — Он говорил, что может провести через Корбовый лес.

Хозяин даже не оглянулся, видать знал о ком речь. «А может, уже ждал вопроса» — подумал Святомор.

— Этот? Возможно, — домовой оглядел венедов. — Этот, могёт быть, и вправду может.

XI

Горимир с малой дружиной выезжал из Червеня, будто бы на охоту. Но цель его была далеко в стороне от заповедных княжеских лесов, где в изобилии водились сохатые, туры, вепри и прочая славная дичь. Три дня дружина скакала на север, вдоль реки Дивы, за далёко объезжая селища и веси. К капищу же пятиликого Поревита, надёжно скрытому дремучим лесом, он ездил один. Потом снова дальний путь в сторону Овруча. А теперь он спешил обратно в стольный град. Не то чтобы в его отсутствие что-то могло случиться, его старший сын Яромир был вполне способен удержать братьев от безрассудств и охранить город. Просто князь нуждался в совете.

Горимир оглянулся на дружинников. Все угрюмые и широкоплечие, как он сам, с лицами, задубевшими от ветра и солнца, испещренными шрамами. Все опытные, хваткие, проверенные в множестве схваток с летборгцами и в своих усобицах.

«Что за упрямая дочь осталась у Буривоя, — вновь подумал он, наливаясь яростью, — предлагал ей лучших воев в провожатые, всех отринула. Впрочем, в уме ей не занимать, — быстро успокоился князь, — много мудрых слов привела в своё оправдание. Что дескать каждого его воя за версту видно, а вражеских послухов и лазутчиков привлекать никак нельзя. Да, конечно, дело серьёзное, разыскать человека за Шлемом идущего, когда неизвестно ещё кто это — мужчина ли, баба или вовсе ребёнок. Даже то, что он будет из венедов, не обещают вещуны. Разыскать такого — как иголку в стогу сена найти. Ну а как убьют её, случаем? Девка умна и сметлива, умеет и слушать и действовать, но против опытных мечей не устоит. И приметился же ей под Овручем этот олух Карислав! — князь в досаде махнул рукой. — Конечно, он не из последних, всё же сын Велемира, силой боги не обидели, но молод, глуп ещё, тщеславен. Впрочем, Велена говорила, что ей именно такой и нужен, про какие-то его достоинства ещё говорила. Но потребовала, чтоб о цели он ничего не знал. И даже о том, что ей в помощь послан, до того как в Итарград прибудут.

Как же интересно она его так обернёт, чтоб по дороге ей помогал, в пьянство не ударился, да за какой-нибудь юбкой не сбёг? Правда, волхвы его на путь в Итарград быстро наставили, опоили мухоморами, окурили дурман-травами, так заморочили, что едва на ноги потом подняли. Но уж как встал, так и пошёл в сторону Корбового леса, на Итарград. Правда волхвы говорят, что если влюбится вдруг, то может и сбиться с дороги. Да в кого ему ещё влюбляться, кроме Велены? Ох уж эти добры молодцы, тупые головищи, всё о бабах!

Велена вскоре выехала вослед. Хотела ехать одна, но он уж был бы совсем дурак как силькикринг, если бы не дал сопровождающих, через земли, захваченные отщепенцем Моймиром, пробраться. Хоть до леса безопасно доберётся».

Дальше мысль князя потекла в сторону борьбы с Летборгом. Вспоминал поражения в Лукоморье, под Бреженем, где погиб славный воевода Буривой и под Овручем, где из-за измены Моймира полегла большая часть червенского ополчения. И вот теперь не поднимаются больше по Диве суда, торговля с лабир-аниранами пресеклась. Летборгцы набирают силу день ото дня, а князья сивера и востока не помогут — своих бед хватает, да и свежи многие обиды от усобиц друг с другом. Ещё немного и сгинут венеды поодиночке. Нет единого князя и народа единого — нет.

По преданию единым князем станет тот, кто наденет в трудную годину Шлем Итар, шлем самого Поревита. «Вот если бы Шлем достался ему! — Горимир даже зажмурился, представляя столь великий миг. Как бы разметал он единым махом летборгцев, с землёй сравнял их каменный город, рассеял их по свету! Потом пришёл бы на помощь аталам и уничтожил гнездо зла в горах Изверы. А там, глядишь, и скаредных лабир-аниран под свою руку прибрал! И венеды враз простили бы ему усобицы, как узрели бы Шлем Поревита на его голове.

Впрочем, не до жиру. Сейчас вопрос как выжить стоит. А тут и человек нужный появился, как сказывают волхвы. Тот, кто Шлем имать может, и должен передать тому, кто наиболее достоин, как знак княжеской власти над всеми венедскими родами. А вот кому, кто достойней? В том вся и загвоздка. Несомненно, что самый достойный, это тот, кто приложил больше всех сил, чтоб добыть Шлем. Поэтому он, Горимир, не допустит, чтобы тот Шлем Белояру достался, или, ещё хуже, Мечиславу.

Ещё не хватало, чтобы сиверские скоты или восточные сыроядцы власть над родами в свои руки брали! Поди только и мечтают дружину его распустить, города срыть, и им как рабом помыкать! Лучше уж он ими помыкать станет. Жесток не будет, хотя Белояру и Мечиславу глаза выколоть надо, чтоб помнили руку Горимирову! А коли сила за ним будет, то и Правда — его! А правда слабых, есть ли она? И где ту правду сыскать, чтоб кривды не было?»

XII

— Расскажи, что ты знаешь об Оборотне? — попросил Велена.

— Кто он и откедова — не известно. А кличут верно, то Оборотнем то Волком, имён здесь не спрашивают, — домовой захихикал. — А его ещё и побаиваются, хотя здешний народец не такой уж и трусоватый. Живёт-то Волк почитай всё время в лесах, да на Ведьмином гребне, людёв чурается, к жилью выходит редко. А исчезает и появляется всегда внезапно.

— Он что, действительно оборотень? — поинтересовался Святомор.

— А это вам, людям, виднее, — усмехнулся хозяин. — По мне так вы все оборотники, каждый на свой лад.

— Скажи, — Велена пыталась заглянуть в глаза домовому. — Вы же должны знать, добрый он или злой? Что он людям несёт?

Карислав, не сдержавшись, фыркнул возмущённо, но промолчал.

— Добрый? Злой? — удивился домовой. — По какому такому покону этакое звание одиночке может быть дадено? Что вы, люди, сказать можете о человеке без рода, племени, без отца, матери?

— Изгой! — презрительно процедил Карислав.

— Сирота. — Вздохнула Велена.

— Вот вы и ответили на свой вопрос. А что есть добро, что зло, то каждый понимает по-своему.

— Но ведь говорит он по-венедски, значит венедские законы должен чтить. — Возразил Святомор. Если чтит, значит добрый.

— Да что ты говоришь! — вспылил Карислав. — Ты посмотри на эту рожу! Какие законы? Какие венеды? У таких один закон — на чужое добро посягнуть!

— И верно, воин, — неожиданно поддержал его домовой. — Говорить можно и по-венедски и по-кимврски и по-лабирски. А коли рода нет, так ты сам себе род и хозяин, до других тебе дела мало, режь, убивай, кого захочешь, жги и насилуй, лишь бы не поймали. Да только у вас и в родах таких — сколько захочешь.

— Почему ты считаешь, что он через лес может провести? — Велена не отставала, чувствуя, что загадка Оборотня начинает её весьма занимать.

— Было такое, несколько лет назад отправился он в Корбовый лес и через год вернулся… Точнее, его нашли полумёртвым недалеко от «Пристанища». Рваные лохмотья, что остались на нём, были точно итарские, с петухами. И в кошеле была пара итарградских кун. Но сам он про то, что было с ним, ни слова не сказывал. — Хозяин испытующе оглядел венедов. — Через лес-то, я думаю, он ходил. Могёт быть и вас проведёт, но вот захочет ли и проведёт ли — не знаю. Потому нечего попусту судьбину пытать, отправляйтесь-ка лучше в обход. Потеряете полгода, год, за то животы сохраните.

А ещё… — домовой хихикнул. — Гостит тут у меня одна престранная девчушка, так она тоже через лес мечтает перебресть. Забирайте её с собой и возвращайтесь домой. А то мне вас, молодых, да глупых, чегой-то жаль.

Хозяин спрыгнул со стола и растворился в темноте. Велена зябко передёрнула плечами, глядя ему в след.

— Я думаю нужно найти ту девчушку, а уж потом… — она помедлила, слегка покусывая нижнюю губу, как делала всегда, когда волновалась. — Всем вместе решать что делать.

— Я отыщу. — Карислав поднялся, поправил оружие и направился к корчме.

XIII

Карислав вернулся вместе с высокой, пышноволосой девушкой в тёмной накидке. Даже привередливой Велене её округлое лицо с большими глазами показалось красивым.

Карислав предупредительно усадил её на своё место, сел рядом, и Велена с некоторой досадой заметила, что его внимание целиком сосредоточилось на гостье.

— Будьте здравы, дети добрых родов, — приветствовала она их. — Меня зовут Золотинка.

Велена только подивилась чудесному, плавному голосу и легкостью, с которой та заговорила с незнакомцами.

— Карислав рассказал мне про вас, и про ваш путь. Я очень рада, что повстречалась с теми, кто ищет дорогу туда же, куда и я. Видно богиня Дана посылает мне такую удачу.

— Расскажи, что ты ищешь там, за лесом? — попросила Велена.

— Мне жаль, — Золотинка потупила глаза. — Но я не смогу вам объяснить. Иногда я сама не знаю, что и зачем делаю. Ведь я вилла и подчиняюсь воле Лады и Даны, что живёт во мне.

— Вилла! — Горимиров дружинник просто излучал восхищение. — Я никогда раньше не видел очарованных, но уверен, что ты — самая очаровательная из них!

Велена бросила было на Карислава возмущённый взгляд, но очарованные, или виллы, и для неё были дивом. О них слагались легенды. Виллы — гласили они — благословлены богами и несут только добро, они слышат Рода, Ладу и Дану — богов, которые не желали говорить даже с вещунами и кудесниками.

— Виллы — любимицы богов, считается, что они могут многое… — заинтересовался Святомор. — Ты тоже можешь лечить?

— Мне дано исцелять, это правда, но… виллы лечат души, а тела врачуют вещуны — знатоки болезней. Я могу слишком мало и только когда это угодно богиням. Но может быть, я сумею как-нибудь пригодиться, если вы возьмете меня с собой через лес. — Золотинка просительно посмотрела на Святомора.

— Конечно возьмем! — Вскочил со своего места Карислав. — О лучшей спутнице и мечтать нельзя!

— Благодарю! — Золотинка искренне улыбнулась. — Я уже начала терять надежду после трёх недель ожидания. Никто здесь не хочет идти через лес, чураются даже говорить о нём, всё твердят про какой-то «ужас», но ничего толком не рассказывают.

— Похоже, в Прилесье действительно трудно найти проводника. — Согласился Святомор. — А ты когда-нибудь слышала про Волка-Оборотня?

— Тут водятся такие звери?!

— Не знаю, может он и зверь, но сейчас похож на человека, и даже в проводники набивался. За плату, разумеется.

— Домовой утверждал, что Волк-Оборотень, это всего лишь имя. — Уточнила Велена, заметив, что Карислав снова возмущённо скривился при его упоминании.

— Нет, я не слышала. А вы согласились?

— Да это тать, каких поискать! А нам ещё животы дороги, если не в сече терять, понятно. Лучше пойти без тропы и встретить врага лицом, чем ожидать удара сзади! Человек с таким именем обязательно заведёт нас в ловушку! Как поверить изгою, а иначе — извергу, извергнутому матерью или родом? И ведь идёт за нами от самого Ведьминого гребня. Наверняка недоброе замышляет. А волки, между прочим, всю ночь воют. Слышите?

Волки и правда, выли. Теперь, когда постояльцы двора затихли, устроившись спать, это было особенно хорошо слышно.

— Мы знаем, что он бывал в Корбовом лесу и возможно ходил через него в Итарград. — Дождавшись, пока Карислав отшумит, заговорил Святомор. — Я ещё в Брежене слышал о непроходимости Корбового леса, но кажется здесь всё ещё хуже, чем я думал. Но Волк-Оборотень — безродный изгой, и Карислав прав, ему опасно доверяться. Да и нет уверенности, что он действительно может то, что обещал.

— И я так считаю. А посему — надо решать, идти через лес или повернуть обратно. — Подытожил Карислав. — Хотя без проводника, кажется, нечего и соваться.

— Может, бросим жребий? — предложил Святомор. — Пускай боги ответят, идти или не идти.

Идея с жребием Велене не понравилась. Она не для того проделала такой длинный путь, чтобы теперь повернуть обратно. Карислав ещё, шатун этакий, уставился на Золотинку! Теперь, когда стало ясно, что других провожатых кроме как эти венеды ей не найти, она стала жалеть, что отпустила Горимировых воинов. Ну и что, что заметны — зато надёжные. Ну а теперь сделать всё, что бы Святомор и Золотинка решились. И как не боязно самой отважиться на такой поход, она уже решилась, когда отправилась в путь. Теперь поворачивать поздно. Значит, надо действовать.

— Лучше давайте решим, доверимся мы проводнику или нет. Он говорил, что может провести за плату, так давайте узнаем какова она, эта плата?

— Я тоже думаю, надо узнать, — согласилась Золотинка. — По тому, что он запросит, можно многое понять.

— Это хорошая мысль. Я пойду и узнаю, — поднялся Святомор и направился к Оборотню.

Велена заметила, как Карислав, словно невзначай, прикрыл накидкой золотую гривну и улыбнулась про себя.

Тем временем звёзды на небе начали бледнеть. На дворе «Последнего пристанища» догорали костры, люди спали и даже лошади у кормушек перестали лениво жевать, вяло махая хвостами. Только венеды упорно боролись со сном, наблюдая за разговором Святомора с Волком и гадая о предстоящем.

XIV

— Итак, вы хотите знать плату?

— Да.

— Так вы решили идти? — Волк-Оборотень выгнулся на встречу Святомору.

— Послушай, мы ничего не решим, пока не узнаем, чего ты хочешь. — Святомор сдержался, чтобы не отодвинуться. Уж больно походил изгой на выходца из гор Изверы, легенды о которых так часто звучали средь венедов. Не зря же говорят, что человек без рода пятнает землю. — Наше решение теряет смысл, ежели мы не сможем заплатить.

— Сможете. — Оборотень зловеще улыбнулся. — Но вот захотите ли — другое дело. Я же не согласен рисковать своей шкурой втуне и торговаться не буду.

— А где уверенность, что ты действительно нас можешь провести? Чем докажешь?

— А я и доказывать ничего не собираюсь. Я попытаюсь вас провести, сделаю всё, что смогу, а вот пройдём ли — это зависит не только от меня. Конечно, можно пройти. Иначе вести бы не брался. Моя голова о моих ногах ходит, — криво усмехнулся он.

Святомор задумался. Больше всего его мучили не ужасы леса, а страх перед неизвестностью. Самый древний, тёмный и безрассудный страх. Святомор боялся леса, но ещё больше боялся спросить, что же именно его там поджидает.

Отправляясь в путь из под разрушенного летборгскими рыцарями Бреженя и шагая по захваченным Моймиром землям, он много раз рисковал, но никогда не ввязывался в схватку, если не мог серьёзно рассчитывать на победу. Рисковать следует с умом, в этом Святомор не сомневался никогда. Был он так же уверен, что нельзя ставить на кон абсолютно всё. Бывало, ставил жизнь, но оставалась воинская слава, честь, ирий, наконец. А Волк требовал сразу всё, и даже расчёты на успех. Кто вспомнит о сгинувшем в клятом лесу Святоморе, кто сложит о нём славную песню, кто положит его тело на костёр? Не Мечислав же, которому он, княжич, вынужден служить, в надежде получить удел.

— Какая же ещё тебе нужна от нас плата?

— Ещё? — удивился изгой. — Да я ещё ничего и не требовал. — Он провёл рукой по щетине на щёках. — Прежде всего, я хочу те славные обереги, что висят у тебя на шее.

Святомор сжал зубы. Он не расставался с оберегами с тех самых пор, как получил их в детстве на капище пятиликого Поревита.

— Ещё, мне нужен меч вояки Карислава. Кажется это славный меч, может, на что и сгодится. Ну а если с вами пойдёт вилла, то мне нужна прядь её волос.

— Это всё? — в горле у Святомора пересохло. — Ты просишь слишком много!

— Много?! Я ещё не сказал самого главного. — Голос Оборотня стал столь мрачен, что Святомор отшатнулся. Серые глаза бродяги лихорадочно заблестели. — Да, главное, это условие, что, если будет нужно для выживания остальных, я возьму жизнь одного из вас, и она будет отдана мне беспрекословно и безоговорочно, по первому требованию, независимо от того, на кого я укажу.

— Во всякой битве воин жертвует собой ради других!

— Речь не о битве. И я там ничего не буду вам объяснять.

Повисла мучительная тишина. Чувствуя, как противно дрожат ноги, Святомор встал:

— Я передам твои условия остальным. Завтра мы дадим ответ.

Вернувшись к товарищам, Святомор отказался рассказывать что-либо до утра. Хотя птицы и так уже готовились расправить крылья, он решил, что повременить всё равно надо. Глядя на беспокойно уснувших венедов, он ещё долго сидел, ожидая рассвет и чувствуя себя попавшим в волчий капкан.

XV

Яр в этот день как-то с трудом вкатывал огненное колесо солнца не небосвод. Петухи не встречали бога в этом сумрачном крае, только захрюкали в луже голодные свиньи, а потом заграяли вороны, заметались вокруг «Пристанища», вплетая свой крик в многоголосый уже хор оголодавшей за ночь скотины. Люди на дворе засуетились, заскрипели отворяемые ворота, залаяли собаки. Поневоле поднялись и венеды. У дождевой кадки омылись от остатков ночи. Если не умыться, ночь ещё долго будет прятаться в глазах, в уголках губ и морщинках, навевая тяжесть и затуманивая разум. Да и Яр-солнце не любит неумытых, а кто же захочет сердить великого бога, могущего расслабить тело, заморочить голову, а то и опрокинуть могучим ударом? Голод тоже помеха телу и духу. В западных родах особенно придерживались старого покону, велевшему никакого важного дела не начинать голодным и неумытым.

Только отдав дань обычаю, венеды собрались вокруг Святомора.

— Я должен отдать свой родовой заговорённый меч?!! Да пусть татя продадут лабиры на торжище за одни такие слова! Его корявые руки даже прикоснуться не смеют к этому сокровищу! Ещё мой прадед орудовал этим мечом! Только через мой труп он получит…

Святомор терпеливо переждал крики, закончил рассказ. Карислав больше не кричал. Лица женщин помрачнели.

— Страшно. — Призналась Велена еле слышно. А почему у меня он ничего не потребовал?

— Мало тебе общего зарока? — пробурчал Карислав, отворачиваясь.

— Пусть каждый решит за себя. — Велена поднялась, сдёрнула с волос ленту и направилась в сторону. Она не хотела, чтобы они видели, как наворачиваются на глаза слёзы. Слёзы бессилия и одиночества. Ах, если бы рядом оказался отец! Или брат! Они бы не дали её в обиду. Они бы обняли и подбодрили. Она бы набралась у них решимости и мужества. Была бы жива мать, она поплакалась бы ей в поневу, нашла бы утешение. И того нет. Отец всегда говорил: «Ты дочь воеводы и всегда должна поступать достойно этого, а если не хватает сил, обопрись на друзей». После гибели отца кто она теперь — сирота или дочь воеводы? И где те друзья? Только косточки белеют в чистом поле. Всю жизнь она училась владеть оружием, и умеет постоять за себя. Но куда ж деть женскую природу? Она слаба и беззащитна, ей так часто страшно. Тяжела доля женщины, надевшей кольчугу и взявшей в руку меч. Но что же делать? Надо идти. Не из-за слова князева, что оно здесь, его слово? Но ради родов. Она должна, она сможет, она пройдёт. А если погибнет, то достойно, не посрамит отцовского имени!

XVI

Святомор долго колебался, раздумывал, взвешивал. Предсказано ему вещунами было двусмысленно — славу своему древнему роду вернёт в Итарграде, если душой не покривит, если с дороги не свернёт и если огня не побоится. Ох уж эти «если», вечно вещуны мутные предсказания дают, вроде и ясно всё, да ничего не ясно. Что значит, с дороги не свернёт? Через Корбовый лес та дорога или одна из сотен других, что каждый день под ногами? С душой более понятно, да поди разбери что под кривизной мыслилось. А уж огонь, что ему теперь, в каждый костёр кидаться? Славу вернуть… Святомор вспомнил, как в Овруче его осыпали насмешками за безобидную внешность. Рубиться в ответ не станешь, моймировы люди и понятия о чести не имеют. Славы в бою с ними не добудешь.

Да и другая у него нынче забота — Итарград. А ведь город, кажется, так близок. Неделю пути через лес, не больше. Обереги, ладно, он готов отдать. Они, конечно, пригодились бы, но и потеря их не смертельна. У него в запасе ещё много чего есть, что Оборотень отнять при всём желании не сможет.

Что же касается главного требования, то ведь Волк-Оборотень не настаивал, что жертва обязательно понадобится. Может больше пугает, кто его знает, что у изгоя на уме. А если понадобится…, то один жребий из четырёх — это конечно плохо. Ну да он везучий, выбора же особого нет. Спутникам своим он ничем не обязан. А ежели возможность будет, неужто не отобьет, не спасёт? Знать бы ещё, от чего спасать, у кого отбивать. Может Оборотню кровь чью-то выпить надо будет, чтобы подкрепиться? Очень даже похоже на правду. Если так, то ещё посмотрим, кто кого загрызёт, если окажется, что всё слишком скверно. Слово, данное изгою и нарушить можно. Но что толку сейчас рассуждать?

Святомор чувствовал, что его падкая на дерзкие замыслы душа уже решилась, и теперь он искал только подтверждений. За воротами, у тына, на утоптанной скотиной земле он наметил площадку, начертил по кругу знаки огня. Сел ждать, кто первый наступит, заползёт, налетит, по воле богов. Наступил, точнее, свалился с крыши, давешний угольно-чёрный кот. В самую середину, всеми четырьмя лапами! Ошалело посмотрев на Святомора, он помчался к воротам. А Святомор почувствовал себя обманутым. Мало того, что нога всё ещё саднила, так эта тварь его ещё и в Корбовый лес отправила! Что за напасть! Всеми лапами — нет, значит, выбора, а что кот чёрный и толковать не надо. Придётся идти. Да и нехорошо как-то перед девушками от собственных замыслов отказываться. Эх, если бы ещё обереги не отдавать!

XVII

Карислав выпил жбан браги, распинал пару засохших коровьих лепёшек, но так ничего и не решил. Идти через лес не хотелось, отступать тоже, а Волку позорному он не верил ни меры. Карислав бы и гривну, и всё что ни на есть отдал, но как отдать оружие, да ещё прадедовское? Такое в бою потерять — бесчестие полное. Дался же выродку этот меч, знает что просить!

Почистив сеном сапоги он вернулся обратно.

— Что решили мужчины? — подняла глаза Золотинка.

Карислав готов был поклясться, что подняла она их только на него!!! Теперь, при свете дня, он мог разглядеть и её чудесные, золотого цвета волосы, и чистые, глубокие зелёные глаза с солнечной короной вокруг зрачков. Нежные веснушки на белой коже, губки алые… Он хотел сказать что-то героическое ей в ответ, но неожиданно для себя промямлил давно уже заготовленное:

— Если все пойдут, то и я… — поняв, что говорит не то, он как утопающий хватанул воздух ртом, отхлебнул браги, и немедля поправился охрипшим голосом: — Я пойду всё равно! Смерть меня не остановит! А если этот гнилоед нас посмеет предать нас, то даже Извера ему не поможет! — Закончив, Карислав сам испугался своих слов, но метаться уже было поздно, и он уставился в кружку, опасаясь поднять глаза. Вдруг да увидит Золотинка, что у него на душе?

— Мне нужно идти, — вздохнул Святомор. — Что до оберегов, то пускай подавится, я глядишь и новые найду. Всё равно выбора особого нет.

— Я тоже пойду! — Велена тряхнула русыми волосами и поправила на поясе меч. — Может нам повезёт, и мы все останемся живы. Летборгцы взяли в плен моего брата и наверняка продали лабирам, которые скупают рабов отовсюду. Самый большой невольничий рынок — в Итарграде. Если не там, то в землях лабир-аниран, но я всё равно найду своего брата!

Карислав поднял глаза на зардевшуюся от волнения девушку и сделал вывод, что она тоже очаровательна, хотя и не чета прекрасной Золотинке. Не часто встретишь столь отважную женщину даже среди венедских родов, где, как известно, родятся самые красивые женщины в поселенной.

— А ты, Золотинка? — Велена подошла к вилле. В ответ та протянула ей прядь золотистых волос.

— Вот мой ответ! Голоса зовут меня через лес, и я должна следовать им. Я уверена, Род защитит нас.

Карислав облегчённо вздохнул. Как ни корыстно это звучало, ему не хотелось, чтобы Золотинка осталась.

— Давайте собираться, — заторопил он. — Надо запасти еды, не уверен, что Оборотень о нас особо позаботится. Ещё неясно, чем он сам питаться привык. А потом пойду, поговорю с людьми, может прикуплю какое оружие, прежде чем явится этот проклятый проводник. Я его уже ненавижу!

XVIII

В полдень на небе появились редкие, плоские, серые облака. Продав лошадей и докупив припасы, венеды дожидались теперь невесть куда канувшего проводника. Карислав усердно чистил устрашающе ржавый боевой топор. Мех с вином возле его ног постепенно пустел и язык все сильнее развязывался, так что сидящая рядом Золотинка не успевала отвечать на комплименты.

Святомору говорить не хотелось, тем более что он так и не решил, всё ли они запасли в дорогу. Берестяные короба стояли рядом, и еды в них хватит на неделю.

День потянулся лениво, не спешно, а проводник всё не появлялся. Солнце уже перевалило за полдень, когда неожиданно закричал сторожевой на башне. И сразу вслед за этим Святомор услышал стук копыт. В ворота, один за другим, въезжали вооружённые всадники, все в кольчугах и шлемах. Мигом рассыпавшись по двору, они стали рассматривать постояльцев. Никто встречь им оружия не поднял, но мужчины стали сбиваться в кучки, поближе к своему добру, а женщины — под защиту мужей. Из всего этого Святомор сделал вывод, что всадники наведывались сюда не в первый раз и особой любви к ним никто не испытывал.

— Что происходит? — спросил он у соседей.

— Это люди Моймира. Волка-Оборотня выспрашивают. Это же надо — бродяга только вчера объявился, а уже такой сполох! Не иначе как в Овруче чего натворил.

Новость взволновала всех.

— Вор, он и есть вор, — высказался Карислав. — Видать и Моймиру успел насолить. Ну Моймиру и поделом конечно! Знать бы ещё, в чём дело.

— Готов поклясться, что в Овруче Оборотень ничего натворить не мог. — Святомор затеребил обереги. Если только он не умеет летать как птица.

— Согласна, — Велена присела рядом. — В любом случае, враг Моймира нам уже наполовину друг.

— А я, — Карислав с досадой махнул рукой, — думаю, что уж если даже вороньё Моймира за ним охотится, значит, он совсем пропащий. Нашли мы проводника на свою голову. Похоже на этом наше путешествие и завершится.

Между тем вышедший на крыльцо корчмы домовой с поклонами выслушивал самого богато одетого всадника. Слышно их речей не было, но видно было как хозяин виновато разводил руками. Пара всадников подъехала и к венедам. Спрашивать ничего не стали, только уставились, разглядывая лица.

В Овруче и Прилесье, захваченных Моймиром с помощью Летборга, оставалось ещё много венедских ратников, воевавших против, а после поражения разошедшихся по родным весям и дворам. Моймир старался лишний раз не злить народ, людей таких приказал не трогать втуне, но можно представить, как бывшие горимировы дружинники бесили моймировых слуг.

Неудивительно, что взгляды их были враждебны, а губы — презрительно искривлены. Несколько дольше они задержались возле женщин, к вящему недовольству Карислава. Когда всадники, наконец, отъехали, Святомор вздохнул с облегчением.

Осмотрев корчму, загоны, всё темные углы и даже остывшую баньку, чужаки разочарованно загалдели, но уходить и не подумали. Главарь направил одного на вышку, троих спрятал у ворот тына, а с дюжиной остальных расположился за столами, требуя еды и браги. Стало ясно, что они здесь надолго и, более того, никого не собираются выпускать. Как понял Святомор, моймировы люди тоже решили дождаться Оборотня. И теперь Святомор не знал, что делать. Как предупредить бродягу? А если проводника схватят, то куда идти? С людьми Моймира им не справиться. В конце концов, он махнул про себя рукой. На всё воля богов. Потянулось время.

XIX

Велене не сиделось. Устроившись за спинами мужчин, она проверила лук, тетиву, снарядила дополнительно несколько тяжёлых стрел на крупного зверя. Это в полях хороши лёгкие стрелы, в лесу такую отклонит с пути и крохотная веточка. Маленькие руки Велены со спорой женской аккуратностью делали свою работу. Испытать бы новые стрелы, прошить ими пару моймировых недоносков! Хотя для них бы нужны другие наконечники, чтоб кольчугу пробивали.

Велена думала о Волке. Почему он взял с них не куны, а такую странную плату? Меч у Карислава действительно знатный, может и правда заговорённый. Но у бродяги есть свой, и судя по всему — не худший. Обезоружил Карислава, хотя сам обещал опасности. Святомор без оберегов тоже уязвимей перед злыми духами и колдовством. А стоит, зная наговоры, сжечь волосы Золотинки и можно нанести ей страшный вред, даже убить. Так может вся эта плата лишь для того, чтоб верней погубить их? Ведь всех взял за горло, отнял самое ценное. Но почему её пропустил её? А если бы потребовал, то что?

Закончились заготовки для стрел, и она решила пройтись вокруг корчмы, осмотреться. Недогадливый Святомор было пытался её отговорить, но его удалось убедить, что моймировы люди слишком заняты трапезой, что бы она могла нарваться на неприятности. Да и вообще, неужто этот молодец думает, что она не сможет постоять за себя? Пускай оберегают Золотинку!

Корчма была очень велика, как три — четыре избы, поставленных вместе. Собственно примерно так она и была срублена много зим назад. Большая четырёхскатная крыша, нависала над срубом почти на три локтя. Так что наблюдателю на вышке было плохо видно то, что происходило рядом. На задах корчма почти вплотную примыкала к тыну, создавая глухую тень.

— Ну что, собрались? — послышался оттуда голос, и Велена чуть не вскрикнула от неожиданности. У стены корчмы стоял Оборотень. Впервые она увидела его лицо без выражения мрачности или усмешки. Строгое лицо, серые глаза. Он спокойно смотрел на неё, ожидая ответа.

— Мы решились идти. Но тебя ищут моймировы всадники!

— Пускай ищут. А вы лучше держитесь от них подальше.

— Хорошо. Когда же уходим?

— Сегодня.

— Но из «Последнего пристанища» никого не выпускают.

— Пустое. — Лицо Оборотня было безучастным как у идола. — Собирайтесь без шума и, не привлекая внимания, по одному идите сюда. Сначала — ты. Потом — Святомор, за ним вилла и последним — вояка.

Велена поспешила обратно. Она радовалась, что настала пора действовать. Даже на душе стало легче и спокойней.

Венеды тоже чуть повеселели, узнав, что скоро в путь.

XX

Там, куда доносит восточный ветер запах Корбового леса, итарградские земли пустуют. За сотню верст не найдёшь теперь человеческого жилья. Даже дикие звери избегают селиться поблизости от страшного места. И крайне редко движение в этой глухомани.

Страшный черноволосый старик с темным от злобы лицом и тщедушным телом на трясущихся ногах, преодолевал небольшой взгорок на окраине пустых земель. Его длинная клюка раз за разом пронзала мягкую землю, оставляя в ней глубокие шрамы. Ветхая одежда из серой холстины свисала с высохших, тощих плеч. Кедры, с двух сторон окружавшие холм, возмущённо шумели ветвями вслед старику, осины же на его пути испугано дрожали листьями, выгибаясь опричь от него.

Старик бросал на них ненавидящие взгляды своим маслянистым, черным как бездна глазом. Другое око — совершенно белое и незрячее, жило своей отдельною жизнью. Будь у него сейчас сила, он бы заставил кедры молчать! Огнём бы испепелил весь необъятный бор!

Но, о Великий Камень Изверы, как долго он уже не чувствовал человеческого страха, не высасывал души, не терзал чужой плоти! Только в одном они, повелители Камня, почти равные Нию, слабы. Их власть, их жизнь, зависит от живых тварей, которые умеют чувствовать боль. Как он хочет этой их боли! Как он жаждет её! Он, Морх, один из четырёх законных повелителей Камня, вот уже больше недели не встречал человека!

Злой старик совсем выбился из сил, клокотал горлом, весь покрылся липким, ядовитым потом. Деревья плыли перед глазами старика и, казалось, хохотали над ним. На его руках вспухали и лопались огромные гнойники, по всему телу пошёл нестерпимый зуд. Морх заторопился, как мог.

Каждый, кто в силах стать повелителем Камня власти, должен помнить — Камень и есть живая, всеядная и всеведущая власть. И он берёт своё, забирает из тех, кому достался, всё, что может. Сначала — слабое и ненужное, вроде совести и сострадания, потом — остальное. Вычёрпывает всё, кроме жажды обладать им. Надо иметь огромную силу, чтобы противостоять этому. Тот колдун, кому по случайности попал в руки наибольший осколок Камня, в тот день, когда погибла Великая Властительница, или Меняющая Мир, был слишком самоуверен. Он не справился с Камнем, и тот сожрал его, высосал, превратил в чудовищное животное. Неимоверно сильное, но… без разума. Из владыки он превратился в раба, ничтожество, сидящее в луже грязи посреди Корбового леса.

Они же, владельцы трёх других осколков кристалла, были сильнее и умней. Они познали, как отвратить неизбежное. Нужно лишь уподобиться Камню, черпать силу из жалких людей и им подобных созданий, питаться их болью, страхом. Пока ты поглощаешь чужие души, Камень принимает их вместо тебя, он не успевает поедать твоё собственное существо и даёт великую силу, а через неё — великую власть!

Но даже им — сильнейшим из сильных, приходится иногда оставлять свои части Камня, уходить подальше, чтобы ослабить зависимость. Вот и ему, Морху пришло время покинуть безжизненные горы Изверы, подкормиться на богатых людьми землях Итарграда. А тут — тревожная весть — за Корбовым лесом проклятые ведуны нашли таки Предречённого. О-о-о! Этого случая ждали в Извере давно! Вот где слабина Поревита, вот где можно повернуть вспять всё сделанное людьми и богами, получить ещё большую власть!

Колдун запнулся и упал. Его корчило, выворачивало суставы, гнуло кости, изо рта вырывались жуткие утробные звуки. Он начинал превращаться. В кого? Как? На сколько хватит его сил, чтобы не разложиться совсем, не потерять разум, не стать таким как тот — из леса? Морх не знал. Сквозь мерцающую пелену он вдруг увидел там, внизу — село! Село, это дома, это люди, это спасение!

Подвывая, колдун поднялся и, опираясь на клюку, заковылял вниз, к сгрудившимся возле речушки домам. Он нашёл в себе силы даже создать морок, — к домам шёл теперь раненый, благообразный, седой как лунь старик. Проклятые собаки почуяли неладное, залаяли озверело, с пеной, кинулись наперехват. Но от крайней избы уже спешила навстречу несчастному дедуле молодая женщина. Собаки близко, но и она — уже рядом, протягивает ему руку, хочет защитить…

Он успел схватить её за руку. Отчаянный, надрывный женский крик взбудоражил село. Собаки нападали, и падали замертво рядом с корчащейся от боли хозяйкой. Морх вернул себе прежний облик, и зло смеялся, обратив лицо в сторону Корбового леса.

XXI

Карислав был недоволен тем, что клятый Оборотень определил его выбираться последним, но утешил себя мыслью, что замыкать отступление — почётно. Возможно, тать просто почувствовал, что он единственный, кто сможет достойно прикрыть спутникам спину. Карислав проследил, как ускользнули Велена и Святомор. Даже порадовался, что остался с Золотинкой вдвоём. Но дальше дела пошли хуже. Пара пьяных недоноска Моймира, тех самых, что подъезжали на лошадях, не спускали с виллы глаз. Карислав нервничал, теребил усы, потея под кольчугой и не смея снять её. Время шло, уж недалеко было и до сумерек, а уйти не удавалось. Взгляды же лихоимцев становились всё наглее, отпускаемые шуточки всё солёнее, а смех всё резче.

— Карислав! — не выдержала Золотинка. — Если мы сейчас не уйдём, то они начнут приставать.

— Надо их отвлечь. Давай я затею с ними драку, а ты тем временем скроешься. — Предложил венед, поглаживая рукоять топора.

— Но тогда ты не сможешь уйти. — Золотинка отрицательно покачала головой.

— Не бойся, красавица, я отобьюсь! И прежде чем они придут в себя, подоспею за корчму. Мне не привыкать к переделкам.

— Не хочу так. — Золотинка взглянула ему прямо в глаза. — Давай лучше найдём кого-то другого, чтоб затеять драку…. У тебя есть серебро?

— Пара десятков кун, да анирская монета.

— Вот и попробуй подмолвить кого-нибудь, чтоб отвлекли.

Карислав заспешил последовать совету. Уж очень не хотелось надолго покидать виллу. Благо, среди постояльцев были мужики самого разбойного вида. Их-то Карислав и решил подбить на опасное дело. Он подсел к ближайшим.

— Мужики! Есть куны, есть два пьяных негодяя. Сможете их отвлечь ненадолго?

— Ага! А с теми двумя ещё двадцать! За несколько кун рисковать?

— Только отвлечь. Анирский золотой в придачу.

— Ну? Покажь! — одетые в равнину мужики долго вертели и кусали монету, и дружно пришли к выводу — настоящая. — Не сумлевайся, смогём! — куны и монета исчезли в складках кушаков, какие любили носить лесорубы.

— Мы, паря, местные, нас тута каждая собака знает, и головы покладёт за нас, значит, ручаясь. У нас, в Прилесье, всякие чужаки долго не попырхают! — мужики гнилозубо заулыбались, указывая на большие как тесаки ножи.

— Помогём! А то к твоей девке смазливой эти проходимцы уже приставать начали.

И действительно, пьяные уже подсели к Золотинке. Понимая, что его вмешательство сейчас испортит всё дело, Карислав сдержался, что бы не схватить топор. Между тем, моймировы вои начали прижиматься к вилле, а когда она не выдержала и встала, один из них схватил её за руку, пытаясь привлечь к себе.

Золотинка звонко вскрикнула и, по-женски размахнувшись, залепила пощёчину. Сноп белых искр брызнул из-под её ладоней, и воин, матерясь, повалился назад. Второй очумело смотрел на руки виллы, а потом, грязно ругаясь, стал выбираться из-за стола. Моймировы люди зашумели за соседними столами, одни захохотали, другие завертели головами, пытаясь понять, что происходит. Золотинка, отступив несколько шагов, остановилась с самым решительным видом.

Не судьба оказалась второму похабцу попасть в её руки. Пока он вылезал, да распоясывался, к нему подскочил маленький, плюгавенький мужичонка:

— Ты что, на местных, да!? — и чиркнул ему по незащищённому кольчугой горлу ножом. Первый тоже так до конца и не поднялся, другие двое пинками снова повалили его на землю, накинули на шею верёвку и стали давить.

Моймировы ратники не сразу поняли, что происходит. А когда поняли, рванулись на помощь, опрокидывая столы и чурки. Весь двор разом ожил, люди заметались, из корчмы послышался испуганный женский визг. Крик «Утекайте, наши ихних побили!» окончательно распространил хаос.

XXII

Волк-Оборотень вовсе не был так спокоен, как желал показаться русоволосой девушке с ясными голубыми глазами. Ему не впервые приходилось видеть желающих пройти через Корбовый лес, но все они отказывались от этой гибельной затеи. А пройти через лес одному уже не удастся, да и плата для Ужаса понадобится. Он содрогнулся. Венеды всё же решились, и теперь у него будет и плата и спутники. Но на сердце от этого — никакой радости.

Голубоглазая и губастый воин в снежинской кольчуге появились быстро. Он отправил их за стену и стал ждать дальше. Чернявый владелец чудесного меча и вилла всё не появлялись. Он ждал терпеливо, хотя беспокойство всё нарастало.

Наконец, запыхавшиеся венеды вбежали в узкий и тёмный проход между корчмой и тыном, где он их ждал.

— Почему мешкали?

— Пошёл ты! Слышь, как орут? Я все куны вынужден был отдать!

— Ладно, главное, что ваш уход не заметили. Или… — Оборотень услышал шаги. — Тихо! Уходите подальше в тень и затаитесь! — он уже шептал, вжимаясь в обветшалую стену корчмы.

Тяжёлое буханье сапог стало громче, в просвете показался вооружённый воин. Видно ему в полутьме было плохо, и он вынужден был ещё шагнуть вперёд. В следующий миг Оборотень мягко отступил от стены, и ударил ножом во вражеское горло, прямо под кадык. Не дожидаясь пока захрипевший воин упадёт, Волк втащил его в проход и опустил на землю.

Обернулся к венедам:

— Вон там, под бревном, лаз. Полезайте туда, быстро!

Чернявый пропустил девушку вперед и немедля полез следом, Волк лишь услышал, как он бурчит что-то себе под нос. Убедившись, что они скрылись, он присел над убитым, всматриваясь в его лицо. Какой это уже по счёту? Десятый? Двадцатый? Ничего, придёт время, он разберётся и с самим Моймиром, его жажда мести ещё не удовлетворена. А пока, он может преподнести Моймиру только этот «подарочек». Спрятав нож, Волк-Оборотень скользнул в лаз.

Нора вела по ту сторону тына, в густо разросшиеся кусты жимолости. Оборотень оглядел спутников и, подхватив короб, полез через кусты. Венеды послушно двинулись за ним. Эту дорогу бродяга знал хорошо, она почти не просматривалась с хозяйской вышки. Ну а дальше — глубокий овраг, оттуда и сам ничего не увидишь, кроме чахлых кустов и неба, затягивающегося мрачными тучами.

Глинистый склон, перемешанный с камнями и грязью, порос осотом и лопухами мать-и-мачехи. Мелкие ручейки разжижали грунт, превращали его в жёлтую грязь. На дне, в царстве крапивы, было ещё более мокро, но хоть не так вязко. Зато, приходилось буквально прорубаться мечом. Оборотень бы просочился и не кромсая зелёного моря, что ему крапивные ожоги, но женщины и так повизгивали и прятали руки.

Волк спешил, прекрасно представляя, какую кондовую дорогу они сейчас тропят в овраге. И слепой заметит. Если будет погоня, найти их будет не сложно. Пока же, овраг скрывал их. Изгибаясь, как огромная змея, он вёл на запад, к Корбовому лесу.

На душе бродяги было неспокойно. Мысль, что едва они войдут в лес, пути назад уже не будет, не давала покоя. Он не мог забыть те ужасы, что уже пережил там. Но ещё больше его мучило другое — он знал, что один из его спутников должен будет умереть. И он знал кто.

XXIII

— Как это двое? — вещун Благодей вытаращил на Сновида глаза. Остальные тоже смотрели непонимающе.

— Так, двое. Ошиблись мы. Предречённый не один, их двое.

— Два Предречённых?!

— Два.

— Постой, — Благодей по-прежнему не верил. — В предсказании же сказано: «разум, от соприкосновения с другими себя не теряющий». Разум — один. И Шлем только один взять может, так сам Поревит предрекал. И что он один появился, мы ведь сами сведали, когда появилась алая зарница.

— Точно! — зашумели вокруг. На этот раз вертеп был хорошо освещён, вещуны сидели перед Сновидом, и он хорошо видел их лица.

— Вы ведаете, что осталось на дне чаши, в которой варилось тогда зелье?

— Что?

— Кости.

— Что же? Кости могли быть от той летучей мыши, что мы вместе с червями добавили при третьем кипячении.

— Верно, — согласился Сновид. — От мыши. Только все разварились, а две — остались.

— Плохо дело, — понял кто-то из молодых.

— Может — случай! — не сдавался Благодей.

— Нет, — Сновид покачал головой. — Я трижды переваривал зелье, смотрел внутренности трёх чёрных и трёх белых птиц, трижды обращался к Триглаву.

— И что?

— Было ещё одно предвещание. — Сновид торжественно оглядел притихших вещунов. — «Один как двое и двое как один».

— Как, как?

Главный волхв не стал повторять. За него это повторили другие. В вертепе не осталось вещуна, кто не проговорил бы предвещание раза три или четыре.

— Ничего не смыслю! — признался, наконец, Благодей. — Это второе предвещание противоречит первому. В легенде точно сказано, Шелом будет брать и передавать достойнейшему Предречённый. А ни два и не три Предречённых. А кроме того… как быть с испытаниями? Они как, вместе их должны проходить, али по отдельности?

— Какие испытания? — удивился молодой вещун, тот самый, что ратовал за своего князя в день появления Предречённого.

Сновид подивился его невежеству, но корить не стал, вспомнил, как объяснял всё это теряющему терпение Белояру. Больше всего князю не нравилась мысль, что Предречённому, чтобы взять Шлем, ещё нужно пройти испытания.

— Ежели он Предречённый, то какие ему ещё испытания? Он и так уже богами избран. А ежели не избран, значит ещё не Предречённый, а только может им стать, — рассуждал тогда Белояр, хмуря красивые брови.

— Не так, князь. Он Предречённый по природе, по избранию. Может от рождения, может от жизни, мы не ведаем. А по сущности, он действительно станет Предречённым и войдёт в Храм Каменного Зуба, только когда пройдёт испытания, — объяснял Сновид. — Испытаний три — страхом, смертью и любовью.

— С природой и сущностью, это ты, старик, мудрствуешь больно, — укорил его тогда Белояр. — Да ладно. А испытания, что они значат? Он должен испугаться, помереть, а перед тем полюбить кого-то?

— Мы не знаем.

— А если он не пройдёт? Будет другой Предречённый?

Тогда он не ответил. А теперь, вот он, ответ на княжеский вопрос. Боги посмеялись над людьми. Другого Предречённого не будет, за то явилось их сразу двое. Только если с одним что-то случится, второй не понадобится, это-то из предвещания совершенно ясно. А сколько опасностей подстерегает Предречённых, даже подумать жутко. Колдуны Изверы уже наверняка начали охоту. Но они, так же как и Сновид, не знают, кого ищут. Явно только одно, эти двое венедов должны вскоре попасть в Итарград. Пусть помогут им боги!

XXIV

Овраг постепенно сужался, склоны его становились всё положе и ниже. Ещё немного и венеды вышли к опушке. Мрачная громада Корбового леса тянулась направо и налево насколько хватало глаз. Корба — по-другому чаща, трущоба, сырая низина в еловом лесу. Но уже давно и другой смысл приклеился к Корбовому лесу — лес ужаса, лес безнадёжности и смерти.

Отсюда лес казался неприступной стеной. Ветра не было и огромные, раскоряченные дубы, грабы, колонны чёрной ольхи, замерли в безжизненной тишине. Не слышно было ни пения птиц, ни стрёкота насекомых. Казалось, что мир звуков кончается там, где возвышались деревья. Солнце, почти скрытое тучами, красным оком висело над горизонтом. Лес начинался как-то неестественно сразу, вдруг. Только что вокруг была холмистая, изрезанная оврагами пустошь, и тут, с первым разведчиком — выдавшимся вперёд кустом волчьей ягоды, разом всё менялось вокруг. Даже почва, слабо прикрытая травой, у леса сразу менялась, из светло-коричневой превращаясь в тёмно-серую и тускло безжизненную на вид. Пахло тлением. Стена деревьев была столь плотной, что уже почти сразу за первыми из них всё скрывалось в полумраке. И из этого полумрака тянулось из Корбового леса ощущение страха.

— Ну что, вы ещё не передумали? — Волк-Оборотень испытующе глянул в лица венедов, пытаясь угадать, что они сейчас чувствуют, и втайне надеясь услышать, что они никуда не идут.

— Нет. — Ответила за всех Велена, судорожно сглатывая. — Мы идём.

— Ненормальные… — Оборотень покачал головой. — Ну что ж. Вы сами решили. Я помню, мне что-то должны.

— Никто тебе ничего не должен! — зло процедил сквозь зубы Карислав, но голубоглазая испепелила его взглядом, и он замолчал, не скрывая ненависти к проводнику.

Оборотень сделал вид, что ничего не заметил, принимая чудесный меч. Святоморовы обереги повесил на шею, бережно спрятал за пазуху прядь волос виллы. Уже собрался идти, но остановила Велена.

— Вот, это от меня, — она протягивала зелёный шарик размером с куриное яйцо. — Я не желаю идти просто так. Это — хранитель света.

Волк заколебался. Повинуясь неожиданному чувству, он взял в свои руки руку Велены и зажал шарик в её кулак:

— Пусть это будет тем, что вы отдадите мне за лесом, если мы пройдём. Волк почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения. Но голубых как небо глаз не отвела.

— Нет, возьми сейчас. Я прошу.

— Я уже… — начал Волк, но тут услышал звуки погони, оставил её руки и, подтолкнув к лесу, крикнул: — Уходим! И помните о последнем условии!

Они едва успели достичь первых деревьев, как из оврага выметнулись всадники. Резко осадив коней у кромки леса, они нерешительно уставились на деревья. Кони испуганно шарахались, ржали и хрипели, завидев чащу.

Немного придя в себя, главарь злорадно рассмеялся и заорал им вслед:

— Ты сгниёшь там, Волк! Ты сам себе придумал казнь худшую, чем смог бы изобрести для тебя Моймир!

— Я постараюсь вернуться! — закричал им в ответ Оборотень. — Вернусь и выпущу кишки тебе и твоему хозяину! Трусливые вороны, вы даже кустов боитесь! Неужто я испугаюсь таких, как вы? Ну! Войдите ко мне в лес!

Главарь в ярости сплюнул и развернул коня. Вскоре всадники скрылись в овраге. Наступила мёртвая тишина.