Избави нас от лукавого

Николай Пернай, 2016

Судьба вовсе не слепа, как принято считать, временами она бросает нас на такие дела, о которых мы и помыслить не можем! «Это были дети, в большинстве своем брошенные обществом на произвол судьбы… Их не долюбили! Это были дети, обделённые судьбой. …Что делать? Что нам было делать с нелюбимыми и нелюбящими детьми?.. Выход был один – полюбить их. И любить так, как будто жизнь у них начинается с чистого листа. Любить и прощать. Учить, терпеть их выходки, прощать и снова любить… …И снова было это чудо – сродство участников некоего Единства, когда каждый может почувствовать свою сопричастность с чем-то светлым, чистым, мудрым…» Повесть-исповедь Николая Перная рассказывает о драматической судьбе российского педагога, о любви, объединяющей людей и о мужестве любящих.

На пути к педагогике любви

Мудрая любовь к детям — вершина нашей педагогической культуры, мысли и чувства.

Василий Сухомлинский

1987–1988 годы

Педагогика любви — новое направление работы — родилась в нашем коллективе как реакция на общественные искривления, которые нам, именно нам, учителям, предстояло исправлять. Поскольку я уже не раз писал об этом в своих работах, ограничусь здесь кратким рассказом об общих подходах.

Как любому педагогу, мне было хорошо известно, что дети, ученики, нуждаются не только в повышенном внимании к себе. Они испытывают постоянную потребность в любви. Даже не осознавая это, они всегда ждут от нас, учителей, родителей, старших товарищей, проявлений любви. Это обычные дети, обычные школьники, обычные студенты.

Но когда я познакомился с подростками ПТУ, понял, что они не просто необычные. Это были дети, в большинстве своем брошенные обществом на произвол судьбы. Дети с повышенным потенциалом агрессии, некоторые с признаками низкого умственного развития; многие были плохо адаптированы в общественную среду. Было ясно, что они, вероятно, недополучили главный компонент жизни — положенный каждому живому существу заряд любви. Их недолюбили! Это были дети, обделенные судьбой. И эта обделенность продолжала преследовать и уродовать их в подростковом и юношеском возрасте.

Что делать? Что нам, педагогам, было делать с нелюбимыми и нелюбящими детьми?

Возлюбить их, следуя заветам Христа? Легко сказать, а как это сделать, думал я, едучи рано утром на работу, если каждый день они преподносят десятки сюрпризов: хамство, матерщину, неповиновение, мордобой? Как быть в случаях проявления беспричинной злобы и жажды разрушения? Почти всегда эти взрывы агрессии происходили в одни и те же периоды: в сентябре-октябре, когда появлялись новые учащиеся, дикие, не приученные к нашим порядкам, и иногда почему-то — в феврале-марте. В первые годы становления училища проявлений бессмысленной жестокости было так много, что я временами с трудом сдерживал кипевшие страсти.

Когда я встречался со случаями варварства, то пытался объяснить их некоей жаждой разрушения, которая под влиянием таинственных гормонов неожиданно вспыхивает и выражается в желании уничтожать, ломать. После акта выплеска энергии, как правило, должен наступать катарсис. Разрядка. Однако в нашем училище можно было наблюдать в течение нескольких недель подряд зверские деяния. Очевидно, мы имели дело с неконтролируемым выбросом дикой энергии, но почему-то катарсиса не наблюдалось. Закономерно здесь было только то, что случаи немотивированного разрушительства были характерны для подростков с низким уровнем интеллекта. Возможно, это массовое озверение было ответной реакцией ущербных детей — их местью за свое отторжение из обычного общества.

Как-то утром мы обнаружили неимоверное количество разбитых и разрезанных оконных стекол (как выяснилось, это было следствием использования учениками после практики в токарных мастерских твердосплавных напаек к резцам), а также множество поломанных электрических розеток и выключателей (результат занятий у нас в секции карате). Было тяжко, казалось, что это — проявление массового психоза. Забыв обо всех своих проповедях любви, я сказал мастерам на утренней планерке:

— Приказываю через десять минут построить весь личный состав на линейку. — Мы тогда еще по пэтэушным традициям проводили линейки. — Будем наказывать, применять десятисмертие, — добавил я строго.

Никогда раньше ни о чем кровожадном я не помышлял, а тут в отчаянии подумал: наверное, пора применять чрезвычайные меры. Пора, пора. Воздать должное — око за око, зуб за зуб. Поскольку в то время в училище на учете состояло несколько десятков учащихся, уже совершивших правонарушения, то предполагалось именно в отношении этих, как мне казалось, наиболее отъявленных предпринять какие-то особые карательные меры и тем устрашить остальных.

Я мучительно размышлял, как же их наказать, чтоб впредь неповадно было. Но чем больше думал, обуреваемый противоречивыми желаниями, тем больше склонялся к выводу, что ответная жестокость вряд ли надолго вразумит моих воспитанников, а вот к росту новых нарушений приведет точно.

Пока я так размышлял, в кабинет вошла Чумаченко, работавшая в то время завучем, человек редкой проницательности, смелости и доброты.

— Мы, — сказала она, — столько сил потратили на то, чтобы убедить учеников в нашей доброте и любви к ним. Неужели сейчас, после всего того, что они натворили, мы разрушим их веру в нас? Прошу вас, не прибегайте к жестоким мерам.

Я еще колебался, но все же, в конце концов, вынужден был сказать:

— Хорошо, Галина Александровна. Десятисмертия не будет.

Потом мы с нею по очереди в течение двадцати минут кричали в притихшую толпу мальчишек наши несвязные речи о совести, о нашей ужасающей бедности, о недопустимости вандализма и еще о чем-то. Видимо, дети почувствовали в наших словах не только ярость, но и настоящую человеческую боль за общее дело, потому что когда я стал их допекать:

— Почему вы так озлоблены? Почему все разрушаете в нашем с вами общем доме? Мы с вами можем поступить так же жестоко, но мы этого не хотим. Мы не хотим вечно вас наказывать. Знаете, почему? Потому что мы стремимся быть с каждым из вас, как равный с равным. Мы хотим с вами дружить. Смотрите на нас внимательно, ведь мы к вам идем с добром… А вы все кромсаете. Почему? — я чувствовал, что меня слушают очень внимательно.

Было тихо. И тогда из строя вышел командир 4-й группы и, не отвечая на мои вопросы, хмуро сказал:

— Дайте срок — мы все исправим.

Мы не стали унижать ребят разборками и выяснениями, кто виноват, и через несколько дней они, с помощью мастеров, все отремонтировали.

Инцидент был исчерпан. Возможно, у этой истории был бы другой конец, если бы не два судьбоносных обстоятельства: во-первых, наш коллектив, несмотря на столь тяжкие случаи, накопил изрядную инерцию добра и, исповедуя закон первичности любви, уже стоял на позициях добротолюбия и отказа от насилия в ответ на насилие.

Второе обстоятельство — это наличие в коллективе таких ангелов-хранителей, как Чумаченко. Дай Бог, чтобы в моей жизни всегда были такие люди, особенно в трудные минуты, когда готов совершить непоправимую ошибку, а ангел-хранитель придет и скажет так же, как тогда Галина Александровна: «Я прошу вас этого не делать». Скажет, не боясь директорского гнева. А потом встанет рядом и будет верной помощницей…

1988–1989 годы

Поскольку проповеди ненасилия и любви — поначалу это были именно проповеди — привлекали все большее и большее число адептов, такое понятие как любовь (речь идет о братской любви к ближнему) из средства вынужденной самозащиты постепенно становилось идеологическим, мировоззренческим и, наконец, методологическим инструментарием нашей работы. Все большее число людей начинало понимать, что никакие самые совершенные методики, никакие стимулирующие мероприятия не помогут, если мы не научимся любить.

Выход был один — полюбить наших воспитанников, невзирая на их агрессивность, хулиганские выходки, отвращение к учебе и постоянные демонстрации неповиновения. И любить так, как будто жизнь начинается с белого листа. Любить и прощать. Учить, терпеть их выходки, прощать и снова любить. И показывать нашим детям, что мы вместе с ними, любя, можем сделать еще много всякого добра и нашу совместную жизнь сможем сделать достаточно интересной.

Для начала надо было иметь большое, очень большое терпение. И хорошее здоровье.

Было очевидно, что наши «фазаны» нуждаются в любви больше, чем обычные дети. Мы поняли, что только любовь есть то средство, при помощи которого можно заниматься их воспитанием. Без этого средства не то что работать — приближаться на безопасное расстояние к нашим ученикам было невозможно.

Было также замечено, что чем чаще и больше в ответ на хроническое вранье, грубость, хамство и прочие проявления активности наших детей мы демонстрировали неизменную доброжелательность и несокрушимое спокойствие в сочетании с подобающей строгостью, тем все чаще и все больше мы сами стремились это делать снова и снова. Никаких заискиваний, никакого панибратства, никакого попустительства. Кодекс учащегося будьте любезны выполнять от и до. Не можете — поможем, не знаете — научим. Никаких натягиваний троек не будет — нужно пахать. А мы поможем. И мы чувствовали, что наш мир медленно, очень медленно меняется: ученики становятся чуть спокойнее и чуть-чуть вежливее, а мы, педагоги, — более терпимыми и уверенными в своих действиях.

Так родились наши первые азбучные представления о педагогике любви. Позднее были сформулированы концептуальные основы и принципы педагогики любви, закон первичности любви, новые мотивационные подходы к профессиональному обучению и воспитанию.

Мы провозгласили основным законом нашей жизни закон первичности любви, согласно которому энергия любви является изначальной, первичной, первородной основой бытия, а любовь как личностная способность первична в жизни человека, и она в значительной мере определяет характер его поступков.

Педагогика любви утверждала любовь не просто как необходимый компонент образования. Любовь была названа главным педагогическим средством обучения, воспитания и развития человека. А главной целью педагогики любви было провозглашено воспитание Человека любящего, или Человека любви (Homo amoris), которому должны быть присущи такие качества, как любовь к другим людям, миролюбие, добродушие, доброжелательность, сострадательность, эмпатия, толерантность.

Но если мы признаем, что любовь — это не только чувство, а средство воздействия одного человека на другого, значит, она, любовь, должна обладать неким энергетическим потенциалом. Я предположил, что этот потенциал должен быть в основе проявлений любви, и назвал его энергией любви.

Итак, мы поставили задачу — воспитание на основе законов и принципов педагогики любви. Исходными положениями для выполнения этой задачи стали следующие гипотетические допущения: любовь есть не только чувство, эмоция, но и энергия — жизненная энергия, или энергия любви. Жизненная энергия рождается в результате взаимодействия двух противоположных начал: «положительной» энергии, которую мы привычно называем любовью, и «отрицательной» энергии ненависти (агрессивности). Жизненная энергия (энергия любви) первична и является основой существования Мироздания, то есть всего живого; она присуща человеку с момента его зарождения; с годами в процессе жизни человека эта энергия может либо возрастать, либо уменьшаться, — во многом это зависит от самого человека. Поток энергии любви одного человека оказывает биоэнергоинформационное воздействие на других людей и существ.

Потенциал энергии любви является главным педагогическим ресурсом, используемым в процессе обучения, воспитания и развития человека.

Возник вопрос: откуда у человека берется потенциал энергии любви?

Поначалу думалось, что дело в генах: одному Бог дает большую энергию и большую способность любить, другому — то же, но поменьше. Возможно, и так. Но выяснилось, что кроме генов на потенции новорожденного оказывают сильнейшее влияние факторы внешней среды, особенно условия его рождения, вскармливания, воспитания, его взаимоотношения с матерью, отцом, окружающим миром и другое.

Действительно, Бог, или Природа, каждому младенцу дает какие-то первоначальные импульсы любви. Более того, энергия любви появляется в человеке, по-видимому, еще в утробе матери, до его появления на свет, а после рождения, особенно в период кормления ребенка грудью, эта энергия, как было доказано многочисленными научными наблюдениями, либо быстро прирастает, либо угасает. Оказалось, что именно мать — причем только любящая мать! — в период кормления младенца грудью дает ему огромный заряд энергии любви. И этот заряд настолько важен для последующего развития человека, что он так или иначе действует в человеке в течение всей жизни.

В дальнейшем каждый индивид, имея в себе с младенческого возраста большой или небольшой заряд энергии любви, способен либо увеличить его, либо уменьшить.

1990 год. Февраль

Что такое умный человек? Это человек, перед которым много, очень много раз, возникали трудные и сверхтрудные проблемы, задачи, ситуации, и он, упорно преодолевая собственные немощи, лень, неумение, незнание и мобилизуя свои ресурсы, снова и снова все-таки находил искомые решения.

Что такое добрый человек? Это человек, который в результате многих проб и ошибок научился преодолевать зло и неприязнь к другим людям, удерживать себя от дурных поступков и творить добро даже тогда, когда оно ему не выгодно.

Что такое любящий человек (homo amoris)? Это человек, который в результате воспитания и самовоспитания аккумулировал и продолжает накапливать мощный потенциал энергии любви и излучает ее в окружающий мир, вопреки возникающим побуждениям к враждебности, агрессивности, нелюбви.

19 февраля

Талмуд в отличие от Библии и Корана проповедует большую свободу действий и предприимчивость людей. Избранный богом Иеговой иудейский народ следует предписаниям Талмуда. Так принято считать.

Но вот сегодня из уст известнейшего писателя, мэтра и заслуженного любимца публики Михаила Жванецкого я слышу, как в одной из реприз его литературный герой-еврей обращается к своей теще: «Софья Генриховна… старая паскуда… старая проститутка… тупая безмозглая корова».

И я понимаю, что это не просто какая-то вольность, свобода обращения между младшим и старшим поколением. Это то, что и в моем обиходе, и в культуре моего народа категорически неприемлемо.

1991–2000 годы

Здесь нужно упомянуть о системе ценностей, которыми мы руководствовались.

Система возникла не сразу. В первые годы мы использовали тот набор нравственных норм, которые сами постигли еще в советской школе — правила для учащихся, катехизис учителя, «Моральный кодекс строителя коммунизма», — также Иисусову Нагорную проповедь, заветы мудрых людей. По мере нашего развития рождались, из года в год переписывались и совершенствовались такие главные для нашего коллектива документы, как Педагогический кодекс и Кодекс ученика, в которых, наряду с юридическими нормами, прописывались правила поведения и нравственные основы нашей жизни. Кроме того, разрабатывались и другие локальные акты, в которых содержались рекомендации и алгоритмы поведения и деятельности в разных ситуациях.

Естественно, мы руководствовались главными этическими ценностями, такими, как ценность жизни и разума, свобода воли, и проповедовали общепризнанные добродетели: порядочность, доброту, любовь к ближнему, честность, справедливость, нестяжательство, скромность, смирение и прочие.

Одной из фундаментальных основ педагогики любви была признана сама Любовь — энергетическое начало мира. Любовь рассматривалась нами как первичная, всеначальная энергия (эзотерики называют ее психической энергией). Она участвует в создании и развитии Универсума, различных форм разумной жизни, в том числе человека.

Принцип любви, данный нам в виде заповеди Иисуса Христа «…как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга», предписывает нашу энергию направлять на развитие у детей энергетического ядра — жизненной энергии. Главная задача педагога любящего — пробуждать у учащихся потребность учится любви и наращивать собственный потенциал энергии любви.

Провозгласив целью педагогики любви воспитание Человека любящего, мы заявили, что другой базовой ценностью является Личность Человека со всеми ее достоинствами и недостатками, причем Личность как взрослого, умного и сознательного человека, как и Личность подростка и маленького ребенка. В связи с этим мы вынуждены были признать и Культ Личности (при всем том, что это понятие изрядно затрепано безответственными политиканами) любого человека, а, следовательно, и каждого ученика, и каждого педагога. И поэтому, как следствие, педагогика любви требует в каждом воспитаннике, большом или совсем малом, признавать Всеми Уважаемую Личность.

На первый взгляд может показаться, что я рассказываю о привычных, не очень-то новых и не оригинальных понятиях. Однако признание означенных культовых ценностей проходило в нашем коллективе совсем не единогласно. Несмотря на директорский нажим с мой стороны, сопровождаемый научными выкладками и убедительными доказательствами, некоторые педагоги, особенно молодые мастера, долго их, ценности педагогики любви, не то чтобы не признавали, нет — просто считали неким излишеством. Педагогической блажью.

Не все понимали, что дети склонны считаться с нами постольку, поскольку мы считаемся с ними.

И вот на одном из родительских собраний интеллигентный папаша обратился ко мне с вопросом:

— Скажите, у вас как принято обращаться к ученикам?

— В профлицее, — объяснял я, — положено обращаться к ученику по имени или фамилии.

— На «ты» или на «вы»?

— На «вы».

— Это где-то зафиксировано?

— Да, это записано в Правилах внутреннего распорядка, которые висят в учебном корпусе на видном месте.

— Ваши мастера знают об этих правилах?

— Конечно, правила доводились каждому под расписку.

— В таком случае, объясните мне, почему мастер Павлова сказала моему сыну Артему, ученику второго курса: «Ты, недоросль, еще не дорос до того, чтобы я тебе выкала?»

Такие неудобные вопросы время от времени выкатывались в мой адрес. Я принес свои извинения оскорбленному парню и его отцу и пообещал разобраться в инциденте.

На следующий день покрытая багровыми пятнами Павлова давала мне объяснения:

— Простите меня — не сдержалась. Этот Артем — прогульщик и двоечник. Он сбегает с уроков, подстерегает в туалете первокурсников и трясет с них деньги…

— Да, печальная история, — согласился я. — Но кто бы он ни был, вы не имеете права ему тыкать, да еще обзывать… Вы забыли о принципах педагогики любви.

— Да, я виновата.

— Плохо то, что вы нарушили главное предписание Педагогического кодекса…

— Простите.

— Объявляю вам замечание. Пока устное и то только потому, что знаю вас, Тамара Петровна, как добросовестного педагога, любящего детей. Но на будущее — поостерегитесь… Обращаться к ученику на «вы» и уважать его как личность — это не просто дань вежливости. Это наша должностная обязанность… Что касается неудовлетворительного поведения этого Артема, подготовьте докладную записку на него, его объяснения и прочее. Вызовем на ковер, на совет руководства. Его папу мы тоже пригласим.

Однако не только неопытные мастера — нередко и старые педагоги сомневались в целесообразности «выкания» и возвеличивания личности подростков. Почему-то многие считали и до сих пор считают, что подросток, только достигнув совершеннолетия и проявив себя в общественной жизни, может считаться личностью. Путаница исходит еще и от психологов, которые считают, что ядром личности является ее самооценка, а последняя строится на оценках индивида окружающими. Время от времени коллеги возражали мне:

— Подросток и тем более ребенок младшего возраста еще не является полноценной личностью, его самооценка еще не вполне сформировалась. Что касается уважения, то каждый человек должен заслужить у общества, чтоб его уважали. Многие из наших «фазанов» пока этого не заслужили.

Мой ответ всегда был однозначным: я категорически не согласен с подобными утверждениями. Нельзя видеть в ребенке-воспитаннике только будущую личность, которая сможет стать таковой де факто только после вступления во взрослую жизнь. Нельзя думать, что несовершеннолетний подросток еще не является личностью, — это серьезнейшее заблуждение. Заблуждение крайне вредное. Поскольку официальная наука связывает зарождение личности с возникновением сознания, то нет сомнения в том, что сознание присуще даже грудному ребенку. Поэтому те, кого мы воспитываем в наших образовательных учреждениях, безусловно, являются личностями. Что касается нашего отношения к этим личностям, то оно складывается в зависимости не только от того, понимаем ли мы, что наш ученик живет полноценной жизнью уже сегодня, когда он еще не достиг ни гражданской, ни профессиональной зрелости, но и — в зависимости от нашей педагогической культуры. Даже не владея инструментарием гуманистической педагогики (более известной у нас в России как личностно ориентированная педагогика, которая «центрирует» работу педагога на личности учащегося), любой хороший воспитатель, обладающий элементарной педагогической культурой, строит свои отношения с учениками на основе уважения и справедливых требований к их личностям. Те же, кто еще и возвышает ученика, признавая в нем Личность, да еще и Всеми Уважаемую, — это, конечно, наши люди — педагоги любящие.

2001–2010 годы

Долгое время, годы, понадобились на то, что чтобы разобраться, какой смысл следует вкладывать в понятия Культ Личности, Всеми Уважаемая Личность.

Между многими преподавателями, мастерами и учениками устанавливались близкие, доверительные отношения. Рождающиеся на глазах взаимное дружелюбие, товарищество и доверительность были намного ценнее, чем внешние формы взаимоотношений. Официально продолжались проповеди принципов, касающихся возвеличивания Личностей учащихся одновременно с Личностями педагогов и требования неукоснительно следовать этим принципам: великого макаренковского принципа единства требований и уважения; товарищества, т. е. равенства учителя и ученика; согласования собственных интересов с интересами общества; доверия; взаимности: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк 6:31). Но при этом одно правило никогда не дискутировалось, и строго требовалось безусловное его выполнение: абсолютный, категорический запрет посягательства на честь и достоинство Личности, независимо от того, кто эта личность — закоренелый двоечник-второкурсник или круглый отличник, никому не знакомая уборщица или всеобщий любимец-педагог.

Мы исходили из общего постулата: человеческая культура — это, прежде всего, система разумных запретов и ограничений.