Лейтенант запаса

Николай Александрович Юрконенко, 2022

Автор, в прошлом десантник срочной службы, в своей остросюжетной повести рассказывает о становлении характера молодого офицера Советской Армии, правдиво и увлекательно рисует жизнь и быт солдат воздушно-десантных войск, процесс воспитания в них мужества, силы воли, преданности Родине и верности воинскому долгу.

Глава 4

Устало переставляя ноги в запыленных сапогах, Игорь подошел к настенному календарю, висевшему у окна, достал авторучку и старательно, крест-накрест зачеркнул сегодняшнее число.

— Ну вот, еще один денечек прошел, — он устало улыбнулся Светлане, разбито опустился на стул. — Теперь можешь кормить мужа, проголодался, как волк.

Она молча смотрела на его потемневшее от солнца лицо, на пыльную измятую одежду, вздохнула:

— Ты словно узник на каторге: день прожит — крест на нем.

— Узник хоть знает, за что сидит…

Светлана подошла к маленькому столику в углу комнаты, включила электроплитку.

— Пойди умойся Игорь, а я пока ужин разогрею… — и резкими точными движениями принялась нарезать хлеб.

Ночью, в постели, Светлана положила голову на плечо мужа, осторожно погладила ладонью его провалившиеся щеки.

— Хмурый ты в последнее время, Игорь, все молчишь да молчишь. Что у тебя на душе? Рассказал бы, — прядка ее волос нежно коснулась его шеи.

— Устал я смертельно, Светланка… Надоело мне все: и эти занудные укладки парашютов, и эти осточертевшие приемы рукопашного боя, и эта проклятая кроссовая втянутость, и эта идиотская «волчья подготовка»⁵, и эти бесконечные минирования-разминирования, и прочая лабуда… Понимаешь, я офицер запаса, автомобилист… Меня пять лет обучали технической специальности, и я довольно неплохо ее освоил. А здесь приходится заниматься черт знает, чем! Ну да ничего, надеюсь, что скоро все переменится…

— А что может перемениться? Если ты имеешь в виду окончание службы, то ой сколько еще дней тебе придется зачеркнуть…

— Я не об этом, — досадливо проронил он. — Думаю подать рапорт, чтобы меня перевели в тыловой ремонтный батальон, поближе к технике… Служить в разведке больше нет сил, не могу я так больше.

— Игорь, ты не обидишься, если я спрошу?

— Нет, спрашивай пожалуйста.

— Ты с парашютом прыгать не боишься?

— Только дураки не боятся, а у нормального человека врожденная боязнь высоты… Но я, как и большинство, научился преодолевать этот страх, — мрачно объяснил он. — И дело вовсе не в том: бояться или не бояться прыгать, просто в разведке нужны другие люди…

— Это какие же, лучше тебя, что ли?

Игорь промолчал, лишь тяжело вздохнул. Протянув руку, нащупал на тумбочке пачку сигарет. Огонек зажигалки на миг осветил две суровые складки у его рта, которые появились недавно.

Опустив голову на подушку, Светлана задумалась. Рядом с ней был уже не тот веселый и беззаботный, такой родной и привычный Игорь, которого она знала целых три года и бесконечно любила. А теперь многое изменилось за совсем короткое время. Думала ли она, бегая к нему на свидания, что судьба так распорядится и ее мужем станет — военный! Да не просто военный, а десантник-разведчик! А потом приехала в часть, увидела мужа в офицерской форме: стройного, подтянутого, повзрослевшего, и полюбила, кажется, еще больше. Она втайне уже мечтала о том, что в будущем он станет старшим офицером, может, даже полковником, и это льстило ее женскому самолюбию. А он собирается переходить в тыловики-ремонтники, где спокойнее… Но неужели он хуже других? В это она не могла поверить категорически. Для нее он был самым сильным, самым мужественным.

Светлана привстала на локте, склонилась над мужем, стремясь в полумраке комнаты рассмотреть его лицо.

— А может, не стоит торопиться с рапортом, вдруг все еще наладится? Я не хочу, чтобы ты служил в тыловом обозе среди слабаков, не умеющих противостоять трудностям.

— Как ты сказала: в тыловом обозе? — в его голосе отчетливо прозвучала обида.

— Да, именно так! — не стала она сглаживать свою резкость. — Не желаю, чтобы ты был изгоем, тащился позади всех. Это прерогатива каких-нибудь нестроевых старцев из инфарктно-инсультного формирования…

— Спи, Света, — Игорь отвернулся к стене. — Мне завтра рано вставать, выезжаем на полигон, буду учиться стрелять из гранатомета по танкам, лишать жизни их содержимое…

***

Первый взвод отрабатывал на спортивной площадке приемы рукопашного боя. Тренировку проводил заместитель командира роты по политической части гвардии капитан Никитин. Одетый, как и все в камуфляжный костюм плечистый, высокого роста, капитан неторопливо прохаживался между двумя шеренгами солдат, стоявших лицом друг к другу.

— Внимание гвардейцы! Как разведчикам, всем вам приходится захватывать «языков». Сейчас я покажу новый прием, позволяющий успешно проводить такие операции. Он применяется, как правило, при нападении на противника, вооруженного карабином или автоматом… — капитан бегло осмотрел строй и, остановив взгляд на одном из солдат, скомандовал:

— Гвардии рядовой Янка'ускас, выйти из строя! Всем внимательно следить за нами.

Остановившись напротив Янкаускаса, атлетически сложенного, флегматичного вида литовца, капитан несколько мгновений оставался неподвижным, цепко фиксируя глазами неподвижно стоявшего солдата. Потом неуловимым скользящим шагом, чуть пригнувшись, отступил назад.

— Итак, вы, Янкаускас, часовой. И уже видите меня, и у вас нет сомнений, что я нападаю. Ваши действия?

Вместо ответа синеглазый атлет четким отработанным движением учебного автомата сделал резкий длинный выпад, норовя ткнуть замполита широким деревянным штыком в грудь. Стремительно и плавно уклонившись от удара, Никитин сделал все тот же неуловимый скользящий шаг, только уже вперед. Штык, отбитый правой рукой, скользнул мимо груди, и уже в следующий миг ствол автомата был схвачен левой пятерней капитана. Четкий стремительный удар ребром стопы в подколенник левой ноги солдата, резкий рывок его автомата на себя, срыв ладони с цевья оружия, короткий удар-тык локтем в плечо. Янкаускас снопом повалился на траву. Отбросив в сторону его оружие, Никитин перевернул солдата лицом вниз, сел ему на бедра, мельком оглянулся на разведчиков, выкрикнул:

— Блокирование и связывание «языка»! — и с этими словами, не давая солдату опомниться, провел загиб его правой руки за спину. Подсунув колено под локоть захваченной руки, завернул за спину и вторую его руку. Затем плотно прижал обе руки своими коленями и таким образом прочно зафиксировал тело и конечности солдата. Быстро достал из кармана метровый кусок стропы, надежно связал оба запястья. Оставив «пленного» на земле, Никитин гибко и пружинисто вскочил.

— Всем понятно? — капитан окинул внимательным взглядом строй. Молчаливый кивок разведчиков подтвердил: понятно всем!

— Тогда начали! — замполит принял исходную стойку. — Левая шеренга атакует правую!

… Игорь отер дрожащей рукой, струившийся по лицу пот, перевел тяжелое дыхание. Украдкой глянул на циферблат: еще полтора часа. Тяжелая ладонь Никитина легла на его плечо.

— Отойдемте, лейтенант.

Тот молча кивнул. А капитан подозвал Гусарова.

— Продолжайте тренировку. Нарабатывайте упражнение, только не торопитесь.

— Есть, товарищ гвардии капитан! — старшина повернулся к строю, хлопнул ладонями. — Начали!

В углу лужайки Никитин опустился на низенькую скамейку.

— Садитесь, Березкин, передохнем немного.

Игорь присел рядом, расстегнул до пояса куртку, ослабил поясной ремень.

— Ну, как вам рукопашный бой? — поинтересовался капитан, оценивающе глядя на молодого офицера.

— Никак, если честно… — Игорь понуро опустил голову. — Не получается у меня ничего.

— Так уж и ничего? — Никитин улыбнулся.

— Да, ничего! — упрямо повторил лейтенант и вдруг ощутил, как глухая волна раздражения поднимается в нем.

— Что ж, наверное, в этом виноваты не только вы… Больше виноват, может быть, я. Редко присутствую на тренировках, все дела, дела…

— Вы здесь абсолютно ни при чем, — Игорь как-то обреченно вздохнул. — Вся беда во мне, не годен я для службы в разведке, не мое это дело, как видно…

— Это почему же? — Никитин больше не улыбался.

— Да потому, что вот им, — Игорь кивнул в сторону солдат, — вам, старшине Гусарову, командиру роты, наверное, нравятся все эти блоки, защиты, броски, удары, вы'хлесты и прочие премудрости, а мне это все даже запомнить сложно. И вообще: мордобой — не мое занятие…

— Погодите! Вы молодой человек, офицер Советской Армии. Неужели вам не хочется быть сильным, способным защитить себя и других? — капитан окинул взглядом статную фигуру Игоря и добавил. — При вашей-то природной фактуре.

— Внешность зачастую обманчива… — мрачно съязвил лейтенант. — И потом, в Советской Армии есть множество родов войск, где выполнение боевой задачи не зависит от того, умеет ли офицер орудовать кулаками и ножом…

— Но ведь вы же представитель войск специального назначения! — недоуменно воззрился в лицо Игоря капитан.

— Это ошибка, за которую я теперь должен платить…

— Чья, ошибка? — не понял Никитин.

— Работников облвоенкомата! И отчасти — моя… Дернул же черт совершить еще студентом те три дурацких парашютных прыжка, а потом сообщить об этом в военкомате. И думать-то не думал, что попаду в десантные войска. Я инженер-автомобилист, а не кочколаз… — Игорь нервным движением провел ладонью по лицу. — Хватит, наползался и напрыгался до одури! Словом, я подал рапорт командиру роты о переводе в тыловую часть, там, по крайней мере, поспокойнее будет…

— Я в курсе, — спокойно произнес замполит. — Только вы, наверное, запамятовали, что в наших войсках десантируется абсолютно всё: автомобили, бронетранспортеры, артиллерия, рембат, медсанбат, и даже полевые кухни, и на территории противника занимаются теми же делами, что и в своем расположении. Запомните: у Воздушно-десантных войск нет тыла, есть только фронт!

— Ну да, «Мы должны прыгнуть в пасть врага и разорвать эту пасть изнутри!» Как же, как же, слышал я этот девиз ВДВ тысячу раз… — с издевательской иронией сказал Игорь. — А вот как быть тому, кто не желает разрывать эту самую пасть?

— Себя имеете ввиду?

— А хотя бы и себя! — дерзко отпарировал лейтенант. — Извините, но я не герой вашего романа, поднадоели мне все эти игрища! Чем-то напоминает военизированную игру «Зарница»… Участвовал я в ней как-то раз в пионерском лагере. Но там было детство, а здесь взрослые мужики занимаются, я извиняюсь, какой-то хренью…

— Хотите сказать: «Чем бы дитя не тешилось…»

— Именно так, поговорка в самый раз! — Игорь раздраженно дернул плечом. — Но я знаю еще одну поговорку, солдатскую: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти!». На том же, допустим, «бэтээре», или на артиллерийской тяге как-то комфортнее перемещаться, нежели на своих двоих! А в разведке или ползком, или пешком, а чаще всего — бегом, то есть марш-броском. Средневековье какое-то, иначе не назовешь! А еще считаемся самым мобильным подразделением дивизии… Я вот собираюсь у каптёра «бэушные» сапоги просить, мои-то скоро без подметок останутся от этой бесконечной и, чаще всего, бестолковой беготни…

— Нда-а… — капитан замедленно поднялся, неторопливо застегивая куртку, спросил. — Вы отдохнули, лейтенант Березкин?

— Отдохнул… — меланхолично произнес тот. — Готов учиться бить человека пяткой в голову, выламывать ему руки и перерезать горло ножом…

— Тогда продолжим, — Никитин направился к солдатскому строю.

***

Дождливым пасмурным вечером в комнатную дверь Березкиных коротко постучали. Игорь оторвался от телевизора, откинул защелку. Перед ним стоял капитан Никитин.

— Вы?! — невольно вырвалось у Игоря.

— Я, собственной персоной, — улыбнулся замполит. — Не прого'ните незваного гостя?

— Проходите, товарищ капитан, — в легком замешательстве произнес Игорь. Никитин отряхнул в коридоре плащ-накидку, промокая лицо платком, вошел в комнату.

— Ну и льет на дворе, прямо жуть, — замполит осмотрелся. Остановил взгляд на портрете Светланы. — Я тут с вашей женой недавно познакомился, дочку к ней водил на прием в полковой медпункт. Светлана Максимовна обошлась с ней, как родная мать, ни крику тебе, ни рёву. А дома что было-о-о… — замполит негромко засмеялся, опустился на стул. — Скажу вам по секрету, хоть она и начинающий доктор, а отзывы о ней в гарнизоне слышатся весьма положительные… Как я понимаю, она на ночном дежурстве?

— Да, — подтвердил Игорь и поинтересовался. — Вы со мной поужинаете, товарищ капитан?

— Ужинать не стану, сыт, а вот от чашки горячего чая не откажусь.

— Хорошо, я сейчас согрею. А вы посмотрите пока, — Игорь протянул Никитину свой любимый журнал «За рулем» и принялся накрывать стол. Постелил скатерть, поставил вазочки с печеньем, конфетами, вареньем. Чай заварил густой, ароматный.

— Пожалуйста, товарищ капитан, — пригласил он Никитина.

— Послушайте, Игорь, сейчас мы не на службе, я у вас в гостях, так что называйте меня Сергеем. Ну, если хотите, Сергеем Николаевичем. Договорились?

— Договорились.

— Вот и добро, — Никитин отхлебнул глоток чая. Какое-то время офицеры сидели молча.

— Что же вы не начинаете, Сергей Николаевич, давайте уже беседовать. Я примерно догадываюсь, зачем вы пришли…

— Вы куда-то торопитесь, Игорь?

— Нет. Просто вы у меня в гостях, и вам не совсем удобно пропесочивать хозяина, я же понимаю.

— Неправильно понимаете, — Никитин разломил квадратик печенья. — Я не красна девица, чтобы стесняться… Тем более, что пропесочивать вас не собираюсь.

— Что ж, это облегчает, — проронил Игорь. — Тогда спрашивайте.

— И спрашивать ничего не буду. Я лучше расскажу вам, почему стал именно десантником.

— А почему вы считаете, что мне это может быть интересно? — довольно дерзко уточнил Игорь.

— Почему… — чуть заметно усмехнулся капитан. — Да потому, что мне очень не понравились ваши слова тогда, на тренировке.

— Какие слова? О чем?

— О том, что десантные войска не для вас… А, для кого же тогда? Для сержантов и рядовых? Но они отслужат и уйдут в запас, и на смену им придут зеленый новобранцы. А если война? Кто поведет их в бой? Кто научит их стрелять, взрывать мосты и туннели, прыгать с парашютом, бесшумно снимать вражеских часовых? Я? Старшина Гусаров? Майор Кузьменко? Генерал Самойлов? Вы, наверное, думаете, что я сразу стал и парашютистом, и разведчиком? Как бы не так! Изрядно попотеть пришлось, пока брошенный штык-нож стал достигать мишени, пока секунды затяжного прыжка перестали казаться падением в преисподнюю… На все это ушли годы тренировок и не одна пара сапог была истоптана! Но сейчас я хочу не об этом говорить… Налейте-ка еще чайку, Игорь.

— А может, закурите, Сергей Николаевич? — тот кивнул на пачку сигарет «Кэмел».

— Не курю, да и вам не советую. В разведке, как, собственно, и в жизни курево — враг! Давайте чай.

Никитин пригубил чашку, поставил ее на стол.

— Итак, почему я стал военным? Я им стал потому, что еще в раннем детстве понял, чтобы уметь защищать справедливость, надо быть сильным и смелым. А еще потому, что в двенадцатилетнем возрасте был свидетелем казни…

— Казни… Какой казни?! — опешил Игорь.

— Страшной… Расстрела…

— Расстрела кого?

— Моей матери.

— Как это… За что? — почему-то шепотом спросил Игорь, не сводя глаз с вдруг закаменевшего лица замполита.

— После войны, в Карпатах, бандеровцы не спрашивали, за что, просто стреляли, если тот или иной человек был из семьи советского военнослужащего… А мой отец был пограничником.

— Вот оно что-о-о… — медленно протянул Игорь, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к лицу… — Как же это случилось, Сергей Николаевич?

— Очень просто… Перехватили они нас в горах, когда мы ехали на «студебеккере» к новому месту службы… Ударили из автоматов, убили шофера и майора-пограничника, сидевшего в кабине. Отец выскочил из кузова, видно, хотел сесть за руль, но его ранили… Мать забросала меня какими-то тряпками, сверху накинула отцовскую шинель, сама схватила автомат и тоже выпрыгнула из кузова. Хорошо помню ее последние слова: «Не шевелись, Сереженька, может, не найдут! А при первой возможности — беги в лес!» Я и не шевелился, только шинель приподнял, чтобы видеть маму… Она успела две-три очереди дать по бандитам, потом ее сбили с ног.

— А отец, что с ним? — Игорь судорожно облизал пересохшие вдруг губы.

— Его бандеровцы не трогали, думали, что убит. А он пришел в себя и стал стрелять из пистолета… Он неплохо стрелял, двоих уложил сразу, а Стаху'ра не сумел, только в плечо ранил…

— Кто такой Стахур?

— Командир боёвки, атаман, что ли… До конца жизни не смогу забыть этого зверя со шрамом через все лицо и с располосованной левой бровью. И слова его никогда не забуду!

— Какие слова? — Игорь едва смог задать свой вопрос, в горле спазм, сухое колотье.

— Которые он отцу сказал: «За мою кровь, коммуняка, я из тебя все жилы шомполом повыкручиваю!»

— И как же вы, Сергей Николаевич? — спросил Игорь и не узнал своего голоса.

— А что я? Закусил рукав отцовской шинели и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда мать поволокли к обочине дороги и стали сдирать с нее одежду. Но тут бандиты услыхали мотор бронетранспортера, который шел по дороге. Кто-то заорал: «Пане Стахур! Краснюки едуть!» Забегали, по очереди из автомата в каждого убитого еще всадили. Маму застрелил из пистолета лично Стахур. Схватил ее за волосы, намотал их на руку, все хотел на колени поставить перед отцом, чтобы он ее смерть увидел, а получилось, поставил прямо перед моими глазами, мне из-под шинели было видно всё… Мама кричала: «Не смотри! Не смотри!» А отец все смотрел, глаз не сводил с нее. Стахур выстрелил ей в спину несколько раз… И каждая пуля, будто в меня… Отец собрал последние силы, попытался сбросить с себя бандитов, но их было много, держали крепко… Только через много лет я понял, что не ему мама кричала свое: «Не смотри!» Она мне это кричала…

— Что было потом, Сергей Николаевич? — Игорь сидел с бледным лицом, он был потрясен.

— Потом подошел отставший бронетранспортер и начался бой. — Никитин судорожно вздохнул. — А я так и лежал под шинелью, ноги-руки отнялись… Бандеровцы, отходя, обстреляли и подожгли и машину. Я закричал. Кто-то из пограничников бросился в кузов и вытащил меня, — капитан замолчал, уставившись в одну точку. Потом поднял глаза на лейтенанта. — Вот так, Игорь, на войне я не был, а ранение получил в настоящем бою, — он поднял рукав, и лейтенант увидел овальный укус пули на правом предплечье.

— А отец, что с ним?

— Его нашли позже, когда прочесывали леса на Верховине. Обрубками ног он упирался в развороченный муравейник, руки были прикручены к дереву, на груди — кровавая звезда… — Никитин стиснул пальцы в замок, трудно выговорил. — Никогда не прощу себе, что не бросился к отцу на выручку. Видел же, как бандиты взваливают его, связанного, на коня. Может, удалось бы задержать их до подхода наших…

— Так они бы и вас…

— Несомненно! Но все равно душа не на месте, хотя уже столько лет прошло.

— Да, такое вовек не забудется, — Игорь поднялся. — Я чай подогрею, Сергей Николаевич, вы не возражаете?

— Давайте, а то знобит что-то, — кивнул капитан, отрешенно глядя в окно. На улице темнело.

Какое-то время офицеры молчали, потом Никитин спросил негромко:

— Ну что, Игорь, не зря я вам рассказал свою невеселую историю?

— Это в каком смысле?

— Да все в том же: чтобы бороться со злом, надо быть сильным и смелым, а наши войска как нельзя лучше воспитывают эти качества.

— Я, наверное, не подпадаю под эту категорию, — мрачно промолвил лейтенант. — Не получается ничего.

— Бросьте! — голос Никитина стал жестким, он нахмурился. — Просто вы сами не стремитесь, чтобы получалось, вот и все.

— Но меня готовили к иной работе, понимаете? Кроме этого, я не кадровый офицер, а «пиджак». Пройдет два года, снова буду штатским человеком.

— «Пиджак»… Штатский человек… Два года… — саркастически изрек капитан. — Но сейчас-то вы на военной службе и знаете, что надвигаются крупные маневры, в которых будут участвовать несколько военных округов. А вы заладили свое: не могу, не создан, устал… Знаете, Игорь, мужчина не должен произносить слово «устал».

— Это почему же?

— Да потому, что не из мужского лексикона оно!

— А если мужчина действительно устал? — с каким-то даже вызовом поинтересовался Игорь. — Вот вы, например, что, никогда не устаете?

— Увы! — обезоруживающе усмехнулся капитан. — Устаю, да еще как, но предпочитаю об этом помалкивать. Это и без моих объяснений всем видно.

— А вот я не привык помалкивать, всегда говорю, как есть. И не стыдно мне…

— Зато мне стыдно за вас, Игорь! Вы взрослый мужчина, за вашими плечами инженерный институт, а ведете себя как инфантильный недоросль, уж простите за солдатскую прямоту… — посуровев, Никитин сделал продолжительную паузу, потом продолжил. — Я — политработник, мое оружие — слово. Но поверьте, не стану уговаривать вас остаться в разведке. Хотите уйти, уходите, но я всегда буду с горечью думать о том, что не сумел внушить, как вы нужны здесь.

— Я все прекрасно понимаю, товарищ капитан, но мне кажется, что каждый нужнее там, где может принести максимум пользы. Ну какой из меня разведчик, если вчера на кроссе я отстал от замыкающего почти на километр? Солдаты открыто смеются… Я-то думал: привезут в часть, организуют какие-нибудь курсы, научат кое-чему, потренируют, а уж потом командовать поставят… А тут — с корабля на бал.

— Да нет у нас такой возможности — создавать для вас, нескольких человек, специальные курсы, не до этого сейчас, сами же видите… Разведрота будет выполнять на учениях сложные специальные задачи: удерживать плацдарм до приземления главных сил, захватывать переправы и мосты, рвать туннели, нарушать коммуникации условного противника…

— То есть, «размягчать» его тылы? — добавил Игорь. — Ведь так это говорится на языке ВДВ?

— Вот именно — размягчать! Видите, вы начинаете привыкать к нашей терминологии… — как-то даже обрадовался Никитин и продолжил. — И все силы брошены на подготовку к этим действиям. А вы толкуете: курсы, научить… Учитесь сейчас, в ходе тренировочных занятий, это ли не школа для молодого офицера? — замполит отодвинул чашку, продолжил. — Вот вы говорите, что солдаты над вами смеются. Плохо это, конечно, но и расписываться в собственной слабости не стоит.

— Да я не то, чтобы расписался, просто нет у меня такой, извините, дыха'лки, как у моих бойцов… Вот если бы нужно было сработать на автотехнике, тогда бы я…

— А вы умрите там, где вас поставили, а не где вам больше нравится! — твердо выговорил капитан. — Такой девиз был во время войны. Никогда не поверю, что в вашем институте все такие, как вы, неподходящие к службе в десантных войсках.

— Почему же, были у нас ребята, которые хотели попасть именно в ВДВ, а попал я. Многие хотели стать морскими пехотинцами, танкистами…

— А вот вы станьте разведчиком, честь вам будет и хвала! Чего молодому офицеру по тылам отсиживаться? — Никитин замолчал, а Игорю вдруг припомнился недавний ночной разговор со Светланой: «Не хочу, чтобы ты был изгоем, тащился в тыловом обозе…».

Игорь помолчал, потом искоса глянул на замполита:

— Вы не досказали, Сергей Николаевич, чем все закончилось там, в Карпатах?

— Закончилось тем, чем и должно было закончится: боёвку в конце концов выловили и почти всю уничтожили. А меня усыновил друг отца, тоже пограничник. Потом суворовское училище, после него Рязанское воздушно-десантное… Армия стала моим домом, моей семьей…

— Вы сказали, что банду уничтожили почти всю… Что, кому-то удалось уйти?

— Да, удрало несколько главарей во главе с самим Стахуром. Но позже нашли и их…

— Где?

— На одном заброшенном гуцульском хуторе. Долго отстреливались, ни один живым не сдался, знали, сволочи, — пощады не будет. А Стахур ушел все-таки.

— Как ушел?! — поразился Игорь.

— Сумел вот… Хитрый был — Митрий. Троих оставил прикрывать, а сам — как в воду канул. Видно, удалось ему через кордон перейти, а жаль…

— Да, жаль, — Игорь сжал кулаки, потом медленно развел побелевшие на сгибах пальцы. — А почему вы избрали ВДВ, Сергей Николаевич? Отец ведь был пограничником. Наследственность-то никто не отменял…

— Нравится мне этот род войск, — тепло улыбнулся Никитин. — По душе данная профессия: рискованная, отчаянная… А я человек азартный, увижу голубые береты — сердце ликует. Перед прыжком обернешься внутрь самолета, а там ряды здоровенных парней в пестрых костюмах. Десятки людей за твоей спиной, готовых идти с любых высот, в любое пекло. Силища ощущается, и сам становишься значительнее и сильнее. Вот вы еще не слышали, как поют десантники в строю, на инспекторских смотрах, а они поют то, что надо…

— И что же они поют?

— В той песне есть слова, прекрасно характеризующие нашу службу: «Но есть десантные войска — и нет задач невыполнимых!» Улавливаете смысл, лейтенант?

— Улавливаю.

— А, чтобы задачи были выполнимыми, надо очень многое знать и уметь. Десантник — боец универсальный… — чуть помедлив, как бы давая осмыслить услышанное, Никитин добавил. — Есть еще одна поговорка: «Никто, кроме нас!» Именно она наиболее полно олицетворяет нашу деятельность и дает понимание, что только нам, десантникам, оказывается высокое доверие, что только мы способны выполнить самое сложное задание высшего командования Советской армии.

— Да, да… — задумчиво проронил Игорь, затем поинтересовался. — Скажите, почему из множества десантных специальностей вы отдали предпочтение именно разведке?

— Х-м… Почему я предпочел разведку? — Никитин с минуту размышлял. Спросил, вместо ответа. — А вы знаете, с чего вообще началась эта самая разведка?

— Нет.

— Она началось с древнерусского слова — ве'дати. То есть ведать, познавать. А чтобы ведать — надо разведать! Пробраться в глубокий тыл врага, а врагов у России всегда было великое множество, впрочем, их и сейчас не поубавилось: ведут с нами холодную войну, которая в любой момент может превратиться в горячую… Поэтому нам, войскам специального назначения, надо держать порох сухим, каждодневно и упорно учиться военному делу… — Никитин с суровым прищуром помолчал, потом вернулся к начатой теме. — Так вот, пробраться и выведать всё, до самой мелочи. Чтобы знать, как наступать, как обороняться, каким путем следовать, какие преодолевать препятствия… Главная задача разведки: рискуя и жертвуя собой, максимально уменьшить потери основного личного состава.

— И это предопределило ваш выбор профессии?

— Да. Но есть и нечто более главное: оправдывая огромное доверие командования, в одиночку или совсем маленькой группой идти впереди своего войска! А мне, простите за нескромность, уж очень нравится идти впереди войска, а не тащиться в тыловом обозе.

«Сговорились они что ли со Светкой, про этот чертов тыловой обоз?» — во второй раз за этот вечер подумалось Игорю. А замполит продолжал:

— Я почему-то верю, что и вы таким же станете, есть в вас что-то этакое, чего ни я, ни вы сами еще не знаете… — Никитин неопределенно покрутил ладонью с разведенными пальцами.

— Думаете, Сергей Николаевич?

— Уверен в этом! — твердо произнес тот и спросил. — Ну что, агитировать мне вас еще или хватит?

— Хватит.

— Значит, будем учиться?

— Выходит, так.

— А рапорт ваш — вот он, командир мне отдал, — замполит протянул Игорю сложенный вчетверо лист бумаги.

— Что, подписал? — почти со страхом спросил тот.

— Нет, он просто сказал: «Передайте Березкину, что можно, даже не читая его рапорта, приказать и он будет служить свои два года там, где надо. Да только мало толку от какой службы…»

— Правильно сказал командир, — медленно произнес Игорь.

— Я тоже так думаю: из-под палки службы не получится… Тут важно убедить сомневающегося человека. Как вы считаете, смог я это сделать или грош мне цена, как комиссару?

— Считайте, что смогли, я сделаю все, что надо, — Игорь прямо смотрел в глаза Никитину.

— А вот это уже слово офицера, дайте руку, гвардии лейтенант Березкин! — капитан крепко пожал ему ладонь.

— Спасибо, Сергей Николаевич, — смущенно промолвил тот.

— Спасибо скажете, когда на борцовском ковре меня победите, согласны?

— Разве вас победишь, вы ведь чемпион округа по десантному самбо.

— А я вас буду тренировать по своей системе, индивидуально, хотите?

— Конечно хочу. А самому мне с чего начать?

— С поперечной растяжки ног, это основа борьбы. И побегать бы вам надо, сами видите, что с кроссовой втянутостью у вас не ахти…

— Не ахти, — вынужден был согласиться Игорь.

— Вот и потренируемся утрами, по выходным дням. Я буду за вами заходить, договорились?

— Договорились.

— А теперь, до свидания, — Никитин встал, надел плащ, фуражку. — Да, вот еще что Игорь. О том, что я вам рассказал, пожалуйста, никому. Об этом мало кто знает. Не люблю, когда сочувствуют и жалеют.

— Тогда почему передо мной открылись?

— Вы — особая статья. Хочу, чтобы остались в разведке, а уж тут, все карты на стол, как говорится… — Никитин шагнул за порог, по лестнице простучали его быстрые уверенные шаги. Игорь закрыл дверь.

В этот вечер он долго сидел перед настольной лампой и думал о разговоре с замполитом. Посреди ночи неожиданно проснулся, по укоренившейся привычке нащупал на тумбочке сигареты. «Курево в разведке — враг!» — вдруг вспомнилось сказанное Никитиным, и лейтенант медленно сдавил пачку в ладони. «Ну что ж, попробуем, может быть, действительно из меня что-нибудь получится…» — подумал он и с этой мыслью провалился в глубокий сон.

Примечания

5

«Волчья подготовка» — один из способов заманивания преследующего противника в засаду, под кинжальный огонь в упор.