Лейтенант запаса

Николай Александрович Юрконенко, 2022

Автор, в прошлом десантник срочной службы, в своей остросюжетной повести рассказывает о становлении характера молодого офицера Советской Армии, правдиво и увлекательно рисует жизнь и быт солдат воздушно-десантных войск, процесс воспитания в них мужества, силы воли, преданности Родине и верности воинскому долгу.

Глава 2

— Взво-о-од, шаго-ом! — и сразу же стихает гулкий топот ног, обутых в подкованные сапоги, слышится лишь их шарканье по асфальту да тяжелое дыхание солдат. Солнце зависло в мертвой точке зенита и нещадно палит землю.

Гвардии старшина сверхсрочной службы Андрей Гусаров воткнул в кучку песка на обочине строевого плаца пятый прутик. Сегодняшняя норма выполнена. Солдаты прошли еще один урок кроссовой втянутости. Это была самая трудная и изнурительная тренировка — «рваный бег», когда один километр человек проходит шагом, а следующий бегом, в самом высоком темпе. Пять кругов по периметру плаца — это в общей сложности десять километров, дистанция, которую взвод старшины Гусарова преодолевает ежедневно.

Выравнивая ряды, солдаты подходили к тому месту, где стоял командир взвода. Гусаров присмотрелся: дыхание у большинства ровное, поэтому сегодняшней тренировкой старшина остался доволен, результаты были значительно выше, чем вчера.

Гусаров остановил взвод. Высокий, под два метра ростом, с широченными плечами атлета, он прошелся перед взводом разведчиков. Впрочем, разведчиками этих парней было назвать еще трудно, их срок службы исчислялся лишь несколькими месяцами. С каждым из этих юнцов еще предстояло повозиться.

— Младший сержант Веревкин! — громко позвал старшина.

— Я! — рослый и хлысткий парень, командир первого отделения, стремительно вышагнул из строя.

— Ведите взвод в казарму.

— Есть! — четко козырнул тот.

Гусаров медленно пошел позади взвода. Он вспомнил, как несколько месяцев назад они с лейтенантом Макаровым, набирали кандидатов в разведчики. Тогда всех отобранных пропустили через бассейн, проверяя, как они держатся на воде. Потом молодежь заставили подтягиваться на турнике, поднимать тяжести, прыгать через «коня». Прошедшие все эти испытания попали во взвод, которым командует после ухода лейтенанта Макарова он, старшина Гусаров. И вот теперь предстоит сдать подразделение новому командиру. Гусаров ощутил легкую обиду. Ведь он уже многое успел сделать. Боевое самбо, огневая, строевая, парашютная, минно-взрывная, радио и тактико-специальная подготовка в течение нескольких месяцев изучались самым доскональным образом, с привлечением опытных специалистов. А когда стали появляться первые результаты, взвод приходится отдавать в новые руки. Каким он будет, этот новый взводный? Хорошо, если таким же, каким был Макаров, умелым, находчивым, способным на самый неожиданный и рискованный поступок. Андрей как наяву увидел веселое лицо Макарова, вспомнил его поговорку: «Наша боеготовность в том, чтобы каждую минуту мы могли прыгнуть с любых высот, в любое пекло и разорвать врагу пасть изнутри!» А потом лейтенант угодил в госпиталь, из которого, кажется, выберется не скоро. После этого Гусарову присвоили очередное звание — старшина и назначили временно исполняющим обязанности командира взвода.

«Ну что же, сдавать так сдавать, — подумал Андрей. — Да оно и правильно, взводом разведки должен командовать офицер. А я снова буду заместителем, так даже и лучше…» — размышляя так, Гусаров почувствовал, что его недавняя обида рассеялась без следа. По характеру спокойный и рассудительный, долго расстраиваться он не умел. Андрей был сыном охотника из далекого поселка в Иркутской области. Выросший в саянской тайге, знавший все ее неписанные законы, он с первого дня, после прибытия из учебного подразделения к разведчикам майора Кузьменко, снискал доверие у командира. В боевом отношении Гусаров был подготовлен великолепно, военная служба давалась ему легко. Метко стрелять, совершать длительные пешие переходы, плавать, ориентироваться на местности он умел еще до призыва в армию. С некоторой осторожностью, свойственной степенным расчетливым сибирякам, он поначалу отнесся к прыжкам с парашютом, но впоследствии увлекся, ощутил прелесть свободного падения и отдался парашютному делу полностью. Майор Кузьменко, опытный десантник, частенько говаривал своим офицерам: «Из этого парня толк получится, вот увидите!» Это именно он уговорил Гусарова остаться на сверхсрочную службу, пообещав ему рекомендацию для поступления на офицерские курсы Воздушно-десантных войск.

***

Приход Игоря Березкина в дивизионную разведроту совпал с началом подготовки молодых солдат к прыжкам на ручное раскрытие парашюта. Брезентовый «стол», похожий на длинный узкий половик, был расстелен на бетоне строевого плаца: десантники изучали укладку. Наблюдая за действиями старшины Гусарова, Игорь исподволь присматривался к нему. Накануне, перед началом занятий, он попросил Гусарова проводить занятие, не обращая внимания на него. Таким образом сразу решались две задачи: Игорь учился новому для себя делу, одновременно изучая личный состав взвода. Кроме этого, лейтенанту хотелось попристальнее присмотреться и к старшине, который был лично известен самому генералу Самойлову.

Гусаров уверенно проводил занятие. Его сильные, ловкие руки быстро превращали развернутый бесформенный купол парашюта в аккуратный, имеющий очертания большого ранца контейнер.

— Теперь укладываем стабилизацию, — пояснял Гусаров, натягивая узкий оранжевый чехол на маленький парашютик, предназначенный для стабильного падения десантника. — Делается это так: — он примял своими громадными ладонями чехол основного купола, змейкой разложил по нему стабилизацию, окинув взглядом солдат и уточнил. — Всем всё понятно? А раз понятно, то переходим к следующему этапу, к укладке ШВП — шарового вытяжного парашюта. Для этого надо прежде всего сжать его пружину и законтрить конус шпилькой…

«Стабилизация… ШВП… Двухконусный замок… Контровочная шпилька… Обрывная стропа… Чехол основного купола… Чехол стабилизирующего парашюта…» — голова Игоря шла кругом, он старался запомнить все то, что показывал опытный парашютист-инструктор. Общее понятие об укладке парашюта на «веревку», то есть на принудительное раскрытие Игорь имел, хотя многое уже забылось. Сейчас же предстояло освоить подготовку парашюта к прыжку на его ручное раскрытие. Об этом Гусаров проинформировал взвод перед началом занятий:

— На «веревку» вы попрыгали достаточно, гвардейцы, теперь будем учиться раскрывать парашют вручную. И падать сначала пять, потом десять, пятнадцать и более секунд…

Старшину окружало плотное кольцо десантников, а Игорь невольно оставался вне этого кольца, оттертый словно бы невзначай. Всем своим существом он осознавал, что взвод, эта кучка мальчишек, не принял его, лейтенанта, их нового командира. И он догадывался почему: солдатам конечно же известно, что к Воздушно-десантным войскам он не имеет никакого отношения. А может, сближению мешала память об ушедшем Макарове? Ну что ж! Взвод сдан, взвод принят! Будьте добры выполнять приказы нового командира. Неожиданная мысль вдруг обожгла Игоря, он понял, что не знает, что приказывать! Не имеет понятия, как и что надо делать! С горем пополам в последние недели институтских лагерных сборов стала, наконец, даваться ему строевая подготовка. Но этому его солдат учить было не надо, он видел, как они ходят строевым шагом. Подобной слаженности и выправке мог позавидовать даже штатный парадный взвод. Он мог научить их ремонтировать автомобиль, в конце концов он был инженером-автомобилистом, но это разведчикам было, пожалуй, ни к чему, им нужен исправный автомобиль, а если такового не окажется, они без особого труда отыщут и захватят новый. Что еще? Стрелять? Вряд ли он научить их стрелять лучше, во взводе много охотников, он просматривал журнал их огневой подготовки, результаты были отличными. Так стоило ли учиться долгих пять лет, чтобы сравнивать свои возможности с солдатскими? А этот старшина — еще тот орешек! Ведет себя самоуверенно, офицера словно и не замечает рядом с собой. Ну, ничего, все еще впереди! Еще будет возможность показать, на что способен он, Игорь Березкин… Еще поглядим…

Игорь покраснел, застыдившись своих мальчишеских мыслей. Он стал внимательно прислушиваться к объяснениям Гусарова, следя за действиями его рук. Потом, когда более или менее стройно отложились в памяти этапы укладки парашюта «Д-1-8, серии-3» на затяжной прыжок, он, неожиданно для самого себя, попросил у старшины разрешения попробовать уложить стропы.

Оседлав затянутый в чехол купол и пропустив тугой пучок девятиметровых строп между щиколоток, Игорь принялся орудовать никелированным овальным крючком, заправляя непослушные стропы в резиновые кольца-соты, нашитые на нижней кромке чехла. Солдаты посмеивались, он чувствовал это, но Гусаров строго глянул на них, и смешки прекратились. После третьего раза дело пошло лучше, стропы ложились в соты ровными строгими мотками. Подняшись, лейтенант отер со лба обильный пот. Первая, самая маленькая ступень в освоении десантного дела была успешно пройдена.

После занятий Игорь попросил Гусарова задержаться. Они медленно пошли в сторону казармы. Лейтенант, собирался с мыслями, готовясь к разговору.

— Скажите, старшина, — наконец начал он. — С чего, по-вашему, мне нужно начинать работу? Я действительно пока не готов к десантной службе. Спрашиваю потому, что вижу ваш опыт и авторитет у солдат. И потом, служить-то нам, видимо, долго придется вместе… Словом, нужна ваша помощь.

Гусаров ответил не сразу. Ему понравилось, что офицер обратился к нему, как к равному, этим он сразу расположил Андрея к себе.

— Бегать много придется, товарищ лейтенант… И вам, и нам. Уж такая служба. Наш командир говорит: «Волка и разведчика ноги кормят». Как у вас с кроссовой подготовкой? — старшина окинул изучающим взглядом сухопарую фигуру Игоря.

— Вообще-то не очень… — честно признался тот.

— Тогда надо будет усиленно тренироваться, — просто сказал старшина, — советую бегать в противогазе. Есть такая проверенная формула: кто пробегает кое-как пять

километров в противогазе, тот запросто проходит десятку без него с полной боевой выкладкой.

— Возьму на вооружение, — невесело усмехнулся Игорь.

— На прошлых учениях мы выполняли задание в глубоком тылу «северных», на «колбасу»¹ ходили. Я и еще двое человек из нашей разведгруппы проводили отвлекающий маневр…

— Зачем?

— Засекли нас сразу после приземления, — нахмурился Гусаров. — Поисковая команда капитана Федорова прочесывала местность, а эти «рексы» толк в облавах понимают…

— Так что вы хотели сказать? — напомнил Игорь.

— У меня в кармане комбеза приборчик такой лежал… ну, расстояние который меряет…

— Да, я представляю, шагомер называется, — кивнул лейтенант.

— После учения я проверил его показания…. — Гусаров как-то недоверчиво усмехнулся, покачал головой.

— И что?

— Ничего… Полсотни километров за сутки. Правда, тогда и ночь на ногах провели, все отвлекали… Уводили за собой погоню до тех пор, пока основная группа не доложила по рации, что вышла к цели.

— Ваша группа выполнила задание?

— Выполнила, — коротко ответил Гусаров. — А бегать начинайте немедленно, товарищ лейтенант, потом поздно будет, крупные учения приближаются.

Они подошли к казарме разведывательной роты. Из раскрытого на первом этаже окна доносились звуки настраиваемой гитары, потом кто-то невидимый, громко и требовательно скомандовал:

— Эй, салабо'ны последнего заме'са, они же начинающие разведо'сы, резко приблизились к дедушке!

Игорь с удивлением посмотрел на Гусарова. Тот молча приложил к губам палец: тихо! А голос тем временем продолжал:

— Слушать сюда, «желудки»: поскольку о десантной службе вы еще абсолютно «бэ эм пэ», то дедушка может рассказать, что вас ждет впереди…

— А что такое «бэ эм пэ», товарищ дедушка? — несмело поинтересовался кто-то.

— Вообще так называют боевую машину пехоты, — пояснил тот. — А на лаконичном военном языке это означает: «Без малейшего понятия!» Кстати, запомните одно правило: поскольку вы служите в самых мобильных войсках, где каждая секунда имеет огромное значение, то обязаны говорить быстро, точно и, главное, — коротко. То есть, всегда и везде учитесь применять аббревиатуры.

— А это как?

— Объясняю для малограмотных, — покровительственно продолжил «дедушка». — Например, если вас спросят: «Чем закончился вчерашний выход, разведосы?» Вы должны сказать: «ППП», это означает: «Присмотрели, прихватили, притащили»… Значит, сходили в поиск и захватили «языка». Или, допустим, на укладке вас спросит начальник парашютно-десантной службы: «На каком этапе находятся ваши купола, бойцы»? Вы обязаны доложить: «ШВП», то есть, на стадии укладки шарового вытяжного парашюта… А когда кто-то из старых воинов поинтересуется: «Как дела, гвардейцы-молодцы?» Вы должны отвечать громко, бодро и опять же лаконично: «ВДВ!» Это расшифровывается так: «Всегда довольны всем!»

— А почему мы должны быть всегда довольны всем? — осторожно уточнил еще один голос.

— А потому, салага, что есть такая присказка: «Не попал в ВДВ — радуйся, а попал — гордись!» Вот и гордись, раз угодил в наши войска и будь этим доволен.

— И что же в них такого особенного: войска как войска, не все ли равно где два года отбыть?

— О'паньки! — с бурным возмущением отреагировал «дедушка». — Вместо того, чтобы «возражо'пывать» ветерану, лучше доложи: у кого самая красивая форма одежды: голубой берет, голубые погоны, бело-голубая тельняшка, гвардейский и парашютный знаки?

— Получается, что у десантника, — вынужден был согласиться молодой рекрут.

— Вот именно! А ответь мне еще: кому разрешено не застегивать «курта'ч» на две верхние пуговицы, а рукава засучивать по локти? Кому на завтрак выдают не двадцать, как везде, а сорок граммов сливочного масла, обед и ужин почти всегда с мясом, а на учениях полагается суточный доппаёк «эталон номер один», в котором есть печенье, шоколад, консервированный бекон, гусиный паштет и прочие деликатесные вкусня'ги, о которых может только мечтать мотострелковый «куро'к», тыловой шоферюга, железнодорожник, ремонтник, или еще какая-нибудь «мазу'та»… — и отвечая на свой же вопрос, торжествующе подытожил. — Все это положено только гвардейцу-десантнику, славному воину генерал-полковника Маргелова, с которым я знаком лично…

— Та хиба ж воны' винуваты, ти мазу'тни хлопци, ко'тры не попа'лы у пови'тряно-деса'нтни вийска? — прозвучал чей-то заискивающий тенорок.

— Чудо ты гороховое, Штанько', раз не понимаешь, что уж если быть, то быть лучшим! А быть лучшим, это служить в «повитряно-десантних вийсках», как ты «выражо'пываешься». Недаром же про нас сказано: «Небо синее, парашюты белые, все мы сильные, все мы смелые!» Поэтому считаю: да, «винуваты ти мазутни» хлопцы, раз не захотели попасть к нам. Вот я, например, до призыва специально совершил в аэроклубе десять парашютных прыжков, а в военкомате заявил: отправляйте только в десант, служить в других войсках не желаю! И в восемнадцать лет моя душа в тельняшке, на башке берет и равных мне — нет! ВДВ, это тебе не ца'цки-пе'цки, а спецназ, то есть элита армии.

— Вот и га'рно, колы' так… — в голосе новобранца Штанько просквозило неумело скрытое желание, чтобы от него побыстрее отстали.

— Слава Богу, дошло до одного! Остальным тоже все понятно?

— Да! Понятно! Более чем! — вразнобой загалдели мальчишеские голоса.

— Ну всё как есть собрали в кучу… — с добродушной ворчливой назидательностью изрек «дедушка». — А обязаны говорить опять же коротко и ёмко: «Так точно!» — и взяв паузу, уточнил. — Итак, «желудки» с еще непереваренными мамкиными пирожками, хотите послушать мой поэтический рассказ, положенный на мою же музыку?

— Конечно хотим!

— Что ж, внимайте! — невидимый армейский «дедушка» взял уверенный гитарный аккорд и запел звучным, довольно приятным голосом:

Два года службы пронеслось,

я бегал здесь как дикий лось,

служить в десанте, братцы, подфартило,

но я — «старик», прощай, друзья,

не нужен в армии уж я,

хоть седина виски не побелила.

Кормили нас три раза в день,

из-за стола подняться лень,

отъелись — хари вы рамку не влезают,

семь километров в сапогах,

мы пробегаем в один мах,

из-под подошвы камни вылетают.

Учили нас мосты взрывать,

бесшумно часовых снимать,

и танки прожигать гранатометом,

водить машину, связь держать,

стрелять на звук, ножи метать,

в ночной разведке ползать по болотам.

К нам прицепляли парашют,

«эр дэ»² под зад и справа, тут,

учили автомат крепить ремнями,

потом сажали в самолет,

чтоб прошибал холодный пот,

и целый час до выброски катали.

Прощай, «старик», прощай родной,

не встречусь больше я с тобой,

и писем мы друг другу не напишем.

Прощай, комбат, прощай друзья,

прощай, товарищ старшина,

в последний раз твою команду слышим…

Едва затих заключительный гитарный перебор, как слушатели дружно захлопали в ладоши. Кто-то восторженно сказал:

— Вот это — песня! А слова дадите переписать, товарищ дедушка?

— Да запросто… — снисходительно пообещал тот, потом спросил. — Желаете, еще чё-нибудь сбацаю?

— Желаем! Давайте! Хотим! — про уставную фразу «Так точно!» пацаны забыли.

— Ну, тогда слушайте, «желудки»… — гитарист нарочито откашлялся и запел:

Вот когда я вернусь на «гражданку»,

отдохну пару дней, отосплюсь,

соберу дружбано'в на гулянку,

до потери сознанья напьюсь.

Жизнь продолжу потом боевую,

дисциплину начну поднимать,

всю семью свою, часть строевую,

по двору буду маршем гонять.

Парашютную вышку поставлю,

метров этак на сто пятьдесят,

первой прыгнуть жену я заставлю,

тесть и теща ей вслед полетят.

Дом большой превращу я в казарму,

огород в полигон боевой,

брата Ваську назначу начкаром,

а сноху санитарной сестрой.

Поставив ногу на выступ фундамента, Гусаров навис над подоконником, заполнив своей массивной фигурой оконный проем. Игорь встал сбоку от старшины, всмотрелся. Посреди казармы сидел на табурете гитарист — плечистый чернявый парень с красной повязкой дневального на рукаве. На его погонах желтели узенькие ефрейторские лычки, голубой берет был лихо сбит на затылок, из-под него на лоб падали крутые кольца густых черных волос. Вокруг, опершись на швабры, тесно столпился весь суточный наряд — солдаты первых дней службы. Гимнастерки они сбросили, оставшись в летних бело-голубых тельняшках-безрукавках. Певец явно завладел душами слушателей и с большим чувством исполнял свой сольный номер:

деда Гришу отправлю в разведку,

бабку Фросю пошлю…

— Кхе-кхе… — громко покашлял Гусаров. Гитарный аккорд резко оборвался и для всех осталось загадкой, какое назначение получила бы в домашнем гарнизоне бабушка Фрося. Увидев Гусарова, но еще не заметив за углом проема нового командира взвода, дневальный вскочил, сунул гитару кому-то из слушателей, ловко подбросил ладонь к виску, четко и громко выпалил:

— Товарищ гвардии старшина! Суточный наряд занимается уборкой помещения, докладывает дневальный свободной смены гвардии ефрейтор Дудкин!

— Вижу, какой уборкой вы тут занимаетесь… — Гусаров осуждающе покачал головой. — Значит, прощай, старик, прощай, родной, не встречусь больше я с тобой… Эх, Дудкин, Дудкин! Ну с этими-то понятно: служат всего-ничего, — он кивнул на стриженых под ноль пацанов. — А вы-то уже больше года в армии, и должны понимать, когда можно развлекаться, а когда нет.

— Так точно, товарищ гвардии старшина! — Дудкин молодцевато прищелкнул каблуками, его большие, немного навыкате глаза смеялись.

— Вот и добро, — нестрого произнес Гусаров. — А поскольку вы еще далеко не «старик» и уж тем более не «дедушка» и эта моя команда для вас отнюдь не последняя, то возьмите-ка у Семенова полотер и прогуляйтесь с ним по всей площади казармы. Ясно?!

— Так точно! — ефрейтор браво козырнул.

Гусаров присел на лавку у стены здания, Игорь опустился рядом. Было слышно, как в помещении дружно шаркают полотеры и швабры.

— Вот она, служба, товарищ лейтенант, привыкайте и к такому… А с этим певцом кудрявым вам еще придется познакомиться поближе, — старшина усмехнулся, и офицер не уловил, чего в этой усмешке было больше: одобрения или осуждения.

— И чем же он знаменит?

— Прежде всего — прозвищем… Солдаты называют его — Петька в кубе.

— Это почему же? — неожиданная веселость Гусарова стала передаваться Игорю.

— Да здесь целая история, товарищ лейтенант… Не так давно, если слышали, наша армия участвовала в учениях армий стран Варшавского Договора…

— Ну-ну, — заинтересовался Игорь. — Это ведь, помню писали, было на территории Болгарии?

— Точно, — подтвердил Гусаров. — Ну и мы там тоже там побывали, правда не всей дивизией, а только одним полком. Надо сказать, неплохо сработали одно дело, а разведрота даже отдельную благодарность получила от самого командующего учениями.

— А при чем здесь этот Дудкин?

— Сейчас поймете, — Гусаров все не мог согнать с лица усмешку. — После учений был парад, митинг и все такое прочее… А потом организовали встречу с болгарской молодежью в одном большом селе. Мы там больше месяца простояли, отрабатывали взаимодействие и боевое слаживание с болгарскими десантниками. Днем служба, а вечером танцы, музыка и все прочее… Не жизнь, а малина! Ну и вот, сидим как-то раз в палатке со взводным Макаровым, и заходит этот самый Дудкин, он тогда еще рядовым был: «Товарищ гвардии лейтенант, разрешите по личному вопросу?» На меня смотрит косо, стесняется. Ну я и вышел на улицу, мало ли что, думаю, у солдата могло случиться, стою, жду… Слышу, поговорили они о чем-то минут десять, и как захохочет лейтенант, аж палатка затряслась. Он вообще смешливый, наш прежний взводный, уж такая у него натура… Зовет меня. Захожу. Дудкин сидит на топчане, тоже вроде посмеивается. Макаров говорит: «Ну что, воин, расскажем заместителю командира взвода?» Тот кивает: рассказывайте. Оказывается, жениться наш гвардеец задумал. И не много, не мало, а на болгарской девушке, я ее, кстати, потом часто видел, красавица, тут уж ничего не скажешь… И фигура, и лицо, и глаза, и волосы длиннющие — все при ней! — при этих словах Гусаров восторженно и как-то даже завистливо покачал головой. Немного помолчал, как видно вспоминая.

— Ну и ну! — Игорь недоверчиво усмехнулся, еще более заинтересованно спросил. — И что же дальше?

— А что дальше? Сами понимаете: блажь на парня нашла, прицепился к взводному: «Прошу вашего ходатайства перед вышестоящим командованием…» Ну, был бы кто-то другой, тогда и разговор короткий: отставить, кру-у-гом, шагом марш, и — точка! Но этот парнишка взводному очень уж люб: даром что только начал служить, иному «старику» запросто нос утрет, главное — отличный мастер взрывного дела, на «гражданке» поднаторел, на угольном разрезе по этой специальности работал… Упросил он таки лейтенанта, вместе пошли к капитану Никитину. Замполит отнесся к этому серьезно, девушку пригласил. Долго беседовал с обоими, убеждал, что не время сейчас для такого ответственного дела, как женитьба. Дудкину, мол, отслужить надо, как раз за эти годы чувства свои проверите, обдумаете все. На том и порешили. Ох и рыдала же она, когда мы из того села походным порядком двинулись. Ну прямо «Прощание славянки», по-другому и не скажешь…

— И чем все закончилось? — тепло улыбаясь, спросил Игорь.

— Известно, чем. Любовь у них еще больше разгорелась. Иная девчонка из соседнего города солдату реже письма пишет, чем эта из-за границы. Что ни неделя, то письмо с иностранными марками на конверте. Считай, уже почти полгода переписываются.

— Да, интересный случай… — Игорь задумался. — Как думаете, получится из всего этого что-нибудь?

— Абсолютно уверен в этом! — убежденно сказал старшина. — Это он только с виду такой бесшабашный, а на самом деле — серьезного ума парень. Добьется своего и женится на той болгарке… — Гусаров взял паузу, потом добавил. — Да-а-а, редкой красоты девушка… Только и наш Дудкин тоже не из последних будет, сами видели… Вот такая история, товарищ лейтенант.

— Интересная и трогательная история, старшина. Спасибо за рассказ. Только я не услышал, почему его Петькой в кубе прозвали?

— А-а-а, — спохватившись, засмеялся Гусаров и хлопнул себя по лбу. — Главное-то я позабыл рассказать. Когда мы в палатке у взводного сидели, Макаров и спрашивает: «Девушку твою как зовут?» Дудкин и ошарашил: «Петя!» «Как Петя?» — «Да очень просто. Петя, и все… Петя Костадинова». — «Погоди, Дудкин, ты, часом, ничего не путаешь?» — «Никак нет, Петя, лично сам документ смотрел. У них в Болгарии такие имена часто девушкам дают: Петя, Ваня, Саша…» Посмеялись мы, Петя так Петя, пусть будет так. Потом Макаров вдруг вспомнил: «Минутку, так ведь и тебя самого Петром кличут, вот это номер!» Дудкин помялся и добавляет: «Это полбеды, товарищ лейтенант, у меня еще и отчество — Петрович!» Тут и я, и Макаров за животы схватились…

— Погодите, старшина… — Игорь едва перевел дыхание от взрыва неудержимого хохота. — Это что же получается: он Петр Петрович, и она Петя? Вот это да! Теперь понятно, почему Петька в кубе, — Игорь вытер слезы, выступившие на глазах, отдышался.

— Так солдаты же, товарищ гвардии лейтенант… Разве от них что скроешь? А уж если прилепят прозвище, то попадание сразу в яблочко! — Гусаров обезоруживающе развел в стороны свои огромные руки. — Но это еще далеко не все, наш Дудкин — самое настоящее ходячее «ЧП»… — Гусаров все не расставался с улыбкой. — Вы как-нибудь попросите его показать часы, и он с удовольствием похвастается ими.

— И что же такого особенного в тех часах? — живо заинтересовался Игорь.

— О-о-о… — почтительно и одновременно чуть завистливо протянул старшина. — Часики те, дорогого стоят, ведь раньше они принадлежали генерал-полковнику Маргелову, нашему «Бате», то есть!

— Главнокомандующему ВДВ?! — от невероятности услышанного у Игоря отвисла челюсть.

— Так точно! — подтвердил Гусаров. — Самому Василию Филипповичу!

— Вы меня заинтриговали, Гусаров, — лейтенант со все возрастающим нетерпением смотрел на старшину. — И как это произошло, рассказывайте!

— А произошло это так… — сосредотачиваясь, тот немного помолчал, потом заговорил. — В то время Дудкин отслужил буквально каких-то полгода. Но надо отметить, что к службе проявил невероятное радение: в «кроссовой втянутости» среди молодых — первый. В стрельбе — тоже не последний. В «рукопашке» — абсолютно всех салаг обскакал. Прыгать с парашютом, для него наивысшее наслаждение, особенно, если прыжки ночные. Короче говоря, преуспевал пацан во всех видах боевой подготовки… Я как-то спросил его обо всем этом, а он мне в лоб: «Мне, товарищ старшина, служить — самый настоящий кайф! Люблю военное дело…»

— Надо же… — пробормотал Игорь и недоверчиво покачал головой. — Ежедневно ходить на марш-броски, ползать под колючей проволокой, часами висеть на турнике и ломать о собственную голову кирпичи — ему в кайф! Не понимает еще, что жизнь, это явление временное и ее надо ценить и беречь. Не иначе, свихнулся на армейской бытовухе, мальчишка.

— Не скажите, не скажите, товарищ лейтенант… Дудкин, это настоящий десантник, побольше бы таких-то… И случай с генералом Маргеловым, наглядно это доказал.

— Ну, ну, я весь внимание! — Игорь как-то даже весь подобрался, и чуть поближе подсел к Гусарову.

— Дело, значит, было так… Как-то раз нагрянул в дивизию «Батя», инкогнито, как говорится… Он вообще любит такие неожиданные налёты устраивать, без предупреждений командования, чтобы никаких подготовок к его визиту не было, и чтобы всю истинную жизнь той или иной войсковой части понаблюдать, что называется, изнутри. А то ведь знаете, как бывает: когда начальство загодя предупреждают о высоких визитах, то оно приказывает траву вокруг казармы зеленой охрой красить, деревья известкой белить, полы паркетной мастикой натирать и заниматься всякой подобной лабудой… А с нашим «Батей» такие номера не проходят, он непредсказуемо сваливается как снег на голову когда угодно и где угодно! И вот прибыл он в расположение двести семнадцатого полка, на территории которого находится дивизионная разведрота, и пошел со своей свитой, а это несколько «полкано'в» и «по'дполов», в наш парк боевых машин… — Гусаров недоуменно пожал плечами. — «Батя» или хотел сократить путь, или задумал проверить несение караульной службы, поэтому двинулся через старую полузаброшенную территорию, там раньше какие-то склады располагались… Ну, вы знаете это место, товарищ лейтенант…

— Знаю, знаю, давайте дальше, старшина! — с еще большим нетерпением подстегнул его Игорь.

— Ну и вот, идет, значит Василий Филиппович, по тропинке, осматривается, и уже собирается выйти из зарослей, но вдруг видит, как откуда-то сбоку, немного впереди, из тех же кушерей, выруливает на аллею рядовой солдатик со штык-ножом на поясе и с котелком в руке. Главкома и его свиту явно не замечает и шагает себе. И что уж там показалось «Бате» подозрительным, неизвестно, но он вдруг подает своим офицерам знак: «Тихо!». И, как оказалось, не зря это сделал потому, что все вдруг увидели, что солдатик, поставил на асфальт котелок метрах в двадцати от стенда… Ну, вы знаете, товарищ лейтенант, таких по городку немало понатыкано, на них всякая агитационная информация размещается.

— Да, да, я видел, — подтвердил Игорь.

— Так вот, на том стенде нарисован бравый солдат во весь рост, а сбоку от него написано: «Советский десантник! Будь бдительным и отважным воином, всегда готовым противостоять сильному и опасному врагу!» За абсолютную точность текста, конечно, не ручаюсь, но что-то очень близкое к тому, что я сказал, — пояснил Гусаров и продолжил. — Ну, выхватывает тот солдатик из ножен штык, разбегается, с размаху бросает его и попадает прямо в грудь нарисованному солдату. А тот стенд сделан из трехмиллиметровой кровельной жести и установлен на двух вертикальных трубах, вкопанных в землю. Представляете, какая сила броска нужна, чтобы пробить такой металл?

— Представляю, — Игорь был поражен услышанным. — Так он что же, в силуэт своего товарища-десантника ножом саданул?

— Десантника — да, а товарища — нет! — твердо и как-то даже зло изрек Гусаров. — Ведь в руках того солдата автоматическая винтовка М-16, а на голове не голубой берет, а зеленый…

— Получается, русский солдат проткнул штыком американского?

— Так точно! — подтвердил старшина. — И сделал это очень даже профессионально.

— Да-а-а… И что же дальше?

— А дальше так было: «Батя» выходит из кустов и как рявкнет: «Стоять!» А потом командует одному из своих подполковников «Дать сюда, этого обормота!»

Подпол и рад стараться, пошел «брать в плен» метателя ножей… А тот стоит как столб, в обстановку вникает… Понятное дело, ведь команду дал не кто-нибудь, а сам «Батя»! Потом вдруг бросился к своему котелку, хотел схватить и дать дёру, но в это время подполковник его за шкирку сгреб и потащил к Маргелову. Солдат стал сопротивляться, ну, подпол его на землю повалил, видно заблокировать хотел, обездвижить… Да не тут-то было: и опомниться не успел, как солдатик ему руку на «болячку» закрутил, вырвался и драть! Даже котелок попытался прихватить, но видно понял, что не успевает, бросил его… А вот про штык-нож не забыл, стрелой пролетел эти двадцать метров, выдернул его из стенда и был таков, только подошвы мелькнули.

— Ничего себе! — почти восторженно воскликнул Игорь. — Удрал, значит?

— Удрал, да не шибко далеко… — усмехнулся Гусаров. — Ловкий оказался, отчаянный, но глупый… Котелок осмотрели, в нем горячая перловка с мясом, обед, значит… «Батя» все вычислил очень просто и быстро: солдат явно шел в направлении парка боевых машин разведроты дивизии, больше-то в этой стороне никаких подразделений нет. У него на поясе штык-нож, следовательно — дневальный суточного караульного наряда. Пообедал в столовой сам и тащил пайку какому-нибудь «деду», начкару, например…

Всей командой начальство двинулось в направлении парка. А дальше дело техники: перебрали весь наряд, опознали беглеца-удальца. Ну, понятное дело, что это наш Дудкин оказался. «Батя» приказывает: «Построить весь личный состав в казарме, вызвать командира части!»

Ну, тут и началось! Всем стало ясно, что дисциплинарный батальон Дудкину корячится, да и ротному начальству беды не миновать — «Батя» на расправу весьма крут! Кузьменко прибежал в расположение, он тогда еще капитаном был, за ним старший лейтенант Никитин, взводные лейтенанты… У всех, я извиняюсь, рожи белее ваты, «ЧП» как-никак на всю дивизию! Шутка ли, рядовой солдат приказ самого Главкома ВДВ не выполнил, и аж с подполковником сцепился…

— Да, это действительно настоящее «ЧП», — согласился Игорь. — И чем же все закончилось, старшина?

— Чем закончилось… — тот озадаченно смотрел перед собой. — Вы уже наверняка слышали, что наш «Батя» большой оригинал, во многом — непредсказуемый, жесткий, но справедливый. К нам у него отношение особенное, еще с войны установил Суворовское правило: «Солдата не надо жалеть, солдата надо беречь!» Мы его за это уважаем, и он нам отвечает тем же.

— Взаимная любовь у вас с Маргеловым, надо понимать… — сам не зная почему, съязвил Игорь.

— Так оно и есть! — косовато глянул на него Гусаров и продолжил. — Ну и вот, рота застыла, как ледяная, а в казарме такая тишина, что полет мухи слышно. Привели Дудкина, поставили перед строем. Стоит бледный, но держится, глаз не прячет, и заметно, что приготовился к самому худшему. Понимает, что дисбат ему светит…

«Это ты, барбос, весь стенд изрешетил?» — спрашивает «Батя», а сам Дудкина глазами насквозь сверлит. — «Мы там десятка три дыр насчитали?»

«Так точно, товарищ генерал-полковник! Сколько раз проходил мимо него, столько раз и метал нож. Все равно тот стенд старый, весь заржавленный, зачем его жалеть».

«Тебе что, ростовых фигур на «тропе разведчика» не хватает для этого?»

«Так ведь там просто деревяшки, а здесь американский зеленый берет… И потом мне больше нравится, когда мой штык железо пробивает — и звук другой, и усилие другое для этого нужно приложить».

«Значит, вот так ты это объясняешь… И всегда тебе удается втыкать нож?»

«Почти всегда. Раза три-четыре только не получилось — рукояткой ударился. Но потом я добавил лишний шаг и все стало получаться. Пол-оборота не хватало ножу».

«Та-а-ак… — видим мы, призадумался «Батя», а потом спрашивает. — А теперь ответь мне, воин, почему ты котелок с кашей бросил, а нож прихватил?»

«А я ваше наставление вспомнил, — отвечает Дудкин. — Ведь вы говорите: «Оружие есть — жратва найдется!»

«Молодчик! Мои слова помнишь, только цитируешь не совсем точно. Я говорю так: «Патроны есть — жратва найдется!»

«Виноват, товарищ генерал-полковник! — толкует Дудкин. И совсем уже обнаглев, добавляет. — Патроны, это хорошо, а нож для разведчика поважнее будет…»

— Я в это время на ротного как раз посмотрел, — взгляд Гусарова посуровел. — А у того желваки на скулах выперли и лицо пятнами… Стоит рядом с «Батей», всю роту глазами испепеляет. И понял я… да и не только я, а все поняли, что с этого дня наша служба пойдет «ко'лом», привычная жизнь закончилась!

А Василий Филиппович продолжает допрос:

«А скажи-ка мне, герой с дырой, почему ты не выполнил мой приказ: «Стоять»? Да еще и подполковнику Еремину руку едва не выломал? Чего тебе на асфальте не лежалось, раз уж попался?

«Виноват, товарищ генерал! — отвечает Дудкин. — Я тогда еще одно ваше правило вспомнил: «Сбили с ног — воюй на коленях! Сбили с колен — лежа наступай!»

«Нет, вы видели, гвардейцы, такого ухаря?! — обращается к нам «Батя» и мы замечаем, что он начинает отмякать… — Гусаров в который уже раз улыбнулся. — Мало того, что мои присказки наизусть знает, так еще и выполняет их неукоснительно. Молодец, настоящий гвардеец! Всё что угодно можно допустить, но только не плен! Сдаваться мы, десантники, не имеем права!»

— Сказал Маргелов это, а вся рота ушам своим не верит: разгильдяя, нарушителя дисциплины, хулигана, «Батя» хвалит… Хвалит, черт бы его побрал, этого Дудкина! А дальше — больше: поворачивается «Батя» к ротному и приказным тоном говорит:

«Этого деятеля наказать самым строгим образом! Пусть десять суток на гарнизонной гауптвахте «отдохнет» за неповиновение и за порчу войскового имущества. Далее: стенд с тем дурацким америкосовским солдафоном демонтировать и установить на «тропе разведчика». Пусть ваши вояки его штыками дырявят, раз уж так эффектно это получается… Только внесите в конструкцию доработку — приварите к стойкам уголки, чтобы изрешеченную жесть можно было вынуть и заменить…»

Гусаров умолк, снял берет и поерошил ладонью свои жесткие темные волосы, на его простое мужественное лицо легла тень задумчивости.

— Значит, вот так всё завершилось… — недоверчиво произнес Игорь. — Довольно банально, я бы сказал…

— Да нет, товарищ гвардии лейтенант, — возразил Гусаров. — Всё завершилось гораздо интереснее, чем мы ожидали. Прошелся «Батя» вдоль строя туда-обратно, на наши рожи смурны'е посмотрел внимательно, на Дудкина глянул. И говорит, показывая на него рукой:

«Вот таким и должен быть настоящий десантник, тем более — разведчик! За все свои нарушения, боец, ты понесешь заслуженное наказание, посидишь на «губе», подумаешь, как жить дальше… А за то, что кашу бросил, а оружие спас, что не позволил взять себя в плен и сумел уйти, что генерала не испугался и перед подполковником не спасовал, прими от меня, гвардеец, этот подарок…»

С этими словами снимает с руки свои часы и подает их Дудкину. Тот сначала обалдел, а потом как заорет: «Служу Советскому Союзу!» А вся разведрота в осадок выпала! Что угодно ожидали, но только не это…³

Игорь с величайшим изумлением уставился на Гусарова, вымолвил потрясенно:

— Вот это — номер! Кто бы мог подумать…

— Да, номер… — в синих глазах старшины тоже проступило изумление, словно эту историю он сам услышал впервые. — Отсидел Дудкин свой назначенный срок, вышел с «губы»… А месяца через два приказом по части ему ефрейтора присвоили.

— А это за что же? — еще больше удивился Игорь.

–За что… А вы подумайте, товарищ гвардии лейтенант… — многозначительно ухмыльнулся Гусаров. — Уж если сам Главком ВДВ лично солдата поощрил, то куда деваться ротному начальству? Вот такая история…

— Да уж, всем историям — история… — покивал Игорь. Какое-то время он переосмысливал услышанное, потом произнес. — Ну, пошли по домам, старшина, на сегодня историй, пожалуй, достаточно.

Примечания

1

«Колбаса» (жарг.) — надувной резиновый макет межконтинентальной ракеты. Гусаров имеет ввиду глубинный поиск его разведывательно-диверсионной группы для уничтожение стартового объекта условного противника.

2

«РД-54» — ранец десантный. При совершении прыжка подвешивается на специальных ремнях ниже ранца основного парашюта.

3

Автор рассказывает о реальном случае, произошедшем во время его срочной службы в ВДВ.