Пражская весна

Никита Филатов, 2021

Еще в первую чеченскую войну молодой офицер спецназа оставил в качестве трофея боевикам свое левое ухо, за что и обзавелся прозвищем – Тайсон. Попытав счастья в криминале, он был примечен спецслужбами, но, выйдя из повиновения, вступил во французский Иностранный легион, чтобы в конце концов дезертировать и из него… Действие романа признанного мастера приключенческого жанра Н. Филатова разворачивается в самом начале двухтысячных годов в Чехии, Испании, Йемене и Чечне. Как и в предыдущих историях о суперагенте по прозвищу Тайсон, правды в нем значительно больше, чем вымысла.

© Филатов Н.А., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

Я знаю одно слово, страшное слово,

которое разрушит злые чары —

это слово «убийство»,

и оно несет с собой освобождение,

чистое, как весенние цветы.

Гилберт Кит Честертон

Пролог. Охота на водоплавающую дичь

Со скучного серого неба, из-под темно-свинцовых растрепанных туч, бесконечным потоком стекало вниз что-то мелкое и холодное.

— Того и гляди, снег пойдет.

— Да, погодка…

Кажется, в прошлом году первый снег выпал уже к середине ноября. Выпал неожиданно, вопреки всем народным приметам и прогнозам ученых метеорологов — просто, выглянув поздним субботним вечером из окна, люди вдруг обнаружили, что пространство вокруг них покрыто не толстым, но вполне ощутимым слоем рассыпчатой белизны.

Вообще-то первый осенний снег неплохо смотрится только поначалу. А через пару часов…

Катер ходко резал волну, такую же серую и холодную, как во времена древних викингов и гренадеров Суворова. Только пестрые геометрические силуэты навигационных знаков напоминали о том, что вокруг худо-бедно начинается век двадцать первый…

Но даже сейчас, под самый конец охотничьего сезона, несмотря на хроническую непогоду, Карельский перешеек оставался по-своему притягателен и красив. Северная природа не отличается пышностью, однако она никого не подавляет и никому ничего не навязывает — при этом любое дерево, куст, любой камень на побережье занимают назначенное им место с чувством собственного достоинства. К тому же всем этим скалам и соснам глубоко плевать на человеческую суету.

— Тут надо правее брать! — обернулся назад, на корму, молодой офицер-пограничник, стараясь перекричать завывание двигателя.

Насквозь вымокший егерь, в длинном брезентовом плаще и в фуражке с кокардой, собрался было что-то ответить. Но потом передумал и, не торопясь, сдвинул ручку подвесного мотора на несколько градусов влево. Острый нос катера так же медленно повернулся в указанном направлении, догнал волну, — и уже в следующую секунду холодными, крупными брызгами с ног до головы окатило не только самого пограничника, но и его соседа, солидного дядечку средних лет.

— Эй, ты чего творишь-то?

Впрочем, егерь, так и не произнеся ни слова, уже вернул катер на прежний курс, и потоки воды больше не перехлестывали через борт.

— Да ладно вам… — Сосед пограничника, плотно упакованный в экспериментальный американский комбинезон из неопрена, первым делом снял и протер очки. Потом водрузил их на место и пару раз провел ладонями по мокрым щекам. При этом ствол ружья, лежавшего у него на коленях, сполз вниз и уперся в бедро еще одного охотника, расположившегося на рюкзаках ближе к носу, под прикрытием ветрового стекла.

— Осторожнее, коллега!

— Пардон… — мужчина в очках сразу понял, в чем дело, и передвинул оружие так, чтобы оно больше не представляло опасности для окружающих. Следует отметить, что ружье у него было под стать импортному комбинезону — итальянская полуавтоматическая «беретта» двенадцатого калибра, обошедшаяся владельцу, без учета мудреной оптики и разных дополнительных приспособлений, примерно в две тысячи долларов.

— Ничего, бывает. — Человек, укрывшийся от непогоды за ветровым стеклом, выглядел не намного моложе своего спутника. И одет он был значительно проще, но тоже не без претензии на охотничий шик: резиновые болотные сапоги, водолазный свитер из тонкой верблюжьей шерсти, кожаная куртка с меховым воротником — вроде тех, что когда-то выдавали советским морякам на ракетных катерах и подводных лодках.

Некоторое время катер шел наперерез волнам, то проваливаясь между ними, то получая удар под форштевень и высоко задирая нос.

Офицер-пограничник взглянул на часы, после чего перевел взгляд на воду:

— Скоро начнется отлив!

Судя по тону, суточное колебание поверхности мирового океана организовал именно он и теперь достойно несет ответственность за бесперебойный ход планетарных процессов.

Справа по борту открылась очередная бухта: рваное ожерелье из не повторяющих один другого валунов, местами сбившихся в причудливые гроздья, местами — плоско стекающих под дрожащую кромку прибоя. Смешанный — елка, сосна и береза — лес вплотную подступал к воде, темной и непроглядной уже в полуметре от берега. У основания одного из двух мысов чернела на фоне холодного неба ажурная металлическая конструкция.

— Это что за вышка? — поинтересовался владелец шикарного импортного ружья.

— Наша, пограничная! — закричал, перекрывая ветер и двигатель, молодой офицер. Потом перегнулся поближе:

— Раньше тут пост выставлялся. Теперь, конечно, убрали.

— Шпионы, что ли, кончились?

— Деньги кончились! С нарушителями границы как раз все нормально — хватает. А вот финансы все время режут.

Собеседник кивнул:

— Понимаю…

Перед мысом, на мелководье, пришлось сбавить ход.

Натужный рев подвесного мотора сменил тональность и силу, превратившись в негромкое стариковское бормотание. Качка сразу же стала ощущаться немного по-другому, стали даже слышны остальные звуки раннего осеннего утра: плеск волны за бортом, крики чаек, скрип мокрой резины…

Издалека докатилось эхо одиночного выстрела, потом — еще одного.

— Смотри, справа!

Несколько уток поднялись со стороны леса, описали под серыми облаками большую дугу и сели на воду.

— Далеко… — пожалел пограничник.

— Понятное дело.

Егерь молча, но без особого осуждения, смотрел, как мужчина в очках описывает вслед за летящими птицами большую дугу стволом своей пижонской «беретты». Утка, в октябре уже пуганная, держится подальше от берега и ближе чем на полторы сотни метров к себе не подпускает. Впрочем, это прекрасно осознавали и остальные охотники, поэтому попусту жечь патроны никто не стал.

А вот кто-то другой, в лесу, решил, видно, боеприпасы не экономить: из-за деревьев вдогонку поднявшейся стае уток выстрелили сразу несколько раз подряд, без перерыва, практически очередью.

— МЦ? — прислушался пограничник.

— «Рысь» какая-нибудь или, может, «Сайга», — пожал плечами егерь. — Сейчас чего только народу не продают. Были бы деньги.

— Да уж, точно… Палят, понимаешь, в белый свет, как в копеечку! А меня ведь как отец учил, когда еще на Камчатке служили? Один патрон — буханка хлеба, промазал — сиди голодный целый день… — Молодой офицер собрался высказать еще что-то по поводу нашествия в пограничную зону «новых русских» с охотничьими билетами, но вовремя прикусил язык — в сегодняшней компании его рассуждения могли оказаться не совсем уместными.

— Петрович! Прямо по курсу.

— Вижу… — отозвался егерь.

— Что там такое? — завертел головою мужчина в очках.

— Сети стоят, — пояснил человек в кожаной военно-морской куртке, первым заметивший на воде поплавки.

Но собеседник и сам уже разглядел среди волн грязно-желтые куски пенопласта и пустые пластиковые бутылки.

— Ну, совсем у людей ни стыда, ни совести!

Сети вытянулись километра на полтора, не меньше — так, чтобы полностью, на разной глубине, перегораживать и саму бухту, и ближайшие подходы к ней вдоль побережья, сразу в нескольких направлениях.

— Давно стоят?

— Не знаю. Вчера вечером еще не было, — покачал головой егерь.

— Интересно, что там наловилось в такую погоду?

— Сейчас проверим…

Егерь переключил двигатель на холостой ход — все равно, пройти дальше, не зацепив винтом хотя бы одну из сетей, катер не мог. На всякий случай он поискал глазами резиновую лодку или какое-нибудь другое плавучее средство из тех, которыми обычно пользуются рыбаки, но ни в заливе, ни на прибрежных камнях ничего подобного не заметил.

— Приготовьте, куда будем складывать!

Никто не удивился и не возразил: поднять чужие, поставленные без разрешения, снасти с уловом в такой ситуации — обычное дело.

Катер медленно, по инерции, шел вдоль каменистого берега.

— Ну-ка подцепи!

Охотник в кожаной военно-морской куртке привстал, вытащил откуда-то снизу, из-под себя, алюминиевое весло и перегнулся через борт, чтобы дотянуться до ближайшего поплавка.

Сосед отложил «беретту» в сторону и попробовал ему помочь:

— Подожди-ка, подожди…

Сделать они ничего не успели — первая же пуля, выпущенная снайпером, снесла человеку в очках половину черепа.

Пятна брызнувшей во все стороны крови испачкали егерю длинный брезентовый плащ. Впрочем, сам егерь об этом уже никогда не узнал: следующий прицельный выстрел в прямом смысле слова разбил ему сердце.

Третья пуля прошила насквозь металлическую обшивку и застряла в вещах, сложенных на дне катера. Однако почти в то же мгновение невидимый стрелок исправил свою ошибку — и офицер-пограничник, не успевший даже повернуться лицом к опасности, был убит наповал точным попаданием под лопатку.

Гибель офицера, сидевшего на линии огня, подарила мужчине в кожаной куртке несколько спасительных мгновений. Оттолкнувшись ногами от чего-то мягкого и податливого, он перевалил себя через борт — и почти без всплеска ушел под воду.

Коснуться дна сразу не удалось — глубина рядом с катером оказалась довольно приличной, во всяком случае, больше человеческого роста. Вокруг не было ничего, кроме свинцового холода, тяжести и протяжного звона в ушах.

Мужчина старался изо всех сил задерживать дыхание. Где-то там, ближе к телу, за пазухой, у него был припрятан табельный пистолет, но возиться с застежками, доставая ненужное и бесполезное теперь оружие, не оставалось ни сил, ни желания.

Куртка на меху и высокие резиновые сапоги-«болотники» уже наполнились водой, тянули вниз, в еще больший холод и в пустоту. Черт побери! Наверное, можно вот так, без воздуха, продержаться еще немного — а потом все равно придется всплывать. Если, конечно, получится…

В следующую секунду над его головой что-то оглушительно громыхнуло.

Надо же, удивился охотник. Надо же…

Потому что способность удивляться — наверное, последнее, с чем в этой жизни расстается человек.