Жемчужина его жизни

Ника Ферзь, 2020

Много лет назад Фарида допустила оплошность – доверилась самому чистому, настоящему чувству первой любви и поплатилась за это. В полном одиночестве ей пришлось пробиваться в жизни, достигать высот, чтобы стать лучшей. Но как повернется ее судьба при встрече с мужчиной из прошлого? Что, если он узнает ее главный секрет? Оправдает ли свое имя – Фарида – и станет ли жемчужиной его жизни? История жизни в антураже страны.

Глава 3

Антона разбудило радио «Маяк», традиционно включавшееся на кухне в 6:30 утра.

Под бравурную музыку дед, до этого времени сделавший зарядку и убравший спартанскую постель, обыкновенно пил чай.

Антон хотел бы ещё поваляться в кровати, но они часто ссорились с дедом по этому поводу, а в это утро ругаться ни с кем не хотелось.

Сегодня у него были наполеоновские планы. Неожиданные каникулы скоро заканчивались, нужно было успеть многое сделать.

Так, они договорились с ребятами пойти в лес на шашлыки, к их обычному месту возле озера. Летом здесь можно было купаться, а зимой — кататься на лыжах. В такую погоду как сейчас, осенью и весной, они просто собирались там поболтать, поиграть в карты, пострелять по бутылкам.

Антон давно уже не встречался с ребятами. Он жил в другом городе и к деду приезжал только летом на месяц или того меньше. Если отец находил билеты в санаторий или отправлял их с матерью на море, Антон жил у деда только две недели.

И сегодня он предвкушал весёлые посиделки. Тем более что девочка, которую вчера встретил, согласилась составить компанию.

— Долго будешь валяться? — сурово поинтересовался дед, встав в проеме двери.

— Да встаю уже, встаю, — лениво потянулся Антон.

— Даю тебе пять секунд.

— Даже в армии вроде бы больше дают?

Дед хмыкнул, а Антон не стал больше пререкаться, поторопившись встать и натянуть домашний спортивный костюм.

На кухонном столе его ожидаемо встретил черный горячий чай с лимоном и бутерброд с маслом и сыром, приготовленный дедом. Антон улыбнулся: годы идут, а привычки остаются.

От чашки тонкой струйкой поднимался еле видный парок, и Антон сразу потянулся к чаю.

Стоя, сделал большой глоток, обжёгся, пожалел, что так много отхлебнул, поставил ее на стол, разлив воду по белой в цветочках скатерти.

Дед за столом и листал газету «Аргументы и факты», на которой при желании даже из коридора можно было прочесть заголовки статей.

Только Антон сел на табурет, дед сразу отложил газету, которая временами служила ему защитным забором от окружающих, и облокотился на дерево стола.

«Будет разговор», — догадался молодой человек.

— Антон, хорошо ли ты представляешь себе свое будущее?

— С чего такие философские вопросы с утра пораньше?

— Даже если тебя разбудят среди ночи, ты должен знать ответ на этот вопрос.

Антон, помолчав, ответил:

— Ну да, представляю.

— Можно поинтересоваться, что это?

Дед смотрел на него цепким взглядом поверх очков. От этого его взгляда подчиненные на ракетном крейсере «Дзержинский» и подводной лодке К-113 чувствовали, как по позвонкам ползет противный холодок.

— Ну как же. Стихи буду писать. Я это умею, — усмехнулся в чашку чая, всколыхнув парок.

— Надо же, какие откровения с утра пораньше от собственного внука! — поддержал ухмылку дед, ехидно всплеснул руками.

— А почему бы нет? Могу прочесть, если хотите, сударь!

— Отчего же, хочу, очень любопытно, — в глазах у деда заиграли хитринки.

— Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава — отрада; Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда; И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной… — дурачась, Антон патетично продекламировал Пушкинскую «Песнь о Вещем Олеге».

–…судьбе. М-м-м, неплохо. Только напоминает что-то…

Антон с аппетитом откусил бутерброд. Раз, второй, улыбнулся забитым булкой ртом — мол, не могу ничего внятного добавить!

— И всё-таки, Антон, я хочу тебе напомнить. Мужчина должен стремиться вперёд, работать над собой и не поддаваться внешнему влиянию. Что бы ты ни решил: работать в МИДе или нет, стать кем-то, — связи с дворовыми девчонками тебе в этом не помогут. Я даже больше скажу: они тебе помешают.

Антон сделал изумленное лицо.

— Дед, да перестань ты, а?

— Ты думаешь, что все это ерунда? Я сейчас говорю не как человек с медалями, а как твой собственный дед. Который желает добра и хочет, чтобы ты сделал карьеру.

Антон нахмурился.

— Да с чего ты вообще завёл этот разговор?

— Я жизнь, наверное, больше повидал. Потому и говорю тебе. Никаких девочек со двора. Мать там, в Москве, уже невесту нашла. Так что дурить здесь я не позволю.

— Дед, перестань. Ни с кем я здесь не дурю. Не с кем тут дурить, понимаешь? Я уже через три недели уеду.

Молодой человек завелся. Снова эти разговоры о будущем!

— Ты меня понял, — проскрежетал Гордеев.

Поставив точку в этом странном разговоре, дед вышел из кухни.

Скоро начнется его обычный будний день.

Антон же посмотрел на часы и чуть не застонал: по его мнению, утро только начиналось, времени до встречи с Фаридой было очень много, и до этого надо как-то себя занять.

При воспоминании о ее маленькой ладошке в его руке, Антон улыбнулся и потянулся как кот. По его телу прошла теплая волна нежности. Эта девочка волновала его, будоражила, а ее природная хрупкость и скромность добавляла очарования.

Только вспомнив о тоненькой оголенной шее, на которой крутились кудряшками выбившиеся из кос короткие темные прядки, Антона затопило странное чувство, до этого времени не виданное им, а между пальцев едва ли искры не посыпались — так захотелось к ней прикоснуться.

Фарида казалась ему такой же тоненькой и маленькой, как гвоздики в её руке. Чуть надавить сильнее — и сломается стан, переломится стебель, осыплются листочки хрупкого цветка.

Когда был маленьким (Антон это почему-то хорошо помнил), он очень не хотел идти в детский сад. Сначала всю дорогу шел как примерный гражданин и радовал своей покладистостью мать. Но стоило им дойти до забора, бросался в слезы. Крупные соленые капли текли и текли по щекам, даже в уши попадало, отчего было холодно и немного щекотно.

Мать добегала до отдельного крыльца малышовой группы, распахивала тяжелую, обитую дерматином дверь, вручала кричащий на одной ноте куль, иначе Антона-маленького назвать было нельзя, воспитательнице и поспешно уходила. Тот не мог успокоиться еще долго.

Воевали с ним тогда всем миром. Даже отец, отложив свои государственной важности дела, однажды взял сына за руку и повел, важно шагая, в садик. Всю дорогу они разговаривали. Антон крепко держал отца, поправлял упавшую на лоб белую панаму и выглядел в коротких шортах вполне себе крепеньким мужчиной, не способным на истерики. Отец улыбался прохожим, знакомым по дому, и хехекал себе под нос.

Но только дошли до забора — как все, ребенок ударился в слезы и никакие увещевания, окрики и даже слабый незлой подзатыльник не смогли привести его в чувство.

На крик выбежала молодая нянечка. Мигом оценив обстановку, она вытащила из фартука что-то маленькое и помахала предметом перед носом Антона. Тот заинтересовался.

Девушка разжала руку, и на ладони ее заблестела маленькая хрупкая балерина. Фарфоровая игрушка застыла в летящей позе: одна рука вниз — на стоящую пачку, а другая вверх — над темной головкой, с небрежным пучком каштановых волос. Антон проглотил слезы и с замиранием посмотрел на это чудо: непрочная, стремящаяся ввысь красота.

Балерина стала его оберегом на весь день. Он доставал ее из кармана шорт и смотрел, как играет фарфоровый блеск на солнце, как тянется балерина ввысь, несмотря ни на что. А вечером, дома, дед высказался, что негоже мальчику играть в куклы. И балерина пропала. Антон искал ее все утро, переживал, но игрушка не находилась. В тот день по дороге в сад он уже не плакал. Но и другие игрушки его очень долго не влекли.

Фарида показалась ему похожей на ту фарфоровую танцовщицу, насколько он ее помнил. Такая же грация в движении тонкой шеи, выбившиеся из прически ручейки вьющихся волос, хрупкость белых рук. И при всей этой непрочности, обманчивой ломкости, какая-то сила, тонкий стержень внутри.

После холодного душа, стряхнувшего воспоминание, недолгих сборов, Антон был в условленном месте. Шагая по парковой дорожке, он смотрел, как по-летнему теплое солнце играло с редкими прохожими в парке, а распушившиеся воробьи прыгали в ажурных тенях. Теплый, уютный май дарил ощущение приближения чего-то хорошего, которое возникло у него только вчера.

Вдруг все вокруг замерло, а его будто что-то толкнуло. Он повернулся и в глубине аллеи увидел тонкий девичий силуэт. Кровь быстрее побежала по венам, и сердце забухало в груди.

Легкой походкой девушка шла по дорожке, сопровождаемая гомоном воробьев, платье подпрыгивало в такт упругому шагу, и ему казалось, что это само лето идет на смену замершей весне.

Фарида, приближаясь, тоже увидела его и заулыбалась, зарделась от его жадного взгляда.

И смотрела в этот раз смело и прямо, не опускала застенчиво глаз.

Антон не удержался и сорвался с места к ней навстречу. Подбежал, замер, полыхнул весь с головы до ног.

Замер, а через секунду уже не смог совладать с собой и отпустил свое «я» на волю — на волне несдерживаемой радости обнял и закружил смеющуюся Фариду.

Легкая, точно котенок, тоненькая, как самописная ручка, она так уютно легла в его ладони, что Антон чуть не задохнулся от переполнявшего его чувства. Он остановился и обнял девушку, уткнувшись в ее макушку, чтобы выровнять сбившееся от переживаний дыхание. Фарида счастливо рассмеялась ему куда-то в область груди.

— Эге-ге-е-ей!! — все-таки поднял голову вверх и закричал, как школьник.

Фарида немного поколебалась, но обняла своими изящными руками за пояс.

Антон отпустил ее, взял за руку и повел вперед по аллее.

— Сегодня мы пойдем с тобой в парк отдыха. Говорят, там установили новый аттракцион.

Фарида, не задумавшись ни на минуту, согласилась.

По пути они ели сладкий пломбир, обжигающий холодом зубы, и смеялись надо всем, что видели. Почему-то именно сегодня все вокруг казалось ярким и праздничным, даже будничная троллейбусная остановка.

Полупустой салон троллейбуса с любопытством встретил улыбающуюся парочку. С интересом скользнул по ним взглядом старый дедок с палочкой в руке, хмыкнула кондуктор, ожидая платы за проезд, презрительно скосилась молодая девушка на высоких каблуках, недобро впился глазами парень в спортивном костюме из конца салона.

Закрывая собой, Антон усадил Фариду к окошку, а сам тут же положил руку сзади на поручень. Фарида смеялась от такой явной опеки. Антон будто говорил всеми своими действиями: смотрите, эта девушка со мной! Не стеснялся ее, не чурался, а пытался быть ближе, будто срастаясь пальцами в пальцы, зрачками в зрачки.

Парень из конца салона лениво привстал, держась за поручень, чтобы вразвалочку от неровного движения троллейбуса дойти до их места. Несмотря на множество пустых мест, сел впереди и развернулся, нагло пройдя оценивающим взглядом по враз замолкшей Фариде.

Недобро улыбнулся, показав щербинку между желтоватыми зубами, перекатил слюну из одной щеки в другую, сплюнул прямо в проход:

— Деревня!

Антон среагировал молниеносно: кулаком правой руки резко заехал по носу наглеца.

Парень взвыл и схватился обеими руками за нос, из которого во все стороны брызнула кровь, заливая его зубы, рот, открывшийся в проклятиях.

Антон вскочил, замахнулся кулаком на сжавшегося транспортного хама, но на руке его повисла испуганная Фарида.

Немногочисленные пассажиры загудели, загалдели, старик замахал палкой, а девушка на каблуках зло рассмеялась.

Фарида потянула Антона к выходу, боясь настоящей драки, а парень и не собирался преследовать парочку, выскочившую из салона на пустой остановке, все держался за разбитый нос да раскачивался от боли взад-вперед.

Троллейбус, посигналив колокольчиком, закрыл двери и двинулся дальше.

Фарида схватила руку Антона, прижала к себе, потом погладила сбитые костяшки на пальцах, подула на сжавшийся кулак и поцеловала проявившуюся царапину.

Антон ошеломленно замер. Мир кругом стал серым и пустым. Осталась только она — почерневшие от тревоги глаза и розовые, чувственные губы, только что обжегшие его пальцы.

Стряхнув с себя морок, он потянул ее вслед за собой: до парка аттракционов не доехали всего одну остановку.

— Не ожидала, что ты такой… — смотрела на него как на принца в доспехах Фарида.

— Красивый? — шутил он.

— Высокий? — забавлялся.

— Неотразимый? — ерничал.

— Фу, шутник! — нашла Фарида в себе силы оттолкнуть вдруг ставшего серьезным Антона.

— Шутник! — подтвердил и он.