Полина. Мечты сбываются

Ната Элеотт, 2022

Цикл "Имперские будни". События происходят в Империи Инитиал Алвиан спустя более, чем сорок Имперских лет после описываемых в книге "Я, Макс ". Но для наших героев, несущих бремя вечной молодости, любые времена не помеха к развитию как романтических, так и более серьёзных отношений. Умница и красавица, Полина рано осталась без родителей и всё своё время на Земле посвящала тому, чтобы разгадать тайну их гибели и заполнить пустоту в своей жизни. Это определило её жизненный путь. Трагический случай привёл её в совершенно иной мир, где она встретила мужчину своей мечты. Её чувства оказались взаимны. Но слишком многое стоит на пути героев к их счастью. Преодолевая время и расстояния, расставаясь и встречаясь со своим любимым снова, наша героиня стала сильнее и увереннее в себе и в своём праве на счастье. События, приведшие её к смерти на Земле, оказались частью цепи событий, происходящих в Империи. Опираясь на помощь новых друзей и Макса, Полина благополучно справляется с их разгадкой.

Глава IV

Алибер

— Вот видишь, я справился, Макс.

— Ну да, ещё и в лобик поцеловал.

— Но мне хотелось её успокоить.

— А она наверняка решила, что ты её снова упокоил.

— Что я её — что?

— Что ты её таки утопил.

— Не говори ерунды, Макс. Я сделал всё очень тактично. С тобой, помнишь, как поступили?

— Вивиэн просто резко дёрнула меня за ноги, и придавила сверху, чтобы я встать не мог.

— Вот именно. А я был крайне внимателен к переживаниям Полины и очень терпелив.

— Её к этому отношение мы выясним, когда она очнётся, Алибер.

Полина

Одно дело, когда умираешь, как попало, и совсем другое — когда это происходит в сопровождении специально обученных существ. А мне уже было, с чем сравнивать.

В этот раз я находилась, по-видимому, в том самом месте, где и существует та самая Нирвана. Тела я вновь не ощущала, пространство сияло, мне было легко и спокойно, а с каждым вздохом в меня вливалась новая порция блаженства.

Стоп. С каким таким вздохом, Полина? Рассуди здраво: ты находишься в состоянии абсолютной целостности и полной блаженной безмятежности. Так не порть момент, детка…

— Пинна?

Ну вот, опять началось: какой упоротый глюк.

— Это я, Шато. Я, твой Маленький Домик, Пинна. Почему ты со мной не хочешь говорить? Ты на меня обижена? Но моей вины нет в том, что произошло…

Аха, скажи ещё, что это был форс мажор.

— Да, Пинна, это были обстоятельства непреодолимой силы. Всё происшедшее оказалось вне пределов моей компетенции.

Сознание, по видимому до конца не угасло и продолжало агонизировать.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

Что именно? Про обстоятельства или про агонию? Интересно, если не отвечать, глюк отстанет?

— Мне не очень нравится имя Глюк, Пинна. Вернее, мне оно совсем не нравится. Но, если ты хочешь, можешь меня и так называть.

Алибер

— Шато, как она, ты контролируешь?

— Да. Всё хорошо. Скоро она очнётся

— Алибер, сдаётся мне, он врёт. У них в отношениях, как мне кажется, всё плохо, а Полина давно очнулась.

— У них в отношениях?

— Да, Ал. Он не может смириться с тем, что это не Пинна. Что будешь дальше делать?

Макс когда-то был категорически против поправки к Кодексу Империи, некогда принятой Межгалактическим Советом в отношении Искинов, уравнивающих их в правах с Разумными: «Потому что они гораздо более разумны, чем многие Разумные, Алибер», — сказал он тогда.

— Уходить отсюда нужно, если не хотим огласки. Полтора хора осталось до начала занятий на полигоне.

Полина

Я отвлечённо разглядывала изнутри переливающуюся субстанцию, под поверхностью которой находилась.

— Вы меня слышите, Полина?

Слышу, конечно. Только я ещё полежать хочу. Мне так хорошо и спокойно чувствовать себя снова обманутой в своих ожиданиях, никогда в жизни ещё не приходилось.

— Хорошо. Оставайтесь в купели, а я тем временем подготовлю Вас к встрече с Императрицей.

Я мысленно кивнула.

— Я буду говорить с Вами, а Вы внимательно слушайте. Как только Вам что-нибудь будет непонятно, сразу же говорите. Ваc зовут Максимилиана Октавия Пинна Луция Августа Регина Минор. Вы понимаете, что это значит?

— Это латынь?

— Макс?

— Латынь.

— Да. Латынь.

— Тогда это титул: Восьмая Младшая дочь Максимилиана. Со значением имен не совсем уверена. Вернее, с их сочетанием.

— Младшая Дочь Максимилиана Завоевателя Восьмая Сияющая Божественным Светом Королевская Жемчужина.

— Слово «завоеватель» опущено?

— Да, и лучше сразу не привыкать. Повторите.

— Максимилиана Октавия Пинна Луция Августа Регина Минор.

Меня снова замутило. Что ж я так реагирую на имечко то?

— И это не имя.

Я снова мысленно кивнула: когномен.

— А имя?

— Его Вы узнаете в своё истинное совершеннолетие.

— И когда оно наступит?

— С первой кровью. Но об этом позже.

Тоже понятно.

— Или если Вы заявите о желании войти в иной Дом Инитиал.

— Супругой?

— Не обязательно.

— А если я не захочу ни в чей Дом?

— Продолжите образование.

Это хорошо: по крайней мере замуж ни за кого насильно не выдадут. А с остальным я справлюсь.

— В скором времени нас ждёт встреча с Её Императорским Величеством Алибеллией. В неофициальной обстановке Вы можете называть её по имени — Алибеллиа и на «ты», в том числе в присутствии родственников и некоторого числа приближённых лиц, которых я вам представлю по прибытию во дворец. Это называется Ближний Круг. Впрочем, о соблюдении церемониала Главный Дом всегда сообщает. Кроме того, в такие моменты Алибеллиу, окутывает сияние, что можно считать сигналом к демонстрации предписанных этикетом взаимодействий.

— Кто такой Главный Дом?

— Искин, контролирующий Императорский Палатиум, а также всех без исключения Искинов Империи.

— Искусственный интеллект?

— Да. В некотором роде. Как представительнице Императорского Дома Вам можно к нему обращаться — Дом. Для остальных он — Цитадель.

— А этот, который… Шато?

— Я рядом, Пинна. — Глюк моментально отозвался.

— Искин, контролирующий, этот Палатиум.

— Пинна называла его Домик?

— Да, это я, твой Маленький Домик, Малышка Пинна…

Шато прошептал едва слышно и, как мне показалось сквозь слёзы. Он точно Искин?

— Это была её детская Игрушка, подаренная в первый год её жизни Алибеллией. Снабжённый соответствующими функциями, поначалу он выполнял роль её няни. Пинна не пожелала с ним расставаться и, постигая бытовую магию, модернизировала его, перестроив, по сути, до последней частицы.

Мне стало жаль этот Домик, и я едва не заплакала сама.

— Не грусти, Пинна. Всё будет хорошо. Мы справимся…

Никогда больше не буду называть его глюком. Я вынырнула из Эликсира.

— Я хотела бы выйти из купели.

— Вам помочь? — Алибер подошёл ближе.

— Попробую сама.

— Тогда я жду Вас в столовой, Полина.

Алибер вышел.

— Одежда в гардеробной, Пинна.

— Спасибо, Шато.

Алибер

— Шато?

— Алибер.

— Ты полностью восстановил доступ к функционалу?

— Да. Неизвестная мне структура полностью рассеялась, оставив в напоминание о себе лишь активные защитные контуры на всех входных дверях и дополнительно на личных покоях Хозяйки. Также ею усилен общий контур Палатиума.

— Ты всё видишь и слышишь. А, значит — ты всё понял.

— Да, Алибер. И я понял, что прежде всего необходимо хранить тайну.

— Если ты что-либо вспомнишь, или что-то узнаешь, сообщи.

— Безусловно. Алибер. Я хотел спросить…

— Мы найдём её, Шато.

— Я хотел спросить, — а что будет тогда с этой девочкой?

— С ними обеими всё будет хорошо. Обещаю.

— Спасибо, Алибер. Я буду ждать от тебя вестей…

Пожалуй, Макс прав в отношении них: они разумнее и гуманнее многих Разумных.

Полина

Из купели я выбралась с неожиданной лёгкостью. На плечи мне упала простыня: очень тонкая, но тёплая даже на ощупь. Я закуталась в неё и вышла в зеркальный зал.

Теперь его стены были покрыты зеркалами почти до середины их высоты. Отражая и множа идущий снаружи свет и перемешивая его со светом, льющимся сверху от потолка из пронизанного радугами неба и излучающих рассеянный свет переливающихся облаков, они создавали интенсивное и абсолютно ровное освещение. Без бликов и без теней.

Ветви заметно подросших деревьев и лианы, сконцентрировавшиеся в верхней части стен по контуру зала, создавали эффект лесной полянки, на траву которой я ступила. Здесь тоже недавно прошёл дождь: трава была влажной, а все цветы спрятались в бутоны. Насекомых видно не было, а птицы, нахохлившись, сидели, спрятавшись под листвой.

Вновь, и уже гораздо спокойнее, я взглянула на своё отражение в ближайшей зеркальной поверхности.

Увиденное меня приятно удивило. Все признаки истощения и обезвоживания исчезли, осталось только хрупкое и едва начавшее формироваться девичье тело. Волосы приобрели приятный золотисто-белый и, мягко переливающийся всё тем же перламутром, цвет. И, хоть на ощупь они и остались непривычно упругими, но вели себя смирно.

Радужки оказались красивого глубокого цвета зелёного аквамарина, с тёмно-голубыми, при повороте головы, бликами. Почти как у меня раньше… Графитово-серые ресницы на кончиках тоже вспыхивали перламутром. Меня поразило наличие второго века, тянущегося тонкой складкой от внутреннего угла глаза и формирующего далее тонкую изящную бровь. Я придвинулась ближе к зеркалу, продолжая рассматривать строение глаз. Зрачок оказался похожим на многолучевую звезду, а в углу возле носа угадывалась ещё и тончайшая складочка внутреннего века. Но всё это совершенно не бросалось в глаза и казалось абсолютно естественным.

Рост Пинны, насколько я могла судить, составлял около ста семидесяти пяти сантиметров. У нас бы в таком возрасте при таком росте и худобе меня наверняка бы дразнили каланчой или ещё как-нибудь…

— Шато? А сколько Пинне лет?

А то я это так и не выяснила.

– Четырнадцать полных циркусов.

— Ты же понимаешь, что я не по своей воле заняла её тело?

— Конечно. Мы все стали жертвами обстоятельств непреодолимой силы. Но ты не переживай, Полина. Алибер сказал, что всё будет хорошо. Это означает, что результат в конечном итоге устроит всех.

Я вдруг ясно осознала ту непреодолимую пропасть, которая лежала между мною и Алибером — Мечтой Всей Моей Жизни, моим Ангелом-Спасителем, Моим Ангелом Смерти. Существом, принадлежащим совершенно другому Миру. Миру, который мне, возможно так и не удастся познать.

Но которому мне так хотелось понравиться. Им обоим.

Изображение передо мной расплылось, а по щекам потекли слёзы.

И вновь тебя, Полина, ждёт — одиночество,… Если удастся выжить.

Я вошла в гардеробную. Проморгавшись, тупо уставилась на ряды совершенно одинаковых лоскутов белой ткани, висящих на вешалах и стопками лежащих на полках. На отдельном вешале красовалась моя ночнушка.

— Шато? Мне, наверное, нужна помощь.

— Извини, я не подумал, Полина. Всё очень просто. Накидываешь на себя палу и представляешь на себе любое одеяние. И нужно закрывать глаза, потому что как только ты их откроешь, трансформация палы прекратится. Если позволишь, я транслирую тебе несколько любимых Пинной образов.

Я с опаской покосилась на ночнушку, которая, как мне показалось, стала ещё более невесомой. Надеюсь, что тяга Пинны к прозрачным одеяниям не простирается дальше спальни. И, хотя это тело и не моё, выставлять его напоказ я была совершенно не готова. Пусть даже, как я поняла, в отношении наготы здесь и нет никаких заморочек.

— Мне неизвестно, как это столь смущающее тебя одеяние сюда попало, Полина. — услышала я Шато.

Конец ознакомительного фрагмента.