Монашка и дракон

Ната Лакомка, 2020

Он забрал меня, потому что ему стало скучно. Он захотел меня в качестве развлечения, потому что игра – единственное, что будоражит ему кровь. Он – захватчик, иноплеменник, дракон. А я – всего лишь воспитанница монастыря, но и у меня есть свои тайны, а поэтому играть мы будем по моим правилам.

Глава 1. Обыкновенный дракон

— Какой он? — спросила я, когда мы уже шли по коридору, встречать маркграфа.

— Обыкновенный дракон, — ответила мать-настоятельница.

Я усмехнулась. Обыкновенный дракон! Как вам это нравится! А есть еще и необыкновенные драконы?

— Слышу, — тут же ответила мать-настоятельница. — Неправильно выразилась. Он — обычный дракон.

Она шла впереди меня, не оглядываясь, но я все равно состроила покаянную гримаску. Я ни разу не видела драконов, и понятия не имела, как они обычно выглядят.

— Веди себя перед ним прилично, Виенн, — сказала вдруг мать-настоятельница, и тут я обиделась.

— Что значит: прилично? Матушка Беатриса, разве я когда-то вела себя неприлично?

— В том смысле, что попридержи нрав, — посоветовала она и больше никаких разъяснений не давала.

Милорд Гидеон, маркграф де Венатур, был драконом. Они все были драконами — король, герцог Палладио, герцог Мастини. После того, как они захватили власть в Салезии, драконов объявили высшими существами, и из чудовищ ночи они превратились в светочи народа.

Политика нас не касалась — в монастыре думают о небесах, а не о милости королей, но маркграф щедро жертвовал на нужды церкви и решил посетить наш монастырь. С подарками, разумеется. Матушка настоятельница за три дня до его приезда отправила всех сестер убирать двор и церковь, а сегодня, когда ожидалось появление «светоча», все были на ногах еще до рассвета.

Мне до поздней ночи пришлось гладить куколь матушки Беатриса, поэтому на утренней службе я украдкой зевала в кулак, но когда доложили, что караван маркграфа уже появился из-за поворота, сон сняло, как рукой.

Теперь мы торопились приветствовать дракона у ворот, и я сгорала от нетерпения, не зная, что мне предстоит увидеть. Все-таки, три года в монастыре — это очень, очень скучно. И если бы не книги, я зачахла в этом унылом месте через два месяца. А тут такое развлечение!

Нас собрали во дворе, ворота распахнули настежь, и настоятельнице передали душистое масло в плоской чашке и серебряный кубок со святой водой. Мать Беатриса торопливо прошептала над ними молитву. Похоже, она тоже волновалась.

Я стояла за ее правым плечом, одетая, как и остальные сестры, в коричневое балахонистое платье, перетянутое вместо пояса веревкой. На голове у меня был белый платок, глухо закрывающий волосы, и коричневое покрывало. Меня невозможно было отличить от остальных, кроме как…

Лошадиные копыта зацокали по мосту, раздались звонкие переливы рога, а потом в наш двор вошли знаменосцы, державшие штандарты маркграфа — черный дракон на зеленом полотнище. Мы поклонились, но я позволила себе взглянуть из-за локтя настоятельницы — чтобы не пропустить появление «обыкновенного» дракона.

Его я узнала сразу — он ехал на вороном коне, одетый в черный камзол, расшитый серебром, и в зеленый плащ, который спускался до самых лошадиных бабок. Одну руку дракон упер в бок, и его поза, и само выражение лица — снисходительное, самодовольное, грозное — показывали, кто хозяин на наших землях. Ощущение силы, опасности исходило от него. И даже возможность встретиться с ним взглядом вдруг повергла в ужас. Я поспешно опустила голову и поняла, какими безумными были наши люди, раз собирались победить драконов.

Но выглядел он вполне по-человечьи — смуглый, черноволосый, черноглазый. Он был очень широк в плечах и, наверное, высок ростом, но пока сидел в седле — рост не определишь.

«Нет на земле подобного ему, — вспомнила я слова священного Писания, — он сотворён бесстрашным; на всё высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости».^[1] И маркграф, в самом деле, был таким.

— Рады приветствовать вас, милорд, — настоятельница шагнула вперед, протягивая дракону серебряный кубок, и я, по привычке, шагнула следом.

Никто не решился меня удержать, но сама я пожалела, что привлекла внимание. Люди из свиты маркграфа тут же посмотрели на меня, повернув головы, как один.

Опустив глаза, я еще раз поклонилась, а мать-настоятельница продолжала:

— Испейте святой воды, помажьте чело благоуханным миром, милорд Гидеон, да благословят нашу встречу небеса!

— Рад видеть тебя, матушка Беатриса, — сказал дракон. — Давай сюда свою воду.

Я осмелилась поднять глаза и увидела, как дракон одним махом опорожнил кубок со святой водой, а потом макнул палец в масло и помазал себе лоб — небрежно, и так же небрежно принял благословение.

— Признаться, мои люди подустали в пути, — сказал он, спрыгивая с коня и бросая поводья подбежавшему слуге. — Нам бы поесть и отдохнуть, а потом посмотришь, что я привез.

— Ваша щедрость всегда была благом для нашего монастыря, — сказала мать-настоятельница и вскинула указательный палец.

Это был знак для меня, и я сказала нараспев:

— Благотворящий бедному дает взаймы небесам, и они воздадут за благодеяние его. Притчи, глава девятнадцатая, стих семнадцатый.

Я словно кожей ощутила быстрый и острый взгляд черных глаз, но мать настоятельница загородила меня от дракона:

— А теперь пройдемте к столу, чтобы вы подкрепили душу и сердце.

— Пройдемте, — сказал дракон и пошел первым.

В монастыре он вел себя, как дома.

Я знала, что он часто приезжал к настоятельнице, когда еще шла война, но после того, как последние мятежники против драконов были изгнаны, ни разу не появлялся в монастыре святой Пучины. Что же случилось, если он решил снова посетить это место? Паломничество? Я верила в набожность драконов так же, как в зеленых кошек.

Их было около двадцати — маркграф с младшим братом, тоже драконовой крови, пара слуг и рыцари. Рыцари были людьми, но для меня они были еще хуже захватчиков — предатели. Все предатели.

Мы расположились в большом зале для молитвы, где сейчас накрыли стол. Трапезная была слишком мала и слишком убога, чтобы угощать там важных гостей. Столы накрыли скатертями, которые ссудили на время в ближайшей деревне, и хотя угощение было постным, настоятельница закупила лучшие овощи, орехи, а мед был наш, собственный, с монастырской пасеки.

Гости ели с удовольствием, хотя младший брат маркграфа пожаловался на отсутствие мясных блюд. Я посматривала на него с не меньшим интересом, чем на старшего брата. Младший был ростом пониже, но такой же крепкий. Братья были очень похожи, но глядя на младшего я не испытывала такого панического ужаса, который охватил меня в рядом с маркграфом. Судя по тому, что с младшим братом рыцари заговаривали вольготнее, ужас перед милордом Гидеоном испытывала не только я.

— Доехали хорошо, — рассказывал маркграф настоятельнице, — и погода прямо как для нас. Осень, давно бы дожди ударили, так нет — сухо и тепло. Не иначе, твоими молитвами? — он хохотнул.

— На все воля небес, — ответила мать-настоятельница. — Но мы и правда молились о вашем благополучном путешествии, ибо… — она вскинула указательный палец.

— Молитва — одно из крыл, что несет нас через огненное море, — сказала я. — Книга откровения, глава четырнадцатая, стих двенадцатый.

Тут можно было бы и остановиться, но что-то словно подтолкнуло меня, и я проговорила без заминки:

— Одно крыло — молитва, а второе крыло — смирение перед волей небес и теми, кого небеса ставят охранять стадо свое. А кому недостает смирения — тот птица однокрылая, и лететь не может. Глава четырнадцатая, стих пятнадцатый.

Плечо матери-настоятельницы дернулось, что было знаком раздражения. Но сказанного не воротишь.

— Это кто там пищит из-за вашей спины, матушка? — дракон отчего-то заговорил с настоятельницей уважительнее, и я приписала это себе в заслуги.

И в самом деле, его «тыканье» было оскорбительным. Так мне показалось, даже если мать-настоятельница предпочла этого не заметить.

— Это сестра Виенн, — сказала она сдержанно, и по голосу я поняла, что настоятельница недовольна.

Интересно — чем? Моим самовольством или грубостью дракона?

— Она оскорбила тебя? — вскинулся младший брат, через стол зло посмотрев в мою сторону.

Мне не дали места, и я стояла за креслом настоятельницы. Спинка была достаточно высокой, чтобы я могла спрятаться за ним с макушкой, если пригнусь. Но сейчас мне совсем не хотелось прятаться. Гости должны понять, что они — всего лишь гости.

— Нет, не оскорбила, — дракон жестом остановил младшего брата и повернулся к матери-настоятельнице, привычно уперев кулак в бок. — Не обращайте внимания на Дилана — он горяч не в меру. Но вы-то его знаете, матушка. А вот ваш «цитатник» я впервые вижу и слышу. Откуда такое чудо?

«Цитатник»! Я вспыхнула от негодования. До сих пор я считала почетным следовать за настоятельницей и цитировать Писание, но в устах дракона это стало чем-то чуть ли не неприличным.

— Сестра Виенн всего лишь три года в монастыре, — чинно пояснила мать Беатриса. — У нее хорошая память и она прочла много книг.

— Я вижу, что память хорошая! — расхохотался дракон. — А еще и язычок злой, как посмотрю. Упрекнула меня, значит, что я — птица однокрылая? Вроде как летать не могу?

Да ведь он — дракон. Значит, летать для него — привычное дело.

— Что молчишь? — спросил маркграф, пытаясь рассмотреть меня за спинкой кресла.

— По уставу монастыря сестры могут говорить только с моего разрешения, — пояснила настоятельница.

— Так дайте ей разрешение, — нетерпеливо потребовал дракон. — Она говорит забавные вещи, пусть меня развлечет.

— Сестры изучают Писание не для забав, — строго одернула его настоятельница, — ибо…

— Истины небесные — не развлечение для ума, а средство для его воспитания, — тут же отозвалась я, когда сухой палец матери Беатрисы взметнулся вверх. И снова, словно кто-то заставил меня говорить больше, чем следовало. — А кто ищет в божественных тайнах развлечений — тот неразумец и глупец, и дом его — геенна огненная. Книга откровения, глава вторая, двадцать шестой.

— Сестра Виенн, — посчитала нужным сделать мне внушение мать-настоятельница.

— Что вы, матушка, я ничуть не обиделся, — заверил ее дракон. — Наоборот, все так для меня познавательно. Сам-то я не осилил и двадцати стихов из священной книги, а тут меня просвещают лучше, чем каноник на проповеди в седьмицу.

Он явно ждал, чтобы я ответила, но я хранила молчание. Осторожно выглянув из-за кресла, я встретилась взглядом с драконом. Черные глаза смотрели весело — похоже, он и в самом деле не рассердился. Но не зашла ли я слишком далеко?

— Покажись, — велел дракон, но я отрицательно помотала головой. — Пусть покажется, матушка? — обратился он к настоятельнице. — Надо же мне оценить, в хороший ли переплет обернули такие знания.

Настоятельница была недовольна, но спорить не стала.

— Выйди, Виенн, — велела она, и я сделала шаг в сторону.

Теперь мы с драконом находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Он сидел в кресле развязно — развалившись и широко расставив ноги. И смотрел на меня с живым любопытством. Неужели, я и правда так удивила его? Как он сказал — развлекла?

У дракона был длинный нос с хищными ноздрями, немного кривоватый, как после перелома. Густые прямые брови, твердый подбородок с ямочкой, и четко очерченные губы — как будто вырезанные стамеской на дереве. Сейчас эти губы кривились в усмешке.

— Переплет — так себе, — сказал дракон и засмеялся. Зубы у него были белые, яркие, особенно яркие по сравнению с загорелым лицом. — Странная монашка…

Переплет «так себе»! Подобные слова задели бы любую. Я не стала исключением. Что бы ни происходило, женщине всегда обидно встретить пренебрежение своей внешностью. Боюсь, в тот момент я посмотрела на дракона достаточно зло, и он это заметил. Черные глаза загорелись, и от этого я разозлилась еще больше.

— Нельзя оценивать книги по переплету, — сказала я, нарушив правила монастыря не говорить без разрешения наставницы. — Потому что и в ветхом переплете может скрываться божественная мудрость, а кожа с тиснением, украшенная… рубинами, — тут я многозначительно посмотрела на кольцо с рубином, надетое на руку дракона, — скрывать непотребные сказки, которые надлежит читать лишь в тавернах, пьяницам. Святой Томас из Акивианы, письмо к королю Родерику, абзац девятый.

— А! Вы слышали? — восхитился дракон, оборачиваясь к ближним. — Дилан, ты что-нибудь знаешь про Томаса из Акивианы?

— Кто это? — подхватил его брат. — Какой-нибудь лорд, трусливо сбежавший за границу?

— Это святой, мудрость которого жива уже триста лет, — ответила я бесстрашно, не обращая внимания, что настоятельница дергает меня за край рукава, приказывая замолчать. — А что останется после вас хотя бы через пятьдесят лет?

Над столом повисла гробовая тишина. Дилан де Венатур медленно поднялся, кладя ладонь на рукоять кинжала, лежавшего на столе — младший брат только что разрезал им хлеб.

— Сестра Виенн хотела сказать… — вмешалась наставница, и голос ее дрожал.

— Подождите, матушка, — остановил ее маркграф тем же небрежным жестом, что и раньше — своего брата. — Сестра Виенн и сама нам прекрасно пояснит, что хотела сказать. Язычок у нее движется достаточно проворно. Пока.

Я смотрела ему прямо в глаза — черные, как ночное беззвездное небо, и понимала, что ввязалась в слишком опасную игру. Надо ли продолжать? И не поздно ли уже отступать?

— Ты замолчала? Растратила вдруг все свое красноречие? — спросил дракон вкрадчиво.

Тянуть дальше было просто нельзя, и я заговорила:

— Простите, господин. Я спрашиваю себя, достаточно ли вы прославили свое имя, чтобы о вас сохранилась добрая память? Ведь если вы накажете ничтожную монашку за то, что она цитировала вам святое Писание — это не сделает вам чести и может перечеркнуть все ваши прежние подвиги. Да и король посчитает, что вы обошлись очень сурово. Ведь именно указом короля монастыри и их обитатели получили статус неприкосновенности перед светскими лицами. Вы же не хотите, чтобы вспоминая ваше имя, люди говорили: а, это тот, что нарушив закон короля, воевал с монашкой из монастыря святой Пучины?..

— Нахалка! — выдохнул Дилан де Венатур и сделал шаг вперед, но его брат вдруг расхохотался.

Да как расхохотался! До слез, повалившись на подлокотник.

Я снова спряталась за спинку кресла, а матушка-настоятельница пребольно ущипнула меня за руку.

— Простите ее, милорд, — сказала она дракону, когда тот отсмеялся и сделал глоток вина из предложенного бокала. — Она слишком молода и горяча, как и ваш младший брат…

— Она молода и горяча, вы правы, матушка, — согласился дракон. — А еще остра на язык и знает королевские законы. Не только цитатник Писания, но и свод законов. Целая библиотека — и все в маленькой женской голове. Хороша ваша Виенн, мне нравится. Я забираю ее.

Примечания

1

Книга Иова, 40:26