4
Прозвенел школьный звонок — почти сразу из дверей школы высыпала ребятня. Преимущественно это были 5-6 классы. Крепкий морозец тут же схватил бледные щеки ребят, зимний воздух тут же наполнился звонкими криками. Гул нарастал — теперь уже была слышна перемена в коридорах школы.
Мне было двенадцать. Я вышла из школы вместе с подружкой, окинула взглядом площадь перед школой, взглянув колко на бросившихся к сугробам одноклассников-мальчишек. У меня были голубые глаза, цвет которых в свете зимнего дня был особенно ярким, конопатый, маленький, заостренный носик и медная коса, доходившая мне до поясницы. Тонкие губы мои покойно алели на белом лице, которое почти не знало румянца. В отрочестве я не была красива, но была характерна, а потому привлекала внимание ребят.
Миновав школьный двор, мы с подружкой остановились у ворот и долго прощались, болтая о ком-то и что-то пытливо обсуждая. К тому времени, когда мы, наконец, разошлись, на площади перед школой не осталось никого. Я свернула на тропинку, что была коротким путем наверх, к дому. Тропинка шла вдоль школьного забора, между рейками которого просматривался задний двор.
Мое внимание привлекла возня у школьной стены. Мельком обернувшись, я увидела своих одноклассников — их было трое. Двое, задиристо что-то высказывая, прижимали к стене третьего. Я остановилась. Недолго размышляя, я развернулась и побежала обратно к школьным воротам.
Я торопилась. От бега и холодного воздуха у меня жгло гортань. Когда я завернула за угол школы и приблизилась к ребятам, все трое уставились на меня.
— Отстаньте от него! — бросила я, с вызовом взглянув на ребят, на лица которых почти сразу вернулось прежнее выражение жестокого довольства. Третий парнишка, прижатый к стене, худощавый, темноволосый, круглыми глазами растерянно смотрел то на своих обидчиков, то на меня. — Чего привязались?
— Иди отсюда, — шепнул один из хулиганов, отвернувшись от меня. Губы его при этом расплылись в ухмылке, исполненной замешательства. Он коротко взглянул на своего приятеля.
Тот сделал шаг в сторону, и я увидела в его руках перочинный нож.
— Так вы любовнички, да? — театрально расхохотался он. — Анька влюби-и-илась!!!
— Дурак же ты! — поморщилась я.
— Вали-ка, — повторил первый хулиган, — а то тоже получишь!..
— А давай, — сказала я, подошла к хулигану, отпихнула его и заслонила собой худощавого мальчика. — Давай! — с вызовом повторила я, впившись холодным, твердым взглядом в глаза парня.
Тот растерянно уставился на меня.
Второй же мешкал недолго. Вернувшись на свою прежнюю позицию, он направил лезвие ножа к моей правой руке и зацепился его острым кончиком за ткань моей куртки. Я бесстрастно следила за его действиями, не шелохнувшись от этого прикосновения. Кончик ножа двинулся вниз, сделав небольшой разрез на рукаве.
— Еще хочешь? — лезвие ножа вдруг оказалось у самого моего лица.
— Давай, — не изменила своей бесстрастности я, прямо глядя в серые глаза парня.
— Да ну их, — выплюнул второй. — Пойдем отсюда. Пойде-ем! — повторил он, заметив, что его приятель медлит.
Небрежно и неумело сплюнув, парень убрал от моего лица нож и отступил.
— Никому ни слова, поняли? — угрожающе проговорил он.
Ни я, ни парнишка за моей спиной ничего не ответили. Хулиганы ушли. Я обернулась к мальчику.
— Идем домой? — обратилась я к нему.
— Спасибо… — сказал он мне едва слышно.
Я кивнула, принимая благодарность. Парнишку звали Володей Мещерским. В классе он был одним из тех, кто подвергался насмешкам и даже насилию. Тихий, молчаливый, сообразительный, он был слабо развит физически, никогда ни с кем не вступал в спор и никогда не отвечал на выпады. Мне всегда было жаль его: этот мальчик пробуждал во мне какое-то материнское стремление защитить. И я защищала его, защищала открыто, с вызовом, не страшась риска впасть в опалу.
В шестнадцать лет Мещерский признался мне в любви — так чисто и искренне, что это его признание даже зацепилось за мою память и стало подобием примера того, как звучат слова настоящей любви. Признание это сделалось шаблоном, на который наложились многие и многие другие. С того дня прошло семнадцать лет. О Мещерском я почти не вспоминала.
