Натюрморт с серебряной вазой

Наталья Солнцева, 2013

В каждом человеке живет бунтарский дух романтика и кладоискателя. Может поэтому время от времени мы начинаем мечтать о кладах и сокровищах? А уж если у тебя есть яхта, карта и деньги, чтобы нанять дайверов для поиска сокровищ… так тут и сам Бог велел… А скорей черт… Наверное, черт дернул успешного бизнесмена Максима Сергеевича Ордынцева увлечься поиском морских сокровищ. И даже странная находка старинной вазы, из которой выпала табличка с предупреждением о смерти, не остановила его. А смерть уже взобралась на палубу его яхты и уютненько расположилась в шезлонге в ожидании жертвы. Именно ее и разглядела Глория, приехавшая отдохнуть со своим другом на море. Она-то прекрасно понимает, что не надо искать дно в бездонном сундуке, сокровища на дне океана, а счастье в объятиях Джинна. Только как убедить людей остановиться в своем смертельном беге за иллюзиями?! Посмотрите видеоролик о новой книге «Натюрморт с серебряной вазой»

Глава 7

После обеда Глория прилегла, а Лавров поднялся в мансарду и устроился с биноклем в углу открытой террасы. Отсюда было видно все, что происходит в соседнем дворе. Слегка мешали деревья, но в основном он остался доволен выбранной позицией для наблюдения. Здесь его вряд ли заметят, тогда как ему удобно следить за хозяйкой и ее гостьей. Он затруднялся ответить себе, зачем ему это надо, и радовался, что Глория спит. Обойдется без лишних вопросов и насмешек.

Наступило самое жаркое время суток. Улица будто вымерла. Даже кошки и собаки попрятались в тень и дремали. Лавров тоже боролся с дремотой, но любопытство было сильнее усталости.

Соседи, похоже, предавались послеобеденному отдыху. Никто не выходил из дому, занавески на окнах были задернуты. Так прошло около часа. Лавров расположился в плетеном кресле, и время от времени веки его против воли смыкались, а рука с биноклем опускалась на колени. Потом, побуждаемый неведомым импульсом, он просыпался и возвращался к своему занятию.

В одно из таких внезапных пробуждений его настойчивость была вознаграждена. На пороге мелькнул светлый сарафан — это оказалась «бедная сирота», которая вышла в сад и направилась к гамаку.

Лавров покосился на часы. Ого! Уже почти четыре. С моря дул теплый ветер, шевелил листву изнемогающих от зноя деревьев.

Девушка лежала в гамаке под яблонями, наслаждаясь тишиной и покоем. Увеличенные линзами бинокля черты ее не отвечали современным канонам красоты, однако показались наблюдателю довольно милыми. Длинные пшеничные волосы девушки рассыпались, широкие бретели сарафана подчеркивали золотистый загар. Она была поразительно хороша.

Щелк! Щелк! Лавров делал снимок за снимком. Зачем? Чтобы полюбоваться нимфой на досуге? Или позлить Глорию? Дескать, зря она им пренебрегает. Он может увлечься другой женщиной. Мало, что ли, красивых и свободных девушек, особенно летом на морском побережье?

Щелк! Лавров обратил внимание на изящные лодыжки и маленькие ступни «бедной сироты»… и тут же вспомнил записи из «Журнала Печорина»: что порода в женщинах определяется «в поступи, в руках и ногах». И что «правильный нос в России реже маленькой ножки».

Щелк! Он запечатлел очаровательный поворот головы девушки и отметил благородную линию ее профиля. С носом у нее все было в порядке.

Щелк! Разные ракурсы, разная мимика. Щелк! Безмятежность на ее лице сменилась настороженностью и тревогой.

Девушка в гамаке начала беспокойно оглядываться. Лавров, посмеиваясь, скрылся за выступом крыши. Как бы не спугнуть пташку.

Он почти проникся к ней восхищением и симпатией. Но на ум пришло предостережение из «Тамани». Там прелестная русалка на поверку оказалась коварной и беспощадной фурией, готовой утопить чрезмерно любознательного офицера.

Лавров моментально остыл и устыдился той простоты, с которой он попал под виляние пусть молодой и пригожей, но совершенно чужой женщины. Причем та палец о палец для этого не ударила, а он…

— Вот ты где! Я-то думаю, куда ты запропастился?

Глория застала его врасплох. Он не успел спрятать бинокль и выглядел растерянным.

Она безошибочно определила объект его интереса.

— О-о! Вот и подруга контрабандиста! Поджидает своего отважного Янко? Напрасно стараешься, Рома. У тебя ни единого шанса.

— Тише…

— Отсюда она нас не услышит. Ветер относит звуки в другую сторону.

— Если хочешь знать, все это очень подозрительно! — не найдя оправданий, выпалил он.

Глория отнеслась к его словам вполне серьезно.

— Конечно, — кивнула она, глядя на девушку в гамаке. — Почему ты мне не сказал, что у нашей хозяйки гостит такая красотка?

— Она не красотка…

— А я не ревную, — рассмеялась Глория. — Чего ты испугался? Эта девица мне не конкурентка.

Он смущенно рассмеялся.

— Может, это хозяйкина дочь…

— Нет, — покачала головой Глория. — И тебе это отлично известно.

— Ладно, твоя взяла.

Лавров ощущал неловкость и не мог скрыть этого. Глория как будто поймала его на месте преступления. Хотя ничего предосудительного он не совершил.

Пока они обменивались язвительными фразами, девушке надоело лежать. Она встала и принялась бродить по саду, сорвала спелое яблоко, вытерла и вонзила в него зубки. Без бинокля выражение ее лица было трудно определить.

— Полагаешь, здесь до сих пор занимаются контрабандой? — спросила Глория.

— Наверняка. В любой приграничной зоне не обходится без контрабанды.

— Хочешь разоблачить нарушителей закона?

— Ни в коем разе! — искренне возразил Лавров. — Какое мне дело до них?

— На какие деньги, по-твоему, построен этот дом, который мы сняли?

Лавров помолчал, задумавшись. Контрабанда? Ему плевать на всех контрабандистов вместе взятых. Если бы не ночной визитер, не книга, которую подсунула ему Глория, он бы не парился по поводу соседей.

— Каждый живет как может, — наконец выдавил он.

Глория нарочно уводила его в сторону, путала. Ей доставляло удовольствие морочить его.

— Скоро этой идиллии придет конец, — заявила она.

Как всегда, без дальнейших разъяснений, что она имеет в виду. Странно, но Лавров ее понял. Он с сожалением посмотрел на мелькающий в саду белый сарафан.

Вдруг из дома выбежал мальчишка лет семи. Мальчишка! Он подошел к гостье и взял ее за руку, что-то говоря. При этом он не поднимал головы.

— Прости… — буркнул Лавров, хватая бинокль и направляя его на странную парочку в соседском саду. Мальчишка повернулся, словно не позволяя рассмотреть себя.

— Слепой, — обронила Глория.

— Черт! Теперь все ясно…

— Что тебе ясно?

— Хозяйка обманула. Она не призналась, что у нее есть ребенок. А ведь я спрашивал!

— Это не ее ребенок…

— Ах, да. Она старовата для того, чтобы быть его матерью. Значит…

— Галина Васильевна не обязана отчитываться перед тобой, — перебила Глория. — Кто ты ей, чтобы чего-то требовать? Мы платим за ее услуги, а не за ее исповедь.

Лавров уставился в бинокль на милую девушку и мальчика, у которого были белые глаза. В какой-то момент тот обернулся и потянул девушку к дому. Очевидно, мальчик не выносит дневного света.

— Он правда слепой, — прошептал Лавров, опуская бинокль. — У него бельма на обоих глазах.

— Какой ужас…

— Ужас? Не ты ли твердила про слепого мальчика?

— Я говорю только то, что вижу.

— Что же ты теперь видишь?

— Смерть…

* * *

Ордынцев жадно разглядывал поднятую со дна моря находку.

— Где вы обнаружили мешок?

— Чуть в стороне от остова затонувшего судна.

Остовом они называли погребенные под слоем ила и песка деревянные конструкции, похожие на корпус древней галеры.

Максим Сергеевич с недоумением покрутил пустой мокрый мешок в руках.

— Там еще были камни, — добавил Антон и показал на разбросанные по палубе обломки ракушника, обкатанные морем.

— Камни… камни…

Руслана молча наблюдала за этой сценой, стоя рядом с хозяином яхты. На палубу не вышел только рулевой, он же кок. По причине занятости. На яхте привыкли обедать поздно, около пяти часов вечера, когда спадала жара. В полдень обходились холодной водой, пивом и легкими закусками. Каждый мог взять в холодильнике что пожелает и утолить голод.

Блондинка вообще сидела на диете. Салат из мидий и зеленый чай — вот и все ее меню. Не считая «Мартини», разумеется. Вечером она иногда позволяла себе немного рыбы или творога.

Сегодня Ордынцев решил угостить гостью и дайверов парочкой вкусных блюд, растолкал кока и отправил того на камбуз. Возможно, таким образом он хотел загладить свою вину перед Русланой. Она чувствовала себя одинокой, хотя ей была обещана приятная морская прогулка.

— Что ты об этом думаешь? — повернулся он к блондинке, которая лишь пожала плечами.

— Это подстава, — вместо нее сказал Антон. — Как пить дать! Кто-то нарочно утопил мешок с этой… штуковиной. Камни послужили грузом.

— Штуковина? — взвился Стас. — Знаешь, сколько стоит такая ваза, если она подлинная?

— Если это подлинник, то ему нет цены, — зачарованно вымолвил Ордынцев.

— Не слушайте вы его, Максим Сергеич, — предостерег Антон. — Подлинную вазу никто в море не бросил бы. Даже ради прикола. Вдруг бы мы ее не нашли?

— Тут наши буйки, — заметила Руслана, подняв темные очки и наклонившись над вазой. — А вы не первый день ныряете. Осел и тот догадался бы, чем вы занимаетесь. Хм… интересная вещица. Научились же подделывать древние артефакты! В Египте это поставили на поток и гребут денежки, втюхивая фуфло доверчивым туристам.

От волнения она перешла на жаргон, но присутствующим было не до ее вульгарности.

— У меня дыхание перехватило, когда я ее увидел, — заявил Стас. — Смотрите на эти потертости… она сделана из металла. Почернела, но не проржавела. И весит… ого-го!

— Это серебро, — предположил Ордынцев. — Рисунок изумительный. Две нимфы, играющие в кости…

Накануне он проштудировал несколько книг по культуре Боспорского царства и греческих полисов на берегах бывшего Боспора Киммерийского.

— Почему нимфы? — не понял Стас. — Я думал, это просто девушки.

— Рядом с ними — два амура, — со знанием дела разъяснил Ордынцев. — Вот, смотри… мальчики с крылышками. Один тоже кости разглядывает, а другой держит над нимфами опахало…

И он пустился в подробности, от которых Руслана начала зевать, отворачиваясь и прикрывая рот ладошкой.

— Сенсации не получится, — заключила она, когда мужчины пришли к согласию по поводу изображения на сосуде. — По-любому это подделка. Так что остыньте, господа. Телевидение звать рано.

— Будь ваза настоящая, она бы находилась где угодно, только не в мешке с камнями, — поддержал ее Антон.

— Какое телевидение? — рассердился хозяин яхты. — Я не собираюсь всюду трубить о нашей находке. Сначала покажу вазу экспертам… вернее, эксперту: надежному, проверенному человеку. Постараюсь избежать шумихи. Огласка мне ни к чему.

— Она красивая… — признал Антон, беря вазу в руки и разглядывая со всех сторон.

Изделие при видимой простоте поражало совершенством формы и полной законченностью. Здесь не было ни одной лишней детали, ни одного лишнего штриха. Навскидку ваза напоминала амфору: то же изящное закругление силуэта, устойчивое донышко и две ручки. Но горло достаточно широкое, куда свободно могла пролезть рука.

По бокам вазы шел повторяющийся рисунок: две нимфы в складчатых туниках, присев на одно колено, играли в кости. По бокам располагались амуры, сидящий и стоящий на камне. С обратной стороны те же нимфы бросали те же кости. Правда, теперь они поменялись местами. Вот и все отличие.

— Это в самом деле может быть серебро, — заявил Ордынцев, который не спускал с добычи глаз. — Ее бы почистить…

Само собой подразумевалось, что находка принадлежит хозяину яхты. Максим Сергеевич сразу поставил дайверам условие: он платит им деньги за погружения, но все, что они поднимут со дна, будет являться его собственностью. Ребята не возражали. Они не рассчитывали на что-нибудь стоящее. До сих пор ныряльщики находили в заливе разную мелочевку, преимущественно времен войны с немцами.

Впрочем, Стас и Антон не претендовали на вазу, которая вызывала у них недоумение и некоторую опаску.

— Вы заслужили премиальные, — усмехнулся Ордынцев. — Молодцы. Спускайтесь вниз, приводите себя в порядок… и жду вас в салоне на праздничный обед.

Его, кажется, не смущало, что ваза была обнаружена при странных обстоятельствах. Зато Руслана не смолчала.

— Кто-то водит тебя за нос, Макс, — сказала она, когда они остались на палубе вдвоем. — Боюсь, ты стал жертвой розыгрыша. Твоя одержимость поисками подводных сокровищ не доведет до добра. Ты превратишься в посмешище.

Ордынцев недовольно сдвинул брови. Ей бы следовало выбирать выражения. Руслана возомнила о себе бог знает что. Она зарывается.

— Остынь, дорогая… В чем дело? Ты печешься о моей репутации или о своей?

— Не люблю быть в дураках!

— Что предлагаешь? Выбросить эту красоту обратно в море?

Он встряхнул вазу, как бы замахиваясь для броска, и внутри что-то брякнуло. Наверное, камушек закатился…