Мартовская не-сказка

Наталья Михайловна Дым (2024)

Старое, ещё 1924 года, старательно позабытое дело вдруг само собой всплыло в памяти старшего оперуполномоченного Дениса Ожарова. А всё младшие товарищи: расскажи да расскажи. Рассказать — не рассказал, молоды ещё — не поймут, но вспомнил. О пропаже маленького мальчика и его сестре, девушке с удивительными прозрачными глазами, о так и не раскрытом убийстве, о сухоруком парне… И в очередной раз подумалось: насколько странна наша жизнь, где тут чёрное, где белое, а где — красное, и не разберёшь сразу. И всё не так, как ты видишь в начале.

Глава 1

Денис уже год как вернулся домой, в N-ск.

Хотя… Какой же тут у него дом? Матери он почти не помнил, она умерла, когда ему и пяти лет не минуло, а отца у него не было. Во всяком случае, Денис его не знал.

Родственники, которые его растили со дня смерти матери и до его поступления в университет, сгинули в огне Гражданской войны. Впрочем, Денис не слишком переживал об их судьбе. Не были они никогда его семьёй, а их дом так и не стал для Дениса родным.

По большому счёту Денис толком и не знал, кем ему приходились вечно хмурые и всем недовольные женщина и мужчина, в доме которых он жил.

Но ведь надо было куда-то возвращаться. Вот он и вернулся. Домой. В N-ск.

Чем он будет заниматься в мирной жизни — вопроса не стояло.

Для красного командира, да еще с пусть и не оконченным, но все же университетским образованием, прямая дорога — в народную милицию. К тому же если этот командир вполне себе пролетарского происхождения.

К тому же милиционерам было положена койка в общежитии, а это было для Дениса более чем актуально.

Бои почти не затронули N-ск, вихрем пронеслись над головой его жителей, отгремели где-то в стороне, но революция и гражданская война всколыхнули N-ское стоячее болото. Пожары, погромы, разруха… Эта чаша город не миновала.

И так получилось, что дома, в котором жил раньше Денис, просто больше не существовало. А может, оно и к лучшему? Новая жизнь, новый дом. И пусть пока это всего лишь койка в милицейском общежитии.

Милиция — это тот же фронт, передний край. Только воевать он теперь станет не с белогвардейцами, не с офицерами, а с ворами и убийцами. И не известно ещё, от кого молодой Советской Республике вреда больше. От явного врага или скрытого.

Правда, в самой милиции он надолго не задержался. Сам даже не понял, как оказался в уголовном розыске в должности агента. Да, тогда, в двадцать четвёртом году, уголовный розыск существовал сам по себе, от милиции отдельно. Можно сказать, параллельно с ней.

Тяжёлое время было, но шальное и весёлое, как и сам Денис, которому тогда исполнилось всего ничего — двадцать четыре года. Ровесник века.

Это было не первое его дело: успел уже и на облавах побывать, и допросы ему доверяли проводить самостоятельно. Потому что знали — Ожаров не только ножа и кастета не боится, но и на подначки воров и бандитов спокойно реагирует. Да что там! Прожжённые марухи не могли его смутить своими издёвками и заводками.

А потому что — всякого Денис навидался во время Гражданской, не зелёный пацан какой-нибудь… Смерти в лицо заглядывал не раз.

Да, мнил он тогда себя матёрым розыскником. Не только ловким и умелым, не только политически подкованным, но и неплохим специалистом в теории. Не зря же закончил курсы по судебной медицине и криминалистике.

Поэтому ехал он на вызов в бывший Костоправный переулок, а ныне — на улицу Пролетарскую с лёгким чувством пренебрежения ко всем гражданским и немощным.

Думалось ему как-то так: «Вот опять вас, сирых и убогих кто-то обидел. Или сами грязные полотенца на общей кухне не поделили. А мне бросай все важные дела и езжай разбирайся с вашими мелкобуржуазными дрязгами».

Было у него какое-то усталое высокомерие в душе и голове, наигранное, пустое и глупое. Но это Денис понял гораздо позже. А тогда, ранней весной одна тысяча девятьсот двадцать четвёртого года, он трясся в служебном стареньком «форде» и жутко гордился собой и своей ответственной работой.

Он и в квартиру на втором этаже зашёл, молодцевато поскрипывая офицерской портупеей, которую носил с особым форсом. Как-никак — военный трофей, лично снял с пленного белогвардейца.

Но за крашеной дверью с латунными ручками в лицо Денису пахнуло тревогой, ожиданием беды. И это чувство было настолько осязаемым, что он невольно подобрался. Стало неуютно и как-то очень паршиво на душе. Он ещё не знал, что произошло в этой явно непролетарской квартире, но уже чувствовал — тут случилось что-то очень нехорошее.

Денис нахмурился и огляделся по сторонам. Эта привычка осталась у него с фронта и уже не раз пригодилась в службе уголовного розыска. Прежде чем вдаваться в суть проблемы — надо оценить обстановку. Мелочи иногда скажут больше, чем само происшествие. Свидетелям и потерпевшим верить можно далеко не всегда, а вот на подмеченные собственными глазами мелочи можно положиться абсолютно.

Через полуоткрытую дверь Денис заметил неубранную постель, серую и какую-то неопрятную. И женскую щётку для волос на подоконнике, с застрявшими в ней тёмными длинными волосками, и тюбик губной помады рядом. Но при этом — в комнате было чисто. Насколько это возможно в доме, где жили дети. А что тут жили дети — сомнений не возникало.

Вон, под столом выстроились ровными рядами оловянные солдатики, готовые хоть сейчас в бой, а за шкафом — красно-синий каучуковый мяч. Плюшевый мишка в зелёной рубашке, подпоясанный настоящим армейским ремнём, не иначе — главнокомандующий у солдатиков, гордо восседал на маленьком детском стуле. Из кубиков — построены башни, наверное — город, который защищают оловянные солдаты, или, наоборот, на который вот-вот нападут.

На подоконнике несколько книг в ярких обложках. Кажется, сказки Пушкина и Майн Рид. «Всадник без головы». Старые издания, ещё с «ятями». У Дениса у самого такие в детстве были, читаны-перечитаны.

Вперёд шагнул молодой, не старше самого Дениса, лопоухий и розовощёкий милиционер. Вскинул руку к фуражке и чуть смущённо отрапортовал:

— Участковый инспектор Павел Спиридонов!

Денис козырнул в ответ и тоже представился:

— Агент уголовного розыска Денис Ожаров, что тут у вас произошло?

Но ответить Спиридонов не успел, откуда-то сбоку раздался громкий женский голос с визгливыми истеричными нотками:

— Вот наконец-то и наша доблестная милиция прибыла!

Денис медленно повернул голову, напоследок краем глаза зацепив явно дореволюционный шарф тонкой вязки нежного сиреневого цвета.

В мягком плюшевом кресле сгорбившись сидел мужчина, возраст которого определить было сложно: лицо он спрятал в раскрытых ладонях. Но сначала Денис увидел не его.

Опершись на высокую спинку кресла и подперев рукой крутой бок, стояла молодая женщина. Она была безусловно очень красива, но той яркой, цыганской красотой, к которой хозяйке ее, чтобы не быть вульгарной, требовались хороший вкус и чувство меры.

А вот вкуса-то женщине явно не хватало. Всё в ней было чрезмерно. Грудь, слишком обтянутая бордовым шерстяным платьем, аляповатая шаль в павлиньях, полные губы, подведённые красной помадой. И глаза, чёрные как маслины и очень быстрые, в глубине которых Денис приметил страх и беспокойство, несмотря на весь самоуверенный вид женщины.

«Да, сиреневый шарфик явно не твой» — в голове мелькнула ненужная вроде бы мысль, но отгонять её Денис не стал: авось пригодится.

Денис сухо кивнул женщине и перевёл взгляд на участкового инспектора. Тот смущённо кашлянул и негромко доложил:

— Мальчик у них пропал. Сын. Десяти лет от роду. А сами они — доктор Бурханов и его супруга, значит.

Денис удивлённо и немного сердито буркнул:

— А почему вызвали нас? Розыском детей мы не занимаемся.

Спиридонов ещё больше смутился и зачастил, оправдываясь и глотая слова:

— Так это… Нянька с ним пропала, сестра его старшая. А в спальне тряпки окровавленные нашли. И на лестнице чёрного хода — следы волочения. Будто кто мешок с картошкой тащил. Вот я и решил опергруппу вызвать.

И виновато потупившись, добавил:

— Опыта у меня покамест маловато… Одному не разобраться.

Денис задумчиво почесал затылок и быстро глянул на товарищей. Сегодня в опергруппе он был за старшего. Петрович, опытный агент, работающий в розыске ещё с царских времён, но верный и надёжный товарищ, как на грех третьего дня промочил на задержании ноги и слёг с сильнейшей простудой.

Сегодня, можно сказать, первый самостоятельный выезд Дениса, а тут глупость какая-то… Но при этом он чувствовал: что-то тут нечисто, подвох какой-то есть. Не похоже это на простую шалость избалованных детей.

Но решение принимать ему, Денису. Вон как все на него смотрят выжидательно. Даже цыганского вида гражданка примолкла, не сводя с Дениса взгляда насторожённых глаз. Явно ожидая, что скажет рыжий мосластый милиционер, в сторону которого она отпустила шпильку.

И Денис — решил. Кивнув Спиридонову, он негромко бросил:

— Ну, раз приехали — будем разбираться.

Тот сразу приободрился и облегчённо выдохнул.

Мужчина, сидевший в кресле до этого момента молча, поднял вдруг голову и жалобно простонал, обращаясь к цыганистой гражданке:

— Мусенька, они ведь просто гуляют… Правда?

Цыганистая гражданка погладила его по голове и с неожиданной теплотой и нежностью сказала:

— Конечно, Антоша…

Потом повернулась к милиционерам, как-то быстро облизала губы и пояснила, чуть понизив голос:

— Лизонька и Сашенька всегда гуляют… Птичек в парке кормят. Бывает, после прогулки к Катарине Матеушовне заходят. Это бывшая гувернантка ихняя…

На слове «ихняя» доктор Бурханов вздрогнул и тихо, но внятно прошипел сквозь зубы:

— «Их». Маруся, «их» гувернантка.

Денис покачал головой: дети пропали, а папаша своей «Мусеньке» уроки грамотности преподаёт. Кстати, а как давно нет детей? И вообще, раз он тут, то надо собрать хоть какую-то информацию. Кто, в конце концов, вызвал участкового? Почему решили, что дети пропали? Сколько детям лет? Ну, Сашеньке, понятно — десять. А Лизоньке? Кто эта Мусенька? Мать? Тётка? Мачеха? Или старшая сестра?

Денис пригляделся к «Мусеньке» и «Антоше». Нет, пожалуй, на старшую сестру десятилетнего Саши она всё же не тянет. Она, конечно, младше «Антошеньки», но уже не юная девушка. Вон, в уголках глаз «гусиные лапки», да и вокруг губ тоже. Молодится, как может, но довольно неумело. Женскими уловками в виде помад и кремов пользуется по принципу «чем больше — тем лучше». И из-за толстого слоя пудры кажется ещё старше своих лет.

Впрочем, чего гадать на кофейной гуще? Денис повернулся к участковому и негромко скомандовал:

— Боец, доложи обстановку. Быстро и по делу. Основные факты.

После чёткой команды Спиридонов подобрался, перестал краснеть и мямлить, а чётко и толково изложил суть.

Антон Павлович Бурханов оказался врачом (Денис усмехнулся про себя: прямо-таки почти Чехов!). Так что даже после революции и Гражданской был достаточно востребован. Его не трогали, потому что врачом он оказался очень неплохим и пользовал почти всё новое советское начальство города.

К тому же совсем недавно доктор-почти-Чехов сделал ход конём: после года вдовства женился на своей бывшей горничной, Марии Фёдоровне Берёзкиной, в домашнем обиходе именуемой Марусей или Мусей. С ней совместных детей не прижил, а вот прежней супруги имелось у него три сына и дочь Лизонька.

Где самый старший сын, никто толком не знал. Поговаривали, что во время Гражданской он воевал в Белой армии, но Антон Павлович эти слухи опровергал со всей горячностью своей докторской души. Впрочем, даже если и воевал сынок за белых, то сейчас в родительском доме отсутствовал и о его судьбе родитель ничего не знал. Или, во всяком случае, так говорил.

Второй сын пошёл по отцовским стопам, но окончить медицинский университет ещё не успел. Практиковался у отца. Но сейчас тоже с родителем не проживал. Сразу после отцовской свадьбы уехал в Москву, где, по слухам, жила его бабка по матери, бывшая графиня Игнатьева. Вроде даже экстерном университетские экзамены сдал, но Спиридонов точно этого не знал.

Дочь Лизонька семнадцати и сынок Сашенька десяти лет проживали здесь, с отцом и Мусей. Жили они тихо, дружбы особой ни с кем не водили. Только Лизонька и Сашенька время от времени навешали свою гувернантку, Катарину Матеушовну Кобину, польку по происхождению. Да ещё ходил к Лизоньке сын дворника, Гордей сухорукий. Грамоте учиться. Читать и писать.

Денис уточнил:

— Сухорукий — это фамилия?

— Не… — помотал головой Спиридонов, — сухорукий — это потому, что рука одна у него сухая. Повредил он жилу в детстве, вот у него одна рука и нерабочая теперь. Левая. Но он — ничего. Не унывает. Приспособился одной рукой управляться. Вот с ихней дочкой, Лизонькой, очень сдружился. Как собачонка за ней везде бегал…

Денис сдержал порыв поправить парня. Не хотелось ему на стать Антона Павловича находить. Ихней, так пусть будет — ихней!

Денис задумался. Какая-то прямо классическая сказка выходит. Злая мачеха, которая вон за деток не сильно-то и переживает, извела сироток. Да ещё и хозяин семейства — врач. Отравили на пару с Мусенькой старую жену, и все дела.

— Давно дети ушли?

— Да с утра самого. — Спиридонов подумал и уточнил, — Мачеха сказала, что сразу после завтрака. Часов в десять утра.

Денис глянул на часы, висевшие на стене. Времени было — семь часов вечера.

Он покачал головой. Дети не обедали, на улице хоть и весна, но к вечеру подмораживает совсем по-зимнему. Но с учётом, что сестре с братом есть куда пойти… Может, это обычное дело в этой семье? Девочка взрослая. Да и не девочка уже — девушка… С мачехой плохо ладят, вот и сидит у своей гувернантки.

— А что про кровь в спальне хозяева говорят?

— Папаша ихний…

Денис непроизвольно дёрнулся и тут же усмехнулся про себя: никогда он до сих пор на это слово так не реагировал, контингент, с которым приходилось обращаться по долгу службы, не в салонах обретался.

–…Говорит, что пациент был, пришлось кровь пускать.

Денис удивлённо хмыкнул:

— А что, он пациентов в спальне принимает, а не в кабинете?

— Ну, — Спиридонов пожал плечами, — говорит, там батарею прорвало… — и добавил с укоризной в голосе: — Вот не доверяю я этим новомодным штукам! Нет бы по старинке топились печками, а навыдумывали — паровых котлов в подвале ставить. Чай, дом — не пароход, чтобы, значит, паром отапливать.

Денис рассеянно кивнул. Вообще-то в N-ске ещё при царском режиме половина доходных домов на котлы перешло, но участковый, видимо, недавно из деревни, ему в диковинку.

— А кто в милицию-то сообщил о пропаже детей? — Денис на всякий случай заглянул в тот кабинет. Под батареями действительно стоял таз с грязными тряпками, и пол весь затоптан, повсюду следы от сапог, явно не принадлежащих хозяину.

— Так водопроводчик и вызвал. — Участковый не отходил от Дениса ни на шаг, заглядывая тому через плечо. — Подозрительно ему показалось, что деток дома нет. Ну и вообще, — участковый немного помялся и закончил, — не любят местные жители Марию, жену ихнюю. Говорят, змеюка, окрутила дохтура, а теперь деток извести хочет, чтобы единолично тут властвовать. Особенно Лизоньку не любила.

Денис вздохнул, но поправлять участкового инспектора снова не стал.

Он повернулся к опергруппе и скомандовал:

— Так, Игнат и Пётр, с участковым чёрную лестницу осмотрите.

И третьему агенту:

— Валентин, а ты по квартирам пройдись, может, кто чего интересного скажет. А я с хозяевами пока побеседую…

Но Антон Павлович и Мария Фёдоровна ничего нового Денису не сообщили.

На вопрос, почему они так долго не спохватились детей, Мусенька (ну, не получалось у Дениса её Марией Фёдоровной называть, для протокола — оно понятно, а вот про себя так и звал — Мусенька; эта кошачья кличка хозяйке дома удивительным образом шла) беспечно махнула рукой:

— Лиза постоянно Сашеньку из дома тащила. У Антоши… Антона Павловича, — поправилась она под строгим взглядом Дениса, — пациенты разные, целый день приём ведётся. Постоянно люди в квартире посторонние. Я Антону Павловичу помогаю, ассистент-то у него есть, конечно, но ещё одни руки не лишние. А детской-то у нас теперь и нет, уплотнение. Отдали комнату новым жильцам, они пока не заехали, но детскую мы уже освободили. Теперь детки под ногами мешаются…

Она быстро и как-то испуганно глянула на Дениса и поспешно затараторила:

— Нет, мы не жалуемся, у нас и так места много. У Антон Павловича кабинет остался, наша спальня, спальня детей. Да вот ещё столовая… Людей-то много теперь в городе, им жить где-то надо! Мы же что, мы — ничего! Мы — с понятием.

Денис отмахнулся — сейчас ему не до политических взглядов хозяев и последних директив правительства:

— Давайте про детей, про уплотнение потом.

— Так я и говорю, — Мусенька явно успокоилась и кокетливо заправила чёрный упругий локон за ухо, — Лизка постоянно у гувернантки паслась… И брата с собой таскала.

— Что, и обедали дети там? — Денис строго глянул на Мусеньку: времена сейчас нелёгкие, голодные. Откуда у бывшей гувернантки средства, чтобы чужих детей кормить?

— Вы не подумайте, товарищ милиционер, — Мусенька снова заволновалась, — Антоша… Антон Павлович, этой польке и денег давал, и продовольствие возил. Чтобы она Лизку и Сашеньку кормила и привечала!

Денис отметил, что Мусенька вот уже второй раз назвала падчерицу Лизкой, а вот пасынка зовёт Сашенькой… Правы соседи: мачеха не ладила с девочкой? Ревность? Возможно, Лиза похожа на покойницу мать…

— Денис! Денис Савельевич! Ожаров! — Денис повернулся к двери, где через несколько секунд появился запыхавшийся Спиридонов, — Мы там нашли… Кажется… Вам посмотреть надо!

Денис поспешно поднялся и почти бегом бросился за участковым инспектором к чёрной лестнице.