Златая цепь

Наталья Гайс (2024)

В дом Илария Бурмистрова попадает необычный гость. В ходе беседы с ним выясняются обстоятельства, больше похожие на вымысел, кроме одной детали. Подчиненная отныне чужому сценарию, жизнь семьи Илария рушится на глазах. Любимая жена, будущий ребенок… Дальше они пойдут врозь. Но это полбеды. Непоправимость ситуации в самом их пути — он расходится во времени. Кому-же помешала семья Бурмистровых? Всего лишь тем, кто любит этот мир, живет в нем веками и генетически зависит от одного из представителей этого рода. Но спрятаться от них не просто…

Глава 13. Возвращение

После всех пятидневных процедур Илария и Мишу вернули домой в тот же день, из которого взяли. Но по очереди. Первым отправили Илария, через час Загорский привез ребенка. Перемены в сыне Иларий заметил сразу и с нескрываемым изумлением уставился на Гаврилу.

— Это не мой сын! — категорично заявил он, испуганно глядя на потянувшегося к деревянной лошадке мальчика. — Кто этот ребенок?!

— Да, Бергольц как в воду смотрел, — с сожалением промямлил Загорский. — Все же надо было сказать тебе правду.

— Где Миша?!

— Иларий, это Миша. — Загорский снял очки, как будто хотел продемонстрировать правдивость своих глаз. — Ты был прав в своих подозрениях. Нам пришлось немного перекроить их признаки. И Славы, и Миши. Это для их же безопасности. Только умоляю — не делай из этого катастрофу! Это совершенно незначительные изменения…

— Как же не значительные?! Нос крупнее, губы не такие, но в остальном конечно же…

— Вот так вот проявились изменения, — спокойно продолжил Загорский. — Наблюдай за его состоянием. Что бы не было сильных головных болей. Вот эти пилюли следует давать ему перед сном. — Загорский протянул пузырек с черными, блестящими шариками. — В ночное время организм перестраивается особенно интенсивно и лекарство поможет иммунитету справляться с перестройкой.

— Это не Миша, — упорно повторил Иларий и заглянул мальчику в глаза. — Даже взгляд не его. Вы… понимаете, что я могу провести собственное расследование? Что я не смогу теперь спать спокойно! Я все время буду думать о своем сыне! О том, где он и что вы с ним сделали!

— Скоро ты сам убедишься, что это твой сын.

— Но у Мишки волосы были кудрявей!

— А у Славика? У Славика какие волосы?! Ты слышишь меня или нет?! Они обменялись своей биологической информацией и теперь у Славика волосы начнут завиваться!

Иларий жестом остановил болтовню Загорского и устало махнул рукой.

— Хватит, Гаврила! Я понял. Оставь нас, пожалуйста! Мне просто необходимо побыть в тишине и подумать. От твоих въедливых фраз я собственных мыслей не слышу.

— Хорошо, хорошо, — охотно согласился Загорский и, потрепав Мишку по волосам, удалился без лишних разговоров.

Иларий отчаянно пытался сообщить дневнику свои переживания насчет сына, но что-то шло не так. Он писал и тут же зачеркивал, на другой день пытался снова что-то написать и снова неоконченные фразы. Прошло около двух недель, прежде чем появились описания Мишиных разительных перемен, которые проявились уже дома. Наверное это и стало аргументом в пользу того, что Миша все тот же — его родной, любимый сын, но с каким-то мощным вмешательством в генетику. Мальчик словно повзрослел за эти дни, стал спокойнее и внимательнее ко всему, что его окружает. И это тоже было странно для его малого возраста.

Смирившись постепенно с изменениями сына, Иларий возвратился к своей исследовательской работе и привычным повседневным делам. Научился делать кулебяку, посадил вяз и яблоню, проведал тещу. Терентий из города так и не вернулся. Сгинул в никуда. Зинаида Матвеевна только перекрестилась. Но еще большим облегчением для нее стал приезд из Пскова матери Терентия — Клавдии Дормидонтовны, женщины крупной, чисто пахнущей мылом и доброй. Она водрузила на неприбранный стол родни большой, посыпанный засахаренной клюквой кулич и сразу поставила вопрос ребром. Или ей отдают детей так, или она будет судиться, но своим внукам не позволит расти в грязи и постоянном присутствии сезонно меняющихся сватьиных сожителей. Спорить та даже не стала. Поворчала немного для приличия и быстро собрала скудные детские пожитки. И только вслед увозящей Клавдию с внуками телеги обронила ненароком:

— Чтоб тебя вековуха взяла!

Затем перекрестила Зинаида Матвеевна рот, да и пошла, тяжко вздыхая в дом — первак разливать, да гостей ждать. Пасха как никак. Грех не выпить.

С этого самого дня Мишкиным двоюродным брату и сестре жить стало радостней, теплее и вкуснее. Иларий знал Клавдию Дормидонтовну, а потому был спокоен за детишек и облегченно вздохнул, когда толстоногая почтальонша Дуся, затоптав ему облепленными грязью сапогами только что вымытые полы, поведала эту душераздирающую историю про поганую, избалованную городом Клавдию и вечную мученицу Зинаиду Матвеевну.

Где и когда похоронили погибших на пожаре, осталось для всех тайной. Иларий ездил в Тоболенец по этому вопросу, но ответ получил резкий и категоричный: никаких трупов из Кошкино к ним не привозили. Кто забирал — с тех и спрашивайте. В милицейском участке ни товарища Жоржа, ни Сергея Сергеевича не знают и никогда сотрудников с такими именами и описанной внешностью у них не было.

Горестно стало Иларию от такого исхода. Ведь не похороненной осталась Мишина мать, какой бы она не была, и ни в чем неповинные дети. И что теперь он расскажет сыну? Где могила матери? Кого благодарить за то, что на свет появился?

Миша же как-то неожиданно стал разговорчив и слишком сообразителен, что снова подтверждало подозрения Илария о постороннем вмешательстве в его организм. В конце концов он не удержался и решил проверить его сам. Ну а чего загадками голову морочить, когда они взяли и снабдили его мощным микроскопом и необходимыми препаратами.

Он нашел Мишины волосы, которые ему состригли в год и очень осторожно взял у него несколько капель крови, объяснив, что так делают все. На всякий случай. О каком случае подумал ребенок, неизвестно, но пальчик отцу протянул мужественно. Правда вот отец все мужество растерял при этом и очень долго собирался с духом, прежде чем причинить боль своему чаду.

Иларий делал все, как научил его когда-то помощник пилота, добавив к знаниям интуицию ученого и опыт. Он часто вспоминал их. Его не навещали уже несколько месяцев. И это настораживало. Именно блондина ему почему-то не хватало. Он по-дружески к нему привязался, привык к интересным беседам и легкому обращению. Было такое чувство, словно они знакомы с детства.

В дневнике Иларий отметил, что сравнить результаты полученных анализов у него долго не получалось. Этот этап процедуры был невероятно кропотлив и нуден. Он его не любил. К тому же ему многое еще не было понятно. Не хватало знаний. И это нужно было признать.

Но вот именно тогда, когда он увидел, что результаты анализов Миши прежнего и теперешнего сильно разнятся, и тут бы ему снова забеспокоиться и возмутиться, но именно тогда в его голове произошло неожиданное озарение. Кто-то может годами смотреть на привычный пейзаж и не замечать в нем ничего примечательного, а кому-то достаточно одного единственного взгляда, что бы увидеть в этом пейзаже то, что перевернет все дальнейшие представления о мире.

— Мишка, Мишка, — восклицал Иларий, — мы с тобой такое сотворим из этих твоих, похожих на древний алфавит, черточек! Мы весь мир перевернем. Мы заложим в них информацию, которая понесется по всей вселенной! И все это благодаря изобретенному мной веществу, помогающему переносить частицы. Я на правильном пути, Мишка!

Мишка смотрел на Илария так, словно тот рассказывал ему сказку и ничегошеньки не понимая, умильно и довольно улыбался. В общем совсем забыл Иларий о результатах сделанного анализа, потому что увидел в своем микроскопе из далекого будущего генетическую информацию похожей на закодированные древние тексты, а раз это тексты, то их можно переписывать, передавать по назначению и с их помощью менять все вокруг по своему желанию и вкусу. Ну, по крайней мере, так ему казалось.

Избороздив вдоль и поперек труды по математике, Иларий засел за теоретическое изложение своей работы. Поначалу ему казалось, что это глупость, и все его домыслы — только потуги возомнившего о себе невесть что шизофреника. Потом он попытался оценить себя со стороны не предвзято и успокоился. Потому что ну не станут же к заурядному, эгоцентричному шизофренику являться удивительные гости из грядущего.

И вот через полгода после возвращения из Оптиной Пустыни эти гости наконец-то явились вновь. Блондин и Загорский. Иларий был чрезвычайно рад их появлению. Мишка к этому времени сильно подрос и болтал без умолку. Помимо всего он был необычайно чувствителен ко всему живому, сам научился читать и считал до ста. Иларий из подручных средств сконструировал аппарат, поражающий своей сложностью и количеством проводов. Но приход друзей, по всей видимости, был связан не с его научными достижениями.

— Завтра будь готов к отправлению в другое время, — огорошил Илария Загорский, внимательно изучая записи его толстых клеенчатых тетрадей.

— Опять? — Иларий был растерян, а точнее сказать потерян. — Надолго?

— Навсегда! — без церемоний ответил Гаврила Павлович и привычным жестом поправил очки. — Мы немного недооценили Регину… Придётся снова заметать следы.

— Что же… Регина… — не то спросил, не то усмехнулся Иларий. — Она оказалась из геотов?

— Хуже, — усмехнулся блондин, — из прошлого.

— Она оказалась дочерью одного прегнусного существа и мы подозреваем, что ты знаешь его, — добавил Загорский. — Знаком ли тебе некто Алиеф?

— О, да! — горячо отреагировал Иларий на упоминание одного из частых своих гостей. — Он спрашивал о вас, бывал у меня не раз… Ты же сам упоминал его в своей рукописи, как уникальную личность.

— Он геот! — перебил его Загорский весьма спокойно. — Но не в этом дело. Мы с ними в союзе, ты знаешь, но он из тех, кто следит за твоей семьей и дорожку к тебе, как оказывается, он протоптал давно. Почему не говорил мне о нем?

— Я думал — вы знаете…

Увидев нешуточную тревогу в глазах Илария, Гаврила улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Да ты не переживай, мы все уладили. Хорошо, что мы все время рядом, не правда ли?

— Даже не знаю, — Иларий усмехнулся, представив свою жизнь без Загорского, — без вас мне было бы лучше и спокойней. Все беды в моей жизни появились с вашим приходом, Гавриил Павлович! Простите уж…

— Ну как же! — снова перебил Илария Загорский. — Без моего появление в твою жизнь вошло бы горе. И возможно не одно. И жизни ты мог лишиться. Но… ты просто еще не понимаешь всей ситуации, — Гаврила неожиданно рассмеялся и на щеках его образовалось больше складок, чем обычно. Постарел он, что ли? — Но об этом после. Сейчас о насущном. Медлить нельзя. Завтра в пять утра здесь будет Ст… помощник пилота. Он займется вашим дальнейшим будущим. Имена ваши будут изменены, время, к великому нашему сожалению — прошлое… Самым безопасным для вас сейчас будет 1913 год. Прости уж… Вот такой кульбит…

Иларий скорбно покачал головой. Жизнь только вошла в свое русло… Работа спорилась как никогда… И прошлое… Он поймал на себе Мишкин серьезный не по-детски взгляд. Дрожь пробежала по спине. Ему показалось, что сын все понимает. И что самое страшное — понимает больше, чем он. Мишкины перемены вообще немного пугали Илария. Он боялся, что ребенок начнет вдруг расти не по дням, а по часам или трансформируется в нечто иное и ликом и телом. А то еще хуже — послабеет разумом. Но такой взрослый взгляд был впервые. Словно в крошечном теле ребенка находилась старая, все осознающая душа. И, наверное с детских, перепачканных поздней, осенней малиной, его уст должны были сейчас сорваться слова:"Папа, не будь дураком, нам грозит опасность!"Но он лишь молча переглянулся с Загорским, холодно посмотрел на блондина и выбежал на двор — прямо на залитую предвечерним солнышком изумрудную травку.

— Что с ним? — громко сглотнув, бросил вслед сыну Иларий, но гости на его реплику не отреагировали. Будто и не было ее, будто и нет вообще ничего. Ни этого теплого вечера, ни голосов гуляющей за воротами молодежи в сопровождении разноголосой гармоники, ни громкого уханья сыча, примостившегося за двором, на старом, раскидистом дубе.

— Мы сделаем все, от нас зависящее, — тихо завершил беседу Загорский, — что бы скачков во времени больше не было. Дальше все пойдет как по маслу. Можешь быть спокоен.

— А Флоретта?! — вспомнив про еще одну свою гостью, воскликнул Иларий. — Она, надеюсь, не геот?

— Флоретта? — Загорский поднял очки на лоб и посмотрел на него с ужасом в глазах. — Она была здесь? Кто был с ней? Как она вышла на тебя? Что ей надо?

Загорский засыпал Илария такими вопросами, на которые у него были лишь плохие ответы. И судя по его реакции, они ему не понравятся.

— Она была два раза. Одна, но… — Иларий поднял на Загорского настороженный взгляд.

— Что но?

— Я был с ней в Охре. И там было все совсем не так, как у вас, в Оптиной Пустыне. Это что — была не Охра?

— Это была Охра. Это именно она. Но в своем начале. Это время после катастрофы. Войны с геотами только прекратились. А вот Оптина Пустынь — это не Охра… Ты не совсем правильно понял. Под монастырем несколько наших районов. Они там расположены в силу разных, не совсем простых причин.

— Я понял… Я сделал что-то не так?

— Что ей было нужно?

— Они просили меня о том же, о чем и вы — остаться у них.

— Они? Кого ты видел?

— Мэо и Фернандо Ктаха, кажется. Ну и других сотрудников.

— Мэо? Да, там он жив. И Флоретта жива.

— Они погибли?

— Мы не знаем. Скорее всего, да.

— А почему бы вам…

— То время закрыто.

— А как же я туда попал?

— Не знаю… Возможно они нашли выход… Вернее, кто-то помог им. Странно… Причина ее появления у тебя?! Какая причина?

— Ктах… Вот он мне что-то сказал о людях издалека. Очень хороших людях, которые решили отыскать в прошлом своего творца.

Загорский брезгливо поморщился.

— Творца? Что за ахинея? А ты здесь при чем?

— Я не знаю. Это все, что он мне сказал. Они говорили, что новый мир очень уязвим и им нужны такие умы, как я. Предлагали остаться у них. Показывали СИН.

— СИН? Так вот где ты его видел!

— Да! — Иларий как-то сразу воодушевился. Словно только этого разговора и ждал. — Они показали мне частицы. Те, о которых я додумался сам. Понимаете?! Но только я не понял… У них в наличии такой источник энергии, а в их глазах такая тоска… Мне показалось, что там никого кроме них нет.

— Это было начало завоевания геотами нового мира. И не только нового. СИН — это детище геотов. Но мы вынуждены поддерживать работуэтой их системы. Потому что у нас договор о совместном существовании. Они превосходят нас в научном и техническом развитии и войны с ними приносили нам только боль и потери того, что осталось от старого мира. Мы не могли больше бессмысленно терять Охру. Разумнее было сотрудничать и позволить врагу делить с нами хлеб и землю. А людей ты видел мало, потому что на тот момент, вероятно, большинство уже переселились в Геотию.

— Те, на СИНе, они были добродушны.

— Это вынужденная видимость. Поверь мне — добра они Охре не желают. И Мэо, и Ктах потому и в тоске. Они понимают это и они герои. Одни из последних, кто стоял у руля Охры до конца, не подпуская ни одного геота к управлению. Но Охра уже не правила. СИН правил. И правит теперь, как ты понял.

— Так, а кто же эти люди издалека? — будто у самого себя, спросил Иларий.

— Будем разбираться. Спасибо, что сказал.

— А Славик? — словно очнувшись, поинтересовался Иларий. — Он теперь в безопасности?

— Теперь в полной, — согласно кивнул Гавриил Павлович и задумчиво крутанул лежащее на дощатом, гладком столе, вареное яйцо. — Теперь все, как надо.

О, всемогущий и многоуважаемый Гавриил Павлович! Как всегда категоричен! И мне пришлось столкнуться с его неоспоримой точкой зрения. Правда вскользь и почти на бегу. Но, слава богу, на меня он не имеет влияния, так как дело Илария закончено печально и для него тоже. Так нам говорят.

А еще говорят, что Регина Ахнаф оказалась подчиненной Алиефа Мерчи и оба они хронические геоты. А еще то, что Регина внебрачная дочь Алиефа от какой-то высокопоставленной дамы из далекого прошлого. Имя ее называть не стали. Любопытно…

А накануне скандала мне лично довелось лицезреть господина Алиефа в научном отделе библиотеки главной управы Охры. Он был не один. Компанию ему составил высокий немолодой мужчина в голубом термосвитере. Они сидели за столиком и от меня их отделяла полка с книгами по истории человечества. Обратить на эту пару внимание получилось случайно — слишком уж занимательным показался их разговор.

— Завтра здесь будет отец, — произнес один из них.

— Ну все, Охре конец! — сокрушительно ответил второй голос. — Он лично вам сообщил?

— Лично. Но Охре конец — это вы погорячились. Многим не поздоровится, но будет сюрприз. Он принял важное и непростое для него решение.

— А где же мальчик? Вы ведь знаете?

— Я и мои люди.

— А команда Загорского?

— В них все и дело. Если бы не они, он сам никогда не стал бы нас беспокоить. Да что говорить? Завтра все решится.

На том они и разошлись, задав моему уму новые загадки. Но обещанное завтра наступило для них. Меня же в происходящее никто посвящать не собирался. Информацию пришлось добывать собственноручно. И вот какой расклад случился в последующие три дня: Загорский исчез, блондин исчез, помощника пилота арестовали, но мне повезло говорить с ним о Ядвиге, если помните. Тамару переселили в ее время. Куда девался Славик — не ясно. Скорее всего, он с ней. Алиеф и Регина тоже пропали, а про Илария в личном деле все совсем трагично. Там сказано, что он покончил собой. Принял какой-то сильнодействующий яд. Мишеньку вроде бы передали на воспитание бабке. Вот и весь сказ.

А кто приезжал? Так настоящий отец мальчика. И он из далекого-далекого прошлого. Он император арсов — народа предыдущей цивилизации. Самой первой человеческой цивилизации. Той, где счастье неподдельное, потому что все чувства открыты и нет никаких определений. Это великий моральный закон… для нас. И его отголоски есть в нас. Для них же это неотъемлемо и нет ничего другого, а потому противопоставлять и сравнивать не с чем. Они имеют железную волю и трезвый ум. Они знают о нас и они опечалены нашей участью. У них отсутствуют убийства, жадность, ревность, зависть. Это родина чести, совести, любви, благородства и отваги. Это колыбель человеческой чистоты, той, к которой так стремятся в том времени, где умер Иларий. Стремятся попробовать сделать мир простым и счастливым.

Но что же такое сделал в Охре этот представитель редкой, исчезнувшей во времени цивилизации, что один ни в чем не повинный, непонятно для чего страдавший человек свел счеты с жизнью? И как после этого будет уживаться он со своей безупречной совестью?

Буду честной — в смерь Илария я не верю. Потому что тогда, когда мне довелось увидеть его во второй раз — по пути в Охру, у меня была возможность общаться с ним долго и близко и сомнений у меня нет — именно он мелькнул несколько раз на видеоотчете одного из сотрудников, работавшего в Древнем Египте. Я клянусь — это был Иларий. Его невозможно ни с кем спутать. И я таю надежду узнать подробней об этом эпизоде и о судьбе Илария Бурмистрова, а еще мне очень хочется увидеть Мишу. Повзрослевшего. Даже не знаю, почему…

В завершение беру на себя ответственность осветить часть дневника Илария Афанасьевича Бурмистрова, вырванную кем-то из тетради и помещенную в томик Пушкина, между страницами"Гробовщика". Не думаю, что совесть станет меня мучить. Она скорее зудит нестерпимо от растущего желания правды.

Итак:

"Благодарность моя нескончаема. Не хватает эмоций, чтобы выразить то, что чувствует ученый, доверяя свои опыты такому совершенному, непревзойденному оборудованию. Космос микромира наконец-то в моей власти. Драпп обучил меня более совершенному методугенетической экспертизы посредством крови по установлению родственных связей и, полный волшебного предчувствия, нестерпимо желая получить обещанный результат, я решился поэкспериментировать. У меня уже была кровь Миши, я легко получил свою и погрузился в расшифровку увиденного.

Процесс этот, несмотря на совершенство, быстрым не был и занял у меня два часа. Мне показалось, что я больше учусь, чем пытаюсь что-то увидеть. Наверное, это от отсутствия должного образования и опыта. Я наивно полагал, что все понял, но результат не получался. Каким же профаном я себя чувствовал, каким недоумком. И такому невеже доверили столь совершенную лабораторию? Да еще и нахваливают меня…, работать приглашают. Дилетант. Полный идиот! Не получить результат в такой научной мастерской! Как же так… Я не умею прочесть то, что вижу. Я попробовал еще раз, стараясь ничего не упустить, но результат повторился, показывая лишь одно — Миша не являлся моим сыном.

А вечером явился блондин. Добрый мой, долгожданный друг! Но тих, бледен, подавлен. Сказал, что кое-кто допустил грубейшую оплошность, за что будет серьезно наказан, а я должен немедленно оставить генетику и заняться непосредственно физическими исследованиями. Я по-дружески пожаловался ему на свой низкий интеллект, на провальный эксперимент по установлению родственной связи между мной и Мишей. Блондин же холодно и с нажимом повторил, что я должен оставить генетику, в противном случае у меня заберут Мишу.

Я пообещал послушать его, но рискнул поинтересоваться, отчего этотпереполох? Или Миша мне не сын? Он вскинул на меня такой злобный взгляд, что меня передернуло. Уверенность в этом человеке пропала сию секунду, а нехорошая мысль о Мише занозой засела в моем сердце.

Ну вот именно после этого разговора остановиться я и не мог. Навязчивая идея завладела моим сознанием, подталкивая перепроверить свой результат с другой стороны. Неужто Миша не мой сын? А если он сын Семена? Быть может оттого Семен и хотел его заполучить? Но ведь Мишу, со слов самого блондина, проверяли. И вернули! Значит не сын Семена. От сердца у меня отлегло, как камень откатился. Да только все это мои домыслы. Отцом ведь может быть и кто-нибудь неизвестный мне.

Словом, нашел я в Настином сундуке ее гребешок, что носила она прежде и мне очень повезло обнаружить на нем пару ее волос. По первому эксперименту с Мишиными волосами я знал, что так сложнее, но я воспринял это как знак и через свой компьютер, как обучал меня помощник пилота, отыскал"Генетические эксперименты по методу Ильи Шишки". Без всяких нововведений, проверенным методом. И как только нашел, страх навалился на меня сильнее прежнего. Я рисковал! А ведь еще не поздно остановиться. Не зря меня предупредили. Признаюсь, меня что-то толкало сделать все наперекор, так как очень не понравился разговор с блондином. Он требовал неустанно работать на благо их Охры, а прежде меня лишь берегли и предупреждали об опасности. Ну, может оно и к лучшему. Накажут, значит с радостью освобожусь от них. Узнать, кто отец Мишки для меня было важнее всего сейчас. Если бы мне сказали, что Славик не мой сын — мне было бы легче. Но только не Миша!

Конечно, я понимал, что за мной могут наблюдать из множества неведомых мне точек и все же пошел на повторный, запретный теперь эксперимент. Однако ни в первый день, ни в последующие, меня никто не посетил и, зная методы блондина, я решил, что он поверил моему обещанию.

Ну что же, пусть. Так оно и лучше. Я с огромным трепетом и болезненным волнением всматривался в микроскоп. И я увидел, что хотел. И снова был удивлен. Итог был таким же. То, что я видел, несло отрицательный результат. Настя не была матерью Миши! Но ведь это глупость! Она родила его здесь — в этом доме, я находился в соседней комнате, пока местная повитуха Фрея Степановна и Варвара принимали Мишу на свет.

Разочарование мое привело к гневу. Потому что, как я и предполагал с самого начала, проблема была во мне. Я болван, профан и недоумок! Я не умею проводить подобные эксперименты, а значит блондин прав — их пора оставить и заняться исключительно частицами!"

А вот как Иларий описал несколько насыщенных экспериментами дней.

«Я изучил подробным образом биологический материал Миши, свой и Насти. Именно Мишин вел себя престранно. Я мало кого исследовал, но такого я точно не ожидал! Сами по себе клетки были невероятно хрупкими. Я воздействовал на них только теми химическими веществами, которые предусмотрены инструкцией. Но и они могли полностью разрушить материал. Навыка мне не хватало. Но клетки Миши при воздействии веществ приобретали сию секунду удивительное свойство — они взлетали. Волнение сбивало меня с толку, зрение уставало от напряжения, руки дрожали. Но биоматериал Мишки исчезал в неизвестном направлении.

Подобные странности произошли и с моими клетками. С одной лишь разницей — частично. В каком-то им одним ведомом шахматном порядке, частички моего материала оторвались от бесцветной своей поверхности и тут же потерялись из виду.

Я подумал было, что дело в возрасте, но ДНК Насти так себя не вело. Её биоматериал преспокойно лежал под микроскопом, послушно позволяя делать с собой все, что угодно.

Для надежности мне необходим был еще один, а то и два,как минимум, человеческих образца. Желательно взрослого и ребенка. От давних экспериментов осталось у меня несколько неприятных, но нужных вещиц. Например, полотенце, которым я вытирал раны того найденного мною мёртвым калеки. Помню, как что-то подтолкнуло меня не выбрасывать его, что кровь эта еще может мне пригодиться. Так и хранил до сих пор в старом коробе кусок окровавленной, желтоватой ткани.

С детским образцом пришлось потрудиться. Через три дома от нас жила большая, в одиннадцать ртов, семья. Самая младшая девочка, Нюрка, годком постарше Миши, часто приходила к нему поиграть. Тот день, когда она снова осчастливила Мишку своим визитом, выдался на редкость теплым. Детвора вволю нарезвилась в густой траве, да на качелях, оба запалились и, как обычно, потребовали пить. В этот раз я вынес им воды не в ковше, а в разных кружках, после чего кружку Нюры, со следами слюны, тут же унес к себе вниз и подверг обработке.

Какая хорошая оказалась девочка. С добротным, целым и послушным материалом. Никаких фокусов — все крепенько, ладненько, понятно.

Паренек инвалид меня, к слову, тоже ничем необычным не удивил, но мне показалось мало и с того дня начались мои многочисленные, увлекательные, затягивающие исследования чужого генного материала. Уж где только я его не добывал и как только не изловчался. Слюна, волосы, ногти. Лучше всего была кровь, но раздобыть ее не просто.

И когда из двадцати шести результатов ни один больше не показал ту самую подвижность, мне бы все понять и остановиться, но остановиться я уже не мог. Множественные исследования дали мне незаменимый опыт, потрясающие выводы и двенадцать толстых тетрадей записей и расчетов.

Счастлив тот, кто знает лишь видимую сторону жизни. Из всего населения Земли наверное процентов пять хотя бы задумываются о том, как все устроено и что спрятано за внешней оболочкой доступного. Но если ты переступил грань между этим и тем, ощущение этого мира меняется. Когда ты всего лишь ценитель живописи, она для тебя непостижима, волшебна, до дрожи восхитительна. Но вот ты художник и твой взгляд на шедевры не то, чтобы критичен, он как рентген. Ты знаешь как это создавалось. Когда ты увлеченный читатель, ты воистину эстет. Ты потрясен слогом, описанием, стилем произведения. Но когда ты сам писатель, ты становишься невыносимым читателем, так как видишь все огрехи и тебе трудно погрузиться в сюжет. Нечто похожее было теперь и со мной. Я постигал другую жизнь. Я узрел крупицу её естества, а все остальное, всё, к чему я привык, казалось теперь лишь блеклым и беззвучным его следствием.

Сравнительный же анализ Мишкиной и моей биоинформации упорно выдавал отсутствие моего отцовства, но все время показывал близкое родство. Данные совпадали процентов на пятьдесят. С Настей же он не совпадал совершенно.

Да, совсем забыл напомнить, что мне удалось закрепить наши с Мишей образцы. Но для этого пришлось перерыть всю библиотеку в компьютере, который так любезно предоставил блондин. Напрямую там не было подсказки, но я нашел несколько интересных случаев, по сути похожих на мой. Методом проб и многочисленных ошибок я выявил вещество, способное зафиксировать наши образцы. Слава богам, мои экспериментальные мучения постепенно нивелировались. Но… появлялись новые. Воистину «кто умножает познания, умножает скорбь».

Сначала я подумал об ошибке, но результат повторился. Стёкла с материалом Миши еще без фиксатора лежали рядом с образцом одной местной девушки. По ошибке я добавил фермент не туда, но понял это позже. Отвлекся на окуляр микроскопа всего на пару минут — картинка на мониторе меня не устраивала. Но когда обратился к клеткамдевушки снова, то был крайне удивлен. Образец был закрыт. Я подумал, что недостаточно растворил его и добавил еще фермента. Клетки раскрылись и я отправил их на фильтрацию. После всех промывок и выделений чистой ДНК, удивление мое лишь увеличилось. Сегменты больше походили на Мишкины. Но эту девушку я уже смотрел раньше и ничего подобного не наблюдал. Неужели я взял не тот образец? Неужели спутал с Мишиным? Да нет же, это не его образец. Я уверен! Хотя очень дажепохож. Прежде ничего подобного не случалось.

Тогда явзял тот самый образец своего сына, который спокойно полёживал рядом, однако от него уже почти ничего не осталось. Картина на мониторе была до боли знакома. Мишкины рваные клетки после фермента без фиксатора.

Вот так раз! Версий у меня не было. Я потратил еще несколько дней на чистый анализ каждого образца и не выявлял ни какой родственной связи меж ними, и тогда я повторил все точь-в-точь, как в тот день. Результат оказался тот же. Но что же не так теперь? Я решил действовать наугад и добавил материал старика, что жил в доме напротив. И итог меня поразил! Мишкины сегменты продублировались в цепочке старика, заменив его сегменты, а местами изменили их, создав гибриды. Легкая догадка озарила мой уставший разум вперемешку с картинами преследований моего сына. Это длилось доли секунды, но картины эти я отринул от себя тут же. Ведь ищут не Мишу, ищут Славика.

Если бы не мой сынишка, я бы наверное похоронил себя в этой лаборатории, так как исследования мои приобрели увлекательнейший, феноменальный характер. Я шестьдесят четыре раза повторил этот опыт с разными людьми и сделал невероятное открытие. Гены моего сына Миши чудесным образом воздействовали на гены других людей в определённых условиях. Они меняли их, делали подобными себе. Но это только клетки… Разум же мой видел дальше. Эдак ведь и людей менять можно! Осталось подумать, как».

Какое интересное содержание… Кто вырвал эти страницы из тетради? Иларий, испугавшись гнева блондина или кто-то другой?

Мысли о собственном невежестве заглушили интуицию и Иларий Афанасьевич не увидел очевидного.

Быть может и мое внутреннее зрение не объективно, но, похоже, с мальчиком Мишей не все так просто.

Глава 14. Конец дневника Илария

Это просто бесценно, что переместившись на новое место жительства, Иларий какое-то время продолжал вести дневник. Но и этого очень мало, чтобы определить его точное местонахождение. В отличие от первого своего перехода, название населенного пункта он не упоминает. Пишет лишь, что попал в Донские края, безмерно восхищен романтикой новых мест и удручен их бедностью. Упоминает также, что теперь может часто навещать свою сестру, которая проживает в Ростове и которую он не видел много лет.

И я вот думаю — а не связано ли это со странным рассказом Макара Гончарова, который в 1926 году, у дома помещика Емельянова, уверял Илария, что встречал его в Ростове, в булочной и что он — Иларий — состоит в штате какого-то городского архива, где он и собирается навестить его в дальнейшем? Вполне возможно, что это так. Ведь это логично и неплохо объясняет тот удивительный случай. А еще это единственное упоминание места проживания нашего героя. Пойти за логикой и поверить, что Илария с Мишей переместили в Ростов? Но применима ли логика к рассказу некого Макара? Ведь вполне вероятно, что он попросту врал с целью подловить Илария на чем-то. Например, на тайне его частых перемещений во времени. Иларий растерялся и решил подыграть, чем выдал себя с легкостью.

Остается одно — обратиться за подсказкой к Марксу. Но только какой я к черту исследователь, если при каждом заторе в работе стану просить помощи у босса? Он дал мне все подсказки, которые были у него в руках. И если бы он знал, где проживает Иларий, ну разве заварил бы всю эту кашу с моей подставой и вербовкой? И почему именно я? Что ему с меня? С таким количеством опытных сотрудников поручать столь ответственную работу многократно проколовшемуся новичку? Что-то темнит господин Маркс. Впрочем, как и все вокруг. Может быть, именно поэтому мне пришлось по душе прошлое. Там, по крайней мере, все понятно.

Итак — 1913-й год. Как и обещал, Загорский отправил отца и сына Бурмистровых-Розовых именно в это время. Точно известно, что это где-то близ Ростова и что у наших героев новые имена, о которых в дневнике Илария ни слова. Но в самом ли они Ростове? Есть две строчки описания местности:"Глушь здесь тяжелая и унылая, даже хуже, чем в Кошкино. Какие-то кривые землянки, ни света, ни книг. Тупик".

И дальше, на протяжении десяти почти лет — краткие, совершенно скупые рабочие записи, в которых мне еще предстоит разбираться. Химия, математика, физика по-видимому, схемы, рисунки, результаты опытов. Голова кругом от такого количества вычислений и формул. Я ничего ведь не понимаю в этом, но старательно читаю абзац за абзацем, выискивая между цифрами, в редких текстах, хоть какие-то имена или описания быта. Ни-че-го! Иларий железен! Видимо здорово ему пригрозили. Нет даже прежних, до боли знакомых его друзей. Загорский, блондин, помощник пилота… О них он тоже больше не вспоминает.

В записях за 1918-й год удалось наконец-то наткнуться на две строчки, подталкивающие работать мое воображение хоть немного.

"Теперь жизнь стала легче. Спасибо Стасе, спасибо друзьям! Почти даром приобрели пианино и кучу книг. За окнами парк и снова стайки большевиков. Ну, хотя бы такая, но цивилизация".

Складывается впечатление, что Иларий с мальчиком переехали в город. Кто такая Стася — сказать сложно. По сохранившимся записям в архивах старой Москвы, в семье Бурмистровых рождено четверо детей. Иларий, Татьяна, Павел и Станислава. Возможно это сестра, которая и должна проживать в Ростове. Если она замужем, то могут быть записи в церковных книгах, не более того. Попробую поискать. Станислава Афанасьевна Бурмистрова. Имя достаточно редкое.

А вот с дневником Илария мы прощаемся. Он завершен и последняя запись в нем, по-видимому, оборвана. Вот она — краткая и по-своему бесценная:

"Материал мальчика работает как часы. Это переворот не только в науке, но и в природе. Меня навестили те, о ком не говорят даже в Охре. Теперь я под их неусыпной охраной. Можно ли им верить? Как самому господу богу. Они забирают у меня все мои записи и отправляют жить в новое место. Но больше никаких скачков во времени и перемены имен. Все тихо, спокойно, как и должно быть у бога. Так, чтобы никто ничего не понял…"

Жаль… Ах, как жаль… И жаль, что не попались мне эти строки раньше. Но как же так? Ведь дорогой мой автор пишет, что записи изъяты кем-то выше Охры и Геотии. Ну, тогда каким образом они оказались у моего мистера Икс, оставившего мне их и пообещавшего в награду за мальчика некоторое наследство? Хотя наследство уже не актуально! Потому что дальше — больше! Зачем искать мальчика тому, кто взял его под свое покровительство? Вывод напрашивается только один: мальчика похитили, потому его и ищут все, кто ни попадя и я в их числе. Однако… у меня есть козырь! Дневники! Ведь их нет больше ни у кого, не так ли?

Как бы там не было, но господин Маркс сотворил для меня постоянный пропуск в Охру, чтобы бывать здесь, когда в этом возникнет необходимость, а потому я наконец-то возвращаюсь домой! Пришлось набраться смелости и выклянчить у главного возвращение в день моего отбытия. Ох уж эта его хитрая улыбочка и немигающий взгляд! Понаблюдал за мной с минуту, словно в первый раз и согласился. Так что я вернусь в свой поселок, в середину двадцатого века, в тот самый день, когда в силу обстоятельств с горечью в сердце мне пришлось снова отправляться в Охру. Меня и хватиться не успеют. Слава Марксу! Никому не придётся страдать из-за моего безответственного исчезновения.

И все же, неспокойно на душе! Мысли о поисках мальчика не оставляют меня. Быть может не случайно судьба забросила меня в Ростовскую область? Но кого здесь искать в 50-е годы? Сомневаюсь, что Иларий и его таинственный сын по-прежнему живут в этих краях и все больше сомневаюсь, что его сын — тот, кто мне нужен. А может это все же Славик? И может изобретение Илария Бурмистрова — это отдельная история, не имеющая отношение к ребенку? Потому что я все время вспоминаю ту, случайно услышанную беседу Алиефа и лысого мужчины в синем свитере о чьем-то неведомом отце.

Тогда, после этого разговора, все и закончилось. В 2096 году исчезли в неизвестном направлении все участники истории. Наверное потому и оборвались записи Илария. Наверное от новых гостей он узнал какую-то правду, после которой, вполне вероятно, ни к какому новому месту жительства отправляться не стал, а действительно покончил с собой, как мне и рассказали. Но как можно покончить с собой после обещания покровительства от существ, сравнимых с богами? Нет, Иларий не из тех! И я продолжаю утверждать: на видеоотчёте из Древнего Египта был он! Так может он там?

Вот и Мишу, говорят, отдали бабке. А это значит, что мне снова необходимо путешествие во времени и именно в Кошкино. Но этот пункт мы с Марксом не обсуждали. Лишь мое периодическое перемещение в Охру. И мне снова придётся поднажать на него, что бы хоть немного разобраться в этом абсурде.

Я очень надеюсь, что разбираться там попросту не в чем, так как все это ложь или заблуждение. Скорее всего, Миши там не окажется. Думаю, что он, как минимум, там же, где его отец. А"утка"с их полным списанием запущена намеренно. На какие только ухищрения и путаницы не приходится идти защитникам мальчика, чтобы оградить его от шакалов и стервятников. Вплоть до переворотов и войн. Что же это за ребенок такой? Где искать его? И кто он? Миша? Славик? А может кто-то третий — тот, которого меж этими двумя никто не замечает, потому что его там очень искусно прячут.