Личная жизнь адвоката

Наталья Борохова, 2012

Адвокат Лиза Дубровская уже забыла, когда переступала порог зала суда: после рождения близнецов ее мир сузился до размеров детской. Она отчаянно скучала по своей работе, и случай вернуться к ней вскоре представился – няня Лизиных малышей не знала, к кому еще обратиться, когда ее дочь Ева неожиданно оказалась за решеткой. Еву обвиняли в убийстве жениха, Артема Винницкого. Сын обеспеченных родителей сделал предложение медсестричке из заштатной поликлиники, а потом... легко взял его назад! Оскорбленная Ева отправилась разбираться с коварным поклонником в компании друга своего детства, а на следующее утро их арестовали... Тайком от домашних Дубровская начала разбираться, чем же на самом деле в тот вечер закончился скандал в доме Винницких...

Глава 3

К моменту появления в доме Артема сообщники уже немного пришли в себя, но решимости не растеряли. Початую бутылку портвейна они оставили во дворе, так как Жорик сказал, что серьезные разговоры ведутся на трезвую голову.

Дверь им открыла домработница Саша и, увидев на пороге две физиономии с мутным взглядом, невольно попятилась.

— Хозяина зови! — рявкнул Жорик. — Разговаривать с ним хочу.

— Вам нужен профессор? — испуганно проблеяла женщина.

— Нам нужен профессор? — с недоумением спросил Жорик, поворачиваясь к Еве. Та покачала головой. — На черта нам твой профессор? Сына евоного давай!

— Артемия Антоновича, стало быть? Так он в гостиной, чай пьет.

Не дожидаясь приглашения, гости направились в гостиную, причем они не потрудились оставить в прихожей обувь. Артем действительно был там. Он сидел за журнальным столиком, и перед ним стояла початая бутылка коньяка и кружка с чаем. Увидев на пороге странных визитеров, он приподнялся с места, не то для того, чтобы их приветствовать, не то для того, чтобы их прогнать. Более вероятным был второй вариант, поскольку парочка производила отталкивающее впечатление. Лицо Евы было все в потеках от размазавшейся туши. Короткая джинсовая юбка, которую он так не любил, и розовая замызганная майка делали ее похожей на уличную девку. Ее спутник был не лучше. В синих тренировочных штанах, с пузырящимися коленями, и такого же качества мастерке с замком на груди, он вполне бы мог сойти за ее сутенера. Оказавшись в стенах дома Винницких, Жорик вдруг оробел и начал озираться вокруг с видом крестьянина, впервые очутившегося в покоях знатного вельможи.

— Ева, что происходит? — потребовал ответа Артем. — Кто этот человек и что вы здесь делаете?

Ева криво ухмыльнулась. Сейчас она опять напоминала ему ту девчонку, с которой он встретился когда-то. Весь тот внешний лоск, который она успела приобрести, находясь рядом с ним, вдруг куда-то мигом исчез. Он облез, как слой лака, которым он некогда щедро прикрыл ее несовершенства: несколько вульгарные манеры, простоватую речь, привычку одеваться в вызывающее шмотье. Сейчас ей было наплевать, как она выглядит в его глазах, и это явилось своего рода вызовом.

— Нам сказали, что Артемий Антонович пьет чай, — сказала она манерно, нарочно растягивая слова. — Мы решили составить тебе компанию. Знакомься, это мой друг Жорик.

Жорик протянул руку для приветствия, но Артем сделал вид, что не замечает ее.

— Не знаю, зачем ты пришла, но сделала ты это напрасно, — заметил он.

— Вот как? — напыжилась Ева. — Вроде во время нашего последнего разговора ты мне предлагал остаться? Даже уверял меня, что мы все можем решить. Так вот я и вернулась.

— У меня нет желания говорить о серьезных вещах с нетрезвым человеком, — произнес он с каменным лицом. — Будет лучше, если ты со своим приятелем немедленно уйдешь. Если моя мать увидит тебя здесь в таком виде, мне будет непросто изменить ее мнение о тебе в лучшую сторону.

Ева покачнулась и махнула рукой так, словно пыталась отогнать муху.

— Не парься, милый. Хуже, чем она думает обо мне, просто быть не может. Видит бог, я пыталась ей понравиться. Но она всегда так брезгливо морщила нос, будто от меня пахло навозом. Что ж, теперь, по крайней мере, у нее будет повод говорить тебе, что она тебя предупреждала не напрасно.

— Ева, ступай домой и забери с собой этого типа.

«Этот тип» в тот момент рассматривал побрякушки на каминной полке. Жорик, похоже, забыл, зачем пришел. Он вертел миниатюрные фигурки в неуклюжих пальцах, словно прикидывая, сколько они могут стоить.

— Эй! Уберите руки, — строго предупредил Артем, у которого стало кончаться терпение. — Я вас не приглашал к себе, тем более не позволял трогать мои вещи.

Жорик презрительно хмыкнул, но вернул фигурку на полку.

— Слышь, Евка, — сказал он наконец, — что-то не похоже, что этот парень собирался на тебе жениться. Он мне хамит, а тебя гонит за порог, как шавку дворовую. Ума не приложу, на что ты надеялась? Да этот парень тебя в упор не видит!

— Я не намерен общаться с подобными типами, — сказал Артем, обращаясь к Еве. — Если вы не уйдете, то мне придется применить силу. Во всяком случае, по отношению к нему.

— Если мы не уйдем, ты вызовешь охрану? — спросила Ева, и ее зеленые глаза нехорошо блеснули. — Или не побрезгуешь сам испачкать о нас руки? Какой прогресс! Вчера я примеряла свадебное платье, а сегодня меня выбрасывают из дома под зад коленом.

Ей было стыдно за того, кого она совсем недавно называла своим женихом. Артем мог бы быть с ними куда любезнее. Во всяком случае, они ведь пришли только поговорить. А он повел себя как нервный барчук, в дом которого без спроса зашли цыгане.

— Евка, я тебя предупреждал! Неужели ты не понимала, что этот хмырь тебя просто использует? — внес свою лепту Жорик. Он вспомнил наконец о своей благородной миссии содействовать счастью молодых и приступил к изложению основных тезисов обвинения.

— А ты кто такой, чтобы лезть в наши отношения? По какому праву ты являешься в мой дом, оскорбляешь меня? — губы Артема побелели, он был готов схватить гостя за грудки.

— Я?! Да я, можно сказать, брат Евы…

— Я не знал, что у нее есть братья, — насмешливо произнес Артем.

— Нечего смеяться! Я, между прочим, сам был готов на ней жениться, — он стукнул себя кулаком в грудь. — А что? Я бы мог…

— Ого! Да ты, оказывается, жених. Соперник, значит? Ну-ну… Странно только, что твоя невеста все время была со мной и, кажется, даже собиралась за меня замуж.

Он насмешливо посмотрел на Еву, и в его глазах она не увидела привычной веселости. Несмотря на алкоголь, туманивший рассудок, ее словно обожгло колючим холодом. Неизвестно почему, но разговор, на который она так надеялась, только разъединял их с Артемом, но никак не сближал.

В довершение всех несчастий наверху хлопнула дверь, и на площадку второго этажа вышла Милица Андреевна. Она была уже в бледно-розовом стеганом халате, с бигуди на волосах.

— Артем, что здесь происходит? Кто эти люди? — истерически спросила она, запахивая на груди халат.

Ева задрала голову кверху, и женщина тут же узнала ее.

— Милица Андреевна, здрасти! — сказала девушка, не чувствуя своей обычной робости. — Можете идти спать, у нас к Артему маленький разговор.

Ее объяснение, видимо, ничуть не успокоило хозяйку, а, скорее, имело прямо противоположный эффект. Женщина всполошилась не на шутку.

— Артем, я вызываю охрану! Ты разве не видишь, эти люди нетрезвы и ведут себя агрессивно!

— Подожди, мама…

— Стану я ждать, пока они разгромят дом или, чего доброго, поубивают всех нас!

— Мама, не стоит…

Милица Андреевна полезла в карман халата и вынула небольшой пульт.

— Черт возьми, мама! — заорал Артем. — Не делай этого. Я не собираюсь становиться посмешищем только из-за того, что тебе мерещатся убийцы! Не принимай решений за меня. У меня есть право самому во всем разобраться. Они сейчас уйдут!

Женщина в нерешительности остановилась. Было видно, что она очень хочет воспользоваться пультом, но гневный окрик сына все-таки на нее подействовал.

— Имейте в виду, проходимцы, — заявила она, свесив голову в бигуди вниз. — У меня в руках тревожная кнопка, и, если что пойдет не так, одно нажатие — и через минуту здесь будут охранники. Их пост находится в пятидесяти метрах! — и уже мягче, обращаясь к сыну: — Артем, сынок, гони их в шею. Я тебя всегда предупреждала… впрочем, как хочешь.

Она удалилась, постукивая домашними шлепанцами. В этом ее показном смирении не было ничего искреннего. У нее еще был жив в памяти недавний разговор с сыном и ультиматум, который она ему поставила. Артем кипятился, обвинял ее в том, что она на него давит. Он упрекал ее в черствости, говорил, что она загнала под каблук отца, а теперь желает проделать то же самое с ним. Она безропотно выслушивала его обвинения, но в конце ясно и четко дала понять, что не намерена потакать его материальным прихотям. Если он настолько самостоятелен, чтобы не слушать мать, пусть изволит сам содержать себя и свою вздорную подружку. Без обид, но нужно же, в конце концов, иметь совесть! Ступайте и живите хоть в вороньей слободке. Добывайте потом хлеб ваш. Катайтесь в общественном транспорте. Да и любите друг друга, Бог вам судья!

Артем сдался, но все-таки продолжал ворчать, говоря, что она плохо разбирается в людях. Что его подружка уже давно не уличная девка, а вполне приличное создание, ничуть не хуже Лисовец.

Зато сейчас у него появилась возможность лицезреть свою фею во всей ее красе, да еще с приятелем, которого она вытащила из ближайшей пивной. Пожалуй, она может дать им время для разговора. Часа будет достаточно для того, чтобы Артем осознал глубину своего падения. О чем он думал? Наивно полагал, что достаточно девчонку отмыть, нарядить в дорогие тряпки, и она станет другой? Какое заблуждение. Ей на роду написано быть дешевой подстилкой. Это как клеймо, которое никакими французскими духами не ототрешь!

А трагикомедия внизу перешла к своему второму акту. В то время как Ева и Андрей сошлись в словесной перепалке друг с другом, Жорик незаметно сунул в карман пару колец, которые хозяйка оставила на каминной полке. Вещицы, по всему видно, были не дешевые. Вряд ли такая богачка, как эта Милица, стала бы носить бижутерию.

— Ты меня использовал! — кричала Ева.

— То же самое я могу сказать о тебе! — не сдавался Артем. — Ты охотно принимала от меня подарки, а когда я попросил тебя отложить вопрос со свадьбой, ты встала на дыбы, да еще притащила сюда идиота, называющего себя твоим женихом.

— Он не мой жених. Просто он пытается доказать тебе, что жениться на мне — это не наказание!

— Не буду вам мешать. Вы составите счастье друг другу. Во всяком случае, про вас можно сказать, два сапога пара!

— Ты опять попрекаешь меня моим низким происхождением?

— Боже упаси, я просто констатирую факт! Сегодня я многое увидел в другом свете. Разумеется, я польщен, что из нас двоих, — он презрительно ткнул пальцем в сторону Жорика, — ты выбрала меня!

— Чем это я хуже тебя? — возмутился тот. Он решительно не видел никаких оснований для того, чтобы передать пальму первенства сопернику. Пусть он небогат, но зато он — мужчина, а не маменькин сынок, и с Евой он знаком с малолетства.

Но Артем, видно, знал о своем превосходстве, поскольку оставил его вопрос без ответа. Он качал головой, как человек, которого подло обманули.

— Боже мой! — сказал он наконец. — За Жанной Лисовец, по крайней мере, ухаживал дипломат…

— Ах ты, негодяй! — в глазах Евы сверкнули злые слезы. Она чувствовала себя уничтоженной. Даже приятная алкогольная завеса в мгновение ока куда-то исчезла. Реальность казалась ей ужасной.

— Ступай, детка. Больше тебе здесь нечего делать, — угадал ее настроение Жорик, и она направилась к выходу, понимая, что не может оставаться здесь ни минуты. Стены качались, потолок давил на нее. Выйдя на улицу, она подставила лицо прохладному ночному ветру, который вмиг осушил ее слезы. Скоро ее догнал Жорик. Он выглядел запыхавшимся, но довольным собой.

— Ну, что? Ты в порядке? — спросил он. Она, не отвечая, кивнула головой. Тот потирал ушибленный кулак.

— Что это у тебя? — спросила она без особого интереса.

— А? Ерунда! — махнул рукой он. — Зато сейчас он там кровью умывается.

— Он, что? Что ты сделал? — спросила она обескураженно.

— Да успокойся ты! — сказал он, приобняв ее за плечи. — Ничего с ним не случилось. Подумаешь, дал разок в рыло, делов-то!

Ева потерла ладонью лоб. Она чувствовала чудовищную усталость, словно разговор с Артемом лишил ее энергии. У нее не было ни малейшей охоты возвращаться в тот дом, чтобы проверить, насколько сильно пострадал ее бывший жених: цел ли его нос и в порядке ли губы. Он вполне способен позаботиться о себе сам, а если не справится, то ему на помощь придет Милица Андреевна или личный врач. В среде, где обитала Ева, драки были привычным делом даже для девчонок. У нее самой остался едва заметный след на подбородке после разборки с одной нахальной соседкой, которая со злобой саданула ее рукой, на одном из пальцев которой оказалась печатка. Пацаны же тем более не вели счет синякам и ссадинам. Все были согласны с тем, что шрамы украшают мужчин.

Они с Жориком добрались до дома и разошлись в разные стороны, кивнув друг другу на прощанье. Оказавшись дома, Ева бросилась ничком на кровать и проспала двенадцать часов без перерыва. На работе в тот день она так и не появилась. Мать, если и заподозрила неладное, своими расспросами ее не доставала, решив, что если у дочки возникнет охота, то она обо всем расскажет сама. Против воли Еву было не разговорить. Мама Лида знала, насколько упрямой бывает дочь, и поэтому терпеливо ждала, когда та созреет для откровений. Она не могла себе представить, что на следующий день ее дочь увезут прямо с работы на допрос к следователю…

Следователь казался молодым и несерьезным, правда, он изо всех сил пытался выглядеть старше и опытнее. Он хмурил брови и говорил с Евой медленно, с расстановкой, словно пытался придать своим словам весомость.

— Значит, вот вы какая, Вострецова Ева Викторовна, — произнес он, осматривая ее с головы до пят так, будто перед ним стояла не молоденькая медсестра районной больницы, а международная террористка, объявленная в розыск. — Присаживайтесь. Разговор у нас с вами будет долгим.

У Евы не было ни малейшего понятия о том, что может интересовать следователя. Лично она не ведала за собой никаких грехов. Должно быть, речь коснется кого-нибудь из ее знакомых, попавших в дрянную историю. Такое, на ее памяти, случалось не однажды, но тогда ее приглашали в отделение милиции, но не в следственный комитет при прокуратуре.

— Я призываю вас быть откровенной, поскольку от этого зависит ваша дальнейшая судьба, — предупредил ее собеседник. — Излишне говорить о том, что сотрудничество с правоохранительными органами всегда оказывается полезным и взаимовыгодным.

Об этом предупреждать ее было действительно излишне. Воспитанная улицей, она с младых ногтей впитала в себя недоверие ко всем подобным «органам», равно как презрение к тем, кто с ними сотрудничает. Пусть у мамы Лиды, как, впрочем, и у отца Витьки, не было проблем с законом, но рядом с ней обреталось немало тех парней и девчонок, которых задерживали, обвиняли, сажали на скамью подсудимых, а иногда отправляли в лагеря. Быть судимым в их среде явилось обычным делом, ничуть не зазорным, ведь никто из них не собирался баллотироваться в депутаты или делать карьеру в суде или прокуратуре.

— Что нужно, начальник? — насмешливо спросила она, перекинув ногу на ногу. Сегодня она опять была в своей видавшей виды юбке. И пусть Артем не потребовал назад те вещи, которые он успел ей подарить, надеть их Еве не позволяла гордость. Она пока лишь подумывала о том, чтобы раздарить их девчонкам во дворе или же соорудить из них кучу на крыльце ее бывшего возлюбленного.

— Вы судимы? — спросил молодой следователь. Должно быть, его покоробило обращение «начальник».

— Нет.

— Ну, это мы проверим.

— Проверяйте.

— Ответьте мне на вопрос, знаком ли вам Винницкий Артем Антонович? — сказал он и впился в ее лицо таким взглядом, что у особы более чувствительной, чем Ева, по спине просто обязаны были побежать мурашки.

Артем?! При чем здесь Артем? Легкомысленный настрой Евы как рукой сняло. Мысль бешено заработала. Значит, ее появление в прокуратуре не связано ни с одним из ее дворовых приятелей.

Следователь смотрел на нее, ожидая ответа.

— Да, я знаю Винницкого.

— В каких отношениях с ним находитесь?

Еще пару дней назад она могла гордо ответить, что является его невестой. Теперь же все изменилось до неузнаваемости. Называть его бывшим женихом она не пожелала.

— Нас ничего с ним не связывает, — сказала она, словно выплюнула. «Он просто негодяй и предатель», — хотела добавить она, но не стала. Незачем молоденькому следователю было знать о ее растоптанной любви.

— Значит, ничего не связывает? — глупо хлопнул глазами следователь. — Другими словами, вы хотите сказать, что испытывали неприязнь к потерпевшему Винницкому?

Вместе с последними словами следователя на Еву наконец снизошло озарение. Вот, оказывается, в чем дело! Потерпевший Винницкий… Значит, Артем написал заявление! Под чутким руковод-ством маменьки он настрочил в органы донос на нее и Жорика. Что-то вроде «ввалились в дом без спроса, ругались и в конце разбили нос молодому хозяину».

— Ну, так была у вас неприязнь к Винницкому? — следователь повторил вопрос.

— Была, — кивнула головой Ева, ощущая в груди не простую неприязнь, а самую настоящую ненависть к тому, кого совсем недавно считала самым лучшим мужчиной на свете. Это были воистину дни необычайных открытий. Артем показал себя со всех сторон. Он напоминал ей яблоко, глянцевое с виду, но червивое внутри. Привлекательный и даже красивый, стильный, несомненно образованный, он на поверку оказался двуличным, трусливым и мстительным маменькиным сынком.

— Мне можно ознакомиться с заявлением господина Винницкого? — спросила Ева.

— С заявлением Милицы Андреевны, вы хотели сказать? — поправил следователь. — Заявление написала его мать. Всему свое время…

Значит, это сделал не Артем. Небольшое облегчение, но, по сути, дела не меняет. Милица Андреевна решила взяться за нее всерьез. Ей было мало того, что она запретила им встречаться. Теперь она захотела засадить подружку сына в тюрьму, чтобы у того и соблазна не возникало ослушаться. Но все свои хитрости она творила если не с молчаливого одобрения Артема, то, во всяком случае, при полном его бездействии. Пригрозила мама забрать машину — он тут же отменил помолвку; написала мама заявление в прокуратуру с просьбой разобраться — послушный сын придет и даст свои показания. Господи, с кем она связалась!

— Объясните, с какой целью вы приходили в последний раз в дом Винницких? — задал очередной вопрос следователь.

— Я хотела с ним поговорить.

— У вас же не было никаких отношений. К чему тогда разговоры?

Ева пожала плечами. Действительно, о чем она хотела говорить с Артемом? Чего она собиралась добиться? Предложения руки и сердца? О боже, бред! Она просто была пьяна и обижена, но следователю об этом знать не стоило.

— С какой целью вы привлекли к вашему разговору Бирюкова?

— Кого? — непонимающе переспросила Ева. — Я не знаю никакого Бирюкова. Со мной был только Жорик.

— Я имею в виду Бирюкова Георгия, восемьдесят второго года рождения. Имя «Жора» — уменьшительное от «Георгий», а вы и не знали?

Ева смущенно кашлянула. Должно быть, со стороны она выглядела глупо. Но своих уличных приятелей она знала по именам и кличкам. Полные анкетные данные ей были без надобности.

— Он — мой приятель. Пошел со мной за компанию.

Следователь хмыкнул и покачал головой.

— Гражданка Вострецова, не морочьте мне голову. Вам известно, что Бирюков был ранее судим за разбой?

— Нет.

— Но вы знали, что он отбывал наказание в местах лишения свободы?

— Нет. Но даже если бы я об этом знала, мне что, нельзя с ним общаться?

— Общайтесь с кем хотите. Но тащить ранее судимого человека в чужой дом, не спросив мнения хозяев, это уже попахивает, знаете чем?

— Не имею представления, — нарочито равнодушно фыркнула Ева.

— Предварительным сговором!

— Сговором на что?

— Это я сейчас и пытаюсь установить. Вы говорили Бирюкову о том, что Винницкие — состоятельные люди?

— Это он мог и сам видеть. Артем Винницкий часто подвозил меня на своем «БМВ» до дома.

— Вот видите. А совсем недавно вы утверждали, что вас с потерпевшим ничего не связывало! — торжествующе произнес правоохранитель, чрезвычайно довольный своей сообразительностью. — Значит, вы шли в дом потерпевшего, заранее зная, что там есть чем поживиться.

— Поживиться? Я не пойму, куда вы клоните!

— Скоро поймете, — пообещал сыщик. — Вы просили Бирюкова применить насилие в отношении потерпевшего?

— Разумеется, нет!

— Какие действия производил ваш приятель в отношении Винницкого?

Еве вдруг вспомнился ушибленный кулак Жорика, который тот потирал, морщась от боли.

— Я не видела, что он делал, — твердо сказала она, и это была чистая правда. «Он там кровью умывается», — всплыли в памяти слова приятеля, но она тут же постаралась их забыть. Глупое бахвальство, за которым ничего не стояло.

— Конечно, конечно! Вы не видели. Может, в этот момент вы были заняты чем-то другим? — сыщик глядел на нее испытующе, а потом вдруг «выстрелил» очередным вопросом: — Например, вы примеривали украшения Милицы Андреевны?

— Что за бред! Мне не нужны ее украшения, — возмутилась Ева.

— Спорный вопрос, — его взгляд нарочито равнодушно коснулся ее рук, на которых не было ни колец, ни браслетов. — Так применял насилие Бирюков? Если да, то какое?

— Ничего подобного не было.

— Ну, что же, печально!

— По-вашему, нам стоило его побить? — изумилась Ева.

— Да нет. Печально то, что вы не хотите сотрудничать. Мне ничего не остается, как задержать вас.

— По какому праву?! — воскликнула Ева, все еще воспринимая слова следователя как блеф. В самом деле, могут ли ее лишить свободы за то, что она завалилась в чужой дом со своим приятелем слегка навеселе и устроила там некрасивую сцену? — Вы что, обвиняете меня в хулиганстве?!

— Я такими мелочами, как хулиганство, не занимаюсь, — обиженно заметил следователь. — Вы вывеску на входе читали? Тут следственный комитет, а не опорный пункт полиции. Думаете, мы тут в бирюльки играем? Ухлопали человека — отвечать придется всерьез.

— Нет, это чума! Что, теперь разбитыми носами занимается следственный комитет? — у Евы не было сомнений, что ее бессовестно надувают. Ей ли не знать, что такие приемчики иногда используют следователи, чтобы напугать человека до полусмерти и заставить его говорить.

— Так, значит, нос вы ему все-таки разбили? — ухмыльнулся сыщик. — Ну, что же! Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Это уже кое-что… Может, мы оформим явку с повинной, и я похлопочу перед начальством о том, чтобы вас пока отпустили домой?

— Но в чем я должна признаваться?

Следователь посмотрел на нее с жалостью, как на актрису, играющую неубедительно.

— В убийстве, милая. Признаваться в том, что вы убили человека.

— Вы хотите сказать, что Артем Винницкий мертв?

— Я хочу сказать, что Артем Винницкий убит. А это, как вы понимаете, две большие разницы.

Слова следователя пришлись ей точным ударом в солнечное сплетение. Ева потеряла ощущение реальности происходящего. Это было сродни ее возвращению в далекое детство, в тот день, когда мама поведала ей о том, что сказание о ее отце, герое-летчике, не более чем красивая легенда. Губы следователя шевелились, как в немом кино. Они то раздвигались в снисходительной улыбке, то сжимались в тонкую полосу. Он что-то говорил, нахмурив брови, жестикулируя, но смысл его слов был ей непонятен. В висках билась нелепая фраза: «Артем убит». В этих словах не было никакого здравого смысла, поскольку перед ее глазами по-прежнему стояло лицо Артема, его неподражаемая мальчишеская улыбка. Она слышала интонации его голоса и ощущала знакомый запах его туалетной воды. Он казался ей живым и осязаемым, в отличие от следователя, представителя фирмы розыгрышей. Вот сейчас он закончит говорить, и в двери зайдут все ее знакомые с плакатом «Поздравляем! Тебя разыграли», а с ними Артем, с огромным букетом цветов. Но вместо этого в дверь вошел хмурый мужчина, который жестом потребовал следовать за ним. Они долго шли по длинному коридору. Потом в одном из кабинетов ее пальцы мазали черной краской и копировали на бумагу. Она долго оттирала их грязной тряпкой, не представляя, каким образом она будет добираться до дома. Но ее лишили таких хлопот, заставив подписать какие-то бумаги, потом еще протокол. Его беспрестанно о чем-то спрашивали, она тупо молчала, мечтая о том, чтобы ее наконец оставили в покое. Формальностям не было ни конца ни края. Только после того, как за ней захлопнулась тяжелая дверь и лязгнул ключ, она немного пришла в себя. Под низким потолком было крошечное окошко в клеточку, через которое виднелся клочок неба величиной с носовой платок…