Прятки с тенью

Наталья Александрова, 2021

В XVIII веке во Франции знатная авантюристка Жанна де Ламотт провернула дерзкую аферу – украла бриллиантовое ожерелье необычайной ценности и красоты, принадлежавшее королеве Марии-Антуанетте. По легенде, инсценировав свою смерть, де Ламотт поселилась в России, где и прожила до конца своих дней, однако уникальное ожерелье так и не было найдено. И вот уже более двухсот лет за ним охотятся сотни людей со всего мира. В эту авантюру оказалась втянута и Жанна Окунева, обнаружившая в своем доме тайник, а вскоре подвергшаяся нападению грабителей. Впрочем, ожерелья в тайнике не оказалось – лишь старая тетрадь с пожелтевшими от времени страницами, исписанными выцветшими лиловыми чернилами. А что, если тетрадь и есть ключ к бесценному сокровищу?

И вот я проснулась сегодня утром в чужой комнате, без работы, без денег, без необходимых вещей и без надежды это все получить в ближайшем будущем, и лежу, перебирая в памяти эпитеты, которыми можно наградить такую дуру, как я.

Сквозь неплотно задернутую занавеску мне виден далекий край неба. Судя по всему, солнца сегодня не будет, небо серое и унылое. Может, вам интересно, отчего я валяюсь на диване вместо того, чтобы срочно искать работу? Отвечу.

Институт в свое время я закончила, но образование не имеет к моей профессии никакого отношения. Работала я на телевидении ассистентом режиссера на шоу «Выбери меня!». Это когда мужчины и женщины выбирают себе пару из шести претендентов, а психолог и дама из брачного агентства рассказывают телезрителям, правильный ли они сделали выбор. На самом деле шоу, конечно, постановочное, вот за это я и отвечала. Работенка та еще, если какие-то накладки, то все шишки валятся на меня, если же передача прошла гладко, то про меня и не вспомнят. Платили, однако, неплохо, и с режиссером у меня были отношения нормальные.

До тех пор, пока я не сообщила, что увольняюсь и уезжаю в Штаты. Разумеется, я никого не посвящала в свои планы до самого конца, и уволилась, когда была уже продана квартира и куплены билеты на самолет. И конечно, режиссер дико разозлился, потому что в процессе работы брать в шоу нового человека очень неудобно. Он орал, что я должна была предупредить его заранее или вообще не увольняться до окончания шоу. Я не удержалась и высказалась в том смысле, что, может, шоу еще десять лет будет идти, что ж мне, так и ждать у моря погоды?

Как выяснилось, это я сказала зря, потому что секретарша начальника Вика сообщила мне в тот же день приватно, что шоу наше висит на волоске и вряд ли протянет до лета. Режиссер и так нервничает, а тут еще я уволилась. Тогда я только пожала плечами и спокойно выслушала его прощальные слова о том, что на нашем канале мне больше не работать, уж он за этим проследит. Не то что ассистентом режиссера в приличное шоу, девчонкой на побегушках не возьмут, кофе гостям подавать не доверят, буду проситься полы мести на телестудии — и то не примут! Да ради бога, хмыкнула я и закрыла за собой двери канала.

Так что сейчас туда нечего и соваться, все только позлорадствуют. Нужно сунуться на другие каналы, поискать по дальним знакомым. Но сейчас не хотелось вылезать из-под одеяла, потому что в комнате было прохладно.

Я лениво вспоминала, куда могла подеваться записная книжка с телефонами, и в это время раздался звонок.

Этот звонок так неожиданно вторгся в мои невеселые мысли, что в первый момент я растерялась и не поняла, что происходит. Я запахнула халат и выползла в коридор. В коридоре не было ни души, а холод стоял, как на Северном полюсе. Изо рта вырывалось белесое облачко дыхания.

В дверь продолжали звонить, а потом начали стучать.

Я добрела до двери и тусклым, несчастным голосом спросила:

— Кто здесь?

— Откройте! — отозвался из-за двери начальственный женский голос. — Откройте немедленно!

— Да кто это? — повторила я.

— Техник из жилконторы!

Я человек от природы законопослушный. Перед людьми, облеченными полномочиями, теряюсь и беспрекословно выполняю все их требования. Вот и сейчас я послушно скинула крюк, дернула заржавленную задвижку и открыла замок.

Дверь распахнулась, и в квартиру вдвинулась высокая женщина лет сорока в длинном пальто с внушительным песцовым воротником. У этой женщины все было как-то слишком: слишком пухлые губы, накрашенные слишком яркой помадой, слишком густые темные волосы, слишком темные брови, слишком пышный воротник, слишком крупный бюст, назойливо выпиравший даже сквозь пальто. Следом за ней шел небольшой невзрачный мужчина в надвинутой на глаза кепке, совершенно терявшийся в тени своей роскошной спутницы. В руке у него был чемоданчик, в каком сантехники и электрики носят свои инструменты.

Едва проникнув в квартиру, роскошная особа уставилась на меня обличающим взглядом и воскликнула:

— Почему не освобождаем помещение?

— Что? — растерянно переспросила я. — Чего вы от меня хотите?

— Чтобы вы незамедлительно покинули угрожаемый объект! Вообще, кто вы такая и на каком основании здесь находитесь?

— Я тут живу, — ответила я мрачно, и меня внезапно захлестнула злость. Надо же, даже это жуткое жилище у меня хотят отобрать! А мне куда же — на улицу?

— Я здесь живу и никуда отсюда не тронусь! — отрезала я как можно тверже, вспомнив, что сосед советовал держаться стойко. Стоять, в общем, насмерть, за нами Москва, они не пройдут и так далее.

Однако моя твердая позиция не произвела на женщину никакого впечатления. Она двинулась вперед, тесня меня к двери моей комнаты, и при этом продолжала вещать:

— Еще как тронетесь! Вы должны немедленно освободить эту жилплощадь!

— Да кто вы такая? — я пыталась удержать ее на пороге своей комнаты, не пустить ее внутрь.

— Я — техник жилконторы! — ответила женщина с необыкновенным апломбом, и через мое плечо заглянула в комнату.

При этом в ее глазах вспыхнул хищный огонек, как у кошки, которая заприметила посреди кухни легкомысленную мышь и уже приготовилась к прыжку.

Тут я увидела на столе бумагу, которую подписала жуликоватая старушка Анна Викентьевна, и сунула ее под нос незваной гостье:

— Вот видите? Я имею полное право жить здесь еще три месяца! Я все оплатила…

— Меня это не касается! — выдохнула тетка и попыталась вырвать у меня договор. — Вы должны освободить помещение в двадцать четыре часа, иначе я применю меры…

— И куда мне деваться? На улицу?

С этими словами я спрятала договор поглубже: в нем была моя единственная надежда не оказаться без крыши над головой.

Она уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут за ее спиной раздался грохот, треск и топот, как будто по коридору неслось стадо обезумевших слонов. Тетка в песце попятилась и обернулась на шум, я, наоборот, шагнула вперед и прикрыла за собой дверь своей комнаты — так оно надежнее.

По коридору бежал Федя.

Но сегодня я едва узнала его: волосы стояли дыбом, из приоткрытого рта капала слюна, глаза были дико выпучены и вращались, как колеса буксующего мотоцикла, причем, мне показалось, в разные стороны. Федина неизменная рубаха была расхристана, пуговицы вырваны с мясом, но самое главное — в руке он держал топор и размахивал им, как ветряная мельница лопастями.

— А-а-а! — завопил Федя, приближаясь к нашим незваным гостям. — Не подходи! Всех зарублю! Всех, к чертям свинячьим, в капусту нашинкую! В капусту провансаль на салат, на винегрет!

— Это еще что такое? — проговорила женщина, заметно утратив свой апломб. — Это что за явление?

— Всех зарублю! — визжал Федор, неумолимо надвигаясь. — Вы не знаете Федора Чемоданова! Разделаю, как кроликов, и по частям спущу в канализацию!

Глаза у него вылезли еще сильнее, а зрачки закатились под лоб, так что теперь на нас глядели два пустых белесых бельма, что выглядело особенно страшно.

— Полицию вызвать? — проговорила я испуганно и тут же поняла, что сморозила глупость. Ну какая полиция? Ну кто сюда приедет? А если приедут, то к тому времени застанут только наши хладные трупы. Точнее, не трупы, а кусочки их. Потому что Федя — вот он, рядом. С топором наперевес. Так что запросто может нашинковать всех в капусту. И по моей невезучести начнет с меня…

Женщина в песце бросила на меня какой-то странный взгляд и отступила к входной двери. Сопровождающий мужичок не сделал попытки защититься и тоже двинулся за ней.

— Да кого хочешь зови! — крикнул Федор, наступая на них. — Плевал я на эту полицию! В гробу ее видал, с глазетом и кистями! Мне твоя полиция не указ! Мне человека зарубить ничего не стоит, и мне за это ничего не будет, у меня справка имеется, что я психический!

Он снова замахал топором.

Незваные гости выскользнули из квартиры, дверь за ними захлопнулась. Федор тут же накинул крюк, лязгнул задвижкой и повернулся ко мне.

— Ты что, совсем дура, да? — спокойно спросил он.

— Совсем… — согласилась я — что уж тут спорить?

— Говорил же, чтобы никого не впускать! — Федя шагнул в мою сторону с топором наперевес.

Я попятилась к своей двери, но ноги не держали меня от страха, и вместо того, чтобы скрыться в своей комнате, я сползла на пол.

Федор подскочил ко мне.

Я зажмурилась, ожидая удара топором, однако вместо этого услышала вполне человеческий голос:

— Тебе что, плохо? Водички, что ли, принести?

Я опасливо приоткрыла один глаз.

Федор стоял надо мной, топор все еще был у него в руке, но сам он больше не выглядел буйнопомешанным: глаза смотрели совершенно нормально, даже волосы сами собой пригладились, и выражение лица было вполне человеческое, только озабоченное.

— Так что, плохо тебе? — повторил он.

— Да нет, ничего, я просто испугалась… ты так топором размахивал… ужас какой!

— А что мне оставалось делать? — вместо озабоченного его лицо стало раздраженным. — Надо же было их из квартиры выставить. А топор… топор мне как раз под руку подвернулся, я дрова колол, печку топить собирался. А вот ты… — он нахмурился, — ты зачем их в квартиру пустила? Ты что, совсем ничего не соображаешь?

— Ну… растерялась… — вяло протянула я, опустив глаза. — А как их было не пустить?

— Молча! — отрезал Федор, и левый глаз его снова начал мигать. Но теперь меня это не пугало — пускай хоть обоими глазами мигает, только не закатывает.

— Но они стучали, звонили… она — техник из жилконторы… ее положено пускать…

— Что?! — глаза Федора полезли на лоб, и я испугалась, что у него снова начнется истерика, но на этот раз обошлось. Вместо истерики он помог мне встать и повел по коридору к окну, повторяя:

— Техник, говоришь, из жилконторы?

— Ну, так она сказала…

Федор подошел к окну, выходившему во двор. Собственно, это был не двор, а небольшое пространство между домом и парком. Прежние жильцы завалили это место разным хламом — старыми матрацами, ломаными колясками и другим мусором без названия. Федя раскрыл окно, высунулся наружу и окликнул кого-то:

— Зоя Иванна!

— Чего тебе, Чемоданов? — донесся с улицы недовольный женский голос.

— Вот это наш техник, — Федя повернулся ко мне и показал на коренастую женщину с толстыми, красными, как кирпич, щеками, которая стояла внизу рядом с робким дворником-гастарбайтером. — Зоя Ивановна в своем роде выдающаяся женщина, ее тут все уважают! Только предупреждаю — обращаться с ней следует осторожно. В больших дозах может быть опасна для здоровья.

— А кто же тогда была та женщина? — растерянно протянула я.

— Вопрос, конечно, интересный… — задумчиво протянул Федя.

— Чемоданов! — взревела тут Зоя Ивановна, заметив меня. — Это еще что такое? Это что за дела? Сам на птичьих правах в доме проживаешь, так еще и девку привел?

— Да как вы смеете! — я вдруг ужасно обиделась на «девку». — Я тут, между прочим…

И замолчала, потому что Федя очень чувствительно ткнул меня в бок.

— Зоя Иванна, а вы у себя когда будете? — Федя отодвинул меня от окна и перегнулся еще ниже.

— Когда надо, тогда и буду! — отрубила техник и пошла прочь, размахивая руками.

— А я тогда забегу к вам на минуточку, — вкрадчиво сказал Федя ей в спину.

Техник ничего не ответила, только выразила спиной все, что она о нас думает. Федя закрыл окно и посмотрел на меня.

— Хочешь здесь жить?

— Ну, не то чтобы очень хочу, — протянула я, — но деваться мне некуда. Денег больше нету.

— Тогда делай, что говорю! — сказал он. — Никого не впускай, ни с кем не заговаривай, проскочила быстро в дом — и все!

— Так если дом на снос пойдет, все равно выгонят… — уныло протянула я.

— Тут такое дело… — Федя оглянулся и потянул меня от окна, — дом-то хороший, каменный… Раньше умели строить. Опять же расположение… В общем, какому-то богатому человеку он понадобился. Уж не знаю, не то сам жить будет, не то бордель для богатых тут устроит… — Федя подмигнул по очереди обоими глазами. — Место тихое, уединенное. Самому расселять — замучаешься, вот он и сунул большому начальству на лапу, чтобы по-тихому дом расселить. А чтобы жилье давать поменьше да похуже, объявили дом аварийным и сказали, что пойдет он на снос. Ну, народ тут жил, сама понимаешь, небогатый, они и согласились. А местному начальству велели сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. А кому охота смотреть, как денежки мимо уплывают? Вот они и злятся. Но молчат. Так что если с Зоей Ивановной по-хорошему, она не тронет.

Несмотря на то, что буквально час назад я называла себя полной идиоткой, сейчас все же догадалась, что Федя отстегивает технику малую толику денег, чтобы не наезжала и не шумела.

— У меня денег нету, — разозлилась я, — вчера в жилконторе последние уперли.

— Ладно… — Федя неопределенно махнул рукой и пошел к себе, — разберемся.

Я поглядела ему вслед. Однако убогий-то он убогий, но далеко не дурак. И тут же вздрогнула, вспомнив, как он бегал по коридору с топором. И глаза эти страшные, зрачки куда-то закатились, одни белки видно… Припадочный Федя, это точно. И надо от него держаться подальше.