Моя любимая Гиперборея. Бореи – наши предки?

Наталия Рай

Что мы знаем о Гиперборее? Очень немногое. Но у меня просто уверенность, что это наша прародина, что мы потомки этого великого, исключительного народа. Полёт фантазии и ничего более. Никаких совпадений с открытиями учёных, любыми иными данными нет,только попытка проникнуть сквозь время и пространство.

Глава 2

Вестник

Рен, выйдя из зала совещаний Дома старейшин, отправился в свой сад. По дороге к дому он потрясённо повторял слово «опасные» — с таким удивлением и непониманием, какого ещё никогда не испытывал. Инсталлий, огромный волк, с которым у Рена была настоящая дружба, встретил его на опушке и сразу заметил, что с человеком происходит нечто странное.

— Поговорить надо, — коротко бросил Рен и пошёл вглубь сада, словно не в силах остановиться. Инсталлий молча последовал за ним и вскоре понял, что Рен так и не остановится — что-то его сильно тревожит.

Рен смог остановился только усилием воли, осознав, что мечется по саду и не в состоянии справиться с ужасным настроением.

— Послушай, брат, — Рен разговаривал с волком мысленно, что было вполне обычным способом общения между бореями, хотя и волчьим языком владел, как, впрочем, языками практически всех представителей животного и птичьего мира.

Инсталлий молча ждал, что скажет человек, ибо за обращением ничего не последовало. Рен растерянно искал, как задать такой странный и, возможно, оскорбительный вопрос.

— Послушай, я не знаю… как тебя об этом спросить. Но вынужден. Я сейчас был на большом, расширенном совещании в Доме старейшин. И один из учёных, нажист Лар, заявил, что приезжие из других стран считают вас, то есть всех Иных, опасными. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Инсталлий кивнул.

— Знаешь? Но почему ты мне этого не рассказал?

— Ты не спрашивал.

— А как я мог спрашивать, если для меня это полная неожиданность? Сроду о таком не слышал. Мне это просто в голову не пришло! Можешь объяснить, в чём дело?

— Одна из недавних групп торговцев, едущих в Гиперборею, примерно в неделе пути отсюда, — ты ведь знаешь, что они, в отличие от вас, передвигаются чрезвычайно медленно, — решили убить оленя. Чтобы съесть его. Это мы поняли из их разговоров.

Все мы были в таком шоке, что они собрались убить одного из нас, что какое-то мгновение не знали, что делать. А потом все ринулись на защиту оленя. Причём именно все ринулись. Сам понимаешь, что мамонт Осталлий, довольно крупный, скажем мягко, с разбега не смог остановиться и случайно затоптал нескольких иноземцев. Но он только пытался их отогнать.

Глава 2 Вестник 34

Правда, это не помогло защитить оленя, он был уже мёртвый. Зато вызвало нападение остальных путников на нас. Их выстрелами были убиты ещё несколько зверей, два зайца, один медвежонок, один конь и ранены довольно многие из нас. Естественно, Осталлий и другие из его стада снова ринулись, потеряв голову, на пришельцев и затоптали остальных. А их тела увидели, через несколько времени, направлявшиеся тоже в Гиперборею следующие иноземцы. Отсюда и подобные вести. Это правда — мы их умертвили. Но они начали с убийства оленя. Что же нам оставалось? Позволить им нас убивать?

Рен потрясённо молчал. Никогда бореи не убивали животных, тем более для того, чтобы их съесть. Считали их просто другой расой, с иным языком и образом жизни. Это был бы настоящий каннибализм — питаться трупами другой расы. Бореям хватало даров моря, овощей и фруктов, а также тех продуктов, которые представители иной расы отдавали добровольно — например, молока, яиц, мёда.

— И что теперь делать? — Рен был в тупике, потому что не понимал, как теперь это разрешить. Как оградить животных от нападений?

— Мы тоже не знаем, что делать. Пока решили держаться подальше от всех иноземцев. Мы знаем все их пути в нашу страну и оставим пустынными земли вдоль этих путей. Отойдём подальше. А что ещё сделать — тоже не можем решить.

— Это мудрое решение — отойти подальше. Я тебе больше скажу — наступают плохие времена. Началось похолодание и, скорее всего, нам всем придётся переселяться. Куда — пока неизвестно. Но здесь, где мы сейчас живём, утверждают клиссы — исследователи климата, очень скоро, столетия через два, будет только огромный ледник. Замёрзшая вода. И холод. Всё скроется подо льдом и не будет ни травы, ни полей, ни деревьев.

— Мы заметили, что стало холоднее, особенно ночью. Но решили, что ошиблись.

— Не ошиблись. Так и есть. Причём клиссы ручаются, что похолодание ускоряется: если за прошлое тысячелетие похолодало всего на полделения, то за последних два века — на целый уровень! И если так дальше пойдёт…

— Это плохие вести.

— Хуже некуда!

— Значит, бореи будут переселяться?

— Иного выхода просто нет. Правда, часть бореев останется жить под землёй — неизвестно, удастся ли народу выжить на новых землях, а если и да, то в каком количестве. Но что нам вряд удастся сохранить науки и иные достижения — к этому склоняются все. Вот чтобы науки сохранить, часть бореев спустится в выработанные пустоты.

— А нас возьмут?

— Если найдутся желающие.

— Это предложение?

— Можешь считать, что да. Все, кто захочет остаться, будут включены в группу остающихся. Только мы ведь не можем гарантировать, что они там выживут. Мы и о себе самих в этом не уверены.

— Мы обсудим всё это. Я о том, чтобы остаться.

— А мы должны будем подумать, как вас оградить от нападений иноземцев. Они ведь раньше этого не делали?

— Никогда.

— Но почему в этот раз?

— Мы думали над этим. Единственное, что придумали — везли слишком много к вам вещей, а на еду им места не хватило. Мало взяли. Поэтому решили пополнить. Мы подумали, что, видимо, у них в стране убивать животных — обычное дело. Вот они и решили, что здесь тоже можно.

— Но они ничего не сказали нам!

— Не сочли, что случилось что-то необычное. Для них, похоже, это вполне обычно. И да, мы, придя к такому выводу, поговорили с теми животными, которые везли их поклажи. И они подтвердили: да, в тех странах убивают постоянно. И все к этому давно привыкли. Включая и тех, кого убивают.

— Какой ужас!

Волк промолчал: он был согласен.

— Но ведь они столько раз бывали в Гиперборее! Столько раз ели нашу еду. Разве они видели на наших столах нечто похожее на..? — Рен затруднился с выбором слова, которое могло бы обозначить еду из трупов.

— Могли решить, что это у вас очень дорогая еда и вы едите её только сами. А гостям не предлагаете.

— Это уже совершенно непонятное что-то. Ничего мы не скрывали и не утаивали. И у нас всё доступно для всех. В том числе и для приезжих.

— Видимо, у них другие понятия.

— Разве только — ничем иным объяснить их поведение невозможно. — Рен продолжил:

— Повторюсь: через несколько дней у нас будет ещё одно совещание. Перемены предстоят огромные. Например, намечено создание армий — внешней и внутренней. Кстати, возможно, кто-то из ваших тоже захочет стать в строй. Будем рады. Только мы ещё не знаем, как всё это будет — никогда у нас не было армий и ни с кем мы никогда не воевали. Теперь это, судя по всему, в прошлом. Мы скоро будем, как они. И это может случиться в любой день: если не здесь, то с началом переселения — вполне.

— Я скажу.

— Как только в моей голове выстроится хоть какое-нибудь понимание всего этого и что с ним делать — я приду снова. Надеюсь, что и вы что-нибудь придумаете — вместе мы должны что-то придумать. Ибо происходящее далеко не радует. Хуже — огорчает! Сильно огорчает.

Осталлий почувствовал, что Рену хочется побыть одному. Помолчать, подумать, успокоиться. И он тихо исчез. Рен только минут через двадцать осознал, что волка рядом больше нет. И никого другого — тоже.

Это была ещё одна странность — обычно пообщаться подходили все. Или оказывались в поле зрения человека — у Иных не было привычки навязываться с беседами.

Теперь не подошёл никто. То ли чувствовали состояние Рена, то ли, услышав его первый вопрос, деликатно удалились, чтобы не мешать такому важному разговору, то ли им было нечего добавить к словам волка.

Хотя бореи в этом происшествии были совершенно ни при чём — поступок иноземцев оказался для них полной неожиданностью — именно они получили сильнейшую головную боль: как это объяснить себе и Иным и как из этого найти выход.

Рен решил пойти к своему учителю: да, надо идти, это нечто из ряда вон выходящее и нужно срочно решить, что с этим делать. Сделать вид, что ничего не произошло, было невозможно: равнодушие бореев (если бы оно было возможно) стало бы причиной разрыва добрых, дружеских отношений между расами. Допустить это было ни в коем случае нельзя. Решение обязательно нужно найти. Но одному ему это не под силу. Но даже если Рен и нашёл бы выход, воплощать это решение всё равно нужно будет всем — и бореям, и животным. А это означает, что и решение должно быть общим. Рен не знал, есть ли у животных, кроме как далеко уходить от путей пришельцев, другое решение, но у бореев пока и такого решения не было.

Искор, руководитель отделения ражии, то есть исследования жизни растений и животных, выслушал Рена в тяжёлом молчании.

— Трудные и страшные времена начались, — сказал он. — Этот случай навсегда изменит наши — людей и животных — отношения. Навсегда. И эти отношения, в конце концов, перейдут во взаимную вражду, страх и даже ненависть.

— Даже если мы не будем поступать так же, как поступают иноземцы? Если будем вести себя с Иными по-прежнему?

— Да. Это тот камешек, который вызывает лавину. Мы, возможно, сможем её какое-то время сдерживать, потому что у животных хорошая память. Но если мы переселимся и будем общаться с другими народами (а Иные будут общаться с тамошними Иными) через десяток поколений эта память уйдёт в глубины, покрывшись новыми случаями взаимной злобы и взаимных нападений.

— Но зачем нам на них, а им на нас нападать?

— Мы-то не будем, другие люди будут. Ведь чем мы отличаемся от иноземцев? Ростом, обычаями да некоторыми особенностями внутренней жизни страны. Но и только. А если мы действительно переселимся, а ещё точнее — рассеемся по планете — то мы, что весьма вероятно, вскоре позаимствуем образ жизни других народов, и быстрее, нежели они — наш. И даже неизвестно, сможем ли мы, хотя бы частично, сохранить наши обычаи и образ жизни.

Лишившись всего, к чему мы привыкли, мы и сами изменимся. И вряд ли в лучшую сторону.

— Почему это?

— Потому что свой пик благоденствия мы прошли. И со времени первого затемнения мы начали катиться вниз. И теперь скорость нашего скольжения к подножию той вершины, на которой мы пребывали тысячелетия, возросла до такой степени, что возможности возврата нет.

А что это значит? А то, что мы уже теперь, ещё оставаясь на Родине, начали терять свои лучшие качества. А кто теряет лучшее, тот освобождает в себе место для худшего. И вот одно из такого худшего — вражда с близкой нам расой Иных.

— Но ведь не мы её начали!

— А скоро это будет неважно. Особенно после переселения. Мы придём на новые земли, где у животных уже есть не просто понимание того, что человек — враг. А уверенность в том, что от человека добра ждать не приходится.

Я больше скажу — мы понятия не имеем, как у тамошних животных устроена внутренняя жизнь. Наши между собой не враждуют. Точно ли так же и в других землях? Ой, сомневаюсь!

— Но почему?

— Потому что вражда распространяется волнами — не воздуха даже, а того, чего мы не видим, а только чувствуем. Энергии, которой окутана планета. Энергия ведь живая. Всё воспринимает и передаёт дальше. Если там принято животных убивать, то это вполне могло заразить и всю расу животных. И не только страхом и ненавистью к человеку, но и друг к другу.

— Какой ужас!

— Ещё бы не ужас!

— И что же делать теперь?

— Оставаться людьми.

— Думаешь, получится?

— Этого я не знаю. В этом я тоже сомневаюсь. По крайней мере, у части — получится, часть превратится очень быстро, а остальные — как выйдет.

Оба замолчали.

— Когда следующее совещание?

— Пока не решили окончательно. Если ничего не изменится, в день, который определил Правитель. Если изменится, то в день, когда все будут готовы. Из Дома старейшин сообщат.

— А пока что нам делать?

— А пока мы можем только отобрать самые важные данные для хранения. Для тех, кто останется. А также их надо будет повторить, чтобы можно было взять с собой. А также для продолжения исследований. У нас ведь много наблюдений, которые было некогда обрабатывать, особенно в последнее время.

Так что отбирать будем то самое важное, что нам может понадобиться в других землях. А всё отобранное нужно сжать так, чтобы можно было их унести с собой на любое расстояние.

Причём, я думаю, все уходящие бореи будут разделены на несколько частей. Не может переселиться такая толпа — в десятки миллионов человек — одновременно в одно место. Разве только в случае, если найдутся столь же обширные и благоустроенные земли, какой есть Гиперборея. Но на это надежды мало. Но и в этом случае отправятся не все сразу, а сначала — только передовые отряды, которым будет надо обустроить новую страну для сколько-нибудь терпимого проживания. А на это потребуется время.

Вскоре в отделе было созвано общее совещание. Искор начал свою речь с сообщения, которое принёс после разговора с волком Рен. Повторив для всеобщего осведомления всё то, что он говорил Рену, Искор продолжил:

— Считаю, что даже до начала переселения наши животные вступили с животными приезжими в общение и очень многое смогли выяснить о жизни в других странах. И, само собой, первым делом они будут выяснять, каковы отношения между животными и людьми в тех странах, откуда прибывают пришельцы. И я очень боюсь, что эти отношения совершенно никуда не годятся. Настолько, что главными их составляющими следует считать взаимное осознание опасности, ежедневно грозящее убийство и ожидание этого убийства, то есть страх.

Поскольку животные сильно восприимчивы к волнам энергетики и приносимым этими волнами знакам, они, даже помимо собственного желания, мгновенно переймут эти слагаемые и наши, бореев, я имею в виду, отношения с Иными сильно ухудшатся. И будут ухудшаться, даже мы не нарушим наших добрых отношений с ними. Пока не падут до уровня, в котором уже будет страх и подозрительность.

Вторую волну такого ухудшения наших отношений мы получим после переселения. Ещё в пути наши животные будут обмениваться энергиями со всеми теми, кто живёт в новых землях. А поскольку вряд ли существуют народы, у которых были бы такие же, как у нас, отношения с Иными, то этот уровень страха и ненависти установится на долгие века. И разве только хорошая память некоторых животных станет причиной сохранения отношений такими, какие они есть сейчас.

Но мы ведь тоже падём. Мы будем с опасной скоростью сближаться с другими народами по уровню духовности. Мы уже планируем создание армий, а это означает — готовимся к убийствам. А убийство меняет самого убийцу необратимо. И только в одном случае из многих тысяч человеку удаётся человеком остаться.

А, пав, мы станем к животным относиться так же, как и другие народы. Ибо перестанем хоть в чём-нибудь от этих народов отличаться. Если сейчас мы отличаемся образом нашей жизни и обычаями, то это мы утратим и останется у нас в качестве отличия только высокий рост. И всё.

Удостоверившись, что все осознали им сказанное, Искор заговорил снова:

— Вчера на совещании было решено, что в Гиперборее будут созданы армии — внешняя и внутренняя, а также что потребуются отряды изыскателей, разведчиков — как для поиска новых земель для нашего переселения, так и для военных целей. Поэтому если кто изъявит желание в эти отряды быть включенным, прошу сообщить мне: я составлю списки. И передам их на следующем совещании Туллу. Либо тому, кого он укажет. Также поручено отобрать желающих в войска. Не представляю, кто этого может захотеть, но полагаю, что это должны быть люди, готовые к приключениям. И к смерти. Как собственной, так и чужой.

Ещё отбираются группы учёных, которым предстоит поселиться в подземных выработках, откуда мы добывали нужные нам ископаемые. Выработки эти должны быть приспособлены для пребывания в них не только людей, но и животных, растений и птиц. На неопределённое время. Возможно, на века. Если кто-то захочет оказаться в этой группе, остающихся, а также тех, кто будет выработки обустраивать для длительного проживания, я их также внесу в список.

И ещё. Если у кого-то имеются мнения и, тем более, предложения, как найти выходы из всех наших сложностей, прошу либо прямо сейчас их огласить, либо потом подойти ко мне. Новое совещание мы можем собрать в любое мгновение — мы все на месте и будем готовы выслушать каждого. Возможно, удастся найти решение общими силами.

Все пока молчали, даже не было желающих записаться в какие-то из отрядов. Каждый хотел подумать.

Подобные совещания проводились во всех отделах и руководители говорили примерно такие же слова. А слушатели становились всё более угрюмыми и молчали. И прерывали свои занятия, чтобы обдумать услышанное и что-то решить.

Жизнь предстояло изменить настолько основательно, что бореи — как народ и каждый из народа — тоже должны были измениться до такой неузнаваемости, что для самих себя окажутся незнакомцами.

В научном отделе уже в сотый раз проверяли расчёты Тулла и очень жалели, что не удалось найти в этих расчётах ошибки. И получалось, что лучший из математиков прав и им предстоит тяжелейший период жизни, из которого вряд ли все выйдут живыми. Хотя обычное время жизни для бореев составляло около девяти сотен лет, плюс-минус век-два, предстоящее грозило этот срок существенно укоротить.

Лар на совещании ограничился несколькими словами, кратко вводившими всех в состояние дел, правда, не упустил сообщить о создании армий и специальных отрядов, но и только. В его отделе были учёные, занимавшиеся состоянием отношений как внутри страны, так и отношениями с иными странами и отношениями как внутри этих стран, так и их отношениями с соседями ближними и дальними. Этим людям незачем было растолковывать очевидное и предлагать найти выход из положения. Они и так этим постоянно занимались все сотни лет существования отдела.

Называть их дипломатами было бы преувеличением, скорее, это была политика в чистом виде, но кадры дипломатов набирались именно из их отдела.

Зато Яр, благо время перевалило за ту черту, до которой он продолжал спать на ходу, и он обрёл полную ясность ума, начал то задавать короткие вопросы, то высказывать мысли вслух.

— Если некоторой части учёных предстоит остаться, то не следовало ли бы продумать систему связи с ними? Ведь неизвестно, куда нас занесёт. Пробьёмся ли мы к ним мысленно, если окажемся уж очень далеко? А самое главное, если потеряем способности сами?

— Так мы ведь можем прилететь сюда и поговорить с более близкого расстояния.

— Сотню-другую прилетать сможем. А позже? Что-то я не уверен в этом. До наук ли нам будет? И до производств будет ли?

— То есть?

— Мы можем потерять наши лёты. Повредить их. И на чём мы тогда прилетим?

— Как это потерять?

— Способов много. Пока сделай такой допуск. И, кстати, ни разу они не летали в условиях сильных холодов. Я вот не уверен, что и смогут.

Народ растерялся. Яр был прав. При создании лётов об этом никто не думал: постоянное тепло отучило их учитывать другие условия.

Искор всех успокоил: от тепла или холода лёты, использующие гравитацию, никак не зависят: она существует всегда. Так что дело не в этом. А в том, что они могут потерять способность общаться мысленно.

— То есть как потерять? — изумление было всеобщим.

— Очень просто! Мы сейчас живём активной умственной жизнью не потому, что мы умные, а потому что у нас всё есть. А представьте, что нам придётся воевать или кончится еда. Или мы будем заняты какими-то непривычными для нас делами. Будем ли мы мыслить столь же продуктивно? И будем ли мыслить вообще? А ведь это — то единственное условие, которое позволяет нам общаться друг с другом через любые расстояния. Будем ли мы в состоянии поговорить с кем-то через сто лет после переселения? Даже с находящимся рядом. Не говоря уж находящихся далеко. Что-то я сомневаюсь. Мы не знаем, что нас ждёт и какими мы станем.

Не знал этого никто.

— Больше скажу, — продолжил глава отдела. — У нас практически нет грузовых лётов. Больше всего у нас разного размера лётов, созданных для перемещения людей. Нам не были нужны в больших количествах грузовые. По крайней мере таких размеров, чтобы каждая семья могла прихватить с собой всё то, что она захочет увезти на новое место. Но и тех, которые есть, которые перевозили всё в пределах страны, слишком мало, чтобы их получила каждая семья.

То есть или надо строить их немедленно столько, чтобы дать каждой семье свой, либо ограничивать груз. Брать самое ценное. А что самое ценное? Это знания. Это святыни. Это духовность. Это наше единство. Разве для этого груза нужны большие лёты? Тут другое нужно…

— А не будет ли правильным поговорить о наших возможностях сохранить мысленное общение на будущие времена с отделом связи? С физиками? — это Яр задумался, что руководитель его может, к сожалению, оказаться прав.

— Обязательно поговорим. На следующем большом совещании. Пока все отделы решают одинаковые задачи: отбирают добровольцев в разные отряды. Да, я, кстати, это упустил. — Искор подробно и детально разъяснил, какие именно отряды каждый может для себя выбрать и что для этого нужно сделать.

Яр не записывался никуда. Он считал, что ныне существующий отдел будет весьма востребованным в будущие времена. Он и сейчас очень нужен, а позже будет нужен ещё больше. Поэтому он думал над тем, какими будут отношения с другими странами после переселения бореев. Они потеряют свои главные преимущества — полное благоденствие, круглогодичное тепло и Родину. Куда они не переселились бы, они переселятся на чужбину. А чужой хлеб сладким не бывает.

Всё, что было продумано и действовало естественным порядком здесь, предстоит налаживать на новых местах. И отдел нажистов, скорее всего, будет разбит так, чтобы несколько политиков и дипломатов оказалось в каждой части рассеивающегося борейского народа примерно поровну. Куда их судьба забросит — одному Богу известно!

А бореям — всем вместе и каждому в отдельности — было твёрдо известно и понятно только одно: привычная жизнь закончилась. Предстоящие времена виделись настолько тяжёлыми, что, вполне возможно, перенесут эти испытания не все.

Настроение у людей было очень непростым. Всё привычное уходило и любые попытки остановить или хотя бы замедлить этот уход были обречены на поражение.

У Кора настроение было настолько плохим, что он делать ничего не мог. И потому решил уйти к морю.

А на выходе из Академии столкнулся с Неей — она в отделе ражии занималась растениями, а если точнее — цветами. Они их просто обожала, разговаривала с ними, дружила и они отвечали ей взаимностью. Сейчас она хотела пойти в сады, посмотреть, как себя чувствуют цветы и спросить у них, кто хотел бы поселиться в подземных выработках. А кто — переселиться. Настроение у неё было не лучше, чем у Кора.

Они спросили друг друга, кто куда направляется и поделились настроением. Странно, но у обоих настроение улучшилось.

— Я переживаю за свои цветы, да и вообще за все растения, особенно за высокорослые — им предстоит погибнуть: ни перевезти их на новое место, ни переселить под землю нам не удастся — они слишком высокие. Разве под землёй они поместятся?

— Не думаю. Хотя я тут не знаток, я и был внизу всего несколько раз. Просто чтобы знать, что там и как. Я же математик, в основном.

— Я знаю.

— Хочу пойти к морю. Тяжело. Хочется смыть с себя всё это. Может, и ты со мной?

— Нет, я тороплюсь.

Скоро праздник, давай мы там с тобой хотя бы поговорим обо всём, времени будет больше.

— Да, я буду там непременно.

Нейя ушла.

А Кор отправился к океану — не к тому привычному месту, где он всегда купался, а к ближайшему от его отдела берегу. Войдя в воду, он хотел только смыть с себя всё то тяжкое и страшное, что довелось узнать за последние часы. Он даже не стал раздеваться, тем более, что одежда его была лёгкой, а обувь — подошва с ремешками.

Увидеть своего водного друга он в этом месте моря не предполагал, а потому очень удивился, увидев его рядом. Они поздоровались, но, против обыкновения, Сифин молчал. Просто плавал рядом и не трещал, рассказывая истории о жизни обитателей океана.

Кор это осознал не сразу, а когда осознал, то даже остановился:

— А ты отчего нынче так молчалив?

— Да ведь и ты тоже, — прощебетал Сифин.

— Я… У нас дела плохи.

— У кого — у вас?

— У бореев.

И Кор поведал Сифину о грядущем леднике, о переселении, о делах, в связи с этим переселении возникшим, и страхе, у которого, конечно, глаза велики, но… Одно дело облетать землю на лётах, просто для получения новых знаний, и другое — для поиска земель, куда предстоит переселиться твоему народу. Так что горькие мысли тут вполне уместны и понятны.

— Похоже, — сказал Сифин, — что тебе неизвестны вести о расе животных, об Иных. — Тоже нехорошие вести.

— Ты о чём?

И Сифин поведал Кору о возникшем понятии опасности животных, о том, откуда что взялось и чем это грозит всему миру живых.

— Ох ты ж! На совещании упоминали об этом, но я решил, что чего-то не понял. Но это, оказывается, правда. И это истинное бедствие. И как бы не хуже наступающего ледника.

— Хуже. От ледника можно уйти. Его можно растопить. Да мало ли решений, — дельфин не считал ледник бедствием большим, чем возникшая вражда между расами, — но разрешить докатившуюся до наших земель страшную смертоносную вражду ни остановить, ни даже замедлить не удастся. А если и удастся — то очень не скоро. Если удастся вообще. Куда больше вероятия, что она будет усиливаться и расширяться, пока не дойдёт до предела, начисто уничтожив добрые наши отношения.

Кор, способный в уме действовать числами с количеством знаков около десятка, тут же вывел кривую развития событий и то, куда упала эта кривая, его ужаснуло хуже самых страшных известий.

— Это ты ещё не знаешь, — продолжил Сифин, — что есть много других тёплых морей и океанов. Вдоль экватора, например. Да летом везде тепло. И нас убивают везде. Только вы не убиваете. Не убивали. Но теперь, если вы переселитесь и станете общаться — уж не говорю о воевать — с другими народами, вы тоже станете убивать. И нас, и себе подобных…

— Ты уверен?

— Уверен. Может, не сразу. Но через несколько столетий вы забудете, что мы дружили. Забудете наш язык. Перестанете нас понимать. И будете убивать. И не только для еды — это бы ещё полбеды, для развлечения станете.

Кор задохнулся от ужаса. Неужели они превратятся в лютое отребье бездушных убийц?

Сифин кивнул.

— Не скоро. Но обязательно. Не все, конечно. Но многие. А хуже всего то, что и те, кто убивать не будут, станут считать это обыденным, привычным. И наши расы станут врагами.

Если бы у Кора так не свело горло, он заплакал бы. Но он не смог. И говорить не мог. И понимал, что Сифин прав — та кривая, которая логически последовала из вычислений Тулла, неизбежное следствие заданных величин. Вот только что она обозначала, эта кривая, Кор не думал.

Они молча плыли, но не к тому месту, где Кор вошёл в море, а к их обычному месту игр — к дому Кора. Ему нужно было остаться одному и подумать. Он должен был найти выход. Если этот выход есть, его нужно найти. Сегодня или через сто лет — но выход будет найден.

Через день состоялось новое, расширенное совещание. Причём оно было открытым. Не то, чтобы прежние были закрытыми, просто они не транслировались на всю Гиперборею. Это транслировалось. И не обычным способом общения — мысленно. Был включен главный передатчик, который использовался только в самых чрезвычайных случаях и всё, что происходило в зале заседаний Дома старейшин, звучало на всю страну и услышали это все до единого гиперборейцы.

Открывая совещание, Тулл в подробности не вдавался, но повторил для всех то, что прежде обсуждалось в круге старейшин и учёных. Завершил сообщением о том, что раса животных считается у других народов опасной и враждебной и что там их убивают. В том числе и для съедания.

Кор встал и дополнил это сообщение рассказом Сифина. И передал его слова о том, что через некоторое время все они станут убивать животных. Или считать это привычным действием, вроде сбора зерна.

Гиперборейцы, которые до этого дня продолжали увлечённо заниматься своими привычными делами, словно окаменели. Всё это было таким потрясением, что никто уже не мог оставаться таким, каким был до этих слов. И больше никогда таким не будет.

— Поэтому, — продолжил Правитель, — мы вынуждены будем прямо сегодня изменить свою жизнь. Принято решение создать внешнюю и внутреннюю армии, создать отряды разведчиков, исследователей, строителей, разработчиков оружия и ещё многие другие. И, по сообщению Рена, вы все знаете, Иные, с которыми он дружит, выразили пожелание присоединиться к нам — как к той группе, которая отправится под землю, так и к нам, когда мы будем переселяться. Так что если те из Иных, с кем дружат другие бореи, захотят к нам присоединиться, будем рады их принять в свою семью.

Я также вынужден объявить общую нашу — учёных и старейшин — просьбу, чтобы все, кто желает послужить Отечеству в какой-то области, обращались сюда, в главный Дом старейшин или в свои Дома и сообщали, чем бы они хотели заниматься. Действовать в каком отряде или остаться здесь, в подземных выработках, с группой учёных. В каждом случае это будут только добровольцы. Очень, просто запредельно, высока вероятность, что они больше никогда не смогут подняться на поверхность земли. Наши расчёты показывают, что оледенение может продолжиться примерно десять-одиннадцать тысяч лет. Бореи столько не живут.

Хочу также напомнить о необходимости переселения. И даже не из-за холода только. А из-за того, что, когда нарастут ледники, наша планета может сместиться по оси и изменить своё положение относительно других планет. А для всего живого это означает страшные перемены. Сами понимаете, какие: сместятся и океаны, и горы, и реки… И там, где были нагорья, могут оказаться морские впадины. Так что возникает вопрос о простом сохранении жизни в этой круговерти.

Вот для этого и нужен совместный труд: учёные совместно попробуют рассчитать, какие места окажутся пригодными для того, чтобы туда переселиться. Причём в данное время там вполне может плескаться море… А значит, наши лёты должны стать также и лодьями. Причём взлетающими и с воды, а не только с суши.

Работы, в общем, много.

Самое главное сегодня для всех нас — принять всё это и начать подготовку к переселению. Гиперборею мы теряем. И если кто-нибудь из народа не только сохранится на долгие тысячелетия, но и не потеряет памяти о Гиперборее, он вернётся. Пока же нам предстоит уходить.

На этом совещание закончилось. Вернее, закончилась его трансляция. Но все, кто был в Доме старейшин, начали обсуждать положение, предлагая свои и анализируя чужие предложения. Надежда, что удастся отыскать самое лучшее решение, пригодный для всех выход из предстоящих бедствий, не угасала, но всё, что они пока могли придумать, совершенно не годилось. Это должен быть сплав различных решений, из которых образуется выход. Впрочем, это были бы всё равно только уточнения — как именно переселиться без особых потерь, как отыскать место, которое окажется пригодным и так далее. Отыскать место, которое и до предполагаемого смещения было бы пригодным для поселения, и которое останется таковым и после.

Осознав, что пока ничего толкового придумать не удаётся, все постепенно разошлись по своим отделам и занялись уже там разработкой возможных вариантов. Каждый в своей науке или занятии пытался рассчитать, что нужно сделать и как это сделать.

— Учитель, — спросил Яр, — не будет ли разумным пообщаться со всеми нашими дипломатами и расспросить у них, знают ли в тех странах, где они сейчас находятся, о предстоящем похолодании, появлении ледника и обо всём, что за этим последует? А если знают, то что предпринимают. Если, конечно, предпринимают.

— Пообщаться можно. Не хочу никого обижать, но приходится считать, что в тех странах стоят на более низком, чем мы, уровне. Вернее — уровнях. Во всех отношениях — науки, духовности, нравственности и иных. Понимаешь, народ, который убивает постоянно, не может находиться на высотах разума. Среди них есть, конечно, люди, этому не причастные. Но только в тех семьях, где не занимались убийствами хотя бы три поколения, возможен взлёт. А если занимались, то это будет падение. Всё, что они могут придумать и открыть, всегда — во зло. Для тех же убийств.

Впрочем, надеяться, что Иные уже обрели способ решить всё к всеобщему удовольствия, не приходится. Во-первых, они вряд ли многое знают об образе жизни в других странах. А только в тех, из которых приезжали торговцы. А если учесть, что Иные могли пообщаться только с теми животными, которые везли груз, то следует учесть, что они давно живут в ожидании быть убитыми. А это означает, что от них не приходится ожидать безпристрастных сообщений и данных. Хотя — чего только на свете не случается…

Яр согласился. Но обстановку, хотя бы искажённую, знать не повредит. Если наложить несколько сообщений, то искажение данных будет видно всё равно.

А самое главное, надо бы пообщаться с братом — математики, похоже, вычислят все возможные варианты последствий, если планета действительно сдвинется, под тяжестью намёрзших льдов, с оси.

А это означает также, что на новом месте будет нельзя строить ничего, кроме самых лёгких шатров. То есть, место должно быть в тёплом поясе планеты, где наличие или отсутствие крыши не стало бы для людей вопросом жизни и смерти.

— Правитель, есть у вас время поговорить? — это Раст мысленно обратился к Туллу.

— Да.

— А что, если мы задержим похолодание?

Тулл удивился до невозможности.

— И каким же образом?

— Очень просто. На окраинах наших материков, точнее, на необитаемых островках или даже в море пробурить землю и поджечь выходящий газ. Правда, было бы мудрым поставить какие-то ограничители, чтобы огонь горел достаточно мощно, но долго. И если таких огней будет хотя бы десять, тепло вернётся. И у нас появится больше времени для подготовки к переселению. А, может, оно и вовсе не потребуется.

— Это надо обдумать. Посоветоваться с учёными по климату, да и с другими тоже. Но мысль хорошая. Очень хорошая!

— Ну и отлично! — и Раст отключился.

Нажисты тем временем вступили в общение с дипломатами, находящимися в других странах, и просили их помочь. Сообщения, полученные из этих стран (которых, впрочем, было не так уж и много) ничем не порадовали: царящие там нравы ужасали и никаких новостей чисто научных было не просто мало — это были скудные крупицы сведений том, что и там есть учёные. Но чем они занимаются, было как-то не очень понятно. Известий, что занимаются возможным похолоданием и его последствиями, не было. Вероятно, они полагали, что это не их головная боль. Что им ничего в этом смысле не угрожает.

Народ бореев, после потрясшего всех сообщения о предстоящих трудных временах, почти бросил свои привычные занятия и пытался — друг у друга — выяснить, что всё это значит и что с этим следует делать. Это в первый раз за всё время бореи прекратили работы и исследования и пытались осознать непостижимое.

Примерно к обеденному часу перед взором Тулла возник Служитель главного храма — Вет.

— Я бы хотел увидеться, Правитель. Нужно поговорить.

У Тулла, как ему ещё недавно казалось, способность удивляться на данный момент иссякла. Но он удивился.

— Что-то случилось?

— Ты не мог бы приехать в Храм? Лучше нам здесь поговорить.

— Хорошо. Сейчас буду.

Тулл не стал никого предупреждать, что уходит — с ним в любое мгновение можно было связаться, если бы он кому-нибудь понадобился. Поэтому просто удалился. Пошёл пешком — ему требовалось немного подумать: столько событий навалилось за последнее время и все эти события были насколько необычными и неожиданными, что он оказался в некоторой растерянности. Не в том смысле, что он не видел выхода, а в том, что не мог понять, почему Небеса всё это допустили и зачем. Так что предстоящий разговор с Ветом оказался как нельзя более кстати. Хотя вряд ли у Вета исключительно те же заботы, что и у него. Тулл даже не мог припомнить второго такого срочного приглашения на беседу — всегда всё происходило в размеренности, которая установилась за долгие тысячелетия. А тут вдруг призыв поговорить. Это означало только одно: что-то случилось. Что именно, Тулл не хотел думать — и так скоро узнает.

— Я получил сообщение оттуда, — Вет кивком указал наверх.

— Сообщение? И как ты его получил?

— Я как раз читал священные книги, и поверх текста возникло оно. Красными знаками. Несколько минут горело и когда пославший сообщение удостоверился, что я не только прочёл, но и понял, оно исчезло.

— Может быть, это просто в тексте было?

— Нет. Я потом трижды страницу просмотрел — таких слов там не было. И уж тем более — красным цветом.

— Значит, сообщение. О чём?

— В нём было сказано, что в Праздник Полдня к нам, к народу борейскому, прибудет Вестник. И он расскажет нам всем, что, зачем и почему происходит и что нам предстоит. Сообщение было таким сухим и коротким, что у меня не осталось сомнений — ничего доброго мы не узнаем.

— Вестник? То есть прямо с Ним мы общаться больше не можем.

— Очевидно, нет. Коли приходит сообщение, что будет прислан Вестник. Если Царь собирается прибыть куда-то Сам, то вестники только сообщают об этом. Что прибудет. А если приходят другие вести, о прибытии Посланца, то Царя ждать не стόит.

— Похоже, что так. — После минуты раздумий Тулл спросил:

— Считаешь, извещать народ ни о сообщении, ни о прибывающем Вестнике не нужно?

— А зачем? Чтобы волновались? Мы ведь не знаем, что именно нам скажут. То есть в подробностях не знаем. А о самом его прибытии зачем сообщать?

— И то верно. Надо продолжать готовиться. И, кстати, как думаешь, мне тут предложили, Раст, ты его знаешь, зажечь огни на островах вокруг Гипербореи — чтобы остановить похолодание. Как думаешь, там, — и Тулл точно также кивком указал наверх, как давеча Вет, — не будут возражать? Или мы этим что-то нарушим?

— Это ведь не срочно, верно? Давай подождём вестей оттуда, а потом и решим, стόит это делать или нет. Но мысль хорошая.

— Хорошая-то она хорошая, но ведь нужно ещё получить согласие всех старейшин и учёных на это дело. Да и народа всего — тоже. А если мы его получим, то надо будет продумать, как это выполнить. Мы ведь прежде никогда такого не делали.

— Это верно. Но теперь нам придётся делать многое такое, чего мы прежде не делали. И даже не собирались.

— А почему? — спросил Тулл, — ты решил, что о сообщении никому не следует говорить? Я так понимаю, что и старейшинам не следует?

— А потому, что я в этом не уверен.

— В чём?

— Что оно было. Я, как и все, тоже постоянно думаю обо всём, что было вами же вчера на совещании сказано. Но я, как служитель Храма, думаю об этом в связи с Небесами. Так что могло вполне померещиться.

— Но могло и не померещиться. Зря ты усомнился. Я почему-то уверен, что это настоящее сообщение о прибытии Вестника. Тем более, мы же несколько раз просили об этом. Вот нам и ответили.

— Понимаешь, я почему-то во всём теперь сомневаюсь. Даже в самом очевидном. Не знаю, почему такое состояние возникло, но оно есть.

— И что ты с ним делаешь, с этим состоянием?

— Пытаюсь читать священные книги. В них ищу ответа на нынешние наши вопросы. Но не нахожу. Пока.

— Если там есть ответы, ты их найдёшь. А если нет, то это ещё более понятно — наши книги написаны были для других времён. А коли наступают новые времена, то и книги новые появятся. Со всеми ответами.

— Наверное…

Тулл поторопился вернуться в Дом старейшин: он был уверен, что именно здесь сейчас работы больше всего. Со всех сторон приходили сообщения — не только от учёных или других руководителей, но и от бореев, выбравших более-менее уединённый образ жизни — а также заявления от различных людей, которые изъявили желание быть включенными в какую-то из создающихся групп. Всё это надо было разобрать, внимательно изучить, связаться с другими старейшинами…

Более того, с ними нужно было обсудить, какую из групп за кем из старейшин закрепить, потому что обязательно должен быть кто-то, вокруг кого будут собираться люди. Потом они выберут себе руководителя и войдут в одно из управлений, но пока они только собираются, им нужен кто-то, с кем они могли бы поговорить, чтобы получить все ответы на вопросы. Относительно ответов — сомнительно, чтобы они были получены, поскольку даже Тулл их пока не имел — но всё-таки люди должны иметь кого-то, кто временно будет за всё отвечать.

Была также группа сообщений с самыми различными, порой совершенно удивительными, предложениями по всем озвученным на вчерашнем совещании темам. Тулл поручил разбираться с этими сообщениями двум из десяти своих помощников. Остальным он тоже дал поручения, которые должны были несколько облегчить и упростить создание различных групп и отрядов. Которых, как выяснилось, получалось довольно большое число. Вернее, основных групп было немного — две армии, внешняя и внутренняя, переселяющиеся под землю, готовящие переселение бореев да политики-дипломаты, то есть нажисты — но в эти главные входило множество подгрупп.

Нажисты, в общем-то, были самой собранной из групп, но эта группа должна была пополниться учёными-исследователями областей для переселения.

Этот отдел был вторым, после Дома старейшин, отделом, где работы было выше головы у всех. Только старейшины занимались работой внутренней, а нажисты — внешней. Постоянно улетали и прибывали гонцы из разных стран, приносившие или отсылаемые за новыми сообщениями о разных тонкостях устройства армий, отношениями между разными слоями населения — да, да, в разных странах это различие было воистину огромным, не то, что в Гиперборее, где каждый мог стать старейшиной и даже Правителем.

Все данные группировались по вопросам, которые освещали какую-то тему. Например, те, что касались устройства армий и вооружения предстояло сравнить и свести воедино. Потому что бореям надо было отобрать всё самое лучшее и действенное, отобрать и создать единое понимание всех вопросов. И создать свои армии такими, чтобы они могли с успехом и самыми малыми потерями отражать любые атаки и коварства.

— Учитель, — сказал Яр, — вот до меня только сейчас дошло, что мы вынуждены посылать гонцов к нашим представителям. Потому вынуждены, что они почти потеряли способность мысленного общения с нами. То есть их возможности настолько уменьшились, что без гонцов теряется связь. Не говоря уж о передаче важных сведений. С этим надо что-то делать!

— Что, например?

— Придумать какой-то усилитель излучаемых ими мыслей. Мало ли что произойдёт! Если мы не сможем с ними встречаться, никого к ним отправлять, получится, что мы их бросили на произвол судьбы. Но ведь мы своих никогда не бросали! Неужели теперь бросим?

— И каким ты этот излучатель видишь?

— Понятия не имею. Вечером с братом поговорю, пусть он к Расту обратится. Они-то знают, как это разрешить.

— Поговори! А то действительно — нехорошо получается.

В доме старейшин шла своя работа.

С переселением было больше всего вопросов. Мало того, что выбрать место можно было только после того, как математики закончат свои вычисления и укажут самые вероятные области, которые не пострадают от смещения оси, а окажутся пригодными для проживания. Ещё большей головной болью был вопрос, что именно брать из Гипербореи и в каком количестве. Некоторые старейшины предлагали самое малое — половину всего, хранящегося в кладовых, спустить в выработки, в которых останутся жить учёные и Иные. Вторую половину разделить между округами и взять с собой. Возникал вопрос: откуда тогда брать необходимое для армий? Ладно, возражали Туллу, давай из второй половины снабдим всем нужным армии, а остальное разделим между всеми.

— Ох, — вздыхал Тулл, — чтобы понять, половину взяли или треть, надо знать общее количество. А именно оно и неизвестно — никогда бореи крохоборством не занимались. И потом, мы ещё не определили, сколько людей и Иных будем селить под землёй. Столетие у нас ещё есть, надеюсь. И ещё — не забывайте, что мы всё-таки надеемся на то, что с нами поговорят и всё объяснят.

— Кто поговорит?

Тулл только кивнул наверх — и так ясно, кто.

— Ты уверен, что поговорят?

— Уверен. Уж в праздник Середины Дня — непременно.

— Это ты просто уверен, потому что праздник, или есть другие основания для такого утверждения?

— Есть другие.

— Какие, если не тайна?

— Я тебя не узнаю, откуда такое любопытство? — Рус только слегка ухмыльнулся в ответ.

— Оттуда. Из всеобщей тревоги.

— Ладно, но только молчок: Вет получил сообщение.

— Какое и откуда?

— Оттуда. Что прибудет Вестник.

— Оп-па! Не вижу что-то радости на твоём лице.

— А я ничего доброго не жду.

— Даже так?

Тулл кивнул.

— При всех возникших обстоятельствах — а они не могли возникнуть без причины и предполагающихся (не бореями) последствий, радоваться было бы неразумно.

— То есть ты уверен, что всё происходящее запланировано там, — Рус повторил кивок Тулла к верху, — и задумано с какими-то целями?

— Именно!

— И ты хоть как-то эти цели понимаешь?

— Вет понимает. И я согласился с ним.

— А с этого места поподробнее, пожалуйста!

— Это мы тут сидим и благоденствуем, а ведь по прибывающим в Гиперборею из других стран пришельцам сразу видно, что там дела-то — печальные. Только убийство Иных да войны чего стоят. Стоит ли сомневаться, что Ему всё это резко не нравится.

— Да уж.

— И, видимо, стало понятно, что требуется внешнее вмешательство. Не оттуда, — Тулл указал пальцем наверх, — а именно земное.

— А почему так?

— Видимо, все средства исчерпаны и результата не дали.

— А мы, получается, результата достигнем?

— Видимо, должны.

— Да, скучать нам явно не придётся.

Рус, поглядевший в окно и случайно попавший взглядом на большие часы, внезапно обнаружил, что время уже довольно позднее. В не столь давние времена все уже разошлись бы по домам, оставив одного-двух старейшин на случай, если кого-то из бореев осенит гениальная мысль и он захочет посоветоваться по этому поводу. Или у него появится другая причина для общения. Но это бывало редко.

— Да, — кивнул Тулл, — я тоже заметил, что время позднее. Так что пора и по домам. Всего в один день не переделаем.

Они вышли вместе и пошли пешком, благо были соседями. И оба удивились, сколько в городе пешеходов. Все предпочитали передвигаться на своих двоих, причём большинство — поодиночке, некоторые по двое, а групп было всего несколько. И с первого взгляда было видно, что эти группы — семьи. Но групп людей, которые работали бы вместе, почти не было — каждому хотелось уединиться и обдумать всё то, что они узнали в последние дни. Особенно потому, что это были вести, которых бореи не получали не то что сотни, тысячи лет! А ещё точнее — вовсе никогда!

Братья вернулись домой тоже пешком и поодиночке. Но вернувшись, оба поспешили друг другу навстречу — надо было срочно поговорить.

— Начинай ты, — предложил Яр.

— Отчего мне такая честь?

— Мои вопросы довольно сложные.

— Думаешь, мои проще? Давай тогда бросим жребий.

Яр кивнул: давай.

Кор снял с подставки небольшой золотой диск, обычно служивший гонгом и легко подбросил его в воздух.

— Ну я так и знал, — с досадой произнёс Яр, увидев, что диск упал вверх стороной, на которой была луна, — что мне придётся говорить первому. Ну ладно, начну.

Как ты уже знаешь, Кор, мы установили постоянную, почти ежедневную связь со всеми нашими представителями в других странах. Нам пришлось слать туда гонцов. И знаешь почему? Потому что обычная, мысленная связь оказалась невозможной. Наши дипломаты настолько потеряли мыслительные, или, точнее, излучательные, способности, что передавать сообщения обычным для нас способом им оказалось не под силу.

— То есть как не под силу? — вытаращил глаза Кор.

— А вот так. Окружающая их в стране пребывания энергетическая обстановка столь губительно влияет на их способности, что эти способности упали до почти отрицательного уровня. Они могут передавать и принимать только короткие сообщения, вроде согласия или отрицания. Передать же сколько-нибудь обширную информацию они более не могут.

— И что теперь делать?

— А вот для этого мне нужен ты и весь твой отдел.

— Зачем?

— Чтобы создать усилители передачи мысленных сообщений. А эти усилители должны одновременно быть и передатчиками. Причём следует иметь в виду, что наши дипломаты будут терять свои способности и дальше, пока не потеряют их совсем.

— То есть как совсем?!!

— Так — совсем. Полностью. Они будут оставаться самыми умными, по сравнению с местными, но и только. Способности, свойственные бореям, они теряют.

— Но ведь этому передатчику, то есть усилителю, потребуется энергия. Пока борей передавал сообщения сам, то энергию эту он черпал из поля планеты, но теперь это должен будет делать усилитель.

— Да. Но если это будет в одном предмете, он получится большим и неудобным для постоянного пользования. А мне видится очень небольшой предмет. Это должен быть предмет, похожий на те, которым пользуются обычно жители данной страны. Чтобы не вызывать подозрений. А энергию они должны будут получать от каких-то других объектов. Расположенных вне этих стран. И таких объектов нужно установить по всей планете столько, чтобы излучаемая ими энергия покрывала всё пространство, занятое людьми. Но нужно, чтобы они или находились в местах, для людей недоступных, или были не подверженными повреждениям. Чтобы люди, обнаружив их, не смогли их разрушить или хотя бы повредить.

— М-да, задача!

— Понимаю, что это сложно. Но крайне необходимо. Особенно при учёте нам предстоящего. Когда мы рассеемся по разным землям, мы, скорее всего, свои способности тоже потеряем. Так что излучателей и энергетических объектов должно быть изготовлено много. Чтобы на всех хватило.

Особенно излучателей — их должен получить каждый борей. И излучатели эти должны не только иметь вид обычного предмета, но и быть простейшим устройством. А также должны включаться через необычные действия, например, сжатие предмета, или надавливание одновременно на три его ребра. Ну, это вы сами придумаете.

— Ты уверен, что нам без этого не обойтись?

— Совершенно уверен!

Убедившись, что Яр сказал всё, что хотел, Кор спросил:

— Ты готов теперь выслушать меня?

Яр кивнул.

— Тем у меня две и обе тяжёлые. Начну с первой, более общей. Ты слышал, но я не уверен, что особо для себя выделил, сообщение о мнимой опасности Иных. Я поначалу тоже едва обратил на это внимание. Но сегодня я поговорил с Сифином и он рассказал мне, что в других странах убивают не только наземных Иных, но и морских. Морей и океанов, как ты знаешь, много по всей планете. И многие — такие же тёплые, то есть пригодные для жизни, как и наши.

— Сифин уверен?

— Да. Ты знаешь, что они никогда не лгут, ибо просто не знают о существовании лжи. И выдумывать тоже не очень способны. Придерживаются существующего. Им легко и весело жить, а потому и врать незачем.

Так вот — морские народы постоянно перемещаются и встречаются с другими. И общаются, конечно. И делятся рассказами о событиях. И Сифин утверждает, что ему говорили об одном и том же прибывшие из разных морей народы. Понимаешь, из разных! То есть там это — привычное дело.

Более того, Сифин говорит, что, когда он говорил, что мы, бореи, морской народ не убиваем, ему не верили. Нет, во лжи не обвиняли — у них просто нет такого понятия — но не верили. Как это может быть, чтобы человек не убивал морской народ? Невозможно!

Ты понимаешь, до чего дело дошло?

— И что из этого следует?

— А то, что мы должны изобрести возможность оградить наших (да и не только!) Иных от этих убийств. И мне мыслится, что это как раз для тебя работа: найти такой способ.

Яр кивнул — похоже, да, это дело именно политика.

— И вторая тема: поиск места для поселения. Ты не мог бы свести в одну карту все известные тебе страны: не хотелось бы оказаться соседями с убийцами Иных. Сам понимаешь, нам нужны не просто обширные земли, но и в таком месте, которое окажется безопасным и после вероятного смещения планеты по оси. Будет это смещение или нет, пока неизвестно, но что образуется огромный ледник — никто уже в этом не сомневается. Это только вопрос времени.

— А зачем тебе такая карта, скажи честно? Эти сведения ты мог бы свести и сам — тут никакой тайны нет.

— Тайны нет, да ведь ты можешь знать и о странах, о которых мне, к примеру, сведения ни к чему. У меня другие интересы. И, кроме того, я, да и весь наш отдел, занят расчётами для поиска места, которое окажется безопасным. И мне бы очень хотелось, чтобы оно находилось вне той карты, составить которую я тебя прошу.

— Согласен. Хотя работы у меня и так выше головы, но я этим займусь в первую очередь.

— А я завтра же передам все твои слова Расту. Уверен, что мы этим тоже займёмся в первую очередь.

— Это нужно было ещё позавчера. Но пока мы не встревожились словами Тулла, то и не думали ни о чём… Да и не общались мы с дипломатами так часто, чтобы это заметить. Ну живут они там, и живут. Едет кто из той страны в Гиперборею, отправляют с обозом к нам вестника с собранными данными, и на этом всё и заканчивалось. Мы и к тем данным, которые вестники привозили, относились без должного внимания — просто добавляли к уже имеющимся. И просматривали, если вдруг возникала необходимость навести справки о какой-то стране. Для составления прогнозов, например. Но ими занимаются немногие, я, например. Да ещё несколько нажистов. А так — обычная работа. Ничего срочного или тревожного.

— Теперь зато всё — тревожное!

Яр кивнул — вот именно! И дальше будет только хуже.

Назавтра оба обратились к своим руководителям, передав то, что ими было вчера сказано друг другу. И Лар, и Раст очень серьёзно отнеслись к этим словам. Решение первым принял Раст:

— Да, такие усилители мыслей нужно придумать немедленно. Как и источники энергии.

Он разделил своих учёных на две группы, оставив одну заниматься поиском места для переселения, а второй, в которой были гении математики и физики в одном лице, поручил расчёты по созданию усилителей и энергетических излучателей.

— А карта, которую ты попросил приготовить брата, — добавил Раст, — пригодится нам также и для выбора мест установки излучателей. Самое главное, чтобы они были недостижимы для разрушения. Ещё не знаю, стоит ли их выполнять в таком виде, чтобы они сливались с местностью, где будут установлены, или нет.

— Я думаю — нет.

— Почему?

— Потому что эти излучатели будут там стоять века. И даже если теперь там места пустынные, лет через двести или триста они вполне могут быть заселены. А обитатели тех мест излучение энергии почувствуют в любом случае. Вне зависимости от того, как излучатель будет выглядеть.

— Это верно! А ты молодец, ученик!

Кору была приятна похвала учителя, но не ради этой похвалы он продолжал разговор.

— Брат считает, что усилители мыслей должны иметь вид обиходных вещей той страны, где находится дипломат. А ещё лучше — вид вещи, которой пользуются во многих странах. А от себя добавлю — и не отличаться от тех небольших вещей, которые можно постоянно носить с собой, не вызывая ни у кого подозрений.

— Подозрений? Ты о чём?

— О том, что наши дипломаты теряют способности именно из-за агрессивности жителей стран, в которых они представляют Гиперборею. Там настолько отрицательная энергетика, что бореи, как выяснилось, не имеют от этой энергии совершенно никакой защиты. У нас — другая энергетика. Потому защиты и не требовалось. Мы тут, как дельфины в море — в радости и довольстве. А они там, как дельфины на суше. Не побоюсь этого слова: умирают они там. Теряют себя. И не могут спастись.

— Может быть, их стоило бы почаще менять?

— А смысл? Пока новый разберётся, всё поймёт, привыкнет… Да и — у новых защиты тоже не будет.

— То есть нам нужно придумать ещё и защиту?

— Если мы не хотим терять своих братьев. Если не хотим знать и помнить, что это мы послали их на медленную и страшную гибель…

— Это верно. Но придумывать нужно одновременно. Нет смысла отдавать им усилители, если не будет излучателей. Да и защита теперь вряд ли уже поможет. Разве только новым.

— Но пока у нас её нет. И рисковать людьми нет смысла. Зато есть смысл подумать о средствах восстановления для уже пострадавших. И ещё — если мы примем окончательную формулу излучателей, то её можно будет использовать и при создании оружия.

— Точно! Умница, Кор! А я, признаться, об оружии сейчас и не вспомнил. И не сообразил, что принцип может быть один…

А до праздника Середины Дня оставалась всего неделя. Никто, правда, не знал о прибытии Вестника, но всем хотелось успеть именно к Празднику — сознание, что не сделаны столь важные исследования, лишило бы их праздничного настроения. И даже внушило бы стыд: ничего не успели, а пришли праздновать…

Эту неделю все трудились, не обращая внимания на время. Уходили домой, но и дома продолжали думать и искать решения.

Кор, тем не менее, ежедневно ходил к морю и плавал, как обычно. Но Сифин заметил, что он сильно озабочен и спросил об этом.

Кор рассказал ему обо всех своих трудовых заботах.

— Когда вы придумаете излучатели, мы могли бы их установить и на дне в нужных вам точках. Это ведь поможет?

— Конечно, поможет. Но если мы правы и земля действительно сместится по оси, то излучатели могут оказаться на вершинах, а установленные на вершинах — на дне новых морей.

— Как это понимать?

Кор объяснил детально и подробно. Сифин огорчился:

— Это значит, что и всему морскому народу на всей планете грозит опасность?

— Всему живому грозит. Воды будут искать для себя новое русло. Горы могут обвалиться. Возможны даже землетрясения. Оползни. Всё, что угодно, может произойти.

— Я могу своих предупредить?

— Конечно, только время ещё терпит — столетия полтора-два у нас ещё есть. Мы, по крайней мере, так надеемся.

— А если меньше?

— Я расскажу тебе о результатах наших расчётов: где потом будут моря, и где суша. И где лучше всего вам собраться, чтобы оказаться в новых морях, а не погибнуть от внезапного оттока вод.

— Спасибо!

— Разве мы не друзья? Да и нет пока никаких результатов. Вот будут — тогда и поблагодаришь. А если ты узнаешь хоть что-нибудь о жизни других стран или других морей — я просто не в состоянии поверить, что там нет подобного нашему общения — уж будь так добр поделиться. Такие времена настали, что никогда не знаешь, что окажется самым важным.

Сифин кивнул. Но, видя, что хорошее настроение к Кору так и не вернулось, спросил:

— Похоже, радость ушла от нас. И спокойствие.

Кор кивнул — очень на то похоже. Или совсем ушли, или настолько изменились, что мы их перестали узнавать.

Плавать Кору расхотелось и он, попрощавшись с дельфином, ушёл домой. У себя он, вместо заняться чем-нибудь привычным, уселся в то кресло, которое обычно предпочитал по утрам, и задумался. Не нравилось ему происходящее, очень не нравилось.

Он тоже никуда не записывался, понимая, что он в своём обычном качестве будет более полезен, чем в каком бы то ни было из новых отрядов. Разве только если сформируют отряд боевых пловцов. Но при одной мысли, что ему придётся убивать, Кора прямо корёжило внутри… Нет, убивать он не в состоянии. И приучаться не собирается.

Яр тоже был у себя, обдумывал ту же ситуацию, только в несколько ином плане. Обладая изумительной памятью, он словно мысленно перелистывал все сообщения, которые услышал или прочитал за последние годы. Ему нужно было составить общую картину нынешней обстановки, обдумать всё в подробностях и представить, что из этого может получиться. То, к чему он пока пришёл, его глубоко огорчало. Он пытался отыскать хоть что-нибудь хорошее в ближайшем и отдалённом будущем для Гипербореи, но пока ему это не удавалось. Только тревога и вопросы…

Все печали и огорчения скоро будут отодвинуты — приближался Праздник Полдня. Это был хороший, весёлый праздник, даже более радостный, чем Праздник Равностояния. Оставалось ещё несколько дней, но готовились к нему как-то плохо — все бореи были встревожены и думали о предстоящих трудных временах больше, чем о веселье. Хотя и понимали, что нынешний праздник может оказаться последним, который состоялся ещё при мирной обстановке. Даже если не начнётся ничего особенно страшного, все уже будут другими, особенно те, кто запишется в армии…

Тут Яр вспомнил, что брат просил составить карту. Он поднялся и постучался к Кору.

— Я чуть не забыл: я карту тебе принёс. И ты прав, оказалось, что у нас есть сведения о многих странах, причём некоторые находятся довольно близко, но в привычную нам карту они не были внесены. И теперь обстановка получается несколько иная. Гляди! — и Яр передал брату уточнённую, полную карту мира.

Кор несколько минут её внимательно рассматривал:

— Вот я чувствовал, что наши карты как-то не очень соответствуют действительности. Просто расчёты указывают, что должны быть и другие страны, а их как бы и нет. И приходилось предполагать, что расчёты неверны, что где-то ошибки допущены. Нет, это не ошибки.

— А что это меняет?

— То, что мы ведь не можем переселяться в места, которые уже заняты какими-то народами. Бореям не очень бы хотелось соединяться с другими людьми. Сам знаешь, к чему это может привести.

— Знаю.

— Вот именно. Так что получается, что пустынных пространств куда меньше, чем мы предполагали. Теперь будет легче: останется только рассчитать, окажутся ли не затопленными или подвергшиеся иным разрушениям, то есть оказавшимися полностью безопасными те места, на которых сейчас никого нет. Чтобы мы могли туда переселиться.

Конец ознакомительного фрагмента.